Приключения Василия Петухова Том IV
- -
- 100%
- +
Его соратник, айтишник Котька, скептически хмуря лоб, ковырялся в паутине проводов. «Вась, изоляция на блоке питания не плавится, а испаряется. Ты уверен, что мы не создаём чёрную дыру?»
«Чёрные дыры – для теоретиков, – философски ответил Вася, заливая в горловину мутную жидкость цвета крепкого чая. – Мы же практики. Создаём аппарат для сиюминутной радости. Или для грандиозного баха – граница, знаешь ли, тонка».
Церемония включения была лишена пафоса. Вася щёлкнул тумблером. Машина вздохнула – замигали диоды, вентиляторы завыли, гоняя воздух, насыщенный запахом горящего текстолита. Котька запустил самописный софт. Графики на экране поползли вверх, завибрировали и превратились в хаос.
«Любопытно, – прошептал Котька. – Энергетический всплеск зашкаливает. И… очаг аномалии смещается. Прямо по канализационному стояку. Будто вся система труб стала волноводом для нашего выброса».
В этот момент «пертурбатор» взревел. Из его недр вырвался сноп искр ядовито-изумрудного цвета – словно треснула сама плёнка реальности. Воздух сгустился, затрепетал. Свет погас и вспыхнул снова, но стал призрачным, водянистым. Гул опустился в инфразвук, заставляя вибрировать зубы.
И тут из-за перегородки, из общажного санузла, донёсся не просто звук слива. Это был низкий, протяжный, космический вздох, будто где-то захлопнулась дверь размером со вселенную. За ним – нарастающий водоворотный гул, идущий прямо из фаянсового жерла.
«Коть… слышал?» – тихо спросил Вася.
«Слышал, – бледнея, кивнул Котька. – Кажется, мы не самогон сгенерировали. Мы сгенерировали… дыру. И она почему-то облюбовала наш сортир».
Дверь в санузел, чуть приоткрытая, теперь дышала другим воздухом – пахло озоном, грозой и пылью невесть каких эпох. Вася и Котька переглянулись. В их глазах читалось не страх, а ошеломлённое, дикое любопытство. Так начинаются все великие и ужасные открытия. С дыры в пространстве и времени, аккуратно, как злая шутка мироздания, вмонтированной в общажный унитаз.
Глава 2. Утро. Пиво для алхимиков
Тяжёлая, налитая свинцом голова, неумолимое следствие вчерашних «калибровочных» возлияний, настойчиво требовала разрешения давнего вопроса. Вася, спотыкаясь о радиаторы и провода, побрёл в санузел. Котька храпел на стуле, и это было единственным доказательством, что вчерашнее – не сон.
Воздух в крохотной кабинке по-прежнему вибрировал, как над пламенем. Унитаз выглядел невинно. Лишь лёгкий запах озона и старого пергамента напоминал о катаклизме. Сделав необходимое, Вася, зажмурившись, дёрнул за цепочку.
Знакомый гул начался через секунду. Вода закрутилась в идеальную, зловеще бесшумную воронку цвета тёмного нефрита, в центре которой зияла бездна, усыпанная не звёздами, а какими-то быстро несущимися искрами. Прогремело. Всё стихло.
«Работает», – констатировал Вася про себя с чувством, средним между ужасом и гордостью. Он уже хотел уйти, но взгляд упал на бутылку с остатками вчерашнего пива – мутного, зловонного, безнадёжного. Им овладело неудержимое, глупое, чисто научное любопытство: а что если? Руководствуясь принципом «надо же проверить на чём-то несложном», он выплеснул жидкость в фаянсовое жерло.
На этот раз гул был глуше, с отзвуком далёкого грома. Воронка мелькнула, поглотила подношение. И на долю секунды Вася не только услышал из глубины удивлённый возглас и звон меди, но и почувствовал резкий запах дыма, трав и чего-то кислого – то ли вина, то ли уксуса. Свет в санузле мигнул, став на мгновение жёлтым, как пламя свечи.
