Скажи мне путь
- -
- 100%
- +
– Да всё будет нормально, не волнуйтесь, Любовь Матвеевна, Саша уже взрослый, – прошептал Егор в ответ на её немой вопрос.
Она вздохнула и покачала головой.
– Хоть бы тётя согласилась к нам переехать. Что ей в дремучем-то скиту делать? А так хоть за Шуркой последит.
– Когда вы хотите ехать в монастырь?
– Давайте завтра здесь проведём день, а послезавтра, если всё нормально будет, поедем.
– Хорошо…
Затянули протяжные свадебные песни. Однако за столом молодёжь долго не сидела. Стоило гармонисту растянуть со стоном меха, как девчата с парнями высыпали на улицу.
Егор снял китель и остался в одной белой рубашке, чтобы не выделяться из толпы. Так и танцевать было сподручнее – теперь он Любу не отпускал. Он кружил её, и в вихре танца казалось, что она, тоненькая и лёгкая, как пушинка, едва касается ногами земли. Точно снегурка. Только сердце у неё горячее…
По душе пробежала дрожь… Она же обручена. Вот и колечко с сапфиром на тоненьком белом пальчике… Но где же её жених ходит-бродит? Может, и погиб давно. А он, Егор, здесь, рядом с ней. Нет, всё будет хорошо, – шумно выдохнул он, вспомнив, что нужно дышать.
Люба почувствовала его взгляд и ласково кивнула. Егора охватила нежность. Когда-то, в далёком прошлом, нежность уже вспыхивала тёплым огоньком к Марфе, а потом вместе с ней умерла. Сейчас этот огонёк вновь зажёгся, высвечивая его жажду безудержного счастья, сродни бешеной скачке. Вот так бы мчаться и мчаться наперегонки с жарким степным ветром по широкой, вольной дороге к любимой…
Егор задержал на лишний миг в руках Любины пальцы, и, когда она обернулась, приподняв пшеничные брови, понял, что пропал – никого другого в конце этой дороги он не видел. Её образ – умной, нежной, глубокой женщины, – как мозаика, окончательно сложился в его душе…
К Любе подошёл “гарный” черноглазый хлопец, с тоненькими, будто нарисованными усиками, и бесцеремонно взял её за руку.
– Потанцуем?
Но Люба ответить не успела. Кто-то предложил играть, и все согласно зашумели:
– Хлибчик, хлибчик!
На широком дворе стремительно, толкаясь и хохоча, стали выстраиваться парни и девушки. Любу перехватил тот самый кавалер, а Егор, досадуя, стал оглядываться в поиске пары.
– Егор Семёнович, вставайте со мной! – подбежала Олеся, уже красная от плясок.
Взяв девушку за руку, Егор быстро подскочил к игрокам.
В начале парной колонны остался стоять одинокий хлопец. Он уставил руки в боки и гаркнул на всю улицу:
– Пеку-пеку хлибчик!
– А выпечешь? – крикнула задняя пара.
– Выпеку!
– А убежишь?
– Посмотрю!
Под поощрительные крики парень и девушка сорвались с места и побежали вперёд, чтобы соединиться впереди колонны, но “хлибчик” ловко перехватил девушку и встал с ней в пару. Игра началась заново. Егор не кричал – он высматривал Любу. Получится ли поймать её? К счастью, Олесю перехватил очередной ведущий.
– Пеку-пеку хлибчик! – зычно крикнул Егор, чувствуя, как бьётся сердце…
Люба бежала прямо на него… Вот уже тот самый, тонкоусый, тянет к ней свою руку, но Егор хвать! – будто бабочку сачком, – поймал Любу.
– Наконец-то, – прошептал он, чуть сжимая её тонкие пальцы своей большой ладонью, – теперь не отпущу…
Так и веселились: то играя, то вновь принимаясь танцевать. Вскоре гармонист ушёл к новобрачным за стол, и, обмахиваясь платками, девчата с парнями разошлись в разные стороны двора. Егор с сожалением отпустил Любу.
