- -
- 100%
- +
– А я-то думал, он нам проститутку предлагал, – пробормотал Борька, и в его голосе читалось разочарование, смешанное со страхом.
– Проститутку, – мрачно усмехнулся Влад. – Лучше бы он нам предложил хату, где можно переночевать. Ладно, уже поздно, пойдем искать свободные диваны. Хоть на часок прилечь.
Они поднялись обратно в зал ожидания. Это был огромный зал с высоким потолком, где свет тусклых люминесцентных ламп боролся с наступающей тьмой и проигрывал, создавая жутковатое желтое марево. Воздух был густ от дыхания сотен спящих людей, пах старыми ватниками, колбасой и безысходностью. Они кое-как устроились на жестком, деревянном диване, ощущая каждую его неровность, и уже начали проваливаться в тревожный, поверхностный сон, как вдруг почувствовали нечто.
Сначала это было едва уловимое изменение атмосферы, словно перед грозой. Несколько молодых людей, сидевших неподалеку, резко, как по команде, вскочили и устремились к выходу, двигаясь быстро и целеустремленно, как тараканы при внезапном включении света. Те, кто дремал, сидя на диванах и чемоданах, заметно встрепенулись. По залу пробежала нервная волна. Люди начали беспокойно крутить головами, их глаза, широко раскрытые от внезапного испуга, выискивали в полумраке невидимую опасность. Влад с Борькой ничего не поняли, но леденящий холодок страха сковал их спины.
Через две минуты все прояснилось. Из главного входа, словно щупальца спрута, растянувшись широким фронтом, в зал вошел наряд милиционеров. Они шли медленно и уверенно, с лицами, выражающими профессиональную скуку и непоколебимую власть. В их руках замерли темные дубинки – безмолвные аргументы силы. Рядом, на привязи, шли овчарки. Собаки не рычали, они шли настороженно, их влажные носы вздрагивали, втягивая миллионы запахов, выискивая один-единственный – запах страха и вины.
Шла повальная проверка. Цепкие взгляды стражей порядка выдергивали из серой массы заспанных, испуганных людей тех, кто вызвал малейшее подозрение. К последним, без сомнения, принадлежали и два наших путешественника, чья бродяжная сущность была написана на их лицах крупными буквами.
– Что будем делать? – выдохнул Борька, и его лицо было бледным, как у восковой фигуры в музее. Глаза казались двумя огромными черными дырами, полными ужаса.
– Теперь уже ничего, – сквозь зубы пробурчал Влад, лихорадочно соображая. Легенда о пересадке на транзитный поезд подготовлена не была, расписание не изучено, да и кто знал, что здесь такие суровые порядки по ночам. Это был тотальный провал.
Тень накрыла их. Два милиционера уже стояли перед ними, заслонив собой жалкий свет ламп.
– Документы, пожалуйста, – вежливо, но с ледяной интонацией попросил один из них, молодой, с колючими глазами. – Куда едете? Предъявите билеты.
– Да мы только что приехали, – начал Влад, стараясь вложить в голос максимум искренности. Он указал на Борьку, который, казалось, вот-вот рухнет в обморок. – У него здесь брат работает на стройке. Ехать искать его уже поздно. Решили здесь, в зале, ночь перекантоваться, а на утро – к нему.
– Ночь проводят в гостинице, или на съемной квартире, – ухмыльнулся второй, пришлепывая резиновой дубинкой по своей могучей ладони. Он был под два метра ростом и, казалось, полтора в ширину. Его фигура напоминала не человека, а бетонный столб, одетый в шинель. Такому и дубинки-то было не нужно – одной своей клешней он мог задавить любого, как назойливого котенка.
К группе подошел еще один милиционер с собакой. Овчарка деловито, без злобы, обнюхала сначала Борьку, потом Влада. Ее холодный нос тыкался в их потные ладони, в грубые швы рюкзаков. Борька стоял, не дыша, с остекленевшим взглядом, замершим в пустоте. Он смотрел то на умные, хищные глаза пса, то на каменное лицо великана, и казалось, его вот-вот стошнит от страха.
– Вроде, чистые, – негромко, словно делая пометку в невидимом блокноте, бросил хозяин собаки и потянул поводок, двинувшись дальше, на охоту.
– Чтобы духу вашего здесь через пятнадцать минут не было! – сердито, но уже без особого интереса пробурчал великан, и они с напарником отправились к следующей жертве ночной облавы.