«Ой… – тихо сказал Вася. – Кажется, я кому-то что-то… отправил».
В субботу 14 июня 1347 года от Рождества Христова, в каменной башне на окраине Парижа, алхимик мэтр Гийом был близок к отчаянию. И тут из стока для нечистот с хлопком и вспышкой сизого света хлынул поток пенистой, золотистой жидкости! Она наполнила медный таз.
Мэтр Гийом, дрожа, попробовал. Через мгновение по его жилам разлилось тепло, боль в спине утихла, а ум прояснился так, как не прояснялся со времён юности. Он выпил ещё.
«Mon Dieu! Источник! Источник самой жизни!» – закричал он, в экстазе глядя на таз. Это было чудо. Или дьявольское наваждение. Но разница для алхимика, жаждущего открытия, была призрачной.
Через час у его башни бушевала толпа коллег. Они нюхали, пробовали, спорили. Вердикт: «Эликсир Витаэ»! Мэтр Гийом, запинаясь, рассказал о вспышке и вратах. Это был знак.
«Братья! – взревел седобородый алхимик по имени Клод, высоко поднимая кубок с пивом. – Эти врата – величайшая тайна и величайшая опасность! Профаны – король, церковь – узнают, они отнимут его! Мы должны захватить и удержать проход! Объявляем Священную Войну За Источник! Мы найдём того, кто управляет потоком, и заставим его служить нам! In aqua vitae – potestas nostra! (В воде жизни – наша сила!)»
Идея овладела умами мгновенно. Забыты были философский камень и трансмутация свинца. Теперь была цель – контролировать таинственный источник, извергающий эликсир. Они поклялись найти «хранителя врат», будь то демон, ангел или наивный дух стихии. Начали коваться первые планы, связанные с жертвоприношениями драгоценных металлов и чтением звёзд для «укрепления портала». Зарождался не просто казус, а полноценный, фанатичный временной парадокс.
А Вася Петухов в это время, вернувшись в комнату, ткнул Котьку в бок:
«Слушай, а теоретически… если в дыру во времени что-то упало… это считается мусором на чужой территории?»
«Захоронением межвременных отходов… займётся специальная комиссия… – пробормотал Котька, не открывая глаз и зарываясь носом в клавиатуру. – А сейчас… комиссия спит. Не шуми. Воюешь тут…»
Вася вздохнул и лёг на койку, глядя в потолок. У него начинало складываться смутное, но очень неприятное ощущение, что его скромная общажная жизнь вот-вот станет сильно сложнее. И он был, как выяснится вскоре, чертовски прав.
Глава 3. День. Гость из плейстоцена
Тишина, наступившая после утреннего «пивного инцидента», была зловещей. Вася и Котька провели полдня в бесплодных попытках анализа аномалии. Мультиметр героически сгорел, показав «бесконечность» на шкале сопротивления.
«Феномен стабилен, – подвёл итог Котька, тыкая карандашом в обгорелый прибор. – И запускается актом смыва. Вода – курок. А целевая эпоха определяется, видимо, квантовыми флуктуациями в момент прохождения потока через эпицентр. Короче, лотерея».
«Замечательно, – пробурчал Вася. – У нас в туалете вместо дыры – слот-машина «Угадай эпоху». И пока что мы только проигрываем».
Внезапно из-за двери санузла донёсся нарастающий хруст, будто ломались вековые сосульки, а затем – глухой, мягкий удар, от которого задребезжала перегородка. За ним последовало шлёпанье, напоминающее падение мокрого ковра, и жалобное, носовое похрюкивание.
С перепугу вооружившись шваброй (Вася) и массивной боковой панелью от системника (Котька), они приоткрыли дверь.
