- -
- 100%
- +
– Мой папа, – пролепетала Лера.
– Почему твой папа бьёт моего сына? – жёстко спросила мама Лиля. И устремилась к Савелову, как матрос с гранатой на танк: «А ну, прекратите! Взрослый человек! Офицер!».
Последнее слово сработало. Мозг Савелова был как запрограммирован на него. Савелов переступил через Ксаверия, попытался протиснуться сквозь толпу на лестничной клетке, но мама Лиля никуда его не пустила.
– Вернитесь! – приказала она. – Нам надо поговорить. Давно пора!
И Лерин отец, опустошённый вспышкой собственной ярости, подчинился. Развернулся и прошёл на кухню. Мама Лиля последовала за ним. Ксар забрал с лестницы дрожащую Леру.
– Вам не стыдно? – тихо спросила мама Лиля, когда Савелов уронил себя на хлипкую табуретку и сгорбился на ней, сразу заняв собой половину кухонного пространства. – Вы совсем, что ли, с катушек съехали? Нельзя было цивилизованно, по-людски?..
Савелов молчал, тёмной глыбой нависая над полом.
– Виноват, – выдохнул он, когда тишина стала такой же тяжёлой, как его облик. – Сорвался. Но моя дочь была порядочной девушкой! – вскинул он на маму Лилю обвиняющий взгляд. – Я её растил не для постельных забав какого-то…
Последнее слово он проглотил, поглядев в суровые глаза мамы Лили, и безнадёжно махнул рукой.
– Что такого сделал мой сын, что вы готовы его на куски порвать? – требовательно спросила мама. – Он привёл к себе свою девушку. К себе домой, не куда-нибудь! В дом, где, между прочим, живу я!
– А, так вы поощряете! – вновь стал закипать Савелов. – Пособничаете блуду!
– Полегче! – не устрашилась мама Лиля. – Молодые люди собираются пожениться. Почему я знаю об этом, а вы – нет? Потому что вы себя ведёте неадекватно! Вам надо, чтобы все перед вами по струнке ходили, а так не бывает! Дети взрослые уже! Они сами за себя все решили. А нам остаётся только принять их решение, неважно, согласны мы с ним или нет! Потому что это жизнь! Их жизнь! Жить они будут здесь, – не дала она Савелову перейти в контратаку. – А вам, если не хотите потерять дочь, надо изменить своё отношение к случившемуся. Да, к случившемуся! К факту! Молодые любят друг друга!
– Чушь! – выплюнул Павел Анатольевич. – Красивые слова!
– Для кого-то слова, а для кого-то чувства! – парировала мама Лиля.
– Я не любитель любовных романов! – презрел её Савелов и глянул грозно на молодых. Они застыли в обнимку в дверном проёме. Лера плакала молча, а Ксар сиял победно глазами. Его мама сделала то, чего сам он сделать не смог – повергла Савелова на обе лопатки!
Женщина всегда побеждает мужчину, как любила говорить тётя Лика! Мама Лиля победила Лериного папу энергией, которая из неё буквально хлестала, белым лучом, силой нематериального излучения. Под действием её природного «лазера» тёмное в Савелове треснуло, и место взбесившегося тирана занял растерянный, озабоченный, несчастный до глубины души человек.
– Выйдите! – приказал этот человек Лере и Ксару. – Взрослым надо поговорить.
– Так бы сразу! – улыбнулась ему мама Лиля и поставила на огонь чайник. – Давайте познакомимся, наконец! Лилия Ксаверьевна, лучше – Лиля. А вы – Павел Анатольевич, мне Лера много о вас рассказывала…
– Так они – давно?.. – чуть не подавился капраз горькой пилюлей. – А мне – никто?..
– Сами виноваты! – пригвоздила его мама Лиля. – Они вас боятся! Вам вообще как, приятно, что вас боятся самые близкие ваши, родные люди?
– Никто меня не боится, – буркнул, не слишком, впрочем, уверенно Лерин папа. – Слушаться и бояться – разные вещи. Бояться и подчиняться. – И вернулся к тому, что сейчас более всего его беспокоило: «Как они жить собираются? Ваш сын – пацан зелёный! Мы с вами будем их семью содержать? Они её для нас завели?».