– Откуда приехав, казак? Нежто с самого Дону? – услышал он сзади и обернулся.
Насмешливо, но незлобиво, лузгая семечки, спросил молодой парень, одетый, как дружка жениха – в вышиванку, препоясанную рушником.
– Как догадался, что я с Дону?
– Что я донца от нашего кубанца не отличу? Вон у тебя шаровары с лампасами да папаха с красным верхом… Какими дорогами к нам попал?
Разговаривая, они отошли в тенёк и уселись на небольшую скамью возле плетня. Вскоре к ним подошли другие парни, среди которых Егор разглядел и своего кубанского сородича.
– Здорово, вашблагородь, – быстро вскинул руку к папахе кубанский хорунжий, – откуда в наших краях?
– Докторшу с повитухой привёз, – кивнул в сторону смеющихся девушек Егор, выискивая Любу глазами, – вот, решили заночевать в вашем селе. Не прогоните?
– Чай, не враги, – усмехнулся хорунжий, – будем знакомы?
Егор представился. Назвался и хорунжий:
– Назар Хижняк.
– Хижняк – это хищник, вроде, – улыбнулся Егор.
– Ага, он самый.
– Какой же ты хищник?
– Тебе какой по нраву? – прищурился хорунжий.
– Смотри, не прогадай, вашблагородь, – зашумели его товарищи, – он у нас хитрый и зубастый!
– Может, леопард? – притворяясь испуганным, спросил Егор.
Назар – невысокий, но коренастый, уже с намечающимся брюшком, – действительно, своими плавными движениями походил на крупную кошку. Такое сравнение ему польстило.
– Может, и леопард, а что? Кто против? – оглянулся он на своих дружков.
Но все были только “за”, согласно загудев.
– Слушайте, раз такое дело… – встрепенулся один из парней, – давайте игрища устроим? А? Егор Семёнович, не испужаешься?
– Чего мне бояться… Как биться хотите? На кулаках?
Парни всколыхнулись и сразу бросились предлагать, кто против кого.
– Стойте, оглашенные,– скомандовал хорунжий, – не хочу морду портить в праздник. Давай, Егор Семёнович, вдвоём с тобой схлестнёмся – скачки с монеткой… Не против, есаул? Тогда веди своего коня.
Егор накинул китель на плечи и пошёл к конюшне. Ворон уже успел отдохнуть, поэтому с удовольствием пошёл вслед за хозяином на волю. Но увидев столько людей, вдруг встал на дыбы.
– Он у тебя не объезжен, что ли? – удивился Назар, подъезжая на гнедой кобылке.
– Объезжен, не волнуйся, не подведёт.
– Так это ты волнуйся, вашблагородь, а моя-то Лыська с полуслова всё понимает… Н-но, пошла, красава!
Егор и вправду немного волновался – Ворон ещё был слишком своенравен. Хорошо, что хоть Егор выгуливал его за городом в свободное время. Там и приучил не бояться, когда хозяин вставал ногами в седло или делал “вис”. Без этих навыков в бою никак – шашку выбьют из рук, подхватить её можно только на ходу, иначе подстрелят или зарубят. Умение же скакать стоя в седле не раз выручало, когда перебирались вброд через реку.
Галопом они с хорунжим доехали до широкой сельской дороги, где вдали уже была расстелена чёрная бурка с заветными призами. Парни и девушки сгрудились вокруг них в предвкушении увлекательного зрелища.
– На полном скаку взять хлыст, доскакать до во-о-он той корявой берёзы, сорвать ветку, а на обратном пути поднять монету, – объявил рыжий хлопец, поигрывая плёткой.
– Показали бы хоть, как она выглядит, – удерживая на месте нетерпеливого жеребца, заметил Егор.