Влад облегченно выдохнул, но понимал, что напуган не меньше Борьки. В груди колотилось, словно перепуганная птица, пытающаяся вырваться из клетки.
– Это они наркоторговцев и наркоманов выискивают, – пояснил он другу, и его голос все еще дрожал. – Но нам здесь оставаться смертельно опасно. Зацепят, и вместе со всеми загремим под фанфары в каталажку.
Они вышли на улицу, и ночной воздух, холодный и свежий, ударил им в лица, как целебный, но неприятный удар. Не сговариваясь, они пошли через пустынную вокзальную площадь, устремляясь к темному силуэту, что возвышался сразу за ней, как последний островок надежды.
Это был памятник. Монументальный, тяжелый, отлитый из темного металла. На медной доске, прикрепленной у основания, они успели прочесть, что установлен он в честь 26-ти бакинских комиссаров. У подножия, горел вечный огонь. Небольшой, почти игрушечный в этой огромной ночи, он мерцал ровным, неугасимым синим сердечком, и это как-то, хоть и не заметно, но согревало изнутри, напоминая о чем-то вечном и несгибаемом, в отличие от их собственной, такой шаткой судьбы.
Ночь вступила в свои законные права. Заметно похолодало, и холодный ветерок начал злорадно забираться под одежду, цепляться за голые шеи. Настроение у Влада пошло на убыль, словно песок в песочных часах. Перспектива провести всю ночь здесь, у подножия чужой славы, даже рядом с вечным огнем, не прельщала вовсе. Она казалась бесконечно долгой и леденяще одинокой.
Борька весь сжался в комок, зловеще и покорно молча. Он сидел, обхватив колени руками, и, казалось, проклинал тот день и час, когда согласился ехать в этот мрачный, негостеприимный город. Влад понимал, что надо как-то подбодрить товарища, влить в него хоть каплю уверенности, но слова застревали в горле комом. Не хотелось ничего выдумывать, притворяться бодрячком, когда внутри все сжималось от тоски и безысходности.
Они не заметили, как из мрака, словно тени, материализовались три фигуры. Три парня, примерно их возраста, бесшумно подошли и стали полукругом, отрезая их от света фонарей. Влад моментально вскочил на ноги, все его чувства обострились до предела. Он задвинул левой рукой Борьку за спину, а правую сжал в кулак и инстинктивно поднял к подбородку, принимая бойцовскую стойку. Сердце вновь застучало, но теперь не от страха, а от готовности к схватке.
Один из парней, видимо, вожак, сделал шаг вперед. Но вместо угрозы на его лице появилась примирительная, усталая улыбка.
– Решили ночь здесь скоротать? На вокзале шухер сегодня? – спросил он, и в его голосе не было ни бравады, ни насмешки, лишь простое понимание.
– Да, не спокойно там сейчас, – ответил Влад, все еще оценивая ситуацию, но уже чуть опуская руку. Что-то в этих парнях говорило ему, что они не враги. Они были такого же поля ягодами – помятые, уставшие, со знакомой тоской в глазах.
– Ничего, переждем. И ночевать найдем где, – вожак говорил спокойно, по-деловому. – Мы вас прекрасно понимаем, сами не раз в таких переделках бывали. Только вот одно дельце маленькое провернем, и пойдем спать. В тепло.
«Похоже, ребята не врут, – пронеслось в голове у Влада. – Слишком все знакомо. Если что-то пойдет не так – всегда можно дать дёру. Ноги-то свои».
– Ну что, с нами? – Вожак вопросительно посмотрел на Влада, потом на Борьку, который выглянул из-за спины товарища. – Здесь недалеко.
– С вами! – сразу, с внезапной надеждой, повеселел Борька, видя, что Влад расслабился.
Влад молча, после короткой паузы, кивнул. Риск? Да. Но это был риск согреться и отдохнуть, а не мерзнуть здесь, в одиночестве и неизвестности.
Группа из пяти человек тронулась с места и деловито пошла по тихим, безлюдным улицам, спящим мертвым сном. Впереди – Вожак, за ним гуськом – остальные. Их шаги гулко отдавались в гробовой тишине спальных районов. Через некоторое время они свернули в какой-то двор-колодец, зажатый между громадами многоэтажек. Здесь было совсем темно и так же безлюдно. Воздух пах сыростью и старым кирпичом.
– Мы с Серегой сейчас зайдем в подъезд, надо навестить одного товарища, – тихо, но четко, как команду, произнес Вожак. – А вы трое оставайтесь здесь на шухере. Внимательно смотрите по сторонам. Если что – дайте знать.