На полу расплывалась лужа ледяной, кристально чистой воды. А рядом с унитазом, неуклюже перебирая мохнатыми ногами-столбиками, сидел зверь. Ростом с крупного телёнка, но приземистый и целиком закутанный в длинную, свалявшуюся от влаги шерсть коричнево-бурого цвета. Существо обернулось. Два чёрных, как угольки, глаза уставились на людей с немым укором. Из-под маленьких, загнутых бивней свисал хоботок, которым оно теперь растерянно шлёпало по кафелю, издавая мягкий звук «пшшых-пшшых», похожий на шелест мокрой шерсти.
«Мамонтёнок, – ахнул Котька, опуская импровизированный щит. – Подросток. Mammuthus primigenius. В нашей… ванной».
«Он замёрз и напуган», – почему-то первым делом сказал Вася, и это была чистая правда.
Зверёныш, почувствовав отсутствие немедленной угрозы, поднялся и, шаркая когтями по полу, подошёл к Васе, обнюхал его тапок хоботом и тихо, жалобно вздохнул. Затем он двинулся к едва тёплому радиатору и прижался к нему всем телом, замёрзшая шерсть дымилась лёгкой струйкой пара. На кафеле остались круглые, влажные следы с отпечатками чего-то цепкого.
В коридоре раздались бодрые шаги и голос заведующей: «Петухов! Опять у вас потоп? Я снизу слышу – бульк, бульк, бу-у-ум!» Дверь в комнату распахнулась, и на пороге возникла тётя Галя в ситцевом халате.
Друзья встали в проёме санузла, как скала. «Тёть Галь! Всё под контролем! Эксперимент по гидравлике! Вода выплеснулась!» – выпалил Вася.
«Случайно, – добавил Котька, неестественно оскалившись в улыбке. – Казус».
Тётя Галя прищурила опытный глаз. Её взгляд пробежал по их виноватым лицам, по луже и остановился на мохнатом комочке, выглянувшем из-за ног. Мамонтёнок, заинтересованный новым голосом, высунул хобот и издал своё «пшшых».
Пауза повисла густо. Тётя Галя тяжело вздохнула. «И сколько можно? То каракатица, то… что это теперь? Суслик болотный?»
«Водяной! – почти взвизгнул Вася. – Сибирский! Редчайший! Для исследований!»
«Мокрый, бедолага, – покачала головой тётя Галя. – Ишь, трясётся. Вы его обогрейте, полотенцем оботрите. И чтобы к ужину было сухо! И ни одного… суслика по этажу! Ясно?» Сделав пометку в блокноте («312 – гидрология, мокрый зверь»), она удалилась.
Вася и Котька рухнули на кровати. Мамонтёнок, ободрённый, вышел из укрытия и начал обнюхивать комнату. Его сразу привлекла куча вещей в углу, где лежала пёстрая, пахнущая тайгой и дымом занавеска соседа – Алексея с Чукотки.
Вернувшийся Алексей застыл на пороге с пакетом в руках. Его широкое, скуластое лицо отразило шквал эмоций: недоверие, потрясение, а затем – безграничную, почти мистическую нежность. Он, не сказав больше ни слова, опустился на колени. Их взгляды встретились – чёрные, тоскливые глаза зверя и знакомые, родные глаза человека Холода.
«Это… водяной суслик», – слабо повторил Вася заезженную пластинку.
Алексей не слышал. Хоботок потянулся, обнял шею парня, обнюхал его кожаную куртку. И тогда Алексей запел. Горловую, протяжную мелодию, в которой был свист ветра в степи, скрип саней по снегу и покой вечной мерзлоты.
Мамонтёнок затих. Его дрожь унялась. Он привалился к Алексею всем своим тяжёлым, тёплым боком и закрыл глаза. Казалось, он нашел то, чего не хватало его плейстоценовой душе – узнаваемый отзвук дома.
«Он мой, – тихо, но с непоколебимой уверенностью сказал Алексей, поднимаясь. – Он здесь тоскует. А я знаю, как лечить тоску по дому».