– Не бегите впереди паровоза! – посоветовала мама Лиля. И вздохнула, выразив в этом вздохе полное понимание проблемы. – Чужую жизнь планировать бесполезно. Тут мы можем только помочь или навредить. Третьего не дано!
– А я так считаю, мужчина должен быть кормильцем! Обязан! – не внял Савелов. – Ваш сын моей дочери обеспечит достойное существование?
– Я полностью на вашей стороне, – заверила его мама Лиля. – Мужчина должен быть мужчиной. Но, к сожалению, я за своего сына не отвечаю. Я давно убедилась, что в жизни каждый отвечает только за себя.
– Это неверная позиция!
– Для кого как. Я исхожу из своего личного опыта.
– Вы своего сына воспитывали без мужа? – догадался Павел Анатольевич, и мама Лиля снова вздохнула: «Да. Но мы сейчас ударились в ненужные, абстрактные рассуждения! Которые ни на что не влияют! Пусть молодые поживут…».
– Вот вы, значит, как рассуждаете! – обвиняюще загрохотал Савелов. – Сбежались – разбежались?! Перепихнуться – всё равно что стакан воды выпить?! Так?!
– Не так! – возвысила голос и мама Лиля. – Но кулаками после драки махать – глупость полная! Да они после вашего наезда только крепче друг в дружку вцепятся! Вас учили, что всякое действие равно противодействию?!
– Всё равно я вас не понимаю, Лилия…
– Просто Лиля. Не чужие!
Мама хмыкнула на последнем слове, а Лерин папа тяжело закашлялся – словно подавился крепчайшим дымом.
– Ладно, Лилия. Принципы, на которых строили семью вы, в корне отличаются от моих. Я хотел бы познакомиться с отцом вашего сына.
– Увы, – с преувеличенным сожалением ответила мама. – Его среди живых нет.
– Я хотел бы о нём хоть что-то узнать! Мне не всё равно, в какую семью я отдаю дочь!
– В мою! – с вызовом сообщила мама. – Кроме меня, у Ксара никого не осталось. Родители мои в позапрошлом году ушли.
– А родители мужа?
– Ещё раньше. Но с ними мы никаких отношений не поддерживали.
– Ваш сын, то есть, ваш грех молодости?! – наступательно спросил Лерин отец, и мама Лиля вспыхнула, побагровела от гнева.
– Дети грехами не бывают! – отчеканила она – Вы, чем словами бросаться, познакомьтесь с моим сыном, узнайте, что он за человек!
– Теперь это невозможно, – процедил Павел Анатольевич Савелов. И стиснул кулак.
Мама Лиля считала, что невозможного не бывает. В принципе. Надо только захотеть исправить ошибки. Не упираться рогом, не зацикливаться на обидах и оскорблениях, а взглянуть на мир по-доброму. И тогда мир на добро ответит добром.
– Всему своё время, – утешала она Леру. – Твой отец все поймёт правильно и изменится.
Лера жила теперь у Кораблиных. Её тихая мама Людмила Ивановна привезла к ним её вещи, и весь вечер они проговорили на кухне втроём, «о своём, о девичьем» – мама Лиля, мама Люда и мама Зита.
– Как ты только терпишь! – горячилась мама Зита. – Я б давно дала этому кормильцу пинка под зад! Права он будет качать! Добро ковать на головах у людей! Мы, вот, с Лилькой сами себя кормим, и ничего! И детей выкормили! И внукам поможем! И ни один хрен нас в своё дерьмо носом не ткнёт!
– Ладно тебе, успокойся, – обуздывала её мама Лиля. – Все люди разные. Что русскому в радость, для немца смерть! Мы – такие, Люда – другая…
– Не бери в голову, Люда, – сдавала на попятную мама Зита. – Это я – сгоряча! Феминистки мы с Лилькой дикие, амазонки! Не нашлось на нас порядочных мужиков!
