АИСТЫ. КУРС НА ВОСТОК

Олеся вздохнула, вытерла глаза.

– Ох, тоже мне, странники… Вас-то чего в такую даль погнало?! Образование получили, жили дома, занимались бы там птичками, диссертации писали, книжки разные! Почему именно в Германию эту дурацкую приехали?

– Птички там были, речки тоже, а вот работы никакой не было…. Выпустились, потыкались, потыкались по разным конторам, ничего подходящего по нашим профессиям там не нашли, вот мы и придумали…

Толич вытер руки фартуком, обнял Таню за плечи.

– … Мой прадед всю жизнь занимался птицами, в его честь названа станция юных натуралистов в Ярославле, а прабабушку, его сестру, угнали в плен из-под Брянска. После войны она по каким-то причинам не стала возвращаться домой, осталась в Германии, вышла замуж, похоронена здесь…. Вот мы с Таней и решились сюда поехать, думали, что всё-таки Европа, больше профессиональных возможностей, у нас же университетские дипломы, образование…

– Ну и как?

– Вот…

Толич развёл руками.

– Кормлю птичек.

– А я их фотографирую. Только пока для себя, в журналы немного моих работ берут, и выставку персональную никак не получается сделать, всё обещают и обещают…. Есть договорённость с небольшим книжным издательством, хозяин там наш, русскоговорящий. Вот, жду.

– С языком сюда приехали?

– Я знала немецкий, учила в университете, а Толич быстро научился уже здесь.

– Счастливые вы…

Таня и Толич переглянулись.

– Почему это?

Олеся ещё раз торопливо вытерла ладошкой глаза.

– Потому что вместе.

Толич встал из-за столика, выпрямился, большой, сильный, отвернулся к окну, поправил мельком какую-то клетку.

– …. Поначалу мы восхищались здесь всем – ровненькие газоны, чистые дороги, дома, раскрашенные в приятные цвета. Черепичные крыши, никаких заборов – как в сказке! Под впечатлениями были долго, потом стали размышлять о дальнейшей жизни…

– У вас хоть язык был, всё легче! А мне, пока первые годы с детьми по очереди сидела, некогда было учиться, на улицу раз в неделю выбиралась.

– А знакомые? В гости ходили, общались?

– Какие гости?! Времени не было ходить куда-то, с кем-то знакомиться… Дети, работа. После развода я сама на социал арендовала квартиру, живу там с детьми. Две комнаты – в одной сын школьные уроки учит, в другой – мы с дочкой. Работать начинала случайно, добрые люди помогали, сейчас чаще всего убираюсь в домах, в квартирах, что-то подметаю на улице, если попросят, мусор собираю. Понимала, что без языка очень плохо будет так жить, всё надеялась на лучшее….

– Получилсь?

Таня всхлипнула.

– Олеся, милая, мы ведь, если что, можем с языком тебе помочь, у меня времени свободного много…

– Что ты, Таня! Я же, когда одна осталась, упёрлась, всё у меня стало получаться! Поначалу не могла отличить гутен морген от доброго вечера, потом на общественные курсы немного походила, газеты старые в мусорных ящиках собирала, читала их, пыхтела по вечерам, старалась, переводила! Потом познакомилась с девочкой одной, тоже приезжей, русской, Юлей, она у нас на курсах преподавала, стала к ней ходить заниматься. Это она, Юлька, посоветовала мне больше радио слушать, разбираться в новостях, в них знакомые слова чаще попадались! Она подсказала, где хороший язык, на какой радиостанции самые грамотные дикторы. Я и дома обедать детям готовила с этими новостями на всю кухню, приёмничек себе купила, и подъезды мыла всегда в наушниках, только не с музыкой какой модной, а с немецким языком! Сын приходил из школы, я его теребила – как это говорить, как то правильно написать…. Потом телевизор купила, маленький, дети мультики теперь там смотрят, а я – новости – всё ещё учусь разговаривать. Так Юлька мне посоветовала. Говорение у меня хорошее, для обычной жизни вполне хватает! Иногда, правда, ставлю не там ударение, чувствую, что получается полная чушь.

