Бобришины сказки

Посвящение и вступление

Моей единственной и нежно любимой дочери.

Ты – яркий луч света, талантливая и смелая. Бурный морской поток, прекрасный и непредсказуемый. Ты – самая сокровенная песня моего сердца.

Тебя хотели уничтожить ещё до рождения, но ты выжила, несмотря ни на что. Ты – продолжение меня и наших предков, ты – само дыхание жизни, наполняющее бытие. Ты – дарительница жизни и хранительница наследия.

Каюсь, я была не лучшей матерью, но я верю, что ты сможешь стать лучше меня. Эти сказки я посвящаю тебе, моя родная, и моим пока ещё неродившимся внукам.

Всей душой верю, что дети – наследие от Господа, самое ценное и прекрасное обетование. Благословляю тебя на радостное зачатие, благополучное вынашивание и рождение самого главного чуда – новой жизни. Будь благословенна.

ВСТУПЛЕНИЕ

В самом сердце дремучего леса, там, где река поет свои вечные песни, стоит неприступная и мудрая Бобришина Хатка. А в ней живет сам Бобриша.

Но Бобриша – это не просто имя. Это – судьба.

Когда-то давным-давно, он был крошечным Бобрёнком, которого злая стужа и ледяное половодье вырвали из материнских объятий и унесли в неизвестность. Он был один, ему было страшно, и он звал маму. Но именно тогда, в самом отчаянном холоде, он нашел в себе силу не сдаваться. Бобриша выплыл, потому что верил. И его сердце, полное надежды, привело его к теплу и спасению.

Он выжил. Он выстоял. И он помнил.

Помнил песни предков, помнил ремесло строителей, помнил цену дома и теплого очага. Он отстроил заново разрушенные плотины, но сделал их еще прочнее и мудрее. Он не просто восстановил – он основал. Основал род, традицию, легенду.

И в основе его легенды лежит великая истина, данная нам в Писании: «Терпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города» (Притчи 16:32). Бобриша – сама суть этого терпения. Его сила не в ярости мимолетной битвы, а в несокрушимом, день за днем, строительстве жизни. Его плотины – это твердое обетование того, что хаосу не победить, что у труда и веры есть обязательное воздаяние.

Теперь Бобриша – Хранитель и житель Леса. Для одних он – самый искусный строитель, способный укротить любую реку. Для других – мудрый судья, разрешающий самые хитрые споры. Для третьих – отважный защитник, ограждающий слабых. Для четвертых – чистая радость.

А для самых маленьких, для тех, кто только готовится появиться на свет и слушает эти сказки уютным вечером, Бобриша – это сама надежда. Он живое свидетельство жизни в полноте – жизни, которая сильнее смерти, любви, которая крепче страха, и веры, которая превращает ледяной поток в колыбель для самых сбывающихся снов.

Так начинаются сказки Бобриши. Устраивайтесь поудобнее. Он уже ждет вас, чтобы показать, как терпение и обетования творят чудеса.

Глава 1

Кортизольная петля

Тьма пришла внезапно – не как ночь, а как живое существо. В два часа ночи меня вышвырнуло из сна прямо в её липкие объятия. Это была петля – толстый шланг в чёрной оплётке, извивающийся, как разъярённая кобра. Я не понимала: то ли находилась внутри, и что-то разорвало эту петлю, то ли она сама разжала свои кольца, выпустив меня наружу.

Ощущения приходили волнами. Сначала – ужас. Не просто страх, а что-то первобытное: огненное и ледяное одновременно. Он лип к коже, как патока, и хлестал по нервам как плётка. Тело стало тяжёлым – не от усталости, а будто под кожу влили ртуть. Живот превратился в каменный шар, который невозможно переварить. Голова гудела пустотой, словно в черепной коробке остался только пепел сгоревших мыслей.

А потом пришёл голод. Не тот здоровый, что заставляет искать еду, а звериный, ненасытный. Руки сами тянулись к сладкому, солёному, жирному – чему угодно, лишь бы заткнуть эту чёрную дыру внутри. Но чем больше я ела, тем глубже проваливалась.

