- -
- 100%
- +
Мастер участка Заводчинский Вадим, чуть старше Влада, оказался « своим парнем». Он не занудствовал, не корчил из себя начальника, был остроумен и современен. Влад никогда не слышал, чтобы он кого-то ругал, отчитывал, там более, материл. Он воспитывал по-своему. Там находились такие слова и действия, что у провинившегося навсегда пропадала охота нарушать дисциплину.
Пожилой рабочий в замасленной робе, с которым Влад познакомился в первый день, работал одновременно на двух станках. На токарном и вертикально фрезерном. В течении, недели он обучал Влада работе на токарном станке, показывал где брать заготовки, на какой скорости оборотов шпинделя работать, каким измерительным инструментом пользоваться ( проходными и непроходными скобами ), как затачивать подрезные резцы и еще многим другим « хитростям» , после чего доверил молодому начинающему токарю полную самостоятельность и свободу. С этого дня у Влада начал накапливаться опыт.
На соседнем пятом пролете, где по похожей схеме готовились шпиндельные диски, работали молодые ребята сверловщики Волков Миша и Степанов Сергей, с которыми Влад вскоре подружился. Кстати, оба тоже увлекались боксом. Во время обеденных перерывов они все трое ходили в одну и ту же столовую, а после обеда, оставшееся время проводили в зоне отдыха возле фонтана, обсуждая последние местные новости. Девчонки с их цеха, тоже нередко становились объектами обсуждений.
Утро ворвалось в жизнь Влада густым, терпким запахом мазута, металла и какой-то незнакомой, но обещающей пыли. Он стоял у центральной проходной гигантского завода, вперившись в могучие кованые ворота, словно перед ним были врата в иной мир. Что ж, так оно и было. Завод был настоящим городом в городе, со своими законами, улицами и ритмом жизни, который предстояло познать.
До начала смены оставался целый час, и охранник, мужчина с лицом, испещренным морщинами-картами прожитых лет, подробно, с истинно восточным гостеприимством, объяснил дорогу к пятнадцатому цеху. Его рассказ был похож на старую, добрую сказку: «Пройдешь мимо столовой, что пахнет щами, свернешь у чайханы, где дымят кальяны, увидишь фонтан с ажурными рыбками – там и твой механосборочный притаился».
Территория и правда поражала воображение. Широкие проезды-проспекты кишели людьми и редкими, диковинными машинами. Цеха, каждый размером с футбольное поле, подпирали низкое утреннее небо стальными ребрами своих крыш. Между ними, как оазисы, зеленели зоны отдыха с причудливыми фонтанами: от скромных одноструйных «плакучих ив» до буйных двухуровневых каскадов, напоминавших водяные мельницы.
И вот он, пятнадцатый – «механосборочный». Название звучало как заклинание, сулящее магию превращения железа в сложные механизмы. Влад зашел внутрь, и его тут же накрыла симфония труда: оглушительный гул станков, пронзительный визг резца, бормотание конвейеров и приглушенный человеческий гул, похожий на рокот морского прибоя.
Начальник цеха, суровый мужчина с пронзительным взглядом инженера, бегло изучил его бумаги, кивнул и вызвал по телефону мастера.
Вскоре в кабинете появился Заводчинский Вадим. Влад ожидал увидеть человека в возрасте, но перед ним стоял парень немногим старше его самого, с умными, смеющимися глазами и уверенной, легкой походкой.
– Вот, Вадим, новобранец твой, Влад. Обкатаешь? – бросил начальник. —Без проблем, Иван Петрович, – улыбнулся Вадим, и его улыбка была на удивление открытой. – Пойдем, Влад, покажу твои владения.
Он не «повел», не «привел», а именно «пошел» рядом, что сразу сняло напряжение. Вадим оказался «своим парнем». Он не корчил из себя важного начальника, его речь была лишена занудных нравоучений, но в каждой шутке, в каждом метком слове сквозила незримая власть человека, который знает и любит свое дело.
Он познакомил Влада с пожилым рабочим, который казался самой душой этого цеха. Его роба была не просто замаслена – она была пропитана историей тысячей обработанных деталей, словно холст художника, испачканный красками великих полотен. Лицо его напоминало доброе, вымотанное непогодой дерево.
– Это дядя Коля, наш столп и наставник, – представил его Вадим. – Он тебя в курс дела введет лучше любого учебника.