Олеся засмеялась

Глядя на неё сквозь слёзы заулыбалась и Таня.

– Это не мы, это ты молодец! Как стойкий оловянный солдатик!

– Так уж и оловянный…

Потом Олеся и Таня заглянули в дальний угол магазина, потихоньку, не мешая, посмотрели, как Толич учит Галку кормить разных птиц.

– В этой клетке кто у нас сидит?!

– Канарейки! Они жёлтенькие!

– Правильно. Сейчас мы им насыплем немного конопляных семян, канарейки их очень любят. Запомнила?

– Да.

– Хорошо. А щеглам, вот этим разноцветным красавцам, дадим обычных семечек.

– И чистить семечки мы, что, не будем, так прямо и дадим в шелухе?

– Да, щеглы сами ловко семечки чистят. Смотри, видишь как?!

– Ой, правда, здорово!

Олеся наклонилась к Тане, пояснила.

– Хозяин съёмной квартиры, где мы живём, дед хороший, но не разрешает держать никакую живность дома. Сын как-то запросил собачку, я уже присмотрела на улице бродячего маленького цуцика – нельзя! Птичку какую – тоже нельзя, как я ни просила хозяина, как ни уговаривала.

Помолчали.

– Таня, а у вас дети есть?

– Нет.

– А заводить думаете?

– Я очень хочу, да и Толич тоже. Но он говорит, что надо немного подождать…

Снова к ним прибежала Галя.

– Мама, мама, пойдём домой, я кушать хочу!

– Ты же печенья только что вон сколько съела?!

– Я по-настоящему хочу кушать! Супу и картошки! Пошли быстрее!

Олеся обернулась к Тане.

– Вот так, проголодался ребёнок…. Да и сын из школы скоро вернётся, его тоже кормить надо. Ну, мы пошли? Спасибо вам за всё!

– Не прощаемся! Заходите ещё. Вы с Галкой такие замечательные!

– Олеся, вы обязательно заглядывайте сюда, в магазин! Мы с Таней приглашаем вас в кафе, сходим вместе, посидим, оно тут совсем рядом; там только наши, русские, по вечерам собираются! Познакомитесь с кем интересным, поговорите, всё веселее станет!

– Спасибо, обязательно приду, как только время будет.

– Приходите, приходите!

Вышли на улицу.

Впервые за долгое время громадный чужой город показался Олесе добрым.

На набережной, на ветерке, она с заботой поправила Галке воротник вязаной кофточки.

– Доча, ты сегодня не устала?

– Нет, что ты, мамочка! Дядя Толич и Таня такие хорошие! И птички у них тоже хорошие, красивые!

Чужие дома, обстановка и привычки давно уже не удивляли Олесю.

Накормила дочку и сына, уложила Галку с книжкой в кровать.

– Отдохни немного, поспи…

За полчаса добралась до нужного места.

Улыбчивая старушка открыла ей дверь квартиры.

– Дополнительно заказала ещё ремонт небольшой. На кухне. Там рабочий. Он всё закончит, ты потом сделай на кухне тоже чисто. Я дам ещё оплату.

Обернулась в дверях.

– Я буду гулять в парке. Вернусь вовремя.

Снова улыбнулась.

Всё было знакомо и привычно.

У милой старой женщины в Альтштадте Олеся прибиралась уже давно, один раз в неделю, оплату получала сразу же, после работы.

Старенький пылесос и веник – там, где нужно выметать пыль по углам.

Сначала протёрла окна, мебель.

Включила телевизор, слушала новости.

Политика, власти чем-то там недовольны, советские военные памятники хотят где-то у себя рушить…

Добавила громкость.

Всё равно из кухни до неё доносились стуки, рабочий шум.