– Монета как монета, чего на неё смотреть? – оскалился в ехидной улыбке хорунжий, – серебряная. Разглядишь небось. Давай, становись…
Они подъехали к заветной черте. На миг показалось, что он уже в родной станице – это яркое небо, неподвижная весенняя зелень, залитая ярким солнцем, молодые голоса, смех, все – родное, знакомое… Сердце заныло сладко и больно от тоски по дому…
– Кто возьмёт хлыст – пять рублёв, кто монету – десять! По щелчку хлыста… Гото-о-овсь! Марш!
Сорвавшись с места, Егор перестал видеть мир. Он уже был не человеком, а словно кентавром – единым целым с конём, ощущая каждый мускул его и своего натренированного тела. Топот копыт стал для него музыкой с ровным, понятным ритмом…
Хорунжий скакал чуть впереди, но Егор не волновался. Он разгадал замысел хитрого кубанца – тот задумал, конечно, схватить плётку, надеясь, что монету Егор подхватить не сможет. Зря надеется…
Однако Ворону не понравилась пыль, летевшая в ноздри. Конь громко фыркнул и вдруг свернул в поле…
– Куда? – натягивая поводья, крикнул Егор.
Сзади послышалось улюлюканье. Егор, не снижая скорости, направил норовистого жеребца прямо к берёзе. Краем глаза он заметил, как Назар ловко сделал “вис” и схватил плётку. Снова заскочив в седло, он победно поднял её над головой и поскакал к старой берёзе. Но Егор уже вошёл в прежний бешеный ритм и приближался к заветному дереву, намного опередив хорунжего.
Ближе… ближе… ещё чуть-чуть… Оттолкнувшись от стремян, он запрыгнул на подушку седла ногами и медленно выпрямил колени. Одной рукой он держал поводья, а вторую, с зажатым в пальцах ножом, вытянул вверх… Вот и берёза… Ловко полоснув по ветке, Егор отпустил повод и поймал её второй рукой. Всё… Теперь аккуратно садимся и назад. Молодец, Воронок… А вот и хорунжий…
Скача назад, к бурке, Егор не удержался и оглянулся на соперника. Назар тоже неуловимым движением поднялся на ноги, но почему-то не вытянул руку и проскакал мимо берёзы. Ещё одна попытка… Оп! Упал! Не повезло… Так, теперь самое главное – монета…
Он увидел её издалека – серебряный рублик поблёскивал на солнце. Не медля ни секунды, Егор плашмя упал поперёк седла и поводьями направил Ворона прямо на чёрную бурку. Тот заупрямился, но Егор дёрнул удила и повёл по-своему. Всё это свершилось за короткий миг, и в следующее мгновение он схватил монету.
Девчата забросали его цветами. Он улыбался, благодарил и искал глазами Любу…
– Повезло тебе, есаул, что я упал, – криво улыбаясь, выдавил Хижняк, подъехав на своей кобылке.
– Назар, у тебя брюхо перевесило, слишком много съел на свадьбе, – дразнили парни, напоминая своим гоготом жирных белых гусей.
– Получи приз, вашблагородь, – рыжий хлопец протянул десятирублёвую бумажку.
– Можа что прикупить на гроши захочешь? – со смешком выкрикнул кто-то из девчат.
– Может, и захочу, – в тон ответил Егор, оборачиваясь, – что за товар?
– Венок для самой красивой дивчины. Кого выберешь, тому и подаришь.
Высокая девушка, с чёрной длинной косой, позвякивая монистами на крупной груди, поднесла ему венок из шёлковых цветов – так искусно сделанных, что Егор не отличил бы их от настоящих.
– Бери, бери, князь, выбирай себе княгиню, – закричали девушки.
Заплатив десять рублей, Егор взял венок и пошёл вдоль пёстрой толпы. От одинаково-загорелых лиц, от белозубых улыбок и ярко-красных, синих и жёлтых цветов рябило в глазах, но он искал свою сероглазую снегурочку. Люба стояла в самом конце и ждала.