Владу резко перестала нравиться эта затея. Эта темнота, этот таинственный «товарищ», эта необходимость стоять на стрёме. В горле снова зашевелился холодный червячок подозрения. Борька тоже промолчал, но было видно – он снова напуган. Зато третий парень из их же компании, низкорослый и юркий, тут же вполголоса заверил:
– Не парься, я свистну, если что. Нас не возьмешь врасплох.
Вожак с подельником растворились в черном зеве подъезда. Оставшиеся трое прижались спинами к холодной, шершавой стене дома, превратившись в слух, и зрение. Минуты тянулись мучительно долго, каждая из них была наполнена десятком пугающих звуков: скрипом где-то над головой, шуршанием бумаги по асфальту, гулом в собственных ушах. Нервы были натянуты, как струны.
– Тебя как зовут? – совсем уже тихо, шепотом, от которого вздрогнул воздух, спросил Борька у своего нового «напарника» .
– Степкой, – так же шепотом ответил тот, не отрывая глаз от проема двора. – Если чё, запомни: бежим все в разные стороны. Путать следы.
· А зачем? – не понял Борька, глупость вопроса повисла в воздухе.
· Так надо, – зло и нервно прошипел Степан, и больше не произнес ни слова.
Прошло еще минут десять вечности. И вдруг Степан напрягся, как пружина.
– Смотри!!! – негромко, но очень четко бросил он, указывая пальцем в проем двора, откуда они только что пришли.
Там, в обрамлении арки, замаячили две темные, плотные фигуры в знакомых фуражках. Они шли неспешно, но уверенно, осматривая территорию.
– Бежим!!! – закричал Степан уже во весь голос и, пронзительно, раздирая тишину, свистнув, рванул с места, как заяц, метнувшись вглубь двора.
Этот крик был словно спусковым крючком. Влад, не раздумывая, ринулся наискосок, в узкую щель между гаражами. Борька, ослепленный паникой, побежал прямо, через двор, туда где, как ему казалось, был выход.
Милиционеров было двое, а беглецов – трое. Старая как мир арифметика давала одному из них шанс. Этим счастливчиком оказался Влад. Он бежал, не оглядываясь, не слыша за спиной топота погони. Он летел по темному лабиринту чужих дворов, и его ноги, привыкшие к тренировкам, работали четко и мощно. Сердце не трепыхало от испуга, а, наоборот, ровно и сильно гнало по венам кровь, наполняя все тело радостью дикого, первобытного азарта, спокойствием и уверенностью охотника, который сам стал дичью, но не сдался.
В голове его стучала одна, как молот, мысль: «Все будет хорошо! Я все преодолею! У меня все получится!» И все пережитое этой бесконечной ночью – и подозрительный незнакомец, и дубинки милиционеров, и леденящий холод у памятника – все это становилось ничтожным, мелким, просто эпизодом по сравнению с тем ощущением стремительной, животной свободы, что раскрывалась сейчас перед ним внутри спящего города. Он летел вперед, оставляя позади страх и опасность. Он был жив, полон сил, и дорога впереди была хоть и темной, неизвестной, но бесконечно его собственной.