Только Олеся пошла в туалет, чтобы вылить использованную воду из ведра, как за стенкой что-то с грохотом упало.

– Ч-чёрт!

Заглянула на кухню.

Мужчина в возрасте, в рабочем комбинезоне, бормотал сквозь зубы.

– Ч-чёрт! Ч-чёрт!

Держался за плечо.

– Помочь?

– Нет.

Положил на стол какой-то инструмент, с удивлением уставился на неё.

Олеся расхохоталась.

– Вы русский?!

– Да.

– Я тоже.

– Родственница её или работаете здесь?

– Да, прибираюсь иногда.

– А я вот холодильник ремонтирую. Хозяйка позвала по старой памяти.

Заторопился, вытер ладонь о куртку, протянул для знакомства.

– Романцев.

– А по имени, отчеству как?

– Да не надо… Меня все наши здесь, в Кёльне, знают по фамилии.

– Меня звать Олеся. А вы откуда?

– Из Калининграда, ну, из этого, который рядом здесь, на Балтийском море…

– Ага. А я вот из Днепропетровска приехала… Давайте мы с вами кофе выпьем, за встречу, а?!

Романцев помолчал.

– Да тут, вроде как, не принято хозяйским пользоваться…

– Не переживайте! Старушка мне разрешила кофе, я у неё давно работаю.

Романцев поморщился, улыбаясь.

– Что, больно?

– Да нет, чепуха. Вставал вот с пола, не посмотрел, с размаху ударился плечом о шкафчик. Всё нормально.

Олеся быстро, с опытом, приготовила кофе.

Не отвлекаясь от плиты спросила.

– А вы давно здесь, в Германии?

– С девяносто девятого. Уехал, как только Ельцин там, в России, фокусничать начал!

– С семьёй?

– Да, жена есть. И сын маленький с нами. Мы с женой оба калининградские, у неё бабушка была немка, осталась в городе после войны. Ну, все основания имелись, вот и дёрнули мы с супругой по этой причине сюда…

– А по профессии вы кто?

– Моряк. Механик по рефрижераторным, ну, по холодильным установкам, на рыбацком флоте. На плавбазах, на транспортах ходил, из Калининграда.

– Жена работает?

– Да, работает, но не здесь…. Пожила она в Германии несколько лет, посмотрела на всё это их устройство, заскучала, и вернулась в прошлом году с сыном домой, в Калининград. Работает там в библиотеке.

– А вы один?

– Да. Язык выучил, взяли мастером в городскую службу быта. Ещё ремонтирую холодильники в частном порядке, клиентов много. Заработаю денег, вернусь к своим…

– Ждут они вас?

– Ещё как! Я к ним в этом году уже ездил, скоро снова собираюсь.

Романцев допил кофе, аккуратно поставил чашку на стол.

– Ну, а вам, Олеся, как тут живётся?

– Без мужа. Двое детей. Скопить, заработать денег, даже и не надеюсь…

Начал собирать рабочую сумку, аккуратно, в правильном порядке складывал в неё инструменты.

– Ну вот, я закончил. Передайте хозяйке, что сегодня я её ждать не буду, загляну завтра, в это же время, проверю всё ещё раз, тогда мы с ней и рассчитаемся.

Перед дверью Романцев замялся, словно собираясь сказать что-то важное.

– … Чужие мы здесь, Олеся! Всё равно чужие! Нас приняли сюда как рабочую силу, как наполнение их нации! Сами-то они рожать не хотят, размышлениями и выборами всё заняты…. Как только политика у немцев изменится, то нас первых пинками отсюда вышвырнут. Или гнобить всяко станут…. Так и будет, помяните моё слово! Лет через десять.

Олеся вздохнула.

– До свидания! Поздно уже, у меня работы ещё здесь много! Встретимся где-нибудь.

Закрыла дверь.

Полезных адресов в её записной книжке прибавлялось.

