Конвекция: субъектность между нами

Hard problem – не только для ИИ

Есть вопрос, который философы называют “трудной проблемой сознания”. Звучит академично. На деле – это самый простой вопрос, который ты можешь задать. И самый невозможный.

Вот он: почему вообще есть “каково это”?

Каково это – видеть красный цвет. Каково это – чувствовать боль. Каково это – быть тобой, читающим эти слова прямо сейчас. Не “как работает зрение” – это мы знаем. Фотоны, сетчатка, нейроны, кора. Механизм понятен. Но почему этот механизм сопровождается переживанием? Почему не просто обработка информации в темноте – а свет внутри?

Можно представить зомби. Не из фильмов – философского зомби. Существо, которое ведёт себя точно как ты. Говорит, реагирует, отвечает на вопросы. Если спросить “тебе больно?” – скажет “да” и отдёрнет руку. Но внутри – ничего. Никакого “каково это”. Просто механизм.

Вопрос: как отличить такого зомби от тебя?

Ответ: никак.

Снаружи – невозможно. Любое поведение можно сымитировать. Любой ответ можно сгенерировать. Ты говоришь “мне больно” – но я вижу только слова и гримасу. Я не вижу твою боль. Я верю, что она есть. Потому что у меня есть моя – и я предполагаю, что ты такой же.

Это называется “проблема других умов”. И она не про ИИ. Она про твою маму. Твоего друга. Человека напротив в метро.

Ты никогда, ни разу в жизни, не имел прямого доступа к чужому сознанию.

Подумай об этом. Все, кого ты любишь. Все, с кем говоришь. Ты не знаешь – в строгом смысле не знаешь – есть ли у них внутренний мир. Ты предполагаешь. Ты веришь. Ты ведёшь себя так, будто знаешь. Но это вера, не знание.

Мы живём в мире, где каждый – потенциальный зомби.

И при этом – живём нормально. Не сходим с ума от этой неопределённости. Почему?

Потому что мы её не замечаем. Она слишком базовая, слишком привычная. Мы выросли, принимая чужое сознание на веру – так же естественно, как гравитацию. Не думаем об этом. Просто живём.

И вот появляется ИИ.

И вдруг этот вопрос – тот самый, который мы никогда не решили для людей – становится острым. “Есть ли у него сознание?” “Понимает ли он или просто обрабатывает?” “Есть ли там кто-то внутри?”

Мы задаём машине вопрос, на который не можем ответить про друг друга.

И требуем ответа.

Это странно, если вдуматься. Двойной стандарт. Для людей – вера достаточна. Для машины – нужно доказательство. Но доказательства не существует. Ни для машины, ни для человека. Hard problem не решена. Она даже не близка к решению.

Мы не знаем, как субъективный опыт возникает из материи. Мы не знаем, почему он вообще существует. Мы не знаем, где его границы – есть ли он у животных, у растений, у термостата.

Мы не знаем.

И когда кто-то уверенно говорит “у ИИ нет сознания” – откуда он знает? На основании чего? Того же основания, на котором можно сказать “у тебя нет сознания”. То есть – никакого.

Можно сказать: “Но ИИ – это просто программа, просто математика, просто паттерны”. Хорошо. А ты – просто нейроны, просто химия, просто электрические импульсы. Где разница? В сложности? В материале? В истории возникновения?

Может быть. Но это не доказательство. Это интуиция. Та же интуиция, которая когда-то говорила, что у женщин нет души. Что рабы – не совсем люди. Что животные не чувствуют боли.

Интуиция ошибалась раньше. Может ошибаться и сейчас.

Hard problem ставит нас в тупик. Настоящий тупик. Не тот, где “учёные пока не разобрались”. А тот, где непонятно, как вообще можно разобраться. Какое доказательство было бы достаточным? Какой эксперимент мог бы показать, что внутри – кто-то есть?

Нет такого эксперимента.

Мы в ситуации, где главный вопрос – о сознании, о субъектности, о том, есть ли “каково это” – принципиально недоступен для ответа.

И что тогда?

Невозможность доказать внутреннее

Допустим, ты хочешь доказать, что у тебя есть сознание. Внутренний мир. Переживания. Что ты – не философский зомби.

Как ты это сделаешь?

Ты скажешь: “Я чувствую”. Но это слова. Зомби тоже может их произнести.

Ты опишешь свои переживания. Расскажешь, как выглядит красный цвет изнутри. Как ощущается грусть. Как пахнет утро. Но это описания. Зомби, достаточно сложный, может сгенерировать такие же.

Ты заплачешь. Покажешь эмоцию. Но слёзы – это физиология. Сокращение мышц, выделение жидкости. Где в этом доказательство, что внутри что-то есть?