Дядя Коля молча кивнул, пожал Владу руку твердой, шершавой ладонью и сразу приступил к делу. Короткий инструктаж по технике безопасности был деловитым и без лишних эмоций. После росписи в журнале Вадим повел Влада получать обмундирование.
– Рабочая одежда – это твоя вторая кожа, – говорил он по дороге в кладовую. – Ей не нужно быть красивой. Ей нужно быть прочной и удобной. Как хороший друг.
Первый день пролетел в суматохе: получение спецовки, поиск шкафчика в бесконечных рядах раздевалки, поход в магазин за замком, который казался самым важным приобретением в жизни – теперь у него был здесь свой уголок, своя крошечная крепость.
Общежитие оказалось на отшибе, и вечером Влад, уставший, но довольный, узнал цену раннему подъему. Автобусы, однако, ходили исправно, и в их убаюкивающем покачивании можно было досмотреть прерванные утренние сны.
Как только жизнь вошла в колею, Влад стал в свободные дни ездить на вокзал. Он искал Борьку. Сердце сжималось от тревоги: где сейчас его закадычный друг? Ютится ли в холодном подвале, голодает ли, вспоминает ли их беззаботные путейские дни? Влад чувствовал себя почти предателем, устроившимся в этой упорядоченной жизни, пока его брат, ведь они были как братья, пропадал где-то в чужом незнакомом ему мире. Но Борьки нигде не было. После нескольких безрезультатных поездок Влад с тяжелым сердцем смирился. Жизнь, жестокая и неумолимая, диктовала свои правила.
Цех жил по своим законам. Он был разбит на пролеты – настоящие улицы превращений, где грубая болванка в начале пути, пройдя через металл и умелые рабочие руки, к концу становилась изящной деталью или сложным узлом.
Владу выпало работать на шестом пролете, в самом начале этого конвейера чудес. Его станок был первым, кто касался длинного, полутораметрового кругляка, холодного и безликого. Под его руками на концах заготовки должны были появиться посадочные места для подшипников – первые шаги к жизни будущей оси.
Дядя Коля, который работал сразу на двух станках – токарном и фрезерном, – стал его гидом в этом мире железа. Он не учил – он посвящал.
– Смотри, пацан, – его голос был хриплым, как скрип ржавой двери, но в нем была неподдельная теплота. – Металл – он живой. Он поет. Надо услышать его песню. Слишком быстро ведешь резец – он визжит от боли. Слишком медленно – скучает и грустит. Найди его ноту.
Он показывал, где брать заготовки, как затачивать резцы, чтобы они «жадно впивались в сталь», как пользоваться особыми скобами – «проходной» и «непроходной», которые Влад в шутку прозвал Золушками: одна всегда влезала в хрустальную туфельку-размер, а вторая – нет.
Через неделю дядя Коля, молча оценив работу, кивнул и отошел к своему фрезерному станку. Это был высший знак доверия. С этого дня у Влада начал накапливаться настоящий опыт – не из учебников, а выстраданный, пропахший машинным маслом.
Рядом, на пятом пролете, где рождались шпиндельные диски, работали два парня – Мишка Волков и Серега Степанов. Они были неистовы и полны энергии, их станки не гудели, а рычали. Однажды во время обеденного перерыва они столкнулись у раздачи в столовой.
– Эй, новичок с шестого! – крикнул Мишка, широко улыбаясь. – Я смотрю, ты у дяди Коли в любимчиках ходишь. Он редко кому так быстро станок доверяет!
–Я способный, все схватываю на лету. – дружелюбно улыбнулся Влад.
–Слышь, а не маешься ли этим? – вступил в разговор Серега, имитируя боксерскую стойку. – У нас тут после работы секция есть. Мишка мечтает кого-нибудь новенького побить.
Оказалось, что оба увлекались боксом. Эта общая страсть мгновенно стерла все формальности. С тех пор они стали неразлучны. Обеденные перерывы проходили в шумной столовой за обсуждением новостей, а оставшиеся минуты – у фонтанчика в зоне отдыха, который они окрестили «поилкой для усталых душ».
– Видал, какое Наташка из бухгалтерии сегодня платье надела? – томно вздыхал Мишка, развалившись на скамейке. – Прямо как облако розовое.
–Облако у тебя штанах, романтик, – хмыкал Серега. – Лучше скажи, когда мы на спарринг сойдемся. А то ты тут от котлет и девок рыхлый стал.