Так в комнате 312 поселился Хыч («Маленькое Облачко»). Он ел морковь, путал провода хоботом и, когда на улице холодало, подолгу смотрел в окно, словно видя за стеклом не панельные дома, а бескрайние мамонтовые степи, уходящие в туман тысячелетий. А из приоткрытой двери санузла доносился едва слышный треск – тиканье часов, которые вот-вот должны были пробить очередной час странностей.
Глава 4. Вечер. Визит хронополиции
Вечерний покой в комнате 312 был обманчив. Хыч, свернувшись калачиком, храпел, изредка подрагивая. Вася и Котька вполголоса спорили, можно ли считать мамонтовую шерсть возобновляемым ресурсом, если аккуратно её вычёсывать.
Внезапно Хыч проснулся. Он поднял голову, развернул уши-локаторы и, фыркнув, уставился на санузел. Оттуда пошёл звук – не гул, а тонкий, пронизывающий писк, будто эхо-сканер настраивался на частоту их реальности. Свет замигал строгими, равномерными импульсами, отмеряя невидимый такт.
«Это не спонтанный выброс, – насторожился Котька. – Это целенаправленный сигнал».
«Похоже, нашу лотерею отследила налоговая», – мрачно пошутил Вася.
Писк оборвался. В тишине стало слышно собственное сердцебиение. И тогда из санузла раздались чёткие, отмеренные шаги – клац, клац, клац – по кафелю.
На пороге комнаты возник Человек в облегающем комбинезоне цвета жидкой ртути. На груди светился логотип – лента Мёбиуса, затянутая в тугой узел. Его лицо было молодым, но исчерканным усталостью, словно он только что провёл сверхурочную смену длиной в несколько веков. В руках – устройство, тихо посылавшее зелёные волны на экране.
«Эпицентр идентифицирован, – произнёс он голосом, в котором звучала профессиональная скука и глубокая личная обида. – Общежитие, комната 312. Рядом с санитарным узлом. Я даже не удивлён. Все крупные временные катаклизмы начинаются с какой-нибудь ерунды в плохо проветриваемом помещении».
«А вы… кто такой?» – выдавил Вася.
«Агент Службы Временной Стабильности, – отчеканил незнакомец, тыча пальцем в светящийся шеврон. – Сектор «Омега». Можно просто Агент. И я здесь, чтобы вы прекратили этот беспорядок. Немедленно».
«Какой беспорядок? – вступился Котька. – У нас частный исследовательский проект!»
«Проект, – передразнил его Агент. – Вы называете проектом создание хроно-вихря в канализационном стояке? Из-за вашего «проекта» временные линии спутались в худший клубок за последние пять сотен лет! В тридцатом веке Наполеон Бонапарт выиграл при Ватерлоо!»
Гробовая тишина. Даже Хыч перестал дышать.
«Наполеон? На мамонте?» – ошеломлённо переспросил Вася.
«На боевом мамонте, – кивнул Агент, с ненавистью глядя на Хыча. – Которого вы, по всей видимости, позаимствовали из плейстоцена для своих… ну, не знаю, для чего. И тем самым дали идею. Теперь у него целая кавалерия. С пушками на спинах. И благодаря этому историческая Франция не закончилась, а… продолжилась. Весь тридцатый век – это ампир, пар и запах мамонтового навоза. У меня от этого аллергия».
Котька сел, схватившись за голову. «Эффект бабочки… в мамонтовом масштабе…»
«Не говорите про бабочек! – взорвался Агент. – У меня из-за ваших бабочек форма парадная – треуголка!» Он с досадой сдернул со своей головы плоский, стильный головной убор из того же перламутрового материала и швырнул его на кровать.
«И… что теперь?» – спросил Вася, чувствуя, как его мир съёживается до размеров общажной комнаты с дырой в истории.
«Теперь вы исправляете, – холодно сказал Агент. – Я могу найти дыру и пролезть через неё, но для тонкой работы – чтобы всё вернуть на место и «зашить» разрыв – мне нужен доступ с вашей стороны. Ваше участие, ваш «почерк» в эпицентре. Без вас я как хирург с завязанными глазами. Нам нужно совершить три вылазки: вернуть мамонта, изъять утренний «подарок» и подсунуть Наполеону неправильные карты. И сделать это до того, как ваша смотрительница…»
«Тётя Галя», – подсказал Котька.