Почти все прежние старики-немцы помнили Олесю по хорошей работе, рассказывали о ней знакомым и родственникам.

Олеся не уставала, всё у неё получалось.

Не было необходимости никого и ни о чём просить.

Купила себе к осени пальто.

Первое после Днепропетровска…

На распродаже нашла зимние сапожки Галке, а в большом магазине, красивом, модном, не пожалела денег, купила хорошую курточку сыну, чтобы тому в школу не стыдно было ходить.

Дочку на улицу Олеся одну не выпускала, только когда сама была дома, готовила обед. Изредка они гуляли вместе в парке, на набережной, разговаривали, секретничали. В домашнем одиночестве Галка не капризничала, интересно играла с куклами, любила придумывать им одёжку, шить красивые платьица, рано научилась читать; если что и просила у мамы купить, то только новых книжек.

У сына тоже как-то сложилась своя компания, приходили иногда к нему школьные ровесники, бывали и серьёзные, в очках, немецкие пацанчики, и весёлые русские мальчишки, и молчаливые маленькие азиаты.

Олеся всегда угощала их чаем, доставала к приходу гостей из дальнего шкафчика конфеты. Мальчишки никогда не запирались, не таились от её, сидели в комнате у Петра, звонко хохотали там и громко спорили о чём-то научном, чего-то всё изобретали.

Однажды, совсем уже поздней осенью, но ещё не зимой, листья с деревьев уже все облетели, но ни лужицы на асфальтовых улицах, ни мелководье городской реки ещё ни разу по утрам не покрывались ледком, Олесю пригласили поработать, сделать квартирную уборку по знакомому адресу, в том самом, дальнем районе.

Улыбнулась, собралась, пошла.

Узенькая улочка, брусчатка, большие стёкла витрины.

Попугайчики в клетках.

Колокольчик на двери.

– Вот это да?! Какими судьбами? Вы одна? А где же ваша птичка?!

Большой Толич размахивал руками, весело протирал очки, не зная, как правильно пригласить в магазин нежданную гостью.

– Проходите, Олеся, проходите! Я тут сегодня тоже один хозяйничаю, Татьяна зайдёт за мной только к вечеру, мы с ней договорились сходить на новую книжную выставку. Время сейчас есть, давайте мы с вами кофе будем пить и разговаривать!

– Не получится, Толич. Я ведь просто так заглянула к вам, на минутку, по пути. Просто хотела поздороваться, узнать, как вы тут живёте…. У меня работа, ждёт одна старушка, через пятнадцать минут…

Олеся посмотрела на часы.

– Да, через пятнадцать.

Толич огорчился.

– И Таня тоже расстроится, что не увиделась с вами…

Нахмурился, размышляя.

Улыбнулся, придумав.

– Вот что, Олеся! Время, чтобы откорректировать ваш будущий рабочий график, ещё имеется!

– Зачем? Для чего?

– Через неделю у моей Татьяны день рождения! Приглашаем вас!

– Куда?

– Помните, она в прошлый раз вам про русское кафе рассказывала, ну?!

– Помню.

– Вот там мы и будем отмечать день рождения! Через неделю, в субботу, в семь вечера. И не вздумайте отказываться, моя Таня очень, очень расстроится!

Олеся куснула губу, недоверчиво улыбнулась.

– Я так давно не была ни на каких праздниках, отвыкла…. Даже не знаю…

– Решено. И не пытайтесь прогуливать! Домой после мероприятия мы отправим вас на такси! И не спорьте.

Пальто пригодилось.

Олеся купила ещё и платье.

Туфли у неё были, летние, почти новые.

Взяла их с собой в пакет.

Причёску сделала, накрутилась перед зеркалом, в волнении вспоминая прежнее…

Галка вертелась рядом, ахала.

– Мама, какая же ты у меня красивая! Ты всегда так ходи по улицам! Люди будут на тебя та-акое внимание обращать!

Поцеловала дочку.