Влад смеялся, глядя на них, и чувствовал, как к нему возвращается ощущение дома, дружбы, своего места в этом огромном, шумном и таком живом мире завода. Его жизнь обретала новый, четкий ритм, похожий на равномерный гул станка: уверенный, надежный и полный смысла.
Глава 5
Приближался Новый год. Это был уже второй праздник, который Влад встречал вне дома. Пока, что в этом вопросе, т.е. где встречать, с кем встречать, как встречать, по сколько скидываться, была полная неопределенность. Конечно же, если это было дома, то сейчас бы уже было ясно, что встречали бы с друзьями, Санькой, Серегой, Арсением, с девушками Валей, Светланой, Ольгой, ну и еще бы кого-нибудь нашли для Арсена. Праздновали бы у Арсена дома, у него родные всегда на Новый год уезжали к бабушке в другой поселок. Накупили ли бы водки, а девчонкам вина, собрали бы какую-нибудь закуску, организовали бы музыку, в общем, все было бы, как в лучших домах ЛондОна. Здесь в Ташкенте, скорей всего, придется справлять Новый год одному. Мишка с Сережкой с пятого пролета будут с родителями, а соседи по комнате разъедутся по домам (они все местные, из-под Ташкента, с каких то аулов). Ну что ж, пусть будет так.
Накануне, Влад в очередной раз поехал на железнодорожный вокзал, чтобы еще раз пройтись по привычному уже маршруту, вдруг на этот раз повезет, и он встретит там Борьку. Вокзал кипел предновогодней суетой. Толпы студентов разъезжались по домам, на короткие зимние каникулы, сотни семей спешили к родственникам на предновогоднюю встречу, тысячи пассажиров занимали купе и плацкартные места в надежде успеть к праздничному столу. Хватало и тех, кто шнырял среди всей этой толкотни с целью незаметно подрезать сумку, или карман с деньгами, тем самым, устроить и себе праздник (конечно, если не схватят за руку и не поддадут немножко других подарков). Борьки нигде не было.
С вокзала Влад направился в центр к большой главной городской новогодней елке. Здесь тоже было многолюдно. Молодежь, стаями в обнимку, с громким смехом кучковалась у елки и по периферии площади, люди постарше, не спеша дефилировали по самой площади и вокруг елки, родители с детьми толкались, в основном, у аттракционов. Влад обошел почти всех. Где то останавливался, заводил разговор, поздравлял с наступающим, шутил, смеялся, но все равно чувствовал себя одиноко. С какой бы радостью он поменял бы всю эту красоту и роскошь на скромный тихий поселковый пейзаж, но в окружении друзей.
Новый год Влад встретил, как и предполагал, один, в комнате общежития. Собрал себе нехитрый новогодний ужин с бутылкой шампанского, надел новую белую рубашку в синюю полоску, погладил брюки, начистил до блеска туфли. В 9 часов вечера открыл бутылку и поднял стакан с шампанским за новый 1967 год. В это время на малой родине Влада было 12 часов ночи. В эту минуту все его родные, друзья, и он здесь тоже, подняли бокалы, и выпили за наступивший новый год.
Приближался Новый год. Уже второй по счёту праздник, который Владу предстояло встретить вдали от дома. Вопросы – где, с кем, как отмечать и по сколько скидываться – повисли в воздухе тяжелым туманом неопределенности.
А ведь дома, в своём посёлке, всё было бы уже давно решено. Ясно и просто. Встречали бы с друзьями: Санькой, Серегой, Арсением. С девчонками – Валей, Светланой, Ольгой. И непременно нашли бы кого-нибудь для Арсена, чтобы он не скучал. Праздновали бы, как всегда, у Арсена – его родные каждый год уезжали к бабушке в соседний посёлок. Накупили бы водки, вина для девушек, собрали бы кто что мог: маринованные огурцы из погреба, селёдку под шубой, которую Светка делала лучше всех, мамины пирожки с капустой. Организовали бы музыку – пластинки на старом проигрывателе и пленки на катушечном магнитофоне. В общем, устроили бы всё «как в лучших домах Лондона», как с усмешкой говаривал Санька.
Здесь же, в Ташкенте, всё было иначе, чуждо. Скорее всего, Новый год придётся справлять в одиночестве. Мишка и Сережка с пятого пролёта будут с родителями, а соседи по комнате – местные, из-под Ташкента, из каких-то аулов – разъедутся по домам. Ну что ж… Пусть будет так.