– Ты знала, что это тебе? – неожиданно для себя, перешёл он на ты, опуская ей венок на белокурые волосы.
– Я надеялась, – прошептала она, лукаво улыбаясь. Её блестящий и счастливый взгляд говорил больше, чем слова.
Толпа девчат зашевелилась, быстро выстроилась в кружок, и снова полилась тягучая, бескрайняя, как родная степь, песня:
Ой, дивчино, сердце мое,
Чи, пойдёшь ли за мене?
Ой, дивчино, сердце мое,
Чи пойдёшь ли за мене?
Не пойду я за тебе,
Нема хати у тебе, у тебе.
Не пойду я за тебе,
Нема хати у тебе.
Хотелось, чтобы этот день не кончался, но силы у путешественников были на исходе. Люба, Олеся и Егор со Степаном вскоре отправились в дом, где им предложили ночлег, и, едва добравшись до постели, заснули кто где.
Глава 15
Поверь мне только на слово, что безумно люблю тебя и сейчас весь смысл жизни, все желания, всё только твоё…” (“300 писем”)
Не спалось только Любе. Ноги у неё с непривычки к танцам гудели, словно электрические провода, и тело ощущало усталость, как после суток дежурства. Но эта усталость была приятной. Люба смотрела в чёрный потолок и вспоминала: вот Егор держит её за руку, вот обхватывает за талию и чуть приподнимает над землёй – от всплывшей в памяти картины кровь прилила к лицу, – вот одевает ей на голову венок. Какие у него большие, чуть шершавые руки… Его глаза от безумной скачки ещё горели, а волосы слиплись на вспотевшем лбу… Своим мальчишеским задором и открытой улыбкой он опять напомнил ей Шурку.
Неужели всё-таки Егор мой суженый?
Она подняла руку и посмотрела на тускло блестевшее колечко. Егор знает, что она обручена, и всё равно ухаживает за ней, почему? Потому что она ему нравится… Люба счастливо улыбнулась в темноту.
Рядом сладко посапывала Олеся – развалилась, как на завалинке, раскинула руки и заняла почти всю кровать. Хорошо, что Люба худенькая и смогла пристроиться с краю… Больше ни о чём подумать она не успела. Усталый, глубокий сон сморил и её.
– Тётенька, тётенька докторша…
Кто-то тряс её за плечо. Мигом проснувшись, она тут же села и недоумённо осмотрелась – что это за место? Где она? Ах, да…
Рядом стоял тот самый паренёк… Гришка. Он же и проводил их до хаты, где хозяева взяли их на постой.
– Чего тебе, Гриша? – прошептала она, обернувшись на спящую товарку.
– Тётенька, меня к вам Петро послал, дружка мой. Мамка у него разболелась… Помогите…
– Гришенька, нельзя ли до утра подождать? – со вздохом спросила Люба, – с утра и приду к ней. Небось, мать-то спит, чего же ночью её беспокоить?
Но пацанёнок схватился за рукав сорочки и жалобно, словно беспризорник, зашептал:
– Не может она до утра, худо ей… Тётенька, заставьте вечно Бога молить, пойдёмте до хаты… Тут близенько, я покажу дорогу.
Люба всё поняла, услала паренька на улицу, а сама, быстро одевшись, взяла в руки сапожки и крадучись, босиком пошла на хозяйскую половину, отделённую от их каморки занавеской. Из соседней комнаты доносился ровный храп хозяев. Завтра нужно осмотреть обоих – с вечера уже просили.
Вступив в просторную горницу, она замерла – всё небольшое окно заняла круглая, светящаяся холодным светом луна.
– Господи, а где же мой чемоданчик? – прошептала она, оглядываясь.