Сон стал обманом. Веки слипались, но мозг бодрствовал, взвинченный до предела, будто кто-то влил в него кипящий адреналин. Я лежала, уставившись в потолок, а внутри звучал монотонный метроном: "Ты не спишь. Ты не спишь. Ты не спишь."

Хуже всего было равнодушие. К своему разбухшему телу. К мыслям, которые рассыпались, как песок сквозь пальцы. К желаниям, которые умерли где-то между первым и сотым выбросом кортизола.

И вот, когда я уже почти смирилась, что эта петля – навсегда, раздался шорох. Быстрый, ловкий, звенящий, как удар сабли по стеклу.

– "Ч-ш-ш-ш! Так нельзя!"

Из темноты выскочил он – Рикки-Тики-Тави. Весь блестящий, с глазами, горящими как угли. Его холодный нос ткнулся мне в бок, а острые когти впились в плечо.

– "Ты что, в самом деле хочешь, чтобы она тебя съела? Эта петля – просто глупая кобра, а ты – мангуст! Так давай же!"

И началось обучение.

Я ворчала, но подчинилась. А утром… о чудо! Проснулась без ощущения, будто меня переехал грузовик. Первое правило: сон – это оружие. Он цапнул меня за ухо, когда я в пятый раз за ночь тянулась к ноутбуку: – "23:00 – и никаких «ещё пять минут»! Мелатонин – не дурак, он не будет ждать, пока ты досмотришь этот сериал!"

Я начала с прогулок. Потом были танцы под дурацкую музыку. Потом – удары по груше, пока пальцы не немели. И страх отступал. Второе правило: двигай хвостом! Рикки фыркал на мои жалобы об усталости: – "Кортизол боится только одного – движения! Беги, дерись, прыгай – выгони его, как я выгоняю Нага!"

– "Ешь. И пей воду. Иначе станешь как та старая жаба из пруда – вся в слизи и злости."Третье правило: ешь правильно. Он воровал печенье прямо у меня из рук и с презрением швырял в мусорку: – "Это – яд. Ты же не будешь пить яд добровольно?"Взамен приносил яблоки, орехи, курицу:

– "Они не видят, что ты тонешь? Ну так кричи громче!"Четвёртое правило: стресс – это пыль. Когда я начинала нервно щёлкать пальцами, он забирался на плечо и тыкался мордой в щёку: – "Дыши. Глубоко. Как я перед боем. Раз-два. Раз-два."А ещё заставлял звонить друзьям:

И петля ослабла. Она ещё шипела в углу, но больше не могла схватить.

И исчез – так же внезапно, как появился. Рикки усмехнулся: – "Видишь? Ты сильнее. Просто забыла."

Но я знала: если тьма снова поползёт за мной – он вернётся.

22.04.2025

Глава 2

Бобрёнок

Ну, и весна выдалась в этом году! Хоть и говорят, что у природы нет плохой погоды, в этот раз даже главный метеоролог подтвердил – такого холодного мая не было за всю историю метеонаблюдений.

После морозной затяжной зимы нагрянуло половодье. Тающий лед снес все плотины, так старательно запруженные отцом. А отец у Бобренка был опытный строитель, в семье часто говорили, что дедушка отца строил дамбы в далёкой Сибири, и очень успешно…

Бобренок знал, что будет продолжателем дела своих предков. У него для этого было всё – шикарная мохнатая шубка, непромокаемая, между прочим, крепкие белые зубы. И глаза, о, глаза, цвета неба, пасмурного или грозового, а может, быть даже, моря, Северного моря, такие же огромные, глубокие и мудрые. Малыш собрался появиться на свет, но половодье, потом майские морозы… Они погубили почти все цветущие сады, похоже, земле грозил неурожай. А Бобренка вынесло холодным течением в совершенно незнакомый водоём.