Накануне праздника Влад, в который раз поехал на железнодорожный вокзал. Автоматно побрел по привычному маршруту безнадежно надеясь, что в этот раз повезёт, и он встретит в сутолоке Борьку. Но вокзал кипел чужой, предновогодней суетой. Толпы студентов с чемоданами, уезжающие на короткие зимние каникулы; сотни семей, спешащие к родственникам; тысячи пассажиров, занимающие места в плацкарте и купе в надежде успеть к праздничному столу. Мелькали и другие фигуры – те, что шныряли в толкотне, выискивая, как бы незаметно «подрезать» сумку или карман, чтобы устроить праздник и себе тоже. Конечно, если не схватят за руку и не преподнесут взамен «подарки» – тумаков и прогулку в отделение. Борьки не было нигде.
С вокзала Влад пешком побрёл в центр, к главной городской ёлке. Она сияла и переливалась сотнями лампочек, ослепляя своей столичной, незнакомой роскошью. Здесь тоже было многолюдно, но это было другое веселье – шумное, беззаботное. Стайки молодёжи, взявшись под руки, с громким смехом кучковались у ёлки и по краям площади. Люди постарше неспешно дефилировали по холодному асфальту. Родители с детьми толпились у аттракционов, у лотков со сладкой ватой и горячей кукурузой. Пахло елью, морозом и жареными орехами.
Влад прошёл почти через всю площадь. Где-то останавливался, заводил ни к чему не обязывающий разговор с такими же случайными прохожими, шутил, поздравлял с наступающим, смеялся. Но внутри оставалась тихая, ноющая пустота. С какой бы радостью он променял всю эту яркую, чужую красоту на скромный, заснеженный пейзаж родного посёлка, но в окружении тех, кто дорог. На то, чтобы услышать не общий гул толпы, а знакомый смех друзей.
Новый год он встретил так, как и предполагал, – в полном одиночестве, в пустой комнате общежития. Аккуратно, почти с ритуальной торжественностью, собрал на столе скромный ужин: бутерброды с докторской колбасой, солёные огурцы из банки, шоколадные конфеты и одну-единственную бутылку советского шампанского. Надел новую, тщательно отглаженную рубашку в тонкую синюю полоску, брюки со стрелками, начистил до зеркального блеска туфли. Казалось, он готовится не к одинокому застолью, а к важной встрече – с самим собой и своими мыслями.
Ровно в девять вечера, когда часы в Улан-Удэ показывали полночь и новый, 1967-й год вступал в свои права на его малой родине, Влад щелчком открыл бутылку. Пена медленно заполнила стакан. Он поднял его перед собой, глядя на собственное отражение в тёмном окне.
«С Новым годом, – тихо произнёс он. – С новым счастьем».
В эту самую минуту там, далеко-далеко, его родные, друзья – Санька, Серега, Арсений – все подняли свои бокалы и рюмки. Выпили за наступивший год. И он мысленно был там, с ними. Он тоже поднял свой стакан, чокнувшись с призраком былых праздников, и сделал первый глоток. Глоток одиночества и надежды на то, что в следующем году всё сложится иначе.
Глава 6
В январе 1967 года в Ташкент пришла зима. Ну какая это зима! Выпал небольшой снежок, чуть похолодало, а через неделю снова пошел дождь, снега как не бывало, остались только покрытые тонким льдом мелкие лужи и небольшой, в метр шириной, арык рядом с автобусной остановкой. Через этот арык был переброшен деревянный мостик с перилами, и Влад в ожидании автобуса, от нечего делать, держась за перила, опустил ногу на лед и, если бы не держался двумя руками, то ушел бы в воду по пояс. А так, только ногу одну замочил по щиколотку. Все равно неприятно, поэтому на работу пришел в плохом настроении. А тут еще принесли расчётные листки за месяц, и Влад увидел, сколько ему получать завтра, и эта сумма совсем не порадовала. По сравнению с тем, что он получал в ПМС, завтрашняя зарплата была в два раза меньше. Конечно, там и за условия проживания доплачивали, и за «колесные», но здесь, чем лучше? За те же «колесные» надо платить, потому что каждый день, что бы добраться до работы и обратно, надо потратить 30 минут своего драгоценного времени в один конец. Влад подошел к Вадиму и хмуро сунул ему в руки свой расчетный лист:
– Это что зарплата?! На чай и хлеб не хватит.