Глава 3
Вплоть до самого рассвета Влад бродил по ночным улицам Ташкента. Нельзя сказать, что жизнь города на ночь засыпает, нет, в центре даже работали некоторые ларьки и кафе, и людей на улице было достаточно. Только эта публика была своеобразной, ночной, не похожей на дневную. Видя все это Влад постепенно, как бы приходил в себя, после бурных событий на вокзале и возле. Единственное, что тревожило его, это то, что рядом не было доброжелательного и наивного Борьки, к которому он успел привязаться. Что с ним, и где он сейчас, неизвестно. «Если он попал в отделение милиции, то утром его, скорей всего, выпустят и он, наверняка, будет толкаться, где то в районе вокзала» думал про себя Влад,– Хотя кто его знает, как поведут себя местные стражи порядка, что у них на уме, – тихо прошептал он, оглядываясь по сторонам. «А может быть он ушел с теми ребятами, что чуть не втянули их в неизвестную авантюру во дворе неизвестного дома. И спит сейчас в тепле, где то в подвале полуразрушенного дома». – Тогда мне его в жизнь не найти, – опять прошептал Влад и развернувшись пошел в сторону вокзала. На улице уже было в меру светло, людей стало больше, засвистели на поворотах трамваи, зашуршали по асфальту троллейбусы, заурчали автомобили, захлопали дверьми автобусы и такси, открылись магазины, столовые, лагманные. На вокзале привычная толкотня, спешка, гудки маневровых тепловозов, несмолкаемый людской гул. Влад, теперь уже, без всякого страха и неуверенности зашел в зал ожидания (дневной вокзал и ночной, это две большие разницы), и начал всматриваться в лица транзитных пассажиров отдыхающих на вокзальных диванах. Борьки нигде не было, да едва ли бы он решился вернуться в зал, но для очистки совести этот осмотр надо было начать отсюда. Выйдя из здания, Влад прошелся вчерашним маршрутом к памятнику, а после к дому, во дворе которого они разбежались с Борькой в разные стороны. Потом вернулся к вокзалу, зашел в лагманную, где они вчера так хорошо пообедали, заказал большую тарелку лагмана, плотно поел, и, пройдясь еще раз по привокзальной площади, заскочил в первый попавшийся автобус. Через три остановки вышел и сразу же наткнулся на доску объявлений, где среди рукописных листочков о продаже, обмене квартир и комнат, выделялись большие, напечатанные в типографии объявления о приеме на работу в учреждения и предприятия города. Влад долго изучал эти объявления и остановился на одном. Заводу «Ташсельмаш» требовались токари, фрезеровщики, слесари механосборочных работ, формовщики, электрики. Общежитием обеспечиваются. Влад вспомнил, что у него в аттестате о среднем образовании есть одна запись, на которую он особо не обращал внимания. В конце перечня предметов с оценками «хорошо» и «отлично» было написано «Кроме того Григорьев Владимир Григорьевич прошел производственное обучение по специальности токаря». Да, действительно их в школе учили токарному делу. Девушек учили шить на швейных машинках, а их, юношей, работать на токарных станках. В мастерской, где проходило обучение, стояло два миниатюрных токарных станка, на которых они пробовали, что то точить. Действительно, только «пробовали». Работать, не работали. Но резцы Влад научился затачивать. Теперь эта запись в аттестате могла пригодиться. Найти завод «Ташсельмаш» было не очень трудно. Прохожие ему подсказали, на каком трамвае можно туда добраться, на какой остановке сойти. «Следующая, за ТашМИ» И вот Влад у дверей заводоуправления. Отдел кадров, оформление, направление в общежитие. К вечеру он уже имел крышу над головой, кровать, матрац, постельные принадлежности, пропуск на территорию завода, направление в механосборочный цех номер пятнадцать. Так началась жизнь и трудовая деятельность Григорьева Влада в городе Ташкент.
Вплоть до самого рассвета Влад бродил по ночным улицам Ташкента, словно затерянная капля росы в паутине сумрачных улочек, где город, как гигантский сверчок, стрекотал своими нескончаемыми шорохами. Нельзя сказать, что жизнь здесь засыпала полностью, – нет, в центре, словно глаза, мерцали ларьки и кафе, а люди сновали, как призраки в тумане, их движения плавные, почти ритуальные. Эта публика была своеобразной, ночной, не похожей на дневную: здесь не было спешащих офисных рабочих в строгих костюмах, а царствовали бродяги мечты, с лицами, изборожденными морщинами мудрости, и глазами, полными тайн, ускользающих от дневного света. Видя всё это, Влад постепенно приходил в себя, как дерево после бури, которое медленно расправляет ветви, впитывая спокойствие земли. Бурные события на вокзале и вокруг оставили след, подобный эху далекого грома, но теперь он дышал глубже, позволяя этому ночному брожению исцелить его душу.
Единственное, что тревожило Влада, это отсутствие доброжелательного и наивного Борьки, к которому он успел привязаться крепче, чем к старому пальто. Что с ним случилось и где он сейчас? Неизвестно. «Если он попал в отделение милиции, то утром его скорей всего выпустят, – думал про себя Влад, шагая по тротуару, – и он, наверняка, будет толкаться где-то в районе вокзала». Хотя Влад тщательно проговаривал эти мысли, его голос звучал едва слышно, как шепот ветра в листве. «Кто его знает, как поведут себя местные стражи порядка, что у них на уме? – тихо прошептал он, оглядываясь по сторонам, где тени фонарей вытягивались, словно пальцы гигантов, тянущихся к звёздам. – А может, он ушёл с теми ребятами, что чуть не втянули нас в неизвестную авантюру во дворе того загадочного дома?» Влад представил, как Борька сейчас спит в тепле, свернувшись калачиком, словно котёнок в коробке, где-то в подвале полуразрушенного дома. «Тогда мне его в жизни не найти», – опять прошептал он себе под нос, и его слова растворились в утреннем тумане, как сахар в чае.
