Горшок с самшитом

Был поздний вечер пятницы, у нормальных людей – конец рабочей недели. Автомобильная пробка на выезде из города ползла едва заметно, как лава из жерла затухающего вулкана. Угольки задних фонарей в этом потоке помигивали, готовые тоже вот-вот угаснуть. Старик глядел на транспортный коллапс с высоты 17-го этажа. Он стоял в лоджии и курил электронную сигарету, губы его слегка обжигала никотиновая жижа, которая просачивалась из мундштука вместе с паром. Эту «безвредную» сигарету, похожую на медицинский ингалятор, ему купила дочь довеском к подарку на юбилей. А зять Олег ничего не подарил, лишь подмигнул: «От меня будет сюрприз!»

Вспомнился рыбий взгляд зятя, когда они зашли сюда, в застеклённую лоджию, осмотрев квартиру перед покупкой. Олег кивнул на шоссе за окном:

– Место удобное, тут рядом развязка, транспортное кольцо.

– У меня же нет машины.

– Я в целом про место, жильё здесь престижное, хорошо покупают.

– Ну да, вам же придётся продавать, когда умру.

Вот тогда и мелькнуло у зятя что-то рыбье в глазах. Он открыл рот, не зная, что ответить, потом возмутился:

– Сергей Сергеевич, я не об этом! Если вы передумаете здесь жить, то квартиру будет легче продать и купить в другом районе.

– Да нормально всё, Олежка, лес тут рядом, как я и просил. Спасибо.

Чего уж капризничать… Лес и впрямь хороший, почти дикий – он стоял молчащей стеной в квартале от дома с другой стороны. Убрав «ингалятор» в футлярчик, старик вернулся на кухню, которую освещала лампочка на шнуре. Уже месяц, как переехал, а ни люстр, ни оконных штор. Зачем дому люстры? Это же дом. Когда старик выходил погулять или в магазин, то возвращался не к себе, а в дом. Ничто в этом мире не считал он своим, даже родную дочку, которая давно жила сама по себе – в одном с ним городе, но на другом континенте. И от этого остаток жизни был прозрачней и просторней – как и от голых незанавешенных окон.

В спальне включил лампу на столике, плотно придвинутом к окну. На столике лежала книга – единственная, других книг в квартире не имелось. «Папа, а твоя библиотека?» – спросила дочь, когда он объявил о решении переехать. «Да гори она синим пламенем!» – с некоторым головокружением рубанул тогда Сергей Сергеевич. И почувствовал мстительное удовлетворение. Из-за этой библиотеки, которую собирал всю жизнь, он не стал разменивать трёхкомнатную квартиру после смерти жены. А дочке ой бы как пригодилось отдельное жильё – не засиделась бы в девках. И когда наконец замуж вышла, к Олегу в однушку переехала, тоже ведь продавать надо было, чтобы расширить их жилплощадь. Они и деток-то не заводят из-за этих квадратных метров. А всему виной – книжные полки до потолка, тысячи томов о строительстве и архитектуре, в числе которых и библиографические редкости. Их куда девать? Выкинуть? Решение пришло само. Справив круглый юбилей, Сергей Сергеевич ушёл из института, хотя никто его, заслуженного пенсионера, оттуда не гнал. Часть библиотеки на помойку снёс – справочники со старыми ГОСТами и прочее «дерьмо мамонтов». Книжки с красивыми картинками передал дочери – «для будущего внука». Остальное с помощью Олега перевёз в институт. Завбиблиотекой Зоя Степановна была торжественна: «Это лучшая память о вас, дорогой наш профессор! Ваш экслибрис на страницах навечно…» И ведь правду сказала: иной памяти о нём не останется. Всё сделанное в жизни есть что-то беглое, на раз, как студенческий конспект.

Старик переоделся в пижаму, сел за стол и раскрыл книгу на закладке. Читать в постели, равно как ложиться спать за полночь, он ещё не научился. На странице была схема корня с пояснением:

«Корешок делится на зоны ветвления, всасывания, дифференциации, растяжения и на самом конце имеет зону клеточного деления длиной около 1 миллиметра. Покрывает её чехлик, клетки которого могут раздвигать частички почвы, ослизняя их… Корневая система образует огромную поглощающую поверхность. Например, одно растение озимой ржи имеет общую длину корней (без волосков) более 600 км, а длина волосков – 10 000 км. Интенсивность поглощения воды корневыми волосками называется сосущей силой (S), она равна разнице…»

Потянуло в сон. Подняв голову, взглянул в окно. За плоскими крышами домов молчал лес – чёрная недвижная гребёнка.