– Даа… Не густо, – мастер повертел в руках листок.– Сколько раз говорил экономистам в ОТИЗе, пересмотрите расценки. Нет, не хотят, говорят: «в обратную сторону река не течет». Год назад, здесь на твоем станке работал один товарищ, так он за одну смену делал полторы нормы, а потом и до двух дошел. ОТИЗ тут, как тут. Сделали замеры и срезали расценки. Товарищ этот вскоре уволился, а расценки остались. Ну, ладно, что-нибудь придумаем. Потерпи чуть – чуть, – Вадим вернул листок Владу и моментально исчез, так как увидел, что к нему приближается рабочий с их пролета с квитком в руках (расчетные листки здесь называли квитками).
«Ладно, переживем как-нибудь,– пробормотал Влад. – Вадим прав, не он эти расценки устанавливал, да и проработал то я не полный месяц».
Незаметно пролетел январь. В феврале серая мгла на небе исчезла, вышло солнце, и можно сказать, пришла настоящая весна. Влад радовался каждому дню. В душе пели райские птички и с работой все устаканилось. В самом прямом смысле. Когда пришли квитки за январь, Влад с радостью обнаружил, что общая сумма к получению была значительно больше предыдущей. Расценки остались те же, но плюсом прошла премия и какое то непонятное начисление за обслуживание, и ремонт оборудования.
«Молодец, Вадим! Не забыл, выполнил обещание, – удовлетворенно подумал Влад, и тут сразу же пришла мысль, – А ведь это не законно, и мастер рискует не только потерять должность, но и поплатиться свободой. Надо как то отблагодарить его».
В день зарплаты Влад после работы зашел в магазин и купил бутылку водки. Вадим жил тоже в общежитии, но оно было рядом с заводом и немного отличалось от того в котором жил Влад. Это было общежитие для специалистов. Оно было квартирного типа, т. е. это были, по сути, однокомнатные квартиры со всеми, как говорится, удобствами. Влад быстро нашел нужную дверь и позвонил. За дверью слышался громкий смех, музыка и топот. Дверь открыла красивая светловолосая девушка. На ее лице еще не сошла улыбка и продолжая улыбаться она пригласила его в квартиру.
– Мне нужен Вадим, – улыбнулся в ответ Влад.
Девушка повернула голову, и искоса наблюдая за Владом, крикнула в глубину квартиры:
– Вадик, тебя спрашивает молодой, симпатичный юноша.
В дверях появился Вадим. Он что-то жевал и, обращаясь к девушке, игриво шлепнув ее по заднице, сказал:
– У него есть своя Маруся, поэтому тебе здесь ничего не светит.
Про Марусю Вадим, конечно, присочинил, но все равно было приятно.
– Мне надо поговорить с тобой, – Влад сделал шаг назад. Вадим вышел на площадку, прикрыв за собой дверь. От него пахло спиртным. Влад передал ему пакет с водкой и полез в карман за деньгами. Вадим сразу догадался, что в пакете и с интересом ждал дальнейших действий.
– Я тебе очень благодарен за все, что ты для меня делаешь. И возьми еще это, – Влад протянул мастеру пятьдесят рублей. Это была ровно половина тех денег, что, как подсчитал он, была заплачена ему сверх зарплаты. Вадим взял деньги и, отсчитав десять рублей, вернул их Владу.
– Мне хватит и сорока рублей. Это будет постоянная сумма, – Вадим помолчал и взглянув как то по-особому на Влада, тихо сказал:
– А ты, парень смышленый. Слушай, а пойдем ко мне.
Влад начал отказываться, но Вадим, взяв его за локоть, решительно повел к себе.
В комнате за столом сидели трое, две девушки и один парень. С одной из девушек Влад уже был знаком, скорей всего ее звали Маруся, вторая была менее эффективней своей подруги и при знакомстве назвала себя Наташей. Парня звали Артем. Он был высокий и худощавый. Все они были с «Ташсельмаша», девушки работали в ОТК, а Артем был мастером участка в шестом цехе. Вадим поставил на стол бутылку водки, что принес Влад и торжественно провозгласил:
– Путешествие в мир грез продолжается!
На тумбочке у кровати стоял катушечный магнитофон и из него хриплый голос как бы читал песню: «Если друг, оказался вдруг, и не друг, и не враг, а так. Если сразу не разберешь, плох он, или хорош….»
– Это кто поет? – спросил Влад у Маруси. Песня с первых же слов врезалась в память и оставалась там навечно. Она не была похожа ни на одну из песен, которые он слышал до этого. И эта необычность голоса, мелодии и слов заставляла удивляться, как такая запоминающаяся песня не звучит по радио, не записана на пластинку.