– Да, – подхватывала, как могла весело, мама Лиля. – Я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик! А это, Зитка, тоже не есть хорошо!
– А что вообще хорошо? – вопрошала наступательно мама Зита и отвечала сама себе, обречённо: «А ничего! Только дети!».
– А дружба?
– Да, дружба – это святое! Дружи с нами, Люда, мы тебя в обиду не дадим!
– Меня, девочки, никто и не обижает, – улыбалась им мама Люда. – Поговорку знаете: муж голова, а жена шея? Куда шея повернёт… Я на рожон не лезу, соглашаюсь на словах с Пашей, а что мне делать – это уж я сама решаю.
– Молча!
– Да, молча. Нравится Паше считать себя в семье императором – на здоровье.
– Но ведь Лерка и тебе не сказала… – напомнила мама Зита.
– Лерочка скрытная. Она сначала сама должна убедиться, что поступает правильно…
– Ну, убедилась! – резюмировала мама Зита язвительно. И набросилась теперь уже на Ксаверия: «Ксар хорош гусь! Мог бы посоветоваться с нами! Лилька, ты только не верещи, не корчь из себя наседку! По большому счёту прав Павел! Ну, какой из Ксарки муж и отец?! Ему в армию весной!».
К осени выяснилось, что Лера беременна. Двойнёй. И весной в армию пошёл только Стас. Ксар остался работать в театре помрежем и наслаждаться семейной идиллией.
Ксар обрадовался, узнав, что станет отцом. Не потому что Лерина беременность освобождала его от воинской повинности – он хотел, чтобы их с Лерой любовь продолжилась в детях. Брак они зарегистрировали, как только Ксару исполнилось восемнадцать, но папу Савелова это нисколько не обрадовало. Он даже отказался идти на свадьбу – позориться рядом с брюхатой дочерью – и мамам стоило трудов уговорить его не портить молодым праздник. Мама Люда хитростью и терпением ломала понемногу его упрямство, мама Лиля с мамой Зитой были напористы и красноречивы, но всех более преуспела неотразимая тётя Лика. Эта не стала прибегать к доводам – просто смотрела на Павла Анатольевича и улыбалась. Щурила с пониманием светлые ведьмовские глаза, покачивала стройной ногой и разглядывала Савелова, как прелюбопытный, но не редчайший экземпляр своей коллекции мужских образов: когда-то сильно кем-то обиженный мальчишка, с обидой этой доросший до взрослого состояния. Дяденька-подранок, который боится встать на крыло, хотя оно давным-давно срослось и отлично держит в полёте.
Всё это тетя Лика буквально излучала в Савелова, как ранее сестра её Лиля излучала в него свой усмиряющий свет, и оттого что тётя Лика молчала, Савелов сдался. На доводы всегда находятся контрдоводы, но чем ответить на такое красноречивое молчание? И впрямь признать себя великовозрастным подростком?
Тётя Лика победила Савелова, и на свадьбе родственники присутствовали в полном составе: родители невесты, Стас, тётя Лика и две мамы жениха. Тётка Стаса, сославшись на нездоровье, приглашение отклонила, а его дед и бабушка до торжества не дожили: скончались зимой один за другим, отец мамы Зиты – на другой день после жены.
– Удивительно, что не в один день! – говорила мама Зита, и скорбь её была окрашена восхищением, тихой и светлой, как мудрая печаль, завистью. – Они жили долго и счастливо. Не очень долго, но счастливо! Вам бы так! – пожелала она Ксару и Лере.
Стас, свидетель со стороны жениха, явился со своей девушкой, но уже в загсе начал приударять за невестиной подругой Оксаной. Стас готовился уйти в армию и ни в чём себе поэтому не отказывал. Он знал, что его девушка его не дождётся и не сильно горевал по этому поводу.
– Женщина бывает первой, но не последней! – вещал он, делясь с неопытным Ксаверием знанием жизни и людей. – Последней даже у попа жена не бывает! – И, спохватившись, уточнял патетически: «Это не про вас с Лерой! Вы – легенда человечества, Ксар! Вы уникальны, а я – простой смертный! И будет у меня всё простенько, но со вкусом!».