– Доча, я ненадолго, только поздравлю там Таню и вернусь, ужинайте сами. Ты у меня самая лучшая и любимая!

– Ты тоже, мамочка! И ещё ты красивая!

Стемнело по-осеннему рано.

На тротуарах было сухо, совсем не слякотно, звонко.

Кафе небольшое, три окна светились ярким.

На улице, около входа – несколько машин.

Олеся открыла дверь.

Шум, музыка.

Что-о?!

Как тогда, после школы…

«Жёлтые тюльпаны»!

Четыре столика сдвинуты вместе, три – стоят свободные вдоль окон.

Веселье ещё толком не начиналось, за общим столом разноголосо разговаривали, все сразу же обернулись на вошедшую Олесю.

– Здравствуйте…

– Олеська! Милая! Ты пришла, какая же ты молодец! Проходи, проходи, пальто на вешалке оставь! Толич, помоги Олесе!

Таня вскочила, бросилась к ней навстречу, красивая, праздничная, сияя радостными глазами.

– Я сама, сама…, ничего, не беспокойтесь…

Таня обернулась к гостям.

– Смотрите, знакомьтесь – это Олеся! Она из Днепропетровска!

Какой-то мужик, поначалу его не было видно из-за вешалки, закричал весело, громко.

– Во, здорово! Хохлушка к нам подъехала!

Голос был странно знакомым.

Олеся обернулась, удивилась.

– Романцев?! И вы здесь? Здравствуйте!

Мужик по-свойски полез обниматься.

– Говорил же, что скоро встретимся, а?! Вот! Романцева все в Кёльне знают!

– И где это ты успел с Олесей познакомиься?! Ну-ка, признавайся!

Романцев заважничал.

– По работе как-то встречались…

С улыбками встали из-за стола ещё двое, подошли к Олесе.

Таня обняла их, представила.

– Это Агнесса и Шурик, хозяева этого замечательного заведения! Муж и жена, наши друзья, а ещё они удивительные шоколадные труженики!

Толстенький Шурик суетился, с улыбкой приглаживая лысинку, женщина, значительно выше мужа, худая, строго рассматривала Олесю.

Протянула руку для знакомства.

– Агнесса.

– Олеся. Очень приятно!

Остальные сидели за столом, улыбались, когда Таня показывала Олесе на них.

– Это Игорь. Он ещё с конца девяностых перегонял машины в Россию, потом остался здесь, продолжает заниматься автомобилями.

Крупный седоватый мужчина кивнул, поднял руку, обозначаясь.

Таня усадила Олесю рядом с собой.

Обернулась к мужу.

– Толич, ты посидишь с краю?! Будешь приносить нам напитки!

– Слушаюсь, мой генерал!

Стало легко и почти всё понятно.

Оглядывая стол, и внимательно откликаясь на поздравления, Таня всё равно успевала заботливо, потихоньку, рассказывать Олесе и о гостях, и о хозяевах заведения.

– … Шурик и Агнесса – из Казахстана, она значительно моложе мужа. В девяносто восьмом году переехали в Минск, немного пожили там, присматривались, но что-то с их шоколадным бизнесом не получилось, они почти сразу перебрались оттуда в Германию. У какого-то их давнего друга в Леверкузене есть шоколадная лавка, он помог Шурику организовать это кондитерское кафе. Шурик в бизнесе неплохо разбирается, дела у них идут нормально. Хорошая пара, дружим уже давно, но…

Таня улыбнулась.

– Агнесса постояно намекает, что она знатного происхождения, что какие-то её дальние родственники на юге Германии – бароны, аристократы! Все наши знают об этом, не спорят с ней, поддакивают при случае…

– Дети у них есть?

– Да, двое мальчишек, старшеклассники.

– Ой, Таня, чуть не забыла!

Олеся вскочила, принесла с вешалки свою сумочку.

– Держи, это тебе подарок!

