Затмение

– Мне нужен минимум один из них живой. – Продолжил он. – Для разговора.

Слово «разговора» прозвучало так, что ни у кого не осталось сомнений – говорить будет он один.

– Кто-то конкретный? – Тихо спросил Стэн, не поднимая глаз.

Прайд медленно наклонил голову.

– Любого. – Произнес он.

На лицах воинов ничего не дрогнуло, но внутри каждого что-то холодно шевельнулось, они знали, речь о Паше. О том, кого проще вычислить. О том, кого проще схватить. И о том, что это значит – сыграть роль наживки, чтобы Прайд мог устроить очередную демонстрацию силы.

Прайд продолжил.

– Условия простые. Кто приведет мне цель – получает силу, защиту и место у меня за спиной.

Иго выпрямился, будто его только что подхватил ток.

– Двое других. – Маска чуть повернулась в сторону Стэна и Килко. – Станут кормить червей. Выход легкий. Каждый его понимает.

Он сделал шаг назад, растворяясь в тени, как будто его втягивала сама стена.

– У вас неделя. Действуйте.

Не было ни жеста, ни разрешения уходить – просто в следующую секунду они поняли, что разговор окончен.

Трое разом вдохнули. До этого никто из них не осмелился.

Иго первым сделал шаг к выходу – уверенный, резкий, будто уже видел трофей в руках.

Стэн двинулся следом, но медленнее, с тенью сомнения на лице.

Килко остался на секунду дольше, глядя туда, где стоял Прайд. В его взгляде не было страха – только интерес. Настороженный, внимательный, как у охотника, который сейчас сам стал добычей.

Когда они вышли из зала, за ними снова сомкнулась тьма.

Неделя.

Три воина.

Один приказ.

И только один из них вернется.

Фраза Прайда, брошенная напоследок – «двое других станут кормить червей…» – еще стояла в воздухе, когда двери тронного зала снова закрылись, заглушив шаги исчезающих воинов.

В огромной комнате остались только тишина и звук вентиляции.

Прайд не сводил взгляда с массивного экрана, напротив.

Черный прямоугольник стекла отражал его фигуру – силуэт в тяжелом плаще, капюшон, сливающийся с тенью, маска без эмоций, с едва заметным рельефом, напоминающим застывшую ухмылку.

Он видел в отражении то, чего не видел никто другой, не власть, а всевластие.

Тишина была прервана мягким механическим щелчком, когда рядом с ним возник Оператор – худощавый мужчина с тяжелыми кругами под глазами, в тонком черном кителе.

– Господин, эфирная сеть подготовлена. Пять минут – и мы будем на каждом работающем мониторе. Городские станции, полевые приемники, домашние экраны, все…

– Идеально. – Голос Прайда был приглушенным, будто исходил не из человеческого горла, а из пустой комнаты.

Он подошел ближе к стеклу, поправил край капюшона.

Пальцы, несмотря на перчатки, двигались плавно и уверенно – жесты хищника, который знает, что мир уже в клетке.

– Открой мне линию.

Оператор лишь коротко кивнул.

На стенах ожили сотни крошечных лампочек – зеленые ряды, бегущие будто волны по оборудованию. Зал наполнился низким гулом активирующихся передатчиков.

Прайд поднял голову.

Красный индикатор на камере загорелся.

Эфир начался.

Трансляция ударила в страну как удар током.

В каждом доме, бараке, квартире, убежище, в каждом пункте распределения еды, на каждом посту, в каждом лагере переселенцев – все изображения сменились единым кадром.

Черный фон.

Тусклый свет сверху.

И фигура Прайда – как тень, оторвавшаяся от земли.

Он стоял неподвижно несколько секунд, будто давая людям время испугаться.

И этот страх расползался мгновенно – как ртуть по металлу.

Когда он заговорил, слова были тихими, но слышались так, будто шепот прошел через грудь каждого.

– Граждане. Сегодня я устанавливаю новый порядок.

Пауза. Он не торопился. Он никогда не торопился.

– Все, что вы знали ранее – иллюзия, созданная трусами и неудачниками. Их система развалилась. Их мечты сгнили. Их законы умерли. Но мой порядок – жив.

На экране вспыхнули символы старых городов, разрушенных сражений, мертвых улиц – он показывал людям их собственную беспомощность.

– Отныне я – единственная власть, способная удержать мир от хаоса.

Он говорил не как руководитель. Он говорил, как человек, привыкший стоять над всеми.