Свадьбой завершился третий акт эпоса «Валерия и Ксаверий», и начались будни. Разные по окрасу, по преимуществу счастливые, но уже совсем не эпические.
– Ну, нормальный ты человек? – наступательно спросила мама Зита, узнав, какие имена Ксар дал дочерям. – А Леру ты спросил? Не говоря уже о нас, матерях!
– Ладно Марфа! – подхватила мама Лиля. – Марфа – куда ни шло, но Дорофея?! Где ты только такое имечко выкопал? Сам придумал?
– Отнюдь! – отбивался от обеих Ксаверий. – Византийский вариант имени Доротея. А вам надо, чтоб как у всех?!
– Что в этом плохого? – стрельнула мама Зита чёрным обвиняющим глазом. – А сокращённо мы её как будем звать? Дора? Или сразу – Пушка?
– Фея, – разулыбался Ксар. – Знаково и красиво!
В роддом за Лерой и девочками они приехали втроём. Мама Люда ждала их возвращения у Кораблиных, Савелов был в море, а тётя Лика путешествовала по Индии.
– Лера – мать, – гневно укорила Ксаверия мама Лиля. – Ты б хоть узнал, хочется ли ей называть свою дочку Феей!
– А зачем её спрашивать! – рассмеялась издевательски мама Зита. – Она добрая, с ней можно и не считаться! Сперва отец её гнобил, теперь, вот, он подключился! Мелкий деспот!
– Слушай, мама Зита, не напрягай! – взмолился Ксаверий. – Не порть настроение! Лера согласна.
– Она спорить не привыкла, вот и согласна, – парировала мама Зита, но смолкла, и все трое засияли улыбками навстречу бледной, но очень счастливой Лере. Совершенно новой Лере. Какой-то особенно большеглазой, большеротой, ушастой. Невыразимо прекрасной в сочетании всех этих деталей, ибо детали пребывали в гармонии меж собой и – гармонировали с состоянием души Леры.
– Ой, а кто это у нас такой маленький? – заворковала мама Зита, принимая один из свёртков от медсестры. Второй свёрток уже был в руках у мамы Лили. – Что это за девочка такая красавица?
– Потом будем рассматривать! Дома! – заторопила всех мама Лиля. – Мотор ждёт!
И, ступая осторожно, мамы со свёртками двинулись к ожидавшему их такси. Ксаверий задержался перед Лерой, силясь вникнуть в суть произошедших в ней перемен. И понял. Он, каким был, таким и остался – горделивым, радостным, в душе – напуганным необратимыми переменами в жизни. Лера стала Вселенной. Микровселенной, из недр которой вышла двойная звезда, чтобы развиться в две будущие микровселенные.
Развиваться микровселенным предстояло в однокомнатной квартирке Кораблиных. Тётя Лика предложила молодой семье свои двухкомнатные хоромы – на время своего отсутствия – но уезжала она ненадолго, и Ксар предпочёл кочёвке туда-сюда какие ни есть, а родные стены. В квартирке Кораблиных стало тесно, шумно и суетно, и мама Лиля перебралась жить к маме Зите, оставив молодых с их двойной радостью. Конечно, все три мамы что ни день приезжали помогать Лере, но мамы работали, и основную часть дня Лера проводила втроём с малышками. Ксар делал, что мог. Он старался быть полезным. Забегал домой между утренней репетицией и вечерним спектаклем, стирал пелёнки и убаюкивал дочек, чтобы Лера могла поспать хоть немного. По ночам ей это не удавалось. Ночи были апогеем их пелёночного ада. То одна, то другая крошка принимались кричать, и Лера, едва успевшая прилечь, вскакивала менять подгузники, ворковать и кормить. Лера осунулась, пополнела и – отдалилась от Ксара. Так, по крайней мере, ему казалось. Она слишком уставала, чтобы с прежним интересом выслушивать его рассказы о театре. Ее отрешённость вкупе с чередой ночных бдений, отразились и на характере Ксаверия. Он перестал ощущать себя счастливым. Ксаверий всё чаще ловил