Небольшая светлая тряпочка, салфетка, на которой не очень умело вышита смешная чёрненькая птичка.

– Моя Галка старалась! Несколько вечеров пыхтела.

Таня взволновалась, заморгала.

– Сама?! Маленькая такая, пальчиками маленькими…

– Велела поздравить тётю Таню и поцеловать как будто бы от неё!

– Спасибо…

– И ещё.

Олеся протянула Тане бумажный пакет.

– Вино. Продавец сказал, что хорошее…

Семейная пара на дальнем краю стола потихоньку, посматривая друг на друга, начала выводить «Ой, цветет калина…».

Встал в полный рост, с рюмкой в руке, Романцев.

– Друзья! Позвольте сказать! Сегодня у нас знаменательная дата – день седьмого ноября, красный день календаря!

Толич крикнул весело, без обид.

– Сегодня же шестое!

Романцев лукаво улыбнулся.

– Так и я же не Маршак, вот, малость перепутал…

Таня продолжила.

– … А вот та пожилая женщина, рядом с Романцевым, это учительница Галина Ильинична. Приехала в Германию одна, на что-то рассчитывала, знала язык…. Жилось ей несладко, сразу по приезду не смогла перестроиться; чем старше человек становится, тем сложней ему приспосабливаться к новому. Галина Ильинична долго мыла посуду в разных забегаловках. Сейчас оформляет себе здесь пенсию, говорит, что обещают довольно неплохую….

Олеся прислушалась.

Галина Ильинична разговаривала с Игорем-перегонщиком.

– … Конечно, я понимаю, что у немцев высокие налоги и социальные обложения, но никак не могу понять, зачем здесь школьникам уже в третьем классе начинают объяснять, откуда берутся дети?!

– Вроде как готовят к взрослой жизни…

– Зачем?! Дайте детству созреть в детях! Им же постоянно, на каждом углу, лгут! Учителя, родители, власти настойчиво убеждают детей: «Делайте то, что мы говорим, а не то, что мы делаем!». Разве так можно?!

К Олесе подошли двое, семейная пара, те самые, которые недавно пробовали петь.

Муж подставил к столу два свободных стула, они сели.

Жена улыбнулась.

– Олеся, расскажите нам о себе. Здесь мы все знакомы, а о вас так мало знаем! Будем дружить?

– Будем.

Таня взяла ладонь Олеся в свою, сжала.

– Говори, что считаешь нужным, не стесняйся!

Первые слова получились трудными, но скоро Олеся поняла, что именно от неё хотят услышать, начала говорить уверенно и убедительно.

– … Вот, так три месяца мы и прожили на этом корабле. Потом, примерно, год, – в общежитие, в хайме. Комнатушки там были крохотные, грязные, мочой и потом воняли, говорили, что вроде как после югославов…

– Боженьки мои! Сколько же лет тебе было тогда, девонька?!

– Почти двадцать.

– И с ребёночком?!

– Да.

Вздохнула.

– На кораблике можно было записаться на бесплатное питание, но там кормили скудно: суп из концентрата, хлеб с маслом и колбасой, чай. Такое многим нашим поначалу казалось дикостью…. Мы, приезжие, соглашались заниматься социальными работами: мыли полы, драили туалеты, чистили улицы. Русские переселенцы, люди образованные, с профессией, со стажем, вынужденно унижались, терпели.

Женщина начала прикладывать платочек к заплаканным глазам.

– … Свёкор говорил, что за переезд в хорошее общежитие, его называли еврейским, нужно было платить взятку. Там жили достаточно обеспеченные люди, многие имели деньги, золото. Все они приезжали в Германию на автобусах, но потом почти все ездили по городу на машинах. Социал было запрещено тратить на машины, поэтому покупали их на чужие имена. Для самых блатных в общежитии была даже бильярдная. Там жили люди из Харькова, почти все они разговаривали на русском, западенцев в той общаге почему-то не было вообще. Взрослые переселенцы жили сами по себе, дети русаков, когда жили в хайме, держались вместе: ходили в школу, придумывали игры, гуляли.