«…тётя Галя, – кивнул Агент, – заподозрит не милых зверюшек, а полномасштабный кризис мироздания».
Как по зову, в коридоре загрохотали шаги и раздался голос: «Петухов! У вас там опять световое шоу? И кто это ходит каблуками в ночное время?»
Агент мгновенно преобразился. С него слетела вся официальность, осталась чистая, животная паника. Он судорожно сунул светящийся планшет за спину, пытаясь прикрыть его полой комбинезона. «Быстро! Куда-нибудь!»
«В шкаф!» – зашипел Вася.
«Я в этом? В шкаф? Я как новогодняя гирлянда в нём засвечусь!» – прошипел Агент, тыча пальцем в свой блестящий наряд.
Дверь распахнулась. Тётя Галя увидела нового человека в футуристическом комбинезоне, планшет и бледные лица ребят.
«Это… – начала она.
«Новый практикант! – выпалил Вася. – С кафедры исторического моделирования! Приехал к нам… изучать экосистему!»
«Да, – подхватил Агент, пытаясь изобразить безобидную улыбку. – Я из очень… отдалённого кампуса. Интересуюсь местной фауной». Он неуклюже помахал рукой в сторону Хыча.
Тётя Галя скрестила руки. «Костюмчик у вас… для моделирования очень блестящий. И лицо… знакомое. Ах да, как у того попугая, что у химиков от паров убежал и в лифте жил. Надолго?»
«На несколько дней, – поспешно сказал Агент. – Помогу с исследованиями. И… с общественными работами».
«Работы – это хорошо, – кивнула тётя Галя, не сводя с него прищуренного взгляда. – Костюм смените. А то весь этаж будет думать, что мы запустили спутник из туалета. И светом не мигать!» Бросив последний, пронизывающий взгляд, она ушла.
Агент облегчённо выдохнул. «Ваша администратор… она видит слишком много. Ладно, – он посмотрел на троицу. – Команда, так команда. Завтра – первый прыжок. В плейстоцен. Одевайтесь соответственно. И… захватите ножницы. Шерсть, говорят, там отменная».
В ту ночь сон не шёл ни к кому. Вася и Котька осознавали, во что ввязались. Алексей молча гладил Хыча, готовясь к прощанию. А Агент, сняв ботинки, сидел на табурете, держа в руках банку тушёнки «Весёлый турист». Он открыл её вложенным в карман мультитулом, аккуратно понюхал, попробовал… и его уставшее лицо озарилось блаженной улыбкой.
«А ведь здесь… есть свои плюсы, – прошептал он, закусывая тушёнку сухариком. – И еда… она здесь какая-то… честная».
Глава 5. Прыжок. Ледниковый период и варежки из шерсти
Подготовка к прыжку напоминала сборы нелепой полярной экспедиции. Агент, укутанный в дублёнку Алексея, колдовал над сканером, создавая «обратный хроно-вектор».
«Принцип – обратная наводка, – бубнил он, прикрепляя щупы прибора к клочку шерсти с бока Хыча. – У каждого объекта в потоке времени есть уникальная сигнатура – след его присутствия в континууме. Мы считываем её с мамонтёнка и задаём порталу точные координаты – не просто «давно», а конкретное «когда и где». Это как вернуть потерянную вещь по вшитому в подкладку чипу».
«Гениальная реверсивная синхронизация, – восхитился Котька. – Считываем метку дислокации и запускаем компенсационный протокол».
«Если так легче, то да», – буркнул Агент.
Тяжелее всего было прощание. Алексей не проронил ни слова. Он прильнул лбом к мохнатому лбу Хыча и застыл так на долгие секунды. Поднявшись, он выглядел твёрдым, как вечная мерзлота. «Вперёд. Его семья ждёт».