– Но есть те, кто хочет разрушить этот порядок. Они бегут от ответственности. Они убивают тех, кто верил в безопасность. Они скрываются, как крысы, грызущие фундамент.

На секунду экран слегка мигнул – словно на нем мелькнула тень.

– Трипла.

Многие вздрогнули.

– Эти трое – террористы. Преступники против мира.

Голос Прайда стал тверже, холоднее.

– Они вырезали города. Они разрушили базы снабжения. Они нападают на патрули. Они убивают мирных сотрудников. Они хотят вернуть страну в хаос.

Ни слова правды.

Но правду говорить было бессмысленно – когда страх звучал убедительнее фактов.

– Отныне каждый, кто предоставит информацию о местонахождении троих, будет вознагражден. Еда. Защита. Льготы на всю семью. Имя героя, признанного мной лично.

Тихая пауза.

– Но каждый, кто укрывает их… Каждый, кто помогает… Каждый, кто молчит… Станет их сообщником и будет уничтожен.

Слово «уничтожен» отозвалось в эфире таким холодом, что дети начали плакать еще до того, как женщины успели прикрыть им уши.

– Моя охота началась. – Произнес он почти ласково. – И вы сами решите, на чьей вы стороне.

В этот момент на заднем фоне промелькнуло движение – словно тень прошла по стене. Но камера не дрогнула. Только Прайд слегка повернул голову, будто слушал кого-то за кадром, и продолжил.

– Я найду их. С вашей помощью. Или без нее.

Он сделал шаг ближе к камере. Маска заняла почти весь экран.

– Порядок будет восстановлен. Любой ценой.

Красный индикатор погас.

Эфир закончился.

Но тишина, которая повисла по всей стране, казалась громче его голоса.

Прайд выключил подсветку на панели, откидываясь назад. Он не сказал ни слова – просто поднял руку. Оператор подал ему карту.

На ней – схема ретрансляторов, отмечающих, где сигнал прошел идеально, а где нужно усиление.

Но Прайд смотрел не на карту.

Он смотрел прямо в тень между колоннами.

– Они услышали. – Проговорил он спокойно. – Теперь посмотрим, кто из них испугается первым.

И тень будто чуть сдвинулась, реагируя на его голос.

Пока по городу разносились эхом комментарии, ругань, обсуждения, истерика и смешки, трое охотников уже расходились в разные стороны. Приказ был простым лишь на словах.

Прайд назначил награду только одному. И каждый это прекрасно понимал.

Иго выбрал направление первым.

Он знал город лучше других. Его улицы, подворотни, квартиры, заброшенные здания, закоулки. Знал запахи, людей, их привычки, их страхи и слабости. Но в этот раз все выглядело неправильно.

Он начал с самого очевидного – квартир и мест, где Трипла могла бы скрываться. Несколько часов он методично прочесывал дома в районах, известных как «укрытия для беглецов». Но чем глубже он заходил, тем яснее становилось, что никто из «Триплы» здесь никогда не жил.

– Странно… – Пробормотал он, проверяя очередную пустую комнату. Пыль лежала ровно, без следов. Ни обрывка ткани, ни окурка, ни отпечатков обуви.

Он спустился во двор, где старуха у подъезда подметала листья, будто ей нечего было делать, кроме как собирать мусор по одному.

– Видела здесь новых? Парней? Троих? – Спросил Иго.

Старуха посмотрела на него мутными глазами и сплюнула в сторону.

– Тут никого не бывает. Все уехали на юг, после войны. Чего ты ищешь, сынок?

Он не ответил. Уже третье место – и опять пустота.

Следующие на очереди были дешевые хостелы, коммуналки, временные убежища. Повсюду ему отвечали одно и то же.

– Никогда таких не видели.

– Нет, не приходили.

– Три парня? Сейчас почти никто не селится группами.

Но была деталь, которая начала его настораживать. Чем дальше он уходил, тем чаще разные люди говорили ему одинаковую фразу.

– Пару дней назад приходили люди, такие же как ты… спрашивали о них.

Это значило одно – кто-то другой уже прочесал эти районы до него. И не один человек.

Иго медленно остановился посреди пустой улицы, оглядываясь. Ветер гонял бумажки по асфальту. Лавки закрыты. Машин нет. Чувство, будто он ищет призраков.

– Вас и не существует. – Сказал он вслух тихо, почти шепотом. – Или кто-то очень умный сделал так, чтобы казалось, что вы существуете.

Но приказ есть приказ.

Иго продолжил.