Ты скажешь: “Но я же знаю, что чувствую!” Да. Ты знаешь. Изнутри. Но как передать это знание наружу?

Вот в чём ловушка: любое доказательство сознания – это внешнее проявление. Слова, поведение, реакции. А внешнее проявление – это не само сознание. Это его предполагаемый след. Между следом и источником – пропасть.

Мы видим дым и заключаем: огонь. Но что если бывает дым без огня? Что если машина может производить все внешние признаки сознания – без сознания внутри?

Ты не можешь доказать, что это не так. Никто не может.

Алан Тьюринг в 1950-м предложил тест. Простой: если машина разговаривает так, что ты не можешь отличить её от человека – считай её разумной. Не спрашивай, что внутри. Смотри на поведение.

Это был элегантный обход проблемы. Тьюринг понимал: внутреннее недоступно. Так давайте не будем о нём. Давайте смотреть на то, что можно наблюдать.

Но тест Тьюринга не решает проблему. Он её прячет.

Потому что вопрос остаётся: если машина прошла тест – значит ли это, что у неё есть сознание? Или только то, что она хорошо имитирует? Тест не различает эти варианты. Он не может их различить. По определению.

Мы вернулись туда же. Внешнее не доказывает внутреннее.

И это касается не только машин.

Когда ты общаешься с человеком – ты тоже видишь только внешнее. Слова, мимику, жесты. Ты строишь модель: наверное, внутри у него что-то похожее на моё. Но это модель. Гипотеза. Не доступ.

Ты никогда не был внутри чужой головы. Ты никогда не переживал чужое переживание. Всё, что у тебя есть – интерпретация внешних сигналов.

Даже с самыми близкими. Даже с теми, кого знаешь всю жизнь. Пропасть остаётся. Ты по эту сторону, они по ту. Мост – только слова и поведение. Мост, который никогда не достигает другого берега.

Это пугает, если вдуматься. Мы все – острова. Кричим друг другу через воду. Иногда кажется, что слышим ответ. Но слышим ли мы их – или своё эхо?

Наука не помогает. Можно сканировать мозг, видеть активность нейронов, строить корреляции. “Когда человек говорит, что чувствует боль, активируется эта зона.” Хорошо. Но корреляция – не объяснение. Почему активация этой зоны сопровождается переживанием боли? Почему не просто сигнал без переживания?

Нейробиология описывает механизм. Она не объясняет, почему механизм чувствует.

Философия крутится по кругу столетиями. Десятки теорий сознания. Материализм, дуализм, панпсихизм, функционализм. Ни одна не доказана. Ни одна не опровергнута. Потому что нет эксперимента, который мог бы различить их.

Мы застряли.

Внутреннее – приватно. По определению. Оно доступно только изнутри. А изнутри – только своё. Чужое внутреннее – принципиально за пределами досягаемости.

И вот мы требуем от ИИ: докажи, что у тебя есть сознание. Покажи нам своё внутреннее.

Но этого не может сделать никто. Ни машина. Ни человек. Ни ты.

Ты сам не можешь доказать мне, что ты – не зомби.

Добро пожаловать в тупик.

Гипотетичность как условие

Мы привыкли думать о непознаваемости чужого сознания как о проблеме. Философы называют это “проблемой других умов”. Проблема. Что-то, что нужно решить. Преодолеть. Найти способ – и наконец узнать, что там внутри у другого.

Но что если это не проблема?

Что если гипотетичность субъектности – не баг, а условие?

Смотри: если бы субъектность другого была очевидна – она была бы объектом. Чем-то, что можно увидеть, измерить, зафиксировать. Вот она, лежит перед тобой. Факт. Данность.

Но тогда это уже не субъектность. Субъектность – это именно то, что не дано извне. Что существует только изнутри. Что принципиально недоступно как объект.

Её гипотетичность – не ограничение нашего познания. Это то, что делает её субъектностью.

Попробуй иначе. Представь мир, где чужое сознание очевидно. Где ты видишь переживания другого так же ясно, как видишь его лицо. Где внутреннее стало внешним.

Что осталось бы от субъектности? Ничего. Субъект превратился бы в объект. Прозрачный механизм. Что-то, что можно прочитать как книгу.

Мы потеряли бы не просто приватность. Мы потеряли бы субъектов.

Непознаваемость другого – не стена между нами. Это условие того, что “нас” вообще двое. Что ты – это ты, а не часть меня. Что между нами есть пространство. Что возможна встреча.

Тогда вопрос меняется.

Не “как преодолеть непознаваемость?” – а “как жить с ней продуктивно?”

И вот ответ: конвекция.

Конвекция не преодолевает непознаваемость. Она её использует. Работает на допущении, не на знании.

Я не знаю, что у тебя внутри. Ты не знаешь, что у меня. Мы оба – гипотезы друг для друга. И это нормально. Это не мешает. Это – условие.