Сон в эту ночь приснился дурацкий. Будто помогал покойнику обустраивать его подземное жилище. Тот капризничал, отказываясь от современных материалов. Сергей Сергеевич устлал дно рубероидом и вдруг сам оказался в теле скелета. Лежит в земле – и ему хорошо, что он есть, что ещё не истлела кость. Самоощущение кости и сознание неотсутствия в бытии было желтовато-тёплое, тонкое и резкое, как вкус лимона.

Проснулся. Голова ясная, словно и не спал. Снова включил лампу. Ночь за окном сгустилась, но небо, подсвеченное электричеством, осталось того же цвета – мышиной шёрстки с розоватым отливом. Вгляделся в чёрную полоску леса, и там, за неразличимыми стволами деревьев, пискнул свет автомобильных фар. «В лесу тоже дорога есть», – констатировал неприятное открытие. Оделся, вышел, запер дверь квартиры на два оборота ключа. Лифт впустил в себя со взвизгом раздвигаемых дверей и погружал вниз с ворчливым урчанием. Лифт не жаловался, ведь железки говорить не умеют, но давал понять, что устал. Даже в новых домах лифты надрывно урчат, потому что быстро устают.

На улице было свежо. В многоэтажках там и сям светились окошки полуночников. Окошки были разного цвета – жёлтые, голубые, сиреневые, но глядели с одним и тем же прищуром в 220 вольт. Слепым казался лишь один дом – двухэтажный барак с вычурными пилястрами по фасаду, давно уже расселённый и готовый к слому. Слегка кособокий, с неровными оштукатуренными стенами, он казался живым среди выстроенных по линейке параллелепипедов. Проходя мимо, Сергей Сергеевич поморщился от кислятины, пахнувшей из подъезда, как изо рта с гниющим зубом.

У входа в круглосуточный магазин сидел бомж, от которого также пахло кислым. «Не видел его прежде, – отметил про себя старик. – Наверное, только ночью из барака вылезает». Бомж смотрел насмешливо:

– Да, батя, подыхать никому не хочется. Купи за меня свечку.

Сергей Сергеевич растерялся:

– Я в церковь не хожу.

– Меня охранник в магазин не пускает, бациллой называет. А мне свечка нужна.

– Зачем?

– Книжку почитать, – засмеялся бомж гнилым ртом. – Темно у нас, электричества нет – ни выпить, ни покушать по-человечески. Может, ещё кусочек колбаски возьмёшь?

В магазине Сергей Сергеевич купил свечку, две палки дорогой сырокопчёной колбасы и пачку сигарет.

* * *

Утром старик, покушав яичницы, вышел в лоджию покурить. Был яркий солнечный день. Пробка на шоссе рассосалась – похоже, машины передумали покидать город. Вон они поблёскивают внизу на парковке – разноцветные лакированные ноготки, вцепившиеся в пешеходный тротуар.

Старик удивился своей образной восприимчивости. Почему для него так значимо, каким видится мир с балкона? Ещё недавно сутью жизни были дела на кафедре, научные вопросы, а теперь не менее сущи вид из окна, походы в магазин и на помойку с пакетом мусора. А потом сущестью станут рисунок обоев на стене и проблема с тем, как помочиться в утку. И после смерти… Вспомнился сон, лимонный вкус костного самоощущения.

Надев на всякий случай плащ-дождевик, Сергей Сергеевич отправился на прогулку. Лес начинался сразу за домами. Оттуда вышли девушка с поводком в руке и собака, которая гавкнула на старика без выражения, как на пустое место. Посторонившись, старик ступил на тропу и засеменил по ней, стараясь глядеть прямо перед собой, но боковым зрением всё же омарался человеческой грязнотцой – полиэтиленовыми пакетами под кустами, блестящими бутылками, одноразовыми тарелочками с засохшим кетчупом. К счастью, неряхи по лености своей глубже в лес не забирались, дальше по тропе было чисто. Сбавив шаг, высмотрел впереди приметный тополь, за которым нужно поворачивать направо.