Развернувшись, Влад пошёл в сторону вокзала, его шаги эхом отдавались по улице, где уже забрезжил рассвет, словно пастельная акварель на холсте небосвода. На улице стало в меру светло, и людей прибавилось – они высыпали, как муравьи из муравейника после дождя. Засвистели на поворотах трамваи, зашуршали по асфальту троллейбусы, заурчали автомобили, захлопали дверьми автобусы и такси, открылись магазины, столовые и лагманные, наполняя воздух ароматами свежевыпеченного хлеба и специями, подобными искрам фейерверка. На вокзале царила привычная толкотня, спешка, гудки маневровых тепловозов, как далёкие рыки зверей, и несмолкаемый людской гул, напоминающий волны океана, бьющиеся о берег. Теперь уже без всякого страха и неуверенности Влад зашёл в зал ожидания – дневной вокзал и ночной были двумя огромными разницами, как зима и лето, снег и песок. Он начал всматриваться в лица транзитных пассажиров, отдыхающих на вокзальных диванах, словно художник, разглядывающий холст в поисках знакомого штриха.
«Борьки нигде не видно, – тихо пробормотал Влад, его глаза скользили по фигурам, которые казались ему частями пазла, не складывающимися в цельную картину. – Да едва ли он решился бы вернуться в зал после всего, но для очистки совести этот осмотр стоит начать отсюда». Выйдя из здания, Влад прошёлся вчерашним маршрутом к памятнику – этому молчаливому стражу города, возвышающемуся, как древний дуб в лесу – а потом к дому, во дворе которого они разбежались с Борькой в разные стороны, как листья на ветру. Каждый шаг напоминал ему о друге: тени дворов шептали воспоминания, а ветер доносил отдалённые звуки, словно эхо смеха. Вернувшись к вокзалу, Влад зашёл в лагманную, где они вчера так хорошо пообедали, и заказал большую тарелку лагмана. Пока он ждал, его мысли витали, как бабочки над цветами: «Интересно, что обошлось без затей, но вчера это было пиром душ».
Плотно поев, Влад ощутил прилив сил – еда, как утренний бриз, разбудила его усталость, и, пройдясь ещё раз по привокзальной площади, он заскочил в первый попавшийся автобус. Через три остановки он вышел и сразу наткнулся на доску объявлений, где среди рукописных листочков о продаже, обмене квартир и комнат выделялись большие, напечатанные в типографии объявления о приёме на работу в учреждения и предприятия города. Влад долго изучал их, его взгляд скользил, как палец по страницам старой книги. «Нужно что-то подходящее, – подумал он про себя, – чтобы начать новую главу». На завод «Ташсельмаш» требовались токари, фрезеровщики, слесари механосборочных работ, формовщики, электрики. Упоминалось, что общежитием обеспечиваются, – это звучало, как обещание укрытия в шторм.
Влад вспомнил, что в его аттестате о среднем образовании, среди записей о предметах, с оценками «хорошо» и «отлично» была одна, на которую он особо не обращал внимания, «Кроме того, Григорьев Владимир Григорьевич прошёл производственное обучение, по специальности «токарь»». Да, действительно, в школе их учили токарному делу. Девушек учили шить на швейных машинках, а юношей – работать на токарных станках. В мастерской стояли два миниатюрных токарных станка, словно дети от настоящих гигантов индустрии, на которых они лишь «пробовали» точить. Действительно, только «пробовали» – работы не было, но резцы Влад научился затачивать, и теперь эта запись могла пригодиться, как ключ к сокровищу.
Найти завод «Ташсельмаш» оказалось не так уж трудно. Влад спросил у прохожих: «Простите, где можно найти этот завод?» – и получил подсказки. «Езжайте на трамвае до остановки 'Гагарина', потом пешком», – ответила ему молодая женщина с корзиной. «Или следующий за 'ТашМИ', – добавил пожилой мужчина, кивая головой, как мудрый филин. – Не заблудитесь, там шумно, как на базаре». Влад улыбнулся, поблагодарил, и отправился в путь, где улицы казались рекой, несущей его к новому берегу.