Вода была мутной, кажется, даже соленой или чем-то отравленной. Берегов видно не было. Он был таким маленьким и беспомощным, и совсем один. Отчаяние порой охватывало малыша, он шептал: «Мама, ну же, мама», это придавало ему сил не сдаваться. Бобренок старательно греб лапками, рулил хвостиком, увиливая от волн, иногда засыпал или забывался. Неожиданно, он почувствовал под собой что-то теплое и мягкое, оно держало его и грело одновременно, пахло молоком.

Малыш успокоился, и, кажется, впервые в жизни спокойно уснул. Ему снились огромные плотины, бобровые хатки-дворцы и, похоже, чей-то голос пел ему песенку про отважного малыша, который не только справился с опасностями, но вырос и продолжил дела своих предков. На теплом брюшке у мамы всегда снятся самые замечательные и сбывающиеся сны.

28 января-20 мая 2024

Глава 3

О наследии Бобриши, или Зачем нужны высокие палаты

Маленькая лапка непроизвольно потянулась к крохотному влажному носику. Для Бобриши это был самый главный сигнал – сигнал ко сну. Спать он любил. Вообще он был самый спокойный на свете малыш и невероятно разумный. Его мысли текли плавно, как вода в хорошо выстроенной запруде.

Перед сном он любил размышлять о своём роде. Бобриша подозревал, что родословную ведёт от знаменитых русских чёрных бобров. А они, как известно из семейных преданий, славились не силой, а мудростью и рассудительностью.

«Не зря, – думал Бобриша, – при русском царе целая боярская дума была. В ней думные бояре политику и хозяйство целой страны вершили». Он представил их: сидят в Грановитой палате, все в высоких шапках, бобровых. Чем боярин знатнее да родовитее, тем шапка выше. А ещё – столбовые, потому что их фамилии на столбах вытесаны в знак заслуг перед Отечеством и народом.

И тут Бобриша мысленно фыркнул: «Куда же с моим ростом‑то, да ещё и шапку высокую? Это же какой высоты палаты должны быть?!» Но тут же успокоил сам себя: «Ничего. Построим». Ведь чёрные бобры отличались не только рассудительностью, но и талантом строителей. Их плотины и палаты были добротными, надёжными, стояли веками.

«А вот мамина родословная, – продолжил он размышлять, – и вовсе приближена к царским палатам. Похоже, бабушка намекала, что в наших жилах течёт кровь древних правящих династий». И это царское наследие проявлялось не в спеси, а в умении видеть мир ярким, добрым и полным чудес. Безудержный оптимизм, дар сочинять удивительные истории и превращать любое жилище в шедевр – всё это Бобриша, без сомнения, унаследует от мамы.

«Она ведь из породы светлых бобров, – с нежностью подумал он. – Это мне как раз подходит». Он чувствовал в себе их качества: расчётливость, спокойствие, организованность, честность, верность и ту самую творческую искру, что превращает просто хатку в тёплый, уютный дом.

От этих мыслей по всему его маленькому существу прокатилась волна чистого удовольствия. Как же хорошо, что у него будут такие родители! Каждый даст ему что‑то своё, необходимое.

И тут его мысленный взор обратился к самой дальней ветви рода – к морским бобрам‑каланам. «Наверняка кто‑то из них тоже был моим предком, – с уверенностью подумал Бобриша. – Даже в солёной воде они умудрялись сохранять самый ценный в мире мех». От осознания собственной ценности, собранной со всех уголков рода, Бобриша аж перевернулся на другой бочок.

И в этот момент в нём родился самый главный вопрос, ради которого, наверное, и затевались все эти мысли перед сном: для чего он отправлен в этот мир именно в эту семью?

«Об этом надо будет обязательно спросить у папы, – твёрдо решил Бобриша, уже посапывая. – Утром. Первым делом…»

И он уснул, чтобы набраться сил для будущих великих строек и ещё более важных разговоров.

18.11.2025

Глава 4

Благодатный сон

Книга Премудрости Соломона «Я, человек смертный, подобный всем… и я в утробе матерней образовался в плоть… от семени мужа и услаждения, соединенного со сном».