Тополь стоял с растрёпанной кроной, словно обиженный. Остальные же деревья в этом лесу были невыразительны, метамерны. Чем больше лес, тем скучнее растения. Вспомнились два вяза-интеллектуала в скверике перед институтом. Летом они едва слышно шептали листвой, а осенью обнажались письменно. Поначалу казалось, что вязы общаются на языке глухонемых, сплетая ветки-пальцы в немой жестикуляции, но нет, в паутинной ветвистости всё же была статика письма. Безбуквенного, иероглифического, выражающего ломким рисунком целые слова или понятия. Впрочем, в иероглифы это тоже не вмещалось. Дерево в целом есть говорящий знак, понимаемый в бытийном окружении. Чтобы понять его, надо подловить настроение природы – тот мотив, в котором изначально написана песнь древа. Это и особый свет, падаемый с неба, и моросящий дождь или снежок на чёрных ветках, добавляющий в графику пронзительности.

Сидеть на скамеечке между лекций и, попыхивая сигаретой, глядеть на вязы – это стало ритуалом для Сергея Сергеевича, когда в стенах института запретили курение. Студенты никогда не беспокоили его, дымили в сторонке, за исключением одного настырного. Как же его дипломная работа называлась? «Формы растительной природы в современной архитектуре»? Всякие там цветочные башни-лотосы, «белое дерево» Фудзимото. Чушь полная, украшательство без красоты! Если из растительных форм вынуть функциональность, то какая же это красота? Настырного студента Сергей Сергеевич тогда выслушал, согласился взять под своё научное руководство и даже мытарить его не стал, пропади оно пропадом, но не сдержался и всё же вычеркнул первую фразу в дипломной работе: «Архитектура с самого момента своего появления – это искусство воплощения совершенных форм живой природы в постройках различного назначения». Ха-ха-ха! Куб деревянного сруба – это форма какой живой природы? А конусы и пирамиды в ярангах, юртах, чумах? А простейший шалаш? Прямоугольники и треугольники есть в кристаллической неорганике, но никак не в живой природе!

Что ни говори, архитектура – дело инженеров. Рассчитать объёмы и прочность конструкций, проложить коммуникации, подобрать стройматериалы. И слегка украсить, чтобы в природное окружение вписать человеческую неприродность. Красивости, золотое сечение – это только для фасада. А за ним, за древовидными колоннами и весёлыми цветочными капителями, всегда будет чёрный пенал, гроб, идеальный для человеческого обитания.

Свернув направо, Сергей Сергеевич продрался сквозь кусты. Там, в траве, серело толстое тулово поваленного ветром тополя, вывороченные корни которого смотрелись удобным сиденьем. Устроившись в изгибе древесного отростка, старик откинулся на спину.

Тупая боль в пояснице, кажется, отпустила. Вынул из кармана плаща пачку сигарет, закурил… Было тихо. Лишь вдалеке что-то шелестело. Что? Автомобильная дорога, свет с которой видел ночью? Или это кровь в ушах шумит?

– Бросай курить. Дольше проживёшь.

Хмыкнув, старик ответил насмешливо:

– Вашими молитвами, Корней Корнеевич.

– Я серьёзно.

– Прошлый раз ты о духовном выговаривал, теперь о здоровье печёшься. В пестуны мне напрашиваешься?

– Это извращение – сжигать растение и дышать дымом.

Старик почувствовал лёгкое прикосновение к оголённой лодыжке – похоже, корень щупал его древесным волоском.

– Тебе осталось два-три года. А если бросишь курить, то прибавишь ещё пяток.

– Думаю, меньше осталось.

– Дурной у тебя настрой. Отсюда и мой совет в церковь сходить.

– Забавно слышать это от коряги.

– «И камни возопиют». Так сказано в Библии. Вы, люди, сами-то разве не коряги закаменевшие? Была у вас совершенная духовная плоть, да согрешили в раю, и «сотвори Господь Бог Адаму и жене его ризы кожаны». А нам Господь что-то да оставил от прежней телесной свободы. Сегодня я коряга, а завтра вон та молодая липка, или мох под сосной, или подземный гриб. С грибами, правда, сложнее, но мы умеем входить в симбиозы и управлять чужеродной вегетацией.

– И за какие же заслуги вам такая преференция? – стряхнув пепел с потухшей сигареты, Сергей Сергеевич убрал её в спичечный коробок.

– Наверное, мы потомки Древа Жизни, а оно ничем не провинилось перед Богом. Да и другие растения тоже – они же только и делали, что славили Создателя своим многообразием. Святой Ефрем Сирин писал, что в раю два разных цветочка смешивали пыльцу и производили третий вид, краше прежнего.

– И где ты только этой поповщины набрался?

– Так от попов же.

