Часть I
Глава 1. Падение
Москва. МГУ. Апрель 2024.
Научный подвал под старым корпусом физфака напоминал заброшенную шахту. Холод, запах железа и пыли, тусклый свет лампы с трещиной. Андрей Колесников с трудом протиснулся между шкафами, из которых выглядывали стальные осциллографы, ржавые пьезодатчики и неизвестные боги советской электроники.
Он не искал приключений – ему просто нужны были резисторы. Но в дальнем ряду он заметил нечто странное: металлический куб, плотно обмотанный тканью с печатью "ОП-57", и пометкой:
"Не вскрывать. Объект заморожен."
Он огляделся. Тишина. Даже мобильная сеть здесь не ловила. Он разрезал ткань. Под ней – плоская панель с углублением и плетением оптических волокон. В центре – кристалл, запаянный в медную оправу, будто глаз. Всё это напоминало… ловушку.
Но любопытство победило. Он присоединил клемму.
Вспышка. Тишина. Затем… тишина другого качества.
Москва. Тот же подвал. Но не тот.
Он лежал на полу. Холодном, идеально чистом. Лампочки работали. Осциллографы – не покрыты пылью. Из динамика где-то в углу доносился голос Левитана:
"Сообщение ТАСС…"
– Эй! – раздался голос. – Вы как сюда попали?
Андрей поднял голову. Его мутило. В ногах стоял человек в белом халате с портфелем. Рядом – двое студентов с тетрадями. Один из них смотрел на Андрея как на пришельца. В буквальном смысле.
– Я… перепутал… этаж. – Он с трудом встал, чувствуя, как от страха подкашиваются ноги. Его худи с логотипом NASA, кроссовки, умные часы… всё кричало: аномалия.
Техник прищурился.
– У нас тут не проходной двор. Где ваш пропуск?
Андрей бросился прочь. Бежал, не разбирая направлений. Коридоры изменились. Плакаты – другие. На стенде – вырезка: «XXV съезд КПСС завершён успешно». Он выскочил наружу. Воздух – другой. Машины – «Москвичи». Девушки – в плащах с поясами. Милиционер – настоящий, с кобурой.
Он свернул за угол, где случайно толкнул женщину.
– Ты что, сопляк! Где мамины штаны украл?!
Он не слышал. Он бежал. Через двор, в лесенку, вниз, к котельной. Там – темно. Пыль. Он спрятался между труб. От пережитых волнений заснул.
Проснулся от щелчка. Фонарик бил в лицо.
– Фамилия? – холодный голос. – Встать.
Его подняли. Потрогали карманы. Умные часы – сорваны. Телефон – забрали. Его не били. Просто смотрели.
– Следуйте за нами. Добровольно.
И он шёл. Тело дрожало. В груди клокотала паника.
Кабинет. Курительная трубка. Шторы. И – человек.
– Садитесь, – произнёс он. – Я майор Громов.
Он положил перед собой исписанную страницу.
– Вы – Андрей Колесников. Ни один документ не подтверждает ваше существование. Ваше поведение на территории МГУ вызвало подозрение.
Где вы учитесь?
– Физфак.
– Год?
Пауза.
– Две… тысяча двадцать четвёртый.
Тишина.
Громов пристально посмотрел. – Братья Стругацкие – это одно. Нарушение государственной безопасности – другое. Если вы шутите – это плохая шутка. Если нет – вы объясните, как вы здесь. И что вы уже успели сделать.
Андрей выдохнул. И соврал.
– Я из Казани. Я… экспериментировал. Что-то пошло не так.
– В чём?
– В… оптике. Лазерах.
– Покажите. Где ваши записи?
– Утеряны.
Майор молча встал. Подошёл.
– Вас будут опрашивать. Не я. А другие. Пока вы в моих руках – у вас есть шанс на понимание. Если попадёте к ним – шанс кончится.
Пауза.
– Вы не похожи на шпиона. Слишком… сбиты. Значит, вы другой тип угрозы. Тонкий. Неосознанный.
Он подошёл к телефону.
– Оформите студента Колесникова как вновь переведённого. Отныне – он у нас. Под наблюдением.
И тогда Андрей понял: он не гость. Он заключённый. Только без решёток.