В тот вечер я украшала вход в нашу хатку, подбирая камушки под цвет заходящего солнца. Руки сами помнили, как держались за коряги в ледяной воде, когда весенний паводок пытался снести нашу плотину. Помнили, как отталкивали плывущие по течению тяжёлые брёвна, грозившие раздавать всё на своём пути.

Я была вся в своем деле, в пении, в шуршании веточек. А когда закончила, прилегла на мягкий мох, слушала, как река шепчет свои вечные сказки, и смотрела, как первая звезда зажигается в небе. Та самая река, что когда-то была моим противником, теперь ласково лизала берег.

И вдруг меня окутало такое спокойствие, какое бывает только после самой долгой и выигранной битвы. Я вспомнила все те злоключения, все схватки с холодом и хаосом. И тогда ко мне пришли слова из древней Книги, которые сова нашептала мне когда-то: что жизнь зарождается не только от семени, но и от «услаждения, соединенного со сном». И я поняла, что это за услаждение. Это не веселье, нет. Это награда за все битвы – состояние, когда ты больше не воюешь, не держишь оборону, а просто растворяешься в мире, как эта река, и наконец-то доверяешься ей всей душой.

Я не строила в тот вечер плотин. Я не ждала чуда. Я просто была частью ночи, частью звёзд и тихого шелеста, побеждённая тишиной и миром. Я отпустила всё и уснула прямо там, на мху, под открытым небом.

И мне приснился сон. Будто по моей шёрстке бегают тёплые солнечные зайчики, а в нашей норе пахнет свежей ивой и парным молоком. Такой сладкий и глубокий был сон, будто сама земля, приняв мою усталость, убаюкала меня.

А наутро я проснулась от того, что в сердце у меня пели птицы. Во мне была какая-то новая, небывалая лёгкость и тихая-тихая радость, как будто я знала какой-то секрет, даже сама того не сознавая. Я встала, потянулась и улыбнулась новому дню. Я чувствовала, что всё идёт так, как должно идти. Мои битвы остались позади, и на душе у меня было светло и спокойно.

19.11.2025

Глава 5

Как снималось проклятие с Немой Земли

Я была как земля Ефрема, на которую пало страшное проклятие. Оно было записано в самой Книге Судеб – в 9‑й главе свитка пророка Осии – и звучало так:

(Осия 9:16)«Поражён Ефрем, корень их засох; они не принесут плода. И если и родят, Я умерщвлю вожделенный плод чрева их».

(Осия 9:14)«Дай им, Господи… что дашь? Дай им чрево бесплодное и сухие сосцы».

Эти слова стали моей реальностью. Моё тело было той самой «немой землёй», тем «бесплодным чревом». И я чувствовала, как мой корень засох внутри меня. Столько раз я верила, что даже если чудо случится, оно будет отнято у меня.

Это проклятие было не просто словом – оно стало тюрьмой для моей души. Зачем жить, когда внутри меня только смерть?

Неожиданно, в самой глубине моего отчаяния, сквозь толщу льда и страха, до меня дошёл другой Голос. Это был не громкий голос обличения, а тихий, настойчивый шёпот Любви – из 2‑й главы той же Книги:

(Осия 2:23)«…и помилую Непомилованную, и скажу не Моему народу: „ты Мой народ“, а он скажет: „Ты мой Бог!“»

Услышав это, я закричала из самой глубины сердца, сложив свою молитву в стихах, как могла:

Со своими детскими бедами…Я не знала любви отцовской, Я заботы его не ведала, И жила в этом мире скотском

Кто всё знал и очень любил.Но смотрел на меня Всевидящий – Тот, Кто душу в меня вложил, Но следил за мною Всезнающий,

И тогда произошло невозможное. Два пророчества столкнулись друг с другом в моей жизни: древнее проклятие 9‑й главы и живое обетование милости из 2‑й главы.

И обетование победило.

Полюбил как дочку родную.Он помиловал Непомилованную, И назвал своею чужую, Обратил меня из противящихся,

Проклятие «чрева бесплодного» было разорвано провозглашением «ты Мой народ!». Слово смерти было побеждено Словом жизни. Оно не просто отменило приговор – оно наполнило его новым смыслом. Тот самый «умерщвлённый плод чрева» стал тем самым «вожделенным плодом», который Он теперь охранял и благословлял.