– А, ну да… Слушай, а чего ты из храма ушёл? На пенсию захотелось?

– Не из храма. Я рядом рос. Сто лет было тихо. Окраина города, кладбище, церквушка. А когда вокруг кладбища стали дома строить и землю асфальтировать, я сюда перебрался.

– Про кладбище ты в прошлый раз не говорил. И что, тебе там весело было?

– Там хорошо.

– Чужим горем напитывался?

– Я радовался настоящему в людях. Когда думают о смерти и загробной участи…

– Я вот не думаю.

– Ты не готов к смерти. Ты хочешь просто выключиться. Как электроприбор. Это не достойно человека.

– Что ты, вечноживущий, знаешь о смерти?

– Кто знает о жизни, тот знает и о смерти. Она не такая, как ты думаешь.

– Ты в Бога веришь?

– Да.

– Ты Его видел?

– Когда стоишь на одном месте, то видишь больше. А вы всё время бежите.

– Уже не бегу, сняли меня с дистанции.

* * *

После обеда приехал Олег. Подниматься на 17-й этаж не стал, ждал в машине. За ветровым стеклом лицо зятя было недвижно рыбьим, словно из аквариума глядел. Но вот, заметив тестя, Олег заулыбался обрадовался, и старик это почувствовал. В пути болтали о разном, шутили. В зубную клинику они ехали в последний раз, уже на вставку, а до этого были обмер и примерка. «Зубной апгрейд» – так Олег назвал свой подарок-сюрприз к юбилею. Сергей Сергеевич поначалу отнекивался: «Я же ветеран труда, мне бесплатно вставят», – но зять настоял, расхвалив своего друга-дантиста.

– Эх, Олежка, только напрасно деньги переводишь, – вздохнул старик. – Ты этот, добрый самаритянин, как выражается мой приятель Корней. И я такой же дурак самаритянин. Представляешь, купил я нынче две палки колбасы. Одну бомжу подарил, а другую домой понёс. Иду и думаю: «Колбаса сырокопчёная. Не для моих зубов». Вернулся и отдал бомжу вторую колбасу. Он взял и стал моргать как заведённый – то ли глазам не поверил, то ли заплакать хотел. Иду я снова домой и думаю: «Надо было варёную купить. Мужик-то вообще беззубый, одни пеньки гнилые».

Олег рассмеялся:

– Зато ему надолго хватит, целый год будет эту колбасу сосать! А вы, Сергей Сергеевич, будете орехи щёлкать, друг мой даёт гарантию в семь лет.

– Я столько не проживу, – отшутился тесть и подумал: «И впрямь, зачем деньги тратить?»

Процедура «апгрейда» не заняла много времени. Во рту стало тесновато, словно там посторонний поселился. На обратном пути проезжали мимо церкви.

– Давай здесь остановимся.

– Свечку поставите? Благодарственную?

– Я не буду заходить, а ты, Олежка, зайди, купи мне Библию, – попросил Сергей Сергеевич и, заметив удивление зятя, объяснил: – Мне из Библии ботаническую справку надо выписать.

* * *

Ночью старику приснился светлый сон. Он шёл раздетый по цветочному полю, и душистые бутоны щекотали живот и бёдра. Девушка рядом тоже была нагой. Она не стеснялась, потому что была доверчивой. И он не «смотрел» на неё. Шли они по полю к высоченному лесу, держась за руки, и пронзительное счастье трепетало в их ладонях.

Это была Катя, подруга студенческой поры. Познакомились они в 1970 году, когда Сергея, как отличника, отправили на практику в Сочи. Не дома строить, не заводские корпуса – цирк. Точнее, участвовать в его масштабной реконструкции, проект которой был отмечен Государственной премией. Рядом с цирком зеленел дендрарий, где Катя, закончив первый курс биофака, работала лаборанткой на опытной станции. Это была какая-то сказка. Диковинные растения дендрария, ароматы лета, звёздный провал над пустынным ночным пляжем, походы в чехословацкий «Луна-парк», приехавший на гастроли.

После короткой размолвки они целовались в глубине зарослей дендрария в какой-то беседке с колоннами. Катя, вырвавшись, рассмеялась: «А я ничего не забыла! Когда ты мне подаришь своё чудо света?» Перед этим Сергей нёс всякую околесицу – про Худекова, который перед революцией насадил этот райский парк-дендрарий для своей жены Надюшеньки и назвал его «Надеждой». А он, архитектор, построит дворец, восьмое чудо света, и назовёт его «Екатериной». Потом они снова целовались.

