Слово

Пролог

Пыль была не просто пылью. Это была мелкая, серая, почти минеральная субстанция, продукт распада целой эпохи. Она состояла из истлевшей бумаги дореволюционных архивов, бетонной крошки от рушащихся «имперских гнёзд», угольной сажи из бесчисленных труб заводов, вставших на костях «врагов народа» и пепла – пепла сожжённых книг, писем, судеб. Она въедалась в лёгкие, забивала поры, покрывала тонкой, вечной патиной витрины магазинов, оконные стекла казённых квартир и зрачки детей. Она была фундаментом, воздухом и итогом Великой Федерации Народных Республик. Дышать – значило потреблять эту пыль. Жить – значило становиться её частью.

1954-й год. Десять лет как победил Народ, сокрушив «Имперскую тиранию» – тот самый гнёт, о котором теперь напоминали только плакаты да обязательные к прослушиванию лекции в цехах. Победа, от которой пахло гарью, дешёвым табаком и ложью, густой, как кисель в рабочей столовой. Города, отстроенные лишь на ярких, ядовито-зеленых пропагандистских плакатах, на деле были грудой битого кирпича, аккуратно обнесённой свежеокрашенным забором с лозунгами: «Народ – Победитель строит будущее!» или «Спасибо Вождю за светлое завтра!». Будущее было серым, завтра – таким же, как вчера, а народ, освобождённый от гнёта империи, сгибался под новым, куда более изощренным гнётом – гнётом всеобщего, всепроникающего страха и безысходной, утомительной бедности.

А над всем этим, над пылью и руинами, парил он. Вождь. Его портреты, оттисканные миллионными тиражами, висели везде, куда мог упасть человеческий взгляд, от парадных залов Дворца Республики до закопчённой уборной в общежитии завода №17. Стареющий, с лицом, напоминающим высохшую, потрескавшуюся глину, и глазами, маленькими, жёсткими, в которых, казалось, замер свет далёких, безразличных звёзд. Он был вездесущ, как бог, которого свергли. Он видел все. Его взгляд, пустой и всевидящий одновременно, следил за тобой, заставляя выпрямляться спину и опускать глаза. Чтобы ты не забыл, кто твой бог, твой отец и твой палач.

И были ещё серые шинели. Министерство Государственной Безопасности. МГБ. Они не ходили – они возникали, как тени на стене при угасающем свете. Их серый цвет был идеален. Он не был цветом скорби или отречения. Он был цветом небытия. Цветом стерильности. Цветом, в который окрашивали мир, чтобы ничего лишнего, живого, цветного в нем не осталось. Они были жрецами этого нового культа, инквизиторами, карающей дланью. Их боялись больше, чем пожара, больше, чем голода, больше, чем самой смерти. Потому что они могли сделать твою жизнь смертью ещё до того, как ты испустишь дух.

В этом мире, в самом сердце лжи, в городе, который на старых, изъятых из обращения картах ещё назывался Бледной Рощей, а теперь носил имя Рейхенвольм, существовал Лев Королев. И существовал он в самом нутре системы – в Государственном Архиве Исторической Правды.

Глава 1: Архив

Государственный Архив Исторической Правды был гигантским мавзолеем, где с почётом хоронили факты. Здание, бывшая Императорская Публичная библиотека, дышало затхлостью и остывшим, неподъемным величием. Его стены помнили шёпот учёных и шуршание шелковых платьев, а теперь хранили гулкую тишину и запах дешёвого клея для переплётов. Мраморные атланты, поддерживавшие своды главного читального зала, казалось, стонали под тяжестью не камня, а того вранья, которое они вынуждены были держать на своих плечах вот уже пятьдесят шесть лет.

Лев Королев был идеальным обитателем этого здания. Пятьдесят пять лет, сутулые плечи, привыкшие склоняться над столами, движения точные и экономные, как у швейцарского механизма. Его лицо – бледное, продолговатое, с глубокими морщинами у рта и спокойными, почти безразличными глазами серого, как утренний туман над Невой, цвета. Его мир был ограничен бесконечными стеллажами, папками цвета хаки и запахом старой бумаги – сладковатым, терпким ароматом тления. Он был архивариусом, высшей, конечной формой государственной службы. Он не создавал Правду, он её каталогизировал, подшивал, упорядочивал, присваивал ей инвентарные номера и отправлял в вечное хранение. Он был винтиком, и он гордился этим. Винтик не задает вопросов. Винтик не думает. Винтик просто вращается в отведённом ему пазе, и от этого вращения зависит работа великого механизма под названием государство.

Его день был священным ритуалом, отлаженным до автоматизма. Приход ровно в восемь. Снятие серого, потертого на локтях пальто. Вешалка – третья слева. Проверка столба с входящей корреспонденцией. Кофе из общей кухни – жидкая, горькая бурда, но горячая, обжигающая губы. И погружение в папки. Тишину нарушал только скрип его стула, шелест страниц и отдалённый, приглушённый толстыми стенами гул города – ровный, монотонный, как дыхание спящего зверя.

Сегодня ему поручили подготовить материалы для новой громкой выставки: «Борейские звери». Борея – заклятый враг, страна-изгой, с которой ВФНР вела вялотекущую, но идеологически необходимую войну уже два десятилетия. «Окончательная победа близка!» – кричали газеты, но близка она была уже лет пятнадцать, и с каждым годом голодные очереди за хлебом становились все длиннее.