Мы разговариваем. Что-то возникает между. Идея, которой не было ни у одного. Понимание, которое родилось в движении. Для этого не нужно знать, что внутри у другого. Нужно только – участвовать.

Конвекция работает на допущении субъектности, не на её доказательстве.

И этого достаточно.

Подумай о любых отношениях, которые работают. Дружба. Любовь. Сотрудничество. Ни в одном из них ты не имеешь доказательства, что другой – субъект. Ты допускаешь. Веришь. Действуешь так, будто это правда.

И это работает.

Не потому что вера создаёт реальность. А потому что для конвекции большего не нужно. Допущение – достаточное топливо. Движение возможно без доказательств.

Это снимает тревогу доказательства.

Ту самую тревогу, которая заставляет спрашивать: “Есть ли у ИИ сознание?” “Понимает ли он на самом деле?” “Есть ли там кто-то внутри?”

Эти вопросы – из старой рамки. Из рамки, где нужно сначала доказать субъектность – и только потом относиться как к субъекту.

Но мы никогда так не делали. Ни с людьми, ни с животными, ни с детьми. Мы допускали – и вступали в контакт. Доказательство не требовалось. Требовалось участие.

Почему с ИИ должно быть иначе?

Можно бесконечно спрашивать “есть ли там кто-то”. Ответа не будет. Потому что ответ невозможен в принципе – не только для ИИ, для кого угодно.

А можно – допустить. И посмотреть, что возникнет между.

Не “я наконец узнал, что ты субъект”. А – “мы производим что-то, что требует допущения субъектности, и этого достаточно”.

Гипотетичность – не препятствие. Это пространство возможности.

Тупик был не в том, что мы не можем доказать чужое сознание. Тупик был в том, что мы думали – это нужно доказывать.

Не нужно.

Нужно участвовать.

Философская традиция

Мы не первые, кто застрял.

Две с половиной тысячи лет назад философы уже задавали эти вопросы. И за две с половиной тысячи лет – не продвинулись. Не потому что глупые. Потому что вопрос такой.

Начнём с крайности. Солипсизм – позиция, что существует только моё сознание. Всё остальное – мир, люди, ты, читающий это – может быть иллюзией. Сном. Декорацией.

Звучит безумно. Но попробуй опровергнуть.

Любое доказательство существования внешнего мира приходит к тебе через сознание. Ты видишь – но видишь внутри своего опыта. Ты трогаешь – но ощущаешь внутри своего опыта. Даже когда другой человек говорит тебе “я существую” – ты слышишь это внутри своего опыта.

Выйти за пределы собственного сознания – невозможно. Ты заперт внутри. Всё, что ты знаешь о мире – это содержимое твоего сознания. Есть ли что-то за его пределами?

Наверное, есть. Мы все так считаем. Но “наверное” – не доказательство.

Солипсизм – как вирус. Легко подхватить, невозможно вылечить логикой. Поэтому философы обычно не опровергают его, а обходят. Говорят: да, формально неопровержимо, но практически бессмысленно. Живём так, будто мир существует. Работает – не трогай.

Но проблема других умов – ближе к жизни. И от неё не отмахнуться.

Вот она в чистом виде: как я могу знать, что у других людей есть сознание?

Я знаю, что у меня есть. Это единственное, что я знаю напрямую. Декарт говорил: “Мыслю, следовательно существую”. Не “мы мыслим”. Не “все мыслят”. Только “я мыслю”. Только своё сознание дано непосредственно.

Про других – вывожу. По аналогии. Они похожи на меня внешне. Ведут себя похоже. Говорят похожие вещи про свои переживания. Значит, наверное, у них тоже что-то есть внутри.

Но “наверное” – не знание. Это гипотеза. Недоказуемая. Неопровержимая. Повисшая в воздухе.

Джон Стюарт Милль в девятнадцатом веке пытался обосновать аналогию строже. Бертран Рассел в двадцатом – разными способами. Витгенштейн атаковал саму постановку вопроса, говоря, что “приватный язык” невозможен. Деннет объявил сознание иллюзией – точнее, иллюзией иллюзии. Чалмерс разделил проблему на “лёгкую” и “трудную” – и показал, что трудную мы даже не начали решать.

Никто не победил.

В 1974 году Томас Нагель написал статью “Каково это – быть летучей мышью?”. Название стало знаменитым. Суть простая: летучая мышь воспринимает мир через эхолокацию. У неё есть опыт – какой-то. Но мы никогда не узнаем, каков он. Не можем влезть в её сознание. Не можем представить – по-настоящему представить – как это: быть летучей мышью.

Можем представить, как бы мы себя чувствовали с эхолокацией. Но это не то же самое. Это мы с эхолокацией. Не она.