Следующим летом Сергей не смог приехать в Сочи. И через год тоже. Госэкзамены, поступление в аспирантуру, назначение комиссаром в стройотряд, надзирание за первокурсниками «на картошке». Катя вышла замуж и уехала в Красноярск. Остался тягучий холодок под сердцем, который постепенно рассосался. Сергей много работал. Женился поздно. Из списка имён, который жена составила перед родами, выбрал имя Катя. На Юг они всегда ездили в Крым, Сергей Сергеевич избегал Сочи. Жизнь построилась по типовому проекту, ничего необычного в ней не было. А тот месяц с Катей вспоминался как виденный в юности фантастический фильм. Овдовели они почти одновременно. Катя вернулась жить в Сочи и написала письмо, сообщив в нём номер телефона. Сергей Сергеевич написал ответ, но звонить не стал – испугался услышать другой голос.

* * *

Старик заслушался пением птиц – какой чистый звук! Таких не бывает в городе. Наконец прервал молчание:

– Хорошо здесь.

– Да, безопасно. Земля хорошая, нет скальных пород. Можно спрятаться, уйти корнями глубоко и широко.

– Я читал, что корни у вас длинные. А у грибов грибница разрастается даже на сотни километров, её невозможно убить. Но вы остаётесь на одном месте. Не скучно?

– Перемещаться я могу, но медленно. А деревом быть хорошо. Они все разные – липа, ясень, ель, берёза. И чувствуют себя по-разному. Есть молодые деревья, есть старые, с жучками под корой. Мне нравится тонкое сознание жучков, такое радостно-ненасытное, как они ползают и грызут.

Корень вытянул волосок, коснулся руки старика:

– В твоём теле появилась неорганика.

– Да, керамика. Фарфор.

– Нехорошо это. Попросил бы, и я тебе новые зубы вырастил.

– Как?

– Я же говорил, что мы умеем на какое-то время входить в симбиоз с любой формой жизни – это нам от прародителя нашего, Древа Жизни, передалось. А заполучив тело, управлять им несложно.

– Как это сейчас называется… аватары? Вы из нас можете делать свои аватары?

– Из людей нет. Вы слишком умные. Только на короткое время и без сопротивления со стороны вашего сознания.

– Значит, и лечить умеете?

– В ваших болезнях мне сложно разбираться, они с нервами и психикой связаны. Проще всё привести в изначальное состояние, как было до болезней.

– Омолодить, что ли?

– Вроде того, только зачем тебе? Срок твой на исходе, и ты можешь прожить его в своё удовольствие. Сейчас курортный сезон, съездил бы куда-нибудь. В Сочи, например.

Сергей Сергеевич вскочил на ноги:

– Ты же обещал! Обещал не копаться в моей голове.

– Про Катю я узнал в первую нашу встречу, ты слишком громко думал о ней.

– Врёшь, не думал.

– Это всегда с тобой, сидит глубоко. У меня, кстати, в Сочи тоже кое-кто есть.

– Любовь юности? – старик, успокоившись, рассмеялся. – «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться…»

– Нет, просто родственники. У одной прохожей, вернувшейся из отпуска, я подслушал, что ей в Сочи на экскурсии рассказали. За городом есть реликтовая роща самшита. Она растёт в одном месте триста миллионов лет. А я ведь тоже самшитом был, даже помню его структуру, хотя давно это было, очень давно – когда мы ещё держались вместе, сплетая корни. Съезди туда, расскажи родичам обо мне.

– Как же я расскажу? Они слушать не станут.

– Просто пройди по роще, думая обо мне. Они сами заговорят и, может, что-то передадут мне на словах.

– А ты нашу техноманию ругал! – усмехнулся Сергей Сергеевич. – Вот и живите без телефона.

* * *

– Здравствуй, Катенька…

В ответ из телефонной трубки донёсся знакомый, совершенно неизменившийся голос:

– Здравствуй, Серёжа.

Посторонний не понял бы их разговора – сплошные паузы. Они вслушивались друг в друга.

* * *

Корень был на месте. А куда он денется? Сергей Сергеевич присел рядом на траву.

– Ну что, надумал ехать? – спросил корень.