Портал открылся не от воды, а от импульса сканера. В воздухе зависло дрожащее, словно от жара, «окно», а за ним – белая, бескрайняя равнина под низким, тяжёлым небом. Пахло льдом и пустотой.
«Не отпускайте друг друга, – скомандовал Агент. – Фаза перехода может быть резкой».
Резким был не переход, а удар холода. Он обрушился, как физическая стена, выжимая слёзы и мгновенно замораживая их на щеках. Они стояли посреди белого ничто. Только снег, завывающий ветер и на краю мира – сизая, циклопическая громада ледника.
«Берингия, – пробормотал Агент, сверяясь с прибором. – Точка попадания в норме. Стадо в пяти километрах. Двигайтесь, если не хотите стать памятниками самим себе».
Хыч ожил моментально. Втянув воздух хоботом, он издал радостный звук и уверенно пошёл вперёд, проваливаясь в снег, но не сбавляя шага. Алексей шёл рядом, его силуэт сливался с силуэтом зверя.
Путь был пыткой. Два часа борьбы с метелью и сугробами. Но когда они выбрались на небольшой увал, открывшаяся картина остановила дыхание.
У подножия ледника, на фоне синего льда, двигалась жизнь. Десятки исполинов, покрытых длинной шерстью, похожие на ожившие, покрытые инеем холмы. Раздавался низкий гул, хруст снега, трубные переклики. Это был мир, настоящий, неоглядный, из глубины времён.
Хыч замер, затем издал пронзительный, зовущий клич. Из группы гигантов ему ответили. Он в последний раз обернулся к Алексею. Человек кивнул. И мамонтёнок побежал вниз, к своему племени, растворяясь среди великанов.
«Точка возврата зафиксирована, – тихо сказал Агент, не отрываясь от экрана. – Парадокс снят. Теперь – вторая часть задачи. Шерсть. Смотрите по сторонам».
Оказалось, мамонты, линяя, оставляли целые залежи шерсти на камнях и корявых кустах. Они нашли место, где гигант явно чесал бок – на скале висели толстые, войлокообразные пласты бурого волокна.
«Никого стричь не придётся, – с облегчением сказал Вася, сгребая драгоценный материал в рюкзак. – Они сами щедры».
«Устойчивый сбор, – одобрил Котька. – Без ущерба для экосистемы плейстоцена».
Именно в момент, когда рюкзак был застёгнут, из-за поворота скалы вышел он. Саблезубый кот. Его бледная шерсть сливалась со снегом, выделялись лишь тёмные полосы и два изогнутых клыка, длинных, как кинжалы. Его жёлтые глаза изучали их без страха.
«Назад. Очень медленно, – прошипел Агент, рука потянулась к цилиндрику на поясе. – Не смотрите в глаза, но и не поворачивайтесь».
Алексей снова шагнул вперёд. Он не принял позы. Он просто встал, заполнив собой пространство между хищником и людьми. И издал звук. Рык шёл из самой глубины груди – низкий, вибрационный, полный абсолютной, дикой уверенности. Звук, не оставлявший сомнений: я здесь хозяин.
Смилодон наклонил голову, прижал уши. Он учуял не добычу, а равного. Мгновение колебаний – и он, фыркнув, развернулся и бесшумно исчез среди скал.
«Я… даже испугаться не успел», – выдохнул Вася.
«Здесь не его время бояться, – сказал Алексей, поворачиваясь. Лицо его было спокойно. – Наше время уходить».
Обратный портал они нашли в небольшой пещере, куда указал сканер. Прыжок домой был стремительным и тёплым. Их выплюнуло в знакомый санузел, в кучу тающего снега и объёмную, сладкую усталость.
«Миссия выполнена, – Агент отстегнул сканер и глубоко, с облегчением, вздохнул. В уголке его рта дрогнуло подобие улыбки. – Объект возвращён. Ресурс добыт. Парадокс номер один – ликвидирован».