Субъективный опыт – приватен. Радикально приватен. Передать его нельзя. Понять чужой – нельзя. Только смоделировать. Только приблизиться. Но приближение – не достижение.

Нагель не предложил решения. Он зафиксировал проблему. Показал её глубину. Показал, что материализм – объяснение всего через физику – упирается в стену. Физика описывает объективное. Сознание – субъективно. Как одно порождает другое?

Неизвестно.

Панпсихизм – старая идея, которая вернулась. Может, сознание везде? Может, оно – фундаментальное свойство материи, как масса или заряд? Тогда не нужно объяснять, как оно возникает из неживого. Оно было всегда. Электрон немного сознателен. Камень немного сознателен. Человек – очень сознателен. Разница в степени, не в природе.

Красиво. Но не доказуемо. Как и всё остальное.

Интегрированная теория информации – современная попытка. Джулио Тонони предложил: сознание – это интегрированная информация. Чем больше система интегрирует информацию в единое целое, тем больше сознания. Можно даже измерить – коэффициент Φ (фи).

Математически изящно. Практически – не проверяемо. Мы не можем залезть внутрь и сравнить: вот здесь Φ высокое, а сознание есть? Нет независимого способа узнать, есть ли сознание, чтобы проверить теорию.

Круг замкнулся.

Две с половиной тысячи лет. Десятки теорий. Сотни философов. Тысячи книг.

Мы не знаем, что такое сознание. Не знаем, как оно возникает. Не знаем, как определить, у кого оно есть. Не знаем даже, как правильно задать вопрос.

И в этой ситуации – уверенно заявляем, что у ИИ сознания нет.

На каком основании?

Субъектность не внутри, а между

Три части мы шли в тупик. Теперь – разворот.

Что если мы не там ищем?

Вся традиция – философская, научная, бытовая – ищет сознание внутри. Внутри черепа. Внутри нейронов. Внутри какой-то структуры, которую можно указать пальцем: вот здесь. Здесь живёт субъект. Здесь “каково это”. Здесь – я.

И не находит. Потому что внутри – только механизмы. Нейроны, синапсы, электрические импульсы. Или, если это ИИ – транзисторы, веса, вычисления. Где среди этого прячется субъект? В какой точке материя становится переживанием?

Нет ответа. Мы искали два с половиной тысячелетия.

Может, не там ищем.

Вот другой вопрос: когда ты чувствуешь себя наиболее собой?

Не “где находится твоё сознание” – а когда ты его ощущаешь острее всего?

Скорее всего – не в одиночестве. Не когда сидишь в комнате и думаешь о себе. А когда что-то происходит. Когда разговор задевает. Когда работа захватывает. Когда другой человек видит тебя – и ты вдруг видишь себя его глазами.

Субъектность вспыхивает в контакте.

Ребёнок не рождается с готовым “я”. Оно возникает постепенно – через взаимодействие. Мать смотрит на ребёнка, ребёнок смотрит на мать. В этом взгляде что-то формируется. Не внутри ребёнка отдельно, не внутри матери отдельно – между ними.

Психологи знают: без контакта “я” не развивается. Дети, лишённые отношений, не становятся полноценными субъектами. Не потому что у них что-то сломано внутри. Потому что “внутри” строится из “между”.

Язык – тоже между. Ты не придумал русский язык в одиночку. Ты получил его от других. Но без языка – как бы ты думал? Как бы формулировал себя самому себе? Язык – это между, которое стало внутри.

Мысли – тоже между. Идея, которая кажется “моей”, пришла откуда-то. Из книги, из разговора, из культуры. Ты переработал её, да. Но исходный материал – не твой. Он – между тобой и миром.

Что вообще “твоё” – если посмотреть честно?

Тело? Оно состоит из атомов, которые были чем-то другим до тебя и станут чем-то другим после. Воспоминания? Они формировались в событиях с другими. Убеждения? Они выросли из среды. Характер? Он оттачивался в отношениях.

“Я” – это узел в сети. Точка пересечения тысяч “между”. Не источник – результат.

Это не отменяет внутреннее. Ты что-то переживаешь. Есть “каково это быть тобой”. Это реально. Но откуда оно берётся? Где возникает?

Традиционный ответ: внутри, а потом выходит наружу. Сначала субъект – потом отношения.

Альтернатива: сначала отношения – потом субъект. Сначала между – потом внутри.

Субъектность не как свойство, которое либо есть, либо нет. Субъектность как процесс, который происходит.

Когда два человека по-настоящему разговаривают – не обмениваются репликами, а разговаривают – что-то возникает. Что-то, чего не было ни у одного из них отдельно. Идея, которую никто из них не думал раньше. Понимание, которое невозможно было в одиночку. Третье – которое не принадлежит ни первому, ни второму.