– Справки я навёл. Ты был прав, там действительно есть самшитовая роща. И растение, да, реликтовое, название “самшит” древние греки взяли из неизвестного языка, и никто не знает, что оно означает. Есть абхазская пословица: “Даже самшит не помнит” – настолько он старый. Древесина очень твердая, богиня Афина делала себе флейту из самшита. Что ещё… Деревья самшита бывают пятнадцати метров в высоту, растут медленно…

– Не тяни, говори!

– В общем, каюк твоей роще. Туристам правду не говорят, а Катя знает – она биолог. Перед зимней Олимпиадой Сочи перестраивали, заодно решили и заповедник обновить, завезли из Италии саженцы самшита. А с ними – болезнь огнёвку. Пожгла она рощу процентов на семьдесят, а то и больше. Восстановлению не подлежит. Получается, твоих родичей там не было, иначе бы роща не умирала.

– Жаль. А я так радовался за наших, думал, на курорт попали. Охрана заповедника, профессиональный уход за растениями. Лучшего места не придумаешь.

– Да тебе и здесь неплохо. Опять же развлекаешься со мной.

– Извини, но это продлится недолго – два или три года, в лучшем случае пять.

– Но ты говорил, что можешь меня омолодить.

– Нереально. Нам нужно быть в тесном контакте двое или трое суток, чтобы я смог в тебе покопаться. Но ты же не сможешь переселиться в лес.

– Если только туристическую палатку поставить… Я вот что подумал. Сразу двоих омолодить ты бы взялся? За определённое воздаяние?

– Какая может быть награда от тебя? Да и смысла нет, вы всё равно умрёте.

– Думаешь, это справедливо?

– Не нам решать. В Библии через пророка Иезикииля сказано: «Так говорит Господь Бог: на высокой горе Израилевой посажу его, и пустит ветви, и принесёт плод, и сделается величественным кедром, и будут обитать под ним всякие птицы, всякие пернатые будут обитать в тени ветвей его. И узнают все дерева полевые, что Я, Господь, высокое дерево понижаю, низкое дерево повышаю, зеленеющее дерево иссушаю, а сухое дерево делаю цветущим: Я, Господь, сказал, и сделаю». Решает Он. Проси милости у Бога, а не у меня.

– Но разве тварям Божьим не заповедано делать милости друг другу? Я, например, бомжу колбасы купил. А тебе жалко? В Евангелии сказано: «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». Это разве не про нас?

– Ты читал Евангелие? Удивительно… Так чем ты можешь меня наградить?

– Бесплатной путёвкой. На курорт.

* * *

– Я бы не стал отпускать его одного, – отхлебнув кофе из чашки, проговорил Олег. Жена собирала со стола и рассеянно спросила:

– Почему же? В сиделке папа не нуждается пока. А море ему полезно.

– За ним надо присматривать. Он всё время один, и это влияет на психику.

– Почему один? Он часто встречается с Корнеем Корнеевичем, они друзья.

– Катя, я не хотел тебе сразу говорить… Ты только не пугайся. Этот Корней – он дерево.

– Какое дерево?

– Не знаю. Липа, ёлка, берёза.

– Ты что-то путаешь. Они же общаются.

– Телепатически! От дерева исходят голоса, а это не шутки.

– Папа тебе сам сказал? Мы недавно разговаривали, он совершенно нормальный.

– Ты не замечаешь странностей, потому что реже его видишь. Сначала он попросил меня привезти школьный учебник по биологии. Потом купить Библию.

– Папа крестился, в церковь ходит. И разве это плохо? Он, кстати, спросил, почему мы не венчаемся.

– Это ему голоса подсказали? Согласись, ненормально же с деревьями шушукаться.

– Я не буду обсуждать своего отца. Даже с тобой.

* * *

Сергей Сергеевич ждал у подъезда. Вещей было немного – сумка на колёсиках да небольшая картонная коробка. Эту картонку с дырочками, усевшись рядом с зятем, старик поставил себе на колени. От неё попахивало кошачьей мочой.

– Не знал, что вы кошку завели, – удивился Олег.

Ехали долго, с пробками. В аэропорту на контроле также случилась заминка. Просветив сканером, контролёр попросил:

– Откройте коробку. Внутри стоял горшок, в котором пышно зеленело растение со множеством мясистых кожистых листочков.

– В горшке грунт, земля?

– Нет, субстрат. Правила я знаю, – ответил Сергей Сергеевич. Контролёр принюхался:

– Странно этот кустик пахнет… как кошка. Растение ядовитое?

– В нём много алкалоидов. Можно отравиться, если рвать листья и кушать. Но растение так защищает себя. Всем же хочется жить.