Христофор Колумб

Это та пора, когда убогий «корабль прерий» – телега переселенца двигалась на запад, оставляя первые колеи на нетронутой до тех пор земле, неся в себе семью – залог будущего населения; телегу окружали длинноволосые, морщинистые решительные всадники с ружьем, зажатым в кулаке, а вдали у крутого перевала маячил профиль всадника индейца… Так было тогда. Теперь между Атлантическим и Тихим океаном мчатся длинные поезда, а из суровых молчаливых переселенцев вышли бравые фермеры, миллионы людей, питающих другие миллионы…

Над всем миром нависла тень Игдрасиля, древа переселения народов; корень его на севере, а ветви раскинулись по всему свету!..

Растения и животные снимаются с места, передвигаются на новое, но одни приживаются там, другие погибают; словно чудовищной стихийной катастрофой сметается с лица земли северо-американский бизон, а его место занимает перевезенный из Европы домашний скот. Лошадь завезена в Америку на каравеллах первых исследователей; неделями и месяцами стояли кобылы в тесных качающихся стойлах, косясь краем глаза на водную пустыню, стуча копытами о деревянный настил, принося долговязых мохнатых жеребят, которых набегающие волны валили с ног всякий раз, как они пытались подняться. Наконец, для них перебросили сходни, чтобы перевести их на берег; но лошади брыкаются и упираются, вскидывают головой и ногами, пока их силой не перетаскивают на берег; и вот они на суше! Прерии!.. Нет ли у лошадей каких воспоминаний об этих местах? О, нет, если они и живали здесь, так целую геологическую эру тому назад и не помнят об этом. Зато как они трясут головами, почуяв землю под копытами, как развеваются их гривы, и как они бьют задом от радости!..

Они рысью вступают в Новый Свет, приникают мордою к траве пастбища и топчут американский прах, кладя на него отпечаток своих копыт. От самой северной оконечности Северной Америки до южной Патагонии скачут они, ржут и снова дичают, весь материк наполняется потомством от нескольких первых пар, быстрыми мустангами, первое время свободными как птицы, но затем снова пойманными арканом-лассо и взнузданными; сначала они мотают головами, лягаются, но их берут в шпоры, дрессируют, делают из них послушных, холеных, превосходных скакунов!..

Овца приехала в Америку вместе с Колумбом, засеменила по новой земле своими маленькими копытцами, потрясла хвостом и, наложив своих орешков, сразу придала жилой вид полю своего хозяина; весной ягнилась и мерзла, раз в году остриженная ради человеческой выгоды, кротко жевала свою жвачку и очень решительно топала передней ногой, если кто-нибудь приближался к ее привязи. Святая простота! Но и овца в Новом Свете быстро дичает и собирается в огромные стада, пасущиеся в горах вместе с ламой и альпака на необозримых каменистых пастбищах нагорья, которых и не перечислить.

И пшеница переселяется сюда, меняясь местом с маисом, который несет в Европу свои большие листья и сытные початки; вся мексиканская пшеница зародилась от двух зернышек, найденных каким-то негром в мешке с рисом еще во времена Кортеса. Апельсиновые рощи Мексики разрослись из семян дерева,

посаженного Берналем Диасом позади одного из храмов. Источник жизни и питания – малое зерно способно прокормить весь мир; стоит только бросить зерна в землю и позабыть о них.

На одном из плоскогорий Чили или Перу, пока так и не выяснено, где именно, рос паслен, в трудные периоды спасавший свою жизнь запасом пищи, накопленным в подземных клубнях, – картофель!

Другой блеклый паслен, табак, завоевал себе такое выдающееся положение, как ни одно другое растение на земле, даром что он вовсе не питателен, порождает трусость и укорачивает жизнь: ему покровительствует присущая человеку потребность в самоотравлении ядами, ради ощущений, хотя бы и болезненных. Появился шоколад и сахар; портились и уничтожались зубы. В Новый Свет повезли из Европы домашнюю птицу, а в Старый отправили индюка!..

Ну, а как чувствовали себя туземцы? Да неважно. В стране, где к местному населению прибавилось еще миллионное новое, кто-нибудь должен был уступить место. И уступить пришлось туземцам, которые вежливо вымирали. Уже конкистадоры собственными глазами видели, как пустеют земли, и вка-честве хороших хозяев заселяли их свежим народом, вывезенным из Африки и хорошо размножавшимся в изгнании.