В углу, на широкой скамье, спал Егор. Его белая шёлковая рубаха переливалась при луне голубым светом. Лицо пряталось в тени, но разглядеть было можно… Как же он красив… Точно русский богатырь, – аккуратная, густая борода, переходящая в усы, пшеничные кудри, ровный нос, высокий лоб…
Егорушка, – вдруг ласково про себя назвала она его, с трудом отводя взгляд, – а вот и чемоданчик, на сундуке рядом с ним.
Люба потянулась к нему, но тут же почувствовала крепкую руку, сжавшую ей локоть. Обернувшись, она увидела, что Егор открыл глаза.
– Ты меня напугал, – прошептала она, – пусти… Мне нужен чемоданчик с лекарствами.
– Куда ты? – он отпустил её руку, резко сел и потянулся к кителю. – Я с тобой.
– Егор, да не нужно. Гриша сказал, что это недалеко…
Но есаул её не слушал. Надев китель и сапоги, он взял у неё чемодан.
– Недалеко, значит, успеем ещё поспать, верно?
Втайне порадовавшись, она не подала виду и вышла на крыльцо. Утро было сырым. Люба поёжилась и огляделась – где же паренёк?
Тот стоял возле большого дворового пса и гладил его по блохастому загривку. Егор тихо свистнул.
– Эй, пацан, далеко идти-то?
– Недалеко, дядечка, – подбежал паренёк, – сразу за той рощей… – махнул он рукой в сторону небольшого леса.
– Ого! А говоришь, недалеко… – покачал головой Егор, – Люба, подожди, я возьму Ворона.
– Зачем, Егор? Мы же не сядем все на одного коня?
– Мы не сядем, но, если понадобится, я смогу поехать за помощью.
– Да за какой ещё помощью? – вяло возразила Люба. От озноба и душистого, как букет цветов, воздуха, закружилась голова и снова захотелось спать.
Больше она не возражала. Егор вывел коня под уздцы, но верхом не сел. Так они и побрели странной процессией в сторону темнеющей вдали рощи.
Они быстро прошли село и вступили в тёмный лес. Как и в детстве, так и сейчас, Люба ощутила страх перед таинственностью ночной чащи. Казалось, что в своём безмолвии лес таил в себе нечто загадочное и страшное. Особая, невидимая, но несомненная жизнь давала о себе знать непонятными звуками, шорохами, неожиданным трепыханьем листвы. Однако пацанёнок, шагая первым, ничего не боялся. Он хорошо знал дорогу, и его холщовая рубашка светила в полумраке тусклым фонариком. Равномерный цокот копыт и негромкое похрустывание веток под ногами в конце концов успокоило Любу. Шагая позади всех, она смотрела в спину Егора и уныло думала про своё глупое сердце, которое затопила нежданная любовь.
Как ни крепилась, а всё-таки случилось, – вздохнула она едва слышно. Однако Егор уловил её вздох и обернулся.
– Устала? Хочешь, садись на Ворона?
Они теперь были на “ты”, будто давние друзья. Люба упрямо покачала головой.
– Нет, я боюсь упасть. Скоро уже придём, наверное.
И действительно, в конце тропинки стало светлее, и показался маленький белёсый домик, на вид обычный, но почему-то без плетня. Лишь одинокое кривое дерево чуть прикрывало тёмное окно.
– Гриша, – окликнула Люба, – а почему забора вокруг дома нет?
Паренёк пожал плечами.
– Так сожгли заместо дров, наверное. Папки у Петро нет, а мамка хворая.
Но, опровергая слова пацана, из дома донёсся громкий мужской голос. Егор схватился за шашку.
– А это кто тогда? – спросил он.
– Да это какой-то дядька… из соседнего села вроде… Я его видел пару раз.
– Так мать твоего приятеля не замужем? – спросила Люба.
– Не-е-ет, её наши бояться. Говорят – ведьма…
У Любы побежали по спине мурашки.
– Кто говорит-то? – с усмешкой спросил Егор.
– Да мамка говорила… Сказывала, что дюже красивая эта Акулина. То мужики наши по ней сохнут, то она мор на скотину насылает.