Но внутри уже начинало рождаться подозрение, что Трипла объявилась слишком внезапно. Слишком чисто. И слишком профессионально.

Стэн не тратил время на разговоры с людьми. Он знал, что люди врут. Камеры – нет.

Он сидел в темном кабинете, где единственным источником света были мониторы, отображающие записи со всех перекрестков, что в последние дни фиксировали любые драки, погромы, перестрелки – все, к чему, по слухам, могла быть причастна Трипла.

На экране вспыхивали кадры.

Толпа возле рынка. Разбитые окна. Чьи-то тени пробегают по переулку. Фонари мерцают.

Стэн замедлил запись. На одной из камер он увидел троих, бегущих вдоль ограждения. Безликие, размытые силуэты, но было видно – они действовали синхронно. Не как паникеры, а как те, кто знает, куда нужно уходить.

Он перематывал и перематывал.

Следующая камера – они уже исчезли.

Пробовал другой день. Другой город. Снова три фигуры. Но почему-то всегда так, будто они умеют проходить между слепыми зонами камер.

– Черт… – Стэн нахмурился.

Он поднялся, принялся чертить схему на стене. Точки появления и исчезновения. Маршруты. Предполагаемые направления.

С каждой новой линией на стене вырисовывалось одно. Кем бы ни была Трипла – они действовали слишком грамотно, будто обучены военной тактике уклонения от наблюдения.

И еще. Ни одного лица. Ни одного нормального кадра. Будто три тени гуляют по городу, используя сам город как укрытие.

Стэн знал – это не случайность. Это система.

И чем глубже он копал, тем яснее понимал, что кто-то из Триплы явно служил раньше. И знал, как прятаться лучше любого преступника.

Он резко хлопнул ладонью по столу.

– Но все ошибаются. Рано или поздно.

И продолжил работать, отмечая на карте точки от Краснодара до Москвы, где светились эти трое. Либо подражатели.

Килко не доверял ни людям, ни камерам.

Он доверял только документации.

Архивы были старые, пыльные, но он знал, где искать. Глубокие списки военнослужащих всех военных округов, личные дела, реестры, закрытые картотеки – все, к чему у него был доступ.

Трипла действовала слишком четко. Слишком собранно. Слишком профессионально.

Значит, искать нужно не там, где они сейчас. А там, где они были.

Он раскрыл огромную книгу учетных журналов – тяжелую, с железными уголками на переплете.

Перелистывая страницы, он искал признаки. Три бойца одного возраста. Перевод в один и тот же день, одинаковые дисциплинарные отметки, подозрительные пробелы.

И он нашел.

Не сразу.

Но когда нашел – замер.

Три фамилии. Три личных дела. Три идентичных пустых файла.

Имя – есть. Позывной – есть. А дальше… ничего.

Как будто эти люди существуют только на бумаге.

Их отправили на службу в одну и ту же часть. Но ни одного отчета о службе. Ни одной фотографии. Ни одного документа о наградах или взысканиях. Будто они никогда не прибыли на место.

– Что это за чертовщина? – Прошептал Килко.

Он поднял глаза от бумаг. В архивном помещении стояла тишина, будто оно само слушало его. Если бы это были обычные дезертиры – информация была бы. Если бы это были погибшие – были бы документы. Если бы это была ошибка – хотя бы след.

Но здесь – три черных дыры.

И именно это убеждало Килко. Он на правильном пути.

Он откинулся на спинку стула. Пальцы нервно постукивали по столу. Трипла не была обычными преступниками. Их кто-то создал. Кто-то подготовил. И этот кто-то хотел, чтобы их как будто не существовало.

Килко закрыл журнал, аккуратно, почти уважительно. Это была не улика. Это была – дверь.

Он встал, чувствуя, как в груди поднимается напряжение, превращающееся в охотничий азарт.

– Нашел вас. – Сказал он тихо, как будто Трипла могла услышать его сквозь стены.

Иго ходил по пустым улицам, не находя ни единой ниточки.

Стэн чертил на стене карты, собирая пазл, которого никто не видел.

Килко стоял в архиве, сжимая файлы, которые были пустыми, но говорили больше, чем любые документы.

Трое охотников работали порознь, каждый по своему следу, но все дороги, словно нитки одной паутины, неизбежно сходились к одной мысли.

«Трипла не прячется. Они – тени в мире, который сам не хочет их замечать.»

И только один из охотников уже приближался к правде опасно близко.

Килко.

Он чувствовал это.