(Лариса Зуйкова)Он омыл грехи кровью Агнца И покрыл меня Его ризами. Обрела, наконец, в Небесах Отца, Он мне вход дал в Небо безвизовый!

Внутри меня, внутри моей утробы… звучал новый голос. Там, внутри, где раньше была лишь мёртвая пустота, теперь струилась жизнь. Живой поток обетования преображал мою внутренность. Он был свидетельством, печатью Нового Завета. Он был доказательством того, что я больше не «Непомилованная», а «Возлюбленная»; не «не Мой народ», а «Народ Божий». Я – благословенна, взята в удел.

(Второзаконие 11:9)«…и дабы вы жили много времени на той земле, которую клялся Господь отцам вашим дать, им и семени их, на земле, в которой течёт молоко и мёд».

(Иер. 11:5)«Чтобы исполнить клятву, которою Я клялся отцам вашим – дать им землю, текущую молоком и мёдом, как это ныне».

(Иез. 20:15)«..введу их в землю, которую Я назначил, – текущую молоком и мёдом, красу всех земель».

Проклятие больше не имело надо мной власти. Оно было снято Кровью и заменено Милостью. И моё чрево, бывшее «бесплодным», стало благодатной почвой для самого прекрасного обетования.

Ноябрь 2025

Глава 6

Поток жизни

Проклятие было похоже на толстый слой пыли на всём вокруг – на вещах, на чувствах, на её собственном отражении. Она давно перестала замечать, как мир поблёк. Но в то утро, проснувшись, она поняла: пыль исчезла. Её смыл внезапный, мощный ливень благодати, оставивший после себя только хрустальную ясность и звон в крови.

Она стала не просто чувствительной. Она стала чувственной – открытой каждому прикосновению, каждому оттенку света, каждому вздоху пробуждающейся жизни. В ней расцвело то особенное женское знание: мир отвечает тем, кто умеет принимать его дары.

Впервые за долгие годы её отражение в зеркале заставило её не критически всматриваться, а замереть в восхищении. Щёки, румяные от морозного воздуха, казались ей бархатными – и она невольно провела по ним ладонью, наслаждаясь мягкостью кожи. Глаза сияли такой глубиной, что в них хотелось смотреть и смотреть: в них мерцали золотые искорки, будто там, внутри, зажглись маленькие звёзды. Она ловила на себе свой же взгляд и улыбалась – той застенчивой, счастливой, страстной женщине, которой она стала.

Её манили из дома первые приметы зимы. Она не просто видела иней на ветвях – она чувствовала, как её кожа вспоминает его колючий, нежный поцелуй. Вдыхала воздух, острый и холодный, как лезвие, и он пьянил её, как вино: с каждым глотком внутри разгорался тёплый огонь, растекался по венам, будил каждую клеточку. Мир звучал для неё симфонией:

хруст снега под ботинками – упругий и сочный, будто она шагала по россыпи хрустальных бусин;

далёкий звук забытой мелодии – серебряная нить, пронзающая тишину, отзывающаяся трепетом в груди;

скрип ветвей – тихий, почти интимный шёпот зимы, обещающий тайну.

Простые радости бытия обрушились на неё водопадом.

Вкус горячего кофе стал не просто ритуалом, а танцем ощущений: горьковатая нота плавно перетекала в сладкую, обволакивающую, а аромат поднимался вихрем воспоминаний – юность, выходной, тёплый плед, снег за окном. Она пила медленно, закрыв глаза, позволяя каждому глотку оставить след на языке, в мыслях, в сердце.

Прикосновение вязаной кофточки, которую когда‑то связала мама, рождало целую историю о тепле и заботе: она ощущала в каждой петельке тепло материнских рук, нежность её внимания, ту безусловную любовь, что согревает даже сквозь годы и расстояния. Полотно мягко облегало плечи, дарило ощущение защищённости и эксклюзивности (ручная работа), будто мама была рядом, шептала на ухо добрые слова.