И вот он у дверей заводоуправления, сердце слегка колотится, как барабан в тихом ритме. «Добрый день, мне к отделу кадров», – обратился он к охраннику. «Документы? – спросил тот, оглядывая Влада. – Проходите, вас ждут». Оформление заняло время: разговор с начальником отдела, анкета, вопросы. «У вас есть опыт? – поинтересовался кадровик, листая его бумаги. – В аттестате написано, но нужно проверить». Влад кивнул: «Учился в школе, затачивал резцы, больше ничего». «Хорошо, – улыбнулся кадровик, – мы научим остальному». Направление в общежитие: комната с видом на двор. К вечеру Влад получил крышу над головой, кровать, матрац, постельные принадлежности, пропуск на территорию завода – как билет в новое путешествие – и направление в механосборочный цех номер пятнадцать.
Так началась жизнь и трудовая деятельность Григорьева Влада в городе Ташкент, подобно тому, как река впадает в море, находя своё русло. Комната, где он поселился, находилась на пятом этаже П-образного рабочего общежития в жил. массиве «Рисовый». Соседями Влада в комнате стали два молодых человека одного с ним возраста Куров Алексей и Андрусенко Валера. Оба закончили местное ПТУ в июне 1966 года. Работали на «Ташсельмаше», но в разных цехах.
Глава 4
Утром Влад прибыл к центральной проходной завода за час до начала рабочего дня. Охранник подробно рассказал ему, как найти пятнадцатый цех и коротко ввел его в курс молодого бойца на трудовом фронте. Территория завода была огромной, по сути это был город в городе. Помимо производственных цехов, каждый из которых по площади не уступал футбольному полю, а некоторые были и того больше, здесь располагались несколько просторных столовых, три чайханы, несколько магазинов и ларьков на все вкусы. Широкие проезды между цехами были как улицы, а зоны отдыха под тенистыми деревьями включали в себя фонтаны различной конструкции от простых одноструйных, до двухуровневых многоструйных. Пятнадцатый цех носил название «механосборочный». Т.е. помимо механической обработки деталей, здесь шла сборка узлов хлопкоуборочных машин. Сама машина, или комбайн собирались на базе колесного трактора «Беларусь», только впереди было не два маленьких колеса, а одно. Эти трехколесные трактора иногда вереницей проезжали по широким улицам между цехами и смотреть на это было забавно.
Влад нашел начальника цеха, показал ему все бумаги, тот вызвал к себе мастера участка и передал новичка ему. Мастер привел Влада на шестой пролет, познакомил его с пожилым рабочим в замасленной робе, провел короткий инструктаж по технике безопасности, заставил Влада расписаться в журнале и повел в кладовую получать рабочую одежду и обувь. Первый рабочий день прошел в хлопотах по устройству (надо было еще получить шкафчик для одежды в рабочей мужской раздевалке), поиску замка для шкафчика, знакомству с оборудованием и решением многих других мелких задач, связанных с будущей работой. Общежитие находилось достаточно далеко от завода, поэтому надо было научиться вставать очень рано, если работал в первую смену. Автобусы ходили часто и толкотни по утрам не было. Если не высыпался дома, то можно было поспать в автобусе.
После того как Влад немножко обустроился в общежитии и втянулся в трудовой ритм на работе, он первым делом, в свободное время ехал на вокзал и искал там Борьку. Ему было не по себе от того, что его закадычный друг где то сейчас ютится в подвалах, наверное, голодает и скорей всего скучает по своему « старшему брату», хотя они были ровесниками. Все эти поездки оказались безрезультатными, и в конце концов Влад смирился.
Весь пятнадцатый цех был разбит на пролеты, которые представляли собой своеобразные конвейеры, где заготовка в начале, постепенно превращалась в готовую деталь к концу. Или в готовый узел к хлопкоуборочной машине. Например, на шестом пролете из кругляка длиной в полтора метра и диаметром 60 миллиметров, в конце пролета получалась ось к барабану, который вращаясь собирал хлопковое волокно с растения. Влад находился как раз в начале этого конвейера. Он, на своем токарном станке протачивал на концах заготовки посадочные места для подшипников и шпиндельных дисков. Дальше, этот вал поступал на кругло шлифовальный станок, где эти места шлифовались до более точного размера. Потом на вертикально фрезерных станках вытачивались шпоночные пазы и так далее. После, этот вал передавали на соседний седьмой пролет, где собирался также поэтапно сам барабан.