– Это Владимир Высоцкий, – с гордостью прошептала Маруся, и глаза ее подозрительно заблестели, – Кстати, Вадик очень на него похож.
Вся катушка была заполнена песнями этого замечательного, талантливого артиста. И что не песня, то шедевр.
Позже Влад посмотрит фильм «Вертикаль», увидит Высоцкого на экране, услышит еще раз его песни и полюбит этого актера, поэта, композитора и исполнителя на всю жизнь.
Январь 1967-го в Ташкенте выдался на редкость капризным. После новогодних праздников город вдруг принарядился в редкий, умытый снежок, от которого воздух звенел колкой прозрачностью. Улицы, еще вчера серые и унылые, на мгновение побелели, притихли, придав восточному городу несвойственный ему, почти северный вид. Но иллюзия была недолгой. Уже через неделю с предгорий потянуло теплом, зарядил нудный, мелкий дождь, и хрупкая зима сдалась без боя. Снег сошел, обнажив промокший асфальт и черные ветки платанов. Остались лишь покрытые тонким, обманчивым льдом лужицы да прихваченный у берегов мутным льдом, небольшой, в метр шириной, арык у автобусной остановки.
Через арык был переброшен скрипучий деревянный мостик с покосившимися перилами. Влад, от нечего делать оперся о стойку, раскачал ее и, задумавшись, опустил ногу на ледяную корку. Лед с треском подался, и если бы не вцепился в перила двумя руками, Влад бы нырнул в ледяную воду по пояс. А так – только ногу замочил по щиколотку. Тем не менее, хлюпающий ботинок и ледяная влага, немедленно добравшаяся до кожи, испортили ему утреннее хорошее настроение.
На работе его ждало продолжение. Принесли расчетные листки за месяц. Влад пробежался глазами по колонкам цифр, и сердце неприятно сжалось. Сумма к получению была удручающе мала. Он мысленно сравнил ее с тем, что получал раньше, в ПМС – здесь было почти вполовину меньше. Конечно, там были доплаты за суровые условия, за «колесные»… Но разве здесь лучше? Те же «колесные» теперь были статьей расхода: каждый день по полчаса в одну сторону на автобусе, давка, духота, потерянное время.
С расчетным листком в руке он подошел к мастеру Вадиму, весело обсуждавшему с наладчиком у своего стола последние новости. Вадим, видя его хмурое лицо, отпустил рабочего и повернулся.
– Вадим, это что за зарплата? – хмуро спросил Влад, суя ему в руки бледную бумажку. – На чай и хлеб не хватит. О ботинках новых я уже молчу – эту пару сегодня арык чуть не похоронил.
Вадим взял листок, повертел в руках, губы его сложились в понимающую усмешку. —Да-а… Негусто, согласен, – протянул он, задумчиво почесав щетину на подбородке. – Экономисты в ОТИЗе – народ черствый. Сколько я им уже говорил: «Пересмотрите расценки, люди не хотят за эти копейки работать!». А они свое: «Река, мол, в обратную сторону не течет». А? Как тебе это? Год назад на твоем станке один товарищ работал, так он до двух норм в смену дошел. Зарплату имел – загляденье. Не прошло и недели – ОТИЗ тут как тут. Сделали замеры, по щелкали счетами – и урезали расценки вдвое. Тот товарищ плюнул и уволился. А расценки так и остались, памятник его рвению. – Вадим тяжело вздохнул и похлопал Влада по плечу. – Ничего, парень, потерпи чуть-чуть. Что-нибудь придумаем.
Он сунул листок обратно в руку Владу и вдруг стремительно растворился в межцеховом проходе, заметив приближающегося рабочего с таким же «квитком» в руках – здесь расчетные листки называли именно так, по-свойски.
«Ладно, переживем как-нибудь, – пробормотал себе под нос Влад. – Вадим прав, не он эти расценки устанавливал. Да и проработал я еще не полный месяц».
Незаметно пролетел январь. Февраль встретил город настоящей, почти весенней теплотой. Серая мгла развеялась, и в чистую, пронзительную синеву неба вернулось долгожданное солнце. Оно пригревало по-настоящему, растопляя последние льдинки в арыках, заставляя набухать почки на деревьях. Влад ловил его лучи на лице по дороге на работу и чувствовал, как на душе становится светлее. Да и работа пошла в руку, наладился ритм.