себя на преступной мысли, что ему не хочется после работы домой. Там его ждал не отдых, а испытание; кошмар под названием «радости отцовства», быт, посвящённый младенцам и только им. Умом Ксар понимал, что иначе и быть не может, что он не четвёртый лишний в семье, а можно сказать, опора, одна из ключевых фигур. Но до роли столпа Ксар психологически не дорос. Как-то ночью, проснувшись от рёва наперебой, он подумал: «Уж лучше б я пошёл в армию!». Устыдился себя, но ничего не смог поделать с охватившим его чувством обречённости: чужие жизни перечеркнули собственную его, Ксара, жизнь, навсегда подчинили её себе! Бессонные ночи сделали его раздражительным, а просьбы Леры – погулять с детьми, сопроводить их с малышками к врачу – воспринимались как нагрузка почти непосильная. Он стал срываться. Орал на Леру, что с него и на работе хватает нервотрёпки. Там аврал за авралом, а помреж – козёл отпущения, так теперь и дома – ни секунды покоя! Жить – когда, где?! Восстанавливать организм?! Или так и будет Ксар сновать между двумя дурдомами, пока не рухнет от изнеможения?!
Прокричавшись, он успокаивался, каялся жарко, рвался сделать что-нибудь по хозяйству, и Лера, поблагодарив за намерение, отсылала его немного поспать. Пусть он только спустит во двор тяжёлую двойную коляску, и они с девчонками пару часов погуляют. Легче не стало, и когда дочки выбрались из пелёнок. Они принялись осваивать мир и требовали повышенного внимания. Марфа ещё способна была сосредоточенно перебирать свои младенческие игрушки, но Дорофея всё время куда-то лезла, что-то роняла, падала или же приставала к Марфе. От истошного, в две глотки, рёва Ксару и самому хотелось завыть белугой и он орал на Леру: «Заткни ты их, наконец! У меня сейчас мозги вытекут через уши! Хочешь стать молодой вдовой?!». И Лера принималась успокаивать всех – и дочек, и Ксара. Лера и не думала повышать на Ксара голос, что-то объяснять или доказывать. Она глядела на него, как на старшего из своих детей, и улыбалась всепрощающе.
С этой улыбкой на устах она его и покинула.
Забежав днём домой, Ксар увидел, что кроваток и коляски в комнате нет, вещи детей собраны, а мама Лиля с мамой Людой надевают на малышек комбинезоны. Лера стояла посреди комнаты в пальто, с сумкой в руке.
– Не понял! – обалдел от неожиданности Ксаверий. Утро не предвещало столь разительных перемен. – Что происходит? Вы куда? Лера?!
– К нам, – не оборачиваясь, ответила мама Люда. – Вещи Павел Анатольевич уже вывез. Сейчас приедет за нами.
– Не понял! – повторил с нажимом Ксаверий. Ему сделалось вдруг жутко и – плохо. До головокружения.
– Вы куда едете? На курорт?
– Лера переезжает к своим родителям, – объяснила сразу всё мама Лиля.
– Но почему?! Зачем?!
– Вы поговорите, а мы сойдём вниз, – ответила мама Люда. – А то малышки запарятся… Лера, папа просигналит, когда приедет.
И они обошли Ксаверия, как столб, с двух сторон, мама Люда и мама Лиля, и остался Ксар столбом торчать перед Лерой.
– Ксар, мы уходим, потому что жить так дальше – нельзя, – мягко, увещевающе проговорила Лера. – Это не жизнь, это взаимоуничтожение.
– Но мы же знаем, что это временно! – закричал в отчаянии Ксар. – Через это все проходят!
– Не все. Мы не смогли.
– Это тебя отец так настроил?! – нашёл Ксаверий кого обвинить в предательстве Леры. – Конечно! Он меня всегда…
– Ксар! – перебила Лера. – Меня так настроил ты.
– А что я такого сделал?! Такого страшного?! Да, я срывался! Но меня в театре в этом долбаном имеют с утра до ночи, а тут ещё и дома… Меня тоже можно понять!