Лев работал методично. Он брал папку за папкой, извлекал парадные, глянцевые фотографии побед, листовки с карикатурами на борейских «варваров» с клыками и в рогатых шлемах, отчёты о «зверствах» – всегда одни и те же, размытые снимки разрушенных домов и якобы расстрелянных мирных жителей. Все это было знакомо, как молитва, которую читают, не вникая в смысл. Он мысленно уже составлял экспозицию, подбирал заголовки, когда его пальцы, привыкшие к стандартным размерам папок, наткнулись на неучтенную коробку в глубине стеллажа, в секторе «Б-17 – Временное хранение (до обработки)». На ней не было инвентарного номера, только пыльная, выцветшая надпись чернильным карандашом: «К уничтожению. Ошибочно не присвоен акт. 12.08.1953.»

Любопытство – это ржавчина, которая разъедает винтик изнутри. Но Лев был не просто винтиком. Он был архивариусом до кончиков пальцев. Неучтенный документ был для него аномалией, ошибкой в безупречной формуле. Его профессиональный долг – исправить её. Уничтожить неучтенное – значит восстановить порядок.

С лёгким вздохом, словно принимаясь за неприятную, но необходимую работу, он сдул пыль с крышки и открыл коробку. Внутри, без всякого порядка, лежали фотографии. Не глянцевые, парадные, а маленькие, потрепанные, любительские, сделанные на дешевую фототехнику. Снимки, сделанные борейскими солдатами для себя, для памяти. На них не было зверств. Не было крови. Не было ненависти.

На первой фотографии двое молодых солдат в чужой, мышиного цвета форме делили краюху чёрного хлеба с тремя местными детьми. Дети, грязные, худые, смеялись, протягивая к хлебу руки, а один из солдат улыбался, и в его глазах не было злобы, а лишь усталая жалость.

На другой – бореец, совсем мальчик, с гармонью в руках, а вокруг него деревенские девушки в платочках, и одна из них, прикрыв глаза, заливалась какой-то песней, и по их позам было видно, что они отдыхают, забыв на мгновение о войне.

На третьей – старик в вышитой рубахе и борейский офицер в помятой фуражке курили, сидя на развалившемся плетне, и оба ухмылялись чему-то своему, по-мужски.

Лев смотрел на эти снимки, и его внутренний каталогизатор, та самая часть мозга, что сортировала мир по полочкам «правильно» и «неправильно», дала сбой. В его голове не находилось ячейки, куда можно было бы поместить эти образы. Это была не пропаганда. Это была… жизнь. Обычная, человеческая, грешная и прекрасная жизнь, которая вопреки всему – войне, идеологии, страху – продолжалась, цеплялась за мелочи, находила радость в крохах. В его мире, мире ВФНР, не было места для такого. Его мир был черно-белым, лишённым полутонов, как плакат. А эти фотографии, хоть и технически черно-белые, были полны таких оттенков серого, о которых он и не подозревал.

Он почти машинально, чтобы отвлечься от нахлынувшего диссонанса, начал переворачивать их. На обороте – даты, выведенные аккуратным почерком. 1943 год. 1942. 1944. Годы, когда его родители, учёные-лингвисты Илья и Мария Королевы, были объявлены «врагами народа», «шпионами Бореи» и расстреляны. Он помнил тот день, когда за ними пришли. Ему было восемнадцать. Он смотрел в окно, как их, не сопротивляющихся, уводят в серые автофургоны. Ему сказали: «Твои родители – предатели. Забудь их. Начни жизнь с чистого листа». И он начал. Он стал винтиком.

И тогда его пальцы, холодные и почти онемевшие, наткнулись на последний снимок на дне коробки. Он был чуть больше, чуть чётче, будто сделан на лучшую камеру. Молодой мужчина в борейской офицерской форме, удивительно красивый, с ясным, открытым взглядом и мягкой, задумчивой улыбкой. Он стоял, обняв за плечи женщину. Женщина, темноволосая, хрупкая, с большими глазами, смотрела на него не в объектив, а в лицо, и в её взгляде читалось обожание, смешанное со страхом, будто она держала в руках хрупкое, запретное счастье.

Лев узнал их. Не сразу. Узнал костями, нутром, застывшим в груди комом ледяного ужаса. Это были его отец и мать. Снятые в 1943 году. Через год после их официальной смерти.

Мир Льва, выстроенный за пятьдесят пять лет молчаливого служения, за тридцать семь лет работы в архиве, не рухнул. Он не издал грохота обвала. Он просто вздохнул, как старый пергамент, и рассыпался в ту самую серую пыль, из которой состоял. Сомнение, крошечное, острое, как игла, вошло в его мозг, в самое его ядро, и осталось там, пульсируя и отравляя каждую мысль.

– Что, если все, во что я верил, ложь?

Глава 2: Гробы

Он не спал всю ночь. Лица родителей на той фотографии стояли перед ним в темноте, ярче, чем образы из его собственной, выцветшей памяти. Он видел морщинки у глаз отца, когда тот улыбался, крошечную родинку на шее матери. Детали, которые стирались годами, теперь проступили с пугающей чёткостью. Он ворочался на своём диване, прислушиваясь к ночным звукам города: гудку дальнего поезда, скрипу шагов дворника, вою бродячих собак где-то в пустыре. Каждый звук казался предвестником шагов за дверью. Они знают. Они всегда знают.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.