Оглядывая квартиру, купленную мужем, она испытывала тихий восторг от уютного оформления, которое создала своими руками. Каждый предмет здесь был выбран с любовью:

авторский текстиль, за которым прячется сказка;

коллекционные люстры, напоминающие дворцовые анфилады;

ваза с живыми цветами, придающая пространству вид торжественный и нежный одновременно;

огромная кровать, на которой можно растянуться поперек и представить себя на берегу океана.

Всё это – её мир, её убежище, её маленькая вселенная, где каждый уголок дышал покоем и гармонией. И за всем этим стоял он – её Муж. В этот момент она особенно остро ощутила благодарность к супругу за ту безопасность и покой, которые он дарил ей каждый день. За его молчаливую поддержку, за умение слушать, за крепкие объятия, в которых растворялись все тревоги. За то, что он просто был – её опора, её тихая гавань.

Вечер принёс с собой особое настроение. Старое танго, похоже именно под эти звуки они танцевали свой свадебный танец. Его звуки – тягучие, страстные, но в то же время удивительно тёплые. Он протянул руку:

– Помнишь?

Она улыбнулась, вкладывая свою ладонь в его. Они так давно не танцевали… А ведь когда‑то он искал именно партнёршу для танго – танца страсти, танца диалога без слов. И нашёл её.

Их движения сначала были робкими, словно пробуждающимися. Но уже через минуту тело вспомнило забытое: скольжение, повороты, паузы, наполненные невысказанными чувствами. Его руки уверенно вели её, а она отдавалась музыке, позволяя себе быть ведомой, скользя по пустынной пока детской комнате.

Эта страсть была не бурной, не испепеляющей – она была надёжной, тёплой, уютной и безопасной, как огонь в дачном камине. В каждом движении читалась невысказанная любовь, в каждом взгляде – признание, в каждом касании – обещание: «Я здесь. Я с тобой. Ты в безопасности».

Когда музыка стихла, он не разомкнул объятий. Прижал её к себе крепче и прошептал в макушку:

– Я тебя люблю.

Эти слова, как и его объятия, поглощали когда‑то её злость и раздражение, надёжно укрывали от страха. В них было всё: прощение, принятие, защита, нежность. В них была та самая жизнь – настоящая, полная, целостная.

Она прижалась к его груди, слушая мерный стук любимого сердца, и поняла: вот оно, счастье. В простом танце, в тихом признании, в тепле родных рук.

Она пила жизнь большими, жадными глотками – и жизнь в ответ наполняла её до краёв:

светом – солнечным, лунным, звёздным, внутренним;

звуками – музыкой ветра, шелестом листьев, смехом влюбленных пар, тихими признаниями;

вкусами – сладкими, терпкими, острыми, неожиданными;

трепетом – от лёгкого касания, от взгляда, от мысли, от самого факта бытия.

И там, в самой сердцевине этого сияющего потока, куда она, наконец, вернулась, уже начиналась новая жизнь. Её Бобриша.

Разве можно не прижиться в том месте, где течёт Поток Жизни?

Ему не нужно было пробиваться сквозь толщу льда и страха. Ему не нужно было бороться. Он просто плыл в этом тёплом, стремительном, радостном потоке её обновлённой сущности. Он плыл навстречу её смеху, её восторгу, её страсти. И поток этот нёс его прямо к берегу – к мягкой, плодородной почве её сердца и её тела, которая, наконец‑то, была готова не просто принять, а с ликованием взрастить его.

Он был желанным. Он был ожидаемым. Он был частью этого великого праздника под названием «жизнь после проклятия». И потому его приживление было не медицинским фактом, а самым естественным, самым прекрасным и логичным завершением её удивительной зимы.

Теперь она знала: чувственность – это не роскошь, а дар. Дар видеть красоту в мелочах, чувствовать глубину в прикосновениях, слышать музыку в тишине. Дар быть живой. Дар быть женщиной.

Ноябрь 2025

Глава 7

Ягодный воришка

Она всегда считала себя прежде всего професс

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.