– Я тебя понимаю, – заверила Лера. – Я тебя очень хорошо понимаю, я сочувствую тебе, поэтому ухожу. Мы тебе надоели, Ксар, тебе надоела эта пьеса про семью, эта игра…
– Игра? – изобразил Ксаверий негодование. В душе он сник, потому что признал Лерину правоту.
– Ксар, тебя никто ни в чём не обвиняет, ни я, ни мои родители. Просто ты слишком молодой.
– То есть, я хреновый отец? – решил Ксаверий перейти в наступление. Как бы то ни было, а он старался быть хорошим отцом! Очень старался и был уверен, что у него получается! Что Лере с ним – хорошо. Это ему плохо, а им – хорошо! – Я зарплату не приносил?! На сторону бегал?! Оскорблял тебя как-то?! Что я делал не так?!
– Ты всё делал так! – постаралась Лера угомонить его. – Но ты этим тяготился, Ксар. Нами. Очень злился оттого, что тебе приходится жить именно так. Все вокруг принадлежат самим себе, а ты – нет!
– Может, ты не будешь говорить за меня? Решать за меня? – распрямился надменно Ксар. Лерина правота его унижала и ужасала, и он попробовал сохранить лицо. – Может, правду скажешь? Ты уходишь, потому что я стал тебе по фиг? Ты меня разлюбила!
– Скажи ещё, что у меня кто-то есть! – рассмеялась, всё правильно поняв, Лера. И сразу стала печальной. – Я как раз потому и ухожу, Ксар, что люблю тебя. Если я останусь, мы всё разрушим. Мы уже начали. А я хочу любить тебя и дальше, и чтобы девчонки тебя любили…
– Ты их у меня отняла! – по-актёрски выкрикнул Ксар.
– Оттого, что их кроватки будут стоять в другом доме, они не перестанут быть твоими детьми. Мы не разбегаемся с тобой навсегда, просто я и дочки – переезжаем!
– А потом ты вернёшься? – почувствовал огромное облегчение Ксаверий. – Ты не могла так сразу и сказать? Обязательно было меня доканывать?!
– Мы не вернёмся, – уничтожила его радость Лера. – Но мы будем встречаться. Ты будешь видеться с детьми всегда, когда захочешь.
– А с тобой? – снова ошалел Ксар.
– А со мной ты разводишься.
– Что?! – вот этого Ксар не ожидал совершенно. И она так спокойно об этом говорит! Ещё и улыбается! И это неважно, что глаза у неё, как у побитой собаки! Она – улыбается!
– Почему это я с тобой развожусь? – резко спросил он. – А если я не хочу? А раз я не хочу, развода ты не получишь!
– Мне и не надо, – удивила его Лера. – Я больше замуж не собираюсь. Развод потребуется тебе.
– А-а! – завопил Ксар. Ему показалось, что он всё наконец-то понял. – Тебе наврали, что я себе кого-то завёл! В театре этом грёбаном! Так нет! Нет у меня там никаких баб! Чушь собачья! Кто меня оклеветал, говори! Я убью этого мерзавца!
И он стиснул кулаки, горя желанием сию минуту обрушить их на того, кто покусился на его семейный очаг.
– Ксар, пожалуйста! – взмолилась жалобно Лера, но Ксаверий уже преисполнился энергией мщения. Немедленного и страшного.
– Да! – выкрикнул он и взмахнул рукой, воображаемой саблей. – Я врал иногда, что у меня спектакль! Репетиция! Когда их не было! Я просто торчал в гримёрных, в цехах, с мужиками! Отрывался! Потому что это – не жизнь, видеть только режиссёра и только тебя! Которой не до меня! Я понимаю, тебе сейчас и правда не до меня, но это пройдёт, этим надо переболеть! Вместе! Ну, нет, не было у меня никакой бабы, веришь?!
– Верю, – прямо глянула ему в лицо Лера. – У тебя нет бабы. Но и нас у тебя нет, меня и детей. У тебя есть только ты сам.