Слабосильные жители тропиков уходили первые; они не могли делить землю с испанцами и недоверчиво качали головами при упоминании о будущей жизни, раз им не давали жить в настоящем. Про одного касика на Кубе, по имени Гатуэй, которого сожгли живьем, рассказывают, что он, когда ему перед смертью предложили сподобиться святого крещения, спросил: попадут ли и белые в рай; ему ответили утвердительно, и тогда он предпочел огонь воде, взошел на костер нераскаянным язычником. Северные индейцы угрюмо удалялись в дебри лесов и степей.

Людоед отжил свое время. От счастливых островитян не осталось ничего, кроме голода—исхудалой тени на вершине холма из черепов, скалящих зубы над символом Надежды, повешенным насупротив на пальме.

Не все конкистадоры были одинаково удачливы, немногих из них покарала совесть или Немезида, и немногие пали в бою; большинство погибло насильственной смертью.

Вздох примирения доносится до нас из уст блестящего, всеми обожаемого Альварадо. Он нашел смерть во время экспедиции в Калифорнию, в свойственном ему грандиозном стиле. При штурме одной природной крепости в горах воинам пришлось взбираться по такой крутизне, что всадники срывались с тропы, и один из них свалился на Альварадо. Ему удалось уклониться от падающих коня и всадника, но за ними последовал обломок скалы, который раздробил ему все кости. Он прожил после этого несколько дней, оплакивая, как говорят, свои многочисленные заблуждения, легкомысленные выходки и несправедливости по отношению к туземцам. На вопрос одного из друзей, где у него больше всего болит, этот в буквальном смысле раздавленный бедняга, вздыхавший и жаловавшийся в тот день больше обыкновенного, ответил: «el alma», то есть «в душе», и последняя воля его была отпустить на свободу всех заклейменных им рабов из туземцев. Так умер добрый малый, искупая свои грехи муками душевными и физическими.

Разумеется, его раскаяние не могло воскресить сотни тысяч туземцев, которых испанцы зверски замучили, сожгли, заразили, засекли в рудниках, ограбили, разорили…

Но корень бед лежал глубже, нежели в обычной людской злобе и тупости: природа свела в Новом Свете создания, которые не могли слиться, будучи одной породы, но разных степеней развития: одни стояли еще чуть ли не на самой первой ступени, другие зашли уже так далеко, что им не было возврата назад; создания эти могли встретиться, но не могли сожительствовать; одни непременно должны были вытеснить других.

Да, слишком далеко разошлись дикари и люди цивилизованные. Невинность краснокожих американцев была, конечно, весьма сомнительной, существование их было уже отмечено начатками культуры и сознательной жестокостью; но куда им было равняться с белыми в искусстве человекоистребления! Христиане обладали душой, развитым самосознанием, возвышенным религиозным культом, – но стали ли они от этого лучше? С ростом цивилизации растут и все отрицательные качества людские, как-то: грубость, глупость, бесчувственность и тупость. Нет, простые дикари и цари природы не могли ужиться друг с другом.

Не везде, впрочем, грань оказалась столь непереходимою; в Мексике образовалась довольно устойчивая помесь. И началась новая культура! Стараниями Малины!

Но на севере Америки белый человек забрал себе все земли целиком, заняв привычные для него широты. Америка как будто была открыта Колумбом в два приема – во второй раз для тех, чей инстинкт работал в нем самом, для северян; они начали переселяться туда позже, но только они основали настоящую Америку – Северо-Американские Соединенные Штаты.

На новой почве, в Новом Свете, долго и незаметно вырастала свобода, которая была изгнана из Европы—древняя самостоятельность землероба. А когда она достаточно укрепилась там, то смогла вернуться в Европу и просветить ее; введение во Франции республиканского строя, древнего народного строя Запада, означало, что зараза уже перекинулась из молодого американского союза республик.

Пересадка крестьянства, обновление корней рода, размножение безвестных семей, разбросанных по суверенным усадьбам, пересадка из насиженных дворов Старого Света на свободные земли Нового – вот верная линия Колумба, как перевозчика. И за уклонения от нее поплатился и сам он и его потомки.

Родриго из Трианы, наверное, утешился бы, если бы знал, как кратковременна была слава Колумба. Король Фердинанд очень скоро отделался от «вице-короля» и лишил его всех привилегий во вновь открытых им областях. Немезида, однако, продолжала свое дело, и 400 лет спустя Америка изгнала Испанию из ее заокеанских владений. Колумб был отомщен.

Примечания