– А ты в это веришь?
– Нет, дяденька, не верю. Акулина добрая, меня вылечила травками. Мы с ейным Петро давно дружим.
Они ещё не успели подойти поближе, как на противоположной от них стороне дома с шумом открылось окно и кто-то грузный спрыгнул на землю. Люба заметила силуэт мужчины, быстро удаляющийся к тёмным кустам. Из открытого окна донёсся младенческий захлёбывающийся плач и оханье женщины.
– Егор, ты не заходи, похоже, там роженица, – оживилась Люба.
Она стремительно вбежала на крыльцо вслед за мальчонкой.
Тот тоже не вошёл, а лишь крикнул в открытую дверь:
– Петька, я докторшу привёл!
Люба прошла сени и вошла в горницу. В нос сразу ударили знакомые запахи лечебных трав, крови и нечистоты. Горница освещалась тускло горевшей керосиновой лампой и луной. Под печкой звенел сверчок. Кривое дерево за окном качалось и, то закрывая собой ночное светило, то открывая, выписывало причудливые голубоватые узоры на дощатом полу комнаты. От этого казалось, что мешки с травами, стоявшие под печкой, немного шевелятся. На душе стало жутковато…
Где же больная? Наконец, Люба увидела занавеску, за которой снова раздался стон.
На кровати, бледная, как покойница, в груде тряпья лежала женщина, едва прикрытая холстиной. В её ногах барахтался и пищал новорожденный младенец, на которого удивлённо смотрел его старший брат Петро – мальчонка лет восьми, с нестриженными светлыми вихрами.
Увидев Любу, он обрадованно взял её за руку и зашептал:
– Тётенька, помогите мамке… Она просит воды, я даю, а она снова просит…
Женщина без сознания металась по кровати и бормотала:
– Петя, воды, согрей воды, согрей воды, сынок… о-о-ох… Петя, ты где?
– У вас есть тёплая вода? – спросила Люба, бережно беря на руки родившегося малыша. Это оказалась девочка, – твою сестрёнку нужно помыть.
– Я согрел, – с радостной готовностью ответил паренёк, – печку затопил и согрел, всё, как мамка велела.
– Молодец, будем сестрёнку купать.
Быстро обмыв младенца, Люба легко шлёпнула его по попке, дождалась здорового младенческого крика и положила в приготовленную люльку.
– Петро, ты пока качай сестрёнку, а я пойду лечить твою маму.
С собой у Любы была и карболка, и спирт, и хинин. Роженицу нельзя было допустить до сепсиса.
Только теперь, вглядевшись в Акулину, Люба увидела, как та была красива. Чёрные брови, длинные ресницы, тонкий нос, хотя и бескровные, но идеальной формы губы, казалось, были нарисованы искусным художником. Неудивительно, что её считали ведьмой… Будто почувствовав взгляд, роженица открыла глаза.
– Вы кто? Где моя девочка? – прошептала она.
– Не волнуйтесь, я врач, Любовь Матвеевна. Осмотрю вас, вы не против?
– Спасибо… Только… у меня нет денег заплатить.
– Ничего, я так…
Люба быстро дала ей выпить лекарство, осмотрела, потом поменяла бельё и села рядом. Нужно было проследить, не начнётся ли у неё лихорадка.
– Дайте мне отвар на печке, – слабым голосом попросила Акулина.
– На каких травах?
– От горячки при родах заварила. Всегда помогает.
Понюхав в чугунке отвар, Люба уловила и знакомый запах ромашки, и какие-то местные травы, которых она не знала. Младенец вдруг заплакал.
– Есть хочет, – улыбнулась Люба, – сейчас принесу вам вашу девочку… Смотрите… у неё пятнышко родимое на ключице.
Женщина посмотрела и усмехнулась значительно. Девочка родилась крупненькой – уж не в того ли самого селянина, что тяжело выскочил в окно? Но спрашивать было неловко.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.