– Козёл такой?! Сволочь?!
– Ты хороший человек, очень хороший. Я рада, что ты у меня был, именно ты.
– Ну, ещё бы! – вне себя от новой догадки вскинулся чуть не до потолка Ксаверий. – У нас же кровь – один к одному! Первая группа отрицательный резус! Где ты ещё найдёшь себе такого мужчину?! Отца для своих детей?! Нас, с первой, 10 процентов от всего населения Земли, а тут ещё и резус! Сама же рассказывала про какую-то свою подруженцию, которая себе мужика не по любви выбирала, не по интересам – по группе крови! Только чтоб ребенка родить! Вот и ты со мной была, чтоб родить! Только для этого!
– Какой же ты!.. – дёрнулась, как от пощечины, Лера и чуть не заплакала. – Идиот!
И стремглав бросилась к двери. В тот же миг за окном засигналил автомобиль.
На работу в тот день Ксаверий не вышел. Позвонил завтруппой, что тяжело заболел. И это было правдой! Болеть нестерпимо может не только зуб, нога, голова, но и душа! И никакой анальгин эту боль не снимет. Разве что алкоголь.
К возвращению мамы Лили Ксаверий был уже пьян и продолжал напиваться.
– Так я и знала! – объявила мама Лиля с порога. Она не удивилась и даже не рассердилась. – Слабый ты всё-таки человек!
– Получай, что получилось! – нахамил в ответ Ксаверий. – Сама родила!
И поскольку мама проигнорировала «наезд», потребовал объяснений: «Почему ты позволила ей уйти?! Ты! Мать моих детей! То есть, мать меня!».
– А потому, сыночка, – развернулась к нему мама, и сострадающая, и презирающая, – что ты сам это устроил! Подготовил этот исход! На что уж Лера терпеливая, безропотная девчонка, ты и её достал! Не был ты, сынку, отцом своих детей! И мужем нормальным не был! Так, поматросил и бросил!
– Мама! – возмутился Ксаверий, но у мамы слишком уж накипело на душе. Настолько, что она изменила правилу ни о чём не разговаривать с пьяным человеком.
– Ты ж её к детям ревновал! К собственным детям, блин! Внимания ему не хватало! Нежности, заботы и ласки! А сам ты о ком заботился? О себе! Чтоб тебе комфортно было! Вот сейчас ты что делаешь, например? Себя жалеешь, любимого! Бросила хорошего мальчика сука Лера! У тебя, мой мальчик, водочка не закончилась? Может, мама сбегает, принесёт?
Мама Лиля хлопнула за собой дверью, и пьяный Ксар разрыдался от невосполнимости утрат и несправедливости мира. Все против него! Даже мама! А в чём, в чём так уж он виноват?! Был бы рядом Стас… Но Стас отдавал долг Родине.
Мама Лиля вернулась с мамой Зитой.
Голос мамы Зиты слышен был ещё с лестницы: «Но ты тоже молодец! Нашла время! Доконать пацана решила?!».
Мама Зита – хоть кто-то! – приняла сторону преданного всеми Ксаверия. И когда мама Зита объявила с порога: «Собирайся, поехали! Завтра Стаська возвращается!», Ксар воспрял духом. Есть Бог на свете, и Он Ксаверия бережет! Для Него Ксар Кораблин не такая дрянь, как для прочих!
Стас Ксаверия почти успокоил. Отвлёк, развлёк, распотешил, и Ксаверий перестал ощущать себя несчастнейшим из людей. Стас был мощным сгустком мощной энергии. Такой мощной, что Ксар отлично различал её цвет – бордовый с алыми всполохами. К жизни, включая драмы её, Стас относился заразительно легко, не зацикливаясь сознанием ни на плохом, ни на хорошем.
– Бог есть! – проникновенно рокотал Стас. – И мы все под Ним ходим! Ткнули тебя мордой в дерьмо – утрись и думай, что ты сделал не так. Если у тебя всё не так – тебе кранты! Значит, ты тупой, безнадёжный! Такие природе не нужны!