Алексей молча сидел на краю ванны, сжимая в руке последний клочок мамонтовой шерсти.
Их покой нарушил стук и голос тёти Гали: «Петухов! Открывайте! Что за караван у меня в коридоре прошёл? И сугроб у двери? И где ваш водяной суслик?»
Вася открыл дверь, демонстрируя рюкзак, набитый шерстью. «Тёть Галь, это не сугроб, это… наглядное пособие по мерзлотоведению! Суслик, к сожалению, не перенёс полевых условий. А шерсть… это для дипломной работы Алексея! По древним технологиям утепления!»
Тётя Галя посмотрела на влажные полы, на странную компанию, на отсутствующее лицо Алексея и на невероятную кучу грязной шерсти.
«Дипломная… – протянула она, сужая глаза. – Понятно. Но чтобы завтра – ни снежинки, ни шерстинки! И диплом пусть Алексей защищает на «отлично». А то я заведу на вас отдельную папку «необъяснимые явления». И она будет толстой». Она ушла, качая головой и что-то энергично строча в свою вечную тетрадь.
Первая вылазка была окончена. Вечером они пили чай, а шерсть, разложенная для просушки на батареях, наполняла комнату тёплым, древним запахом степи и свободы. Завтра их ждали алхимики и пропавшая пивная чаша. Но сегодня они просто молчали, вспоминая ветер, ледник и маленькую мохнатую фигурку, нашедшую свой дом в белом мареве вечности.
Глава 6. Вторая вылазка. Чаша алхимика
Средневековье встретило их не холодом, а плотной стеной запахов: дым, воск, человеческий пот, навоз и вездесущая вонь подгоревшей похлёбки. Выбравшись из кустов, трое «монахов» увидели башню Гийома, превратившуюся в укреплённый штаб. У входа кипели страсти.
«План «Б» в силе: легальное проникновение, – напомнил Агент. – Я говорю, вы – благоговейно молчите. Алексей, ты – тыл, держи точку возврата на виду». Алексей молча кивнул и растворился в тени старого дуба, его неподвижная фигура моментально слилась с корой.
У входа стражники преградили путь. Агент засыпал их старофранцузской скороговоркой, цитатами и намёками на щедрое пожертвование. Блеск серебряных монет сделал своё дело.
Внутри царил хаос веры и псевдонауки. На бархатной подушке поблёскивала та самая медная чаша. Запах – слабый, но узнаваемый – «Балтика №9», вчерашняя, тёплая. Мэтр Гийом, с глазами фанатика, вещал: «Братья! Расчёты гласят: для укрепления врат нужна жертва одушевлённая! Дух, заточенный в серебре!»
«Кота что ли принести хотят?» – с ужасом подумал Вася, заметив на сундуке мирно спящего полосатого кота. К счастью, речь пока шла лишь о «духе металла».
План родился мгновенно. Пока шли споры, стражник у двери отвлёкся на торговца. Агент начал диверсию с вещим сном о «семи источниках». Но когда Вася и Котька подошли к пьедесталу, к ним направился молодой алхимик с хищным лицом. «Вы что-то хотели, братья?»
Котька, не моргнув глазом, указал на потолок, где на балке сидел жирный паук, и стал беззвучно шептать, делая вид, что изгоняет нечисть. Алхимик на секунду отвлёкся. Этого хватило. Вася взял чашу, почувствовав под пальцами липкий налёт. В тот же миг Котька из-под рясы подсунул на бархат рыночную копию. Настоящую чашу Вася спрятал за пазуху.
Они уже отходили, когда молодой алхимик обернулся. «Стойте! Чаша… её блеск померк!» Это была просто тень от облака, но её хватило. «Изменение ауры! – взревел мэтр Гийом. – Колдовство! Держать их!»
Начался переполох. Агент, крикнув «К дубу!», отчаянно загородил путь, сыпля латинскими заклинаниями. Вася и Котька рванули к выходу, сшибая по пути кувшин. Погоня загрохотала у них за спиной.