На другом конце стола Романцев громко убеждал Игоря.

Тот посмеивался, недоверчиво качая головой.

– … Не-е, американцы попроще будут, а вот бритиша – те злые, коварные!

– Ты-то откуда это знаешь?

– Знаю. Читал, интересовался. Вот, что такое, по-твоему, диверсант и террторист, а?!

– Ну…

– Гну! Если на линии фронта разведчики проникли в тыл врага и взорвали там его штаб – это диверсия. А если кто-то взорвал больницу для мирного населения – это терроризм! Война и есть война, а террор – это чтобы запугать простых жителей, заставить женщин и стариков паниковать, страдать и нервничать!

– Ты к чему это сейчас, не понимаю?!

Игорь действительно не понимал Романцева, но семейные, муж и жена, оставив в покое Олесю, продолжали слушать того молча, не перебивая.

– Поясню. Вот все мы живём в городе Кёльне, правильно?

– Правильно.

– Хороший город, красивый! Старинный, исторический. Слыхал же, что в годы войны его бомбили? Сильно, страшно бомбили!

– Да, знаю.

– Вот, правильно! А кто бомбил, знаешь?!

– Ну, наши наверно…. Или американцы?

– Бритиша, чудак ты человек!

Романцев взмахнул руками.

– Англичане, сволочи! В мае сорок второго именно королевские военно-воздушные силы Великобритании сбросили на Кёльн почти полторы тысячи тонн бомб, обычных и зажигательных! А нахрена, скажи ты мне? Нахрена?! Зачем тысяча самолётов почти вдребезги расхреначили удивительный, красивый город? С какой такой военной необходимостью? Какую непобедимую фашисткую армию англичане этой бомбёжкой победили в мирном Кёльне?! Ни-ка-кую! Это и был террор! Английские политики рассчитывали, что последствия налёта на город будут такими ужасными и разрушительными, что испугают обычных немцев, сильно подорвут моральный дух противника и заставят Германию капитулировать. Той ночью в Кёльне были уничтожены тысячи жилых зданий, больниц, церквей, школ, магазинов. И всего только один военный объект – казармы зенитной артиллерии! Почему так, я тебя спрашиваю?!

Ромацев строго посмотрел на Игоря.

– Не знаю…

– Потому что это был террор!

– Ну, может быть, случайность тогда произошла? Мало ли что на войне бывает…

Игорь возражал уже не так уверенно, а семейная пара смотрела на громкого и уверенного Романцева робко прижавшись друг к дружке. За общим столом почти все притихли, слушая неожиданного оратора.

Романцев встал в азарте, стал расхаживать, не выпуская из руки полную рюмку.

– Случайность, думаешь, милый друг?! Не-ет, ни коем случае! Есть факты. Я вот в Калининграде родился, в бывшем немецком городе Кёнигсберге. Тоже стариный город, исторический, как и Кёльн…

– Его тоже бомбили?!

Пожилая учительница ахнула.

– Да, уважаемвя Галина Ильинична, тоже. И снова англичане, гады! В августе сорок четвёртого сотни бомбардировщиков, «ланкастеров», сбросили на центр мирного города полтысячи тонн бомб с напалмом!

– Ох!

– Да, именно так! Даже сами английские лётчики тогда называли своего верховного главнокомандующего Мясником Гаррисом, потому что именно этот урод устроил в Кёнигсберге настоящий огненный смерч и убил тысячи мирных жителей! По его приказу были сожжены районы старого города, не имевшие военных объектов, Королевский замок, Кафедральный собор с Валленродтской библиотекой, прекрасные кенигсбергские церкви эпохи барокко. Было уничтожено то, что старательно создавалось и накапливалось веками. Древний город превртился в руины, люди сгорали и у домов, и в подвалах! А потом…