Глава 2. «Столкновение»
Он шёл по коридору главного корпуса, как по минному полю. Над головой – плакаты: «Коммунизм – есть советская власть плюс электрификация всей страны». По бокам – студенты: живые, шумные, уверенные. Кто-то жевал яблоко, кто-то спорил о спектакле в «Современнике». Никто не смотрел на него с подозрением. И это пугало ещё больше.
На нём была форма: рубашка с острым воротником, штаны со стрелкой, пиджак с облезлой эмблемой. Всё выдали в комендатуре. Всё – чужое. Вторая кожа, которую натянули на тело 2024 года.
Он старался идти медленно, не выделяться. Не говорить. Не смотреть в глаза. Но… это было почти невозможно.
На лестничной клетке столкнулся с парнем:
– Эй, ты новенький? Из Горького?
– Почти, – выдавил Андрей.
– Не дергайся так. Смотри веселей. А то в Кащенко упечём, – подмигнул тот.
Он прошёл мимо, оставив после себя запах дешёвого одеколона и ощущение: в этом мире никто не верит в катастрофу. Они живут, не зная, что будет потом. Что будет всё это – распад, криминал, бессмысленная свобода. Он почувствовал ком в горле. И – зависть.
Семинар Петрова.
Аудитория пахла мелом, грифельными карандашами и бумагой. Профессор уже говорил:
– Что такое наблюдаемость в квантовом мире? Кто скажет?
Студенты отмалчивались. Петров постукивал по кафедре.
Андрей сидел ближе к двери. Сердце било как у мыши, попавшей в воронку.
– Вы, молодой человек? – Петров вдруг уставился на него. – Фамилия?
– Колесников.
– Откуда?
– Казань.
– Хорошо. Так что вы скажете о фазовой когерентности при разрушенной симметрии?
Пауза. Все уставились на него. Кто-то усмехнулся.
Андрей выпрямился.
А если молчать – заметят. Если говорить – провалишься. Значит… говорить. Правду, но обёрнутую в несовершенное.
– Если… если принять, что система рассматривается в топологическом аспекте, то когерентность… может быть удержана не формой, а самим пространственным поведением волновой функции. Флуктуации можно обойти, если…
Он осёкся.
Тишина. Петров подошёл. Наклонился.
– Повторите. Что за «топологический аспект»?
– Это… из статьи. Читал у… – он назвал имя, которое в 2024 году значило много, но в 1979 – ещё не существовало.
Петров выпрямился.
– Интересно. Присаживайтесь.
Он больше не задавал вопросов. Но глаза его остались на Андрее.
После.
Петров позвал к себе. В кабинет.
– Садитесь. Не бойтесь. У нас не Лубянка. Пока, – сказал он, усмехнувшись.
На стенах – полки с книгами. На столе – портрет Эйнштейна. И – бутылка «Боржоми» без этикетки.
– Вы… не оттуда, откуда говорите. Я это вижу. Вы не просто читали статью. Вы живёте в этой теории.
Андрей молчал.
Петров поставил бутылку обратно.
– Я не доносчик. Но я наблюдатель. И я чую – здесь не просто молодой дарование. Здесь что-то сломано в структуре времени. Или – в голове.
– Я не враг, – сказал Андрей наконец. – Просто хочу… учиться.
– Что ж, у нас у всех свои причины. Я устрою вам доступ к фонду. У нас есть закрытая секция. Вы будете её первым читателем.
Но – предупреждение.
Вы уже светитесь.
Он достал из ящика листок.
– Вот выписка с занятия. Один из студентов оказался… слишком внимателен. Его отец работает в системе.
Он положил бумагу перед Андреем. На ней – коротко:
«Колесников говорит не так, как все. Знает странные слова. Следить?»
Андрей похолодел.
Поздним вечером, когда он вернулся в комнату, его уже ждал «помощник» – тот самый Александр.
– Хорошая у вас сегодня была лекция, – произнёс он без тени иронии. – Советую не повторять.
– Я…
– Никто вас не обвиняет. Просто – аккуратнее. Здесь слова живут дольше, чем люди.
Он повернулся к двери.
– А ещё. У вас нет права на ошибку. У нас – есть. Много. И мы их делаем со всеми.
Андрей лёг на кровать и долго смотрел в потолок.
Он провалился. Не в прошлое – в пространство, где каждая фраза может стать следствием. Где знание – не свет, а яд.
Он записал на клочке бумаги:
«День 2. Я сказал слишком много. Теперь – только намёки. Только выдохи. Только формулы – без ключей».