Мелодия свободы: Путь исцеления для жертв абьюза

Глава 3 «Иллюзия контроля и сталь материнства»

Тень в зеркале заднего вида.

«Чтобы выжить в джунглях,

нужно знать повадки хищника лучше, чем он сам».

– Народная мудрость

Следующий день встретил Яну не светом надежды, а холодным расчетом. Поездка в ВУЗ с Даней была не рутинной обязанностью, а последним, еще незащищенным рубежом в ее стратегии выживания. Она хорошо знала повадки зверя, с которым жила пятнадцать лет, и теперь ее единственным шансом было оставаться на шаг впереди. Один неверный ход – и монстр настигнет свою добычу.

Машина мягко покачивалась на ухабах, а Яна, глядя в окно, мысленно возвращалась в то прошлое, которое теперь служило ей картой его мышления. Перед ее внутренним взором встала та ночь у оптовой цветочной базы – предпраздничный ажиотаж, давка, и его вечная уверенность в безнаказанности. Он, как всегда, бросил машину где попало, перегородив въезд в гаражи. Когда же они вернулись, обнаружилась пропажа: с их машины сорвали номерной знак.

Он не расстроился. Он возбудился. Для него это была не досадная помеха, а вызов, на который он ответил с ледяной, хищной методичностью.

«Ну ничего, я его найду», – заявил он тогда, и в его глазах вспыхнул знакомый ей огонь – огонь охотника.

Через день, буквально на следующее утро, он подвел ее к машине с торжествующим видом. На месте красовался номер. «Садись, поехали. В дороге расскажу». И он поведал. Как вычислил время, когда последним возвращается хозяин гаража. Как подошел к мужчине в Ford’е и, не повышая голоса, изрек ультиматум: «У тебя есть 15 минут… я сейчас зайду в оптовый склад и на выходе мой номер должен быть около машины, а иначе ты можешь обнаружить завтра с утра обгоревшую груду железа вместо своей машины и гаража». Ровно через пятнадцать минут его номер лежал у багажника.

«А откуда ты узнал, что это именно он?» – спросила она тогда, и в ее голосе звучал не восторг, а леденящий ужас.

«Я же специально поехал к этому времени… Понял, что эта машина должна приехать последней. А далее – дело техники. Надавить так, чтобы стало страшно».

Это была не интуиция. Это была стратегия. Холодная, безошибочная логика хищника, выслеживающего свою жертву. И сейчас, сидя в машине рядом со старшим сыном, она понимала: этот же самый мозг, способный на такие вычисления, сейчас работает против нее.

И тогда ее сознание, отточенное страхом, выдало готовый сценарий. Яркий, как вспышка, и от того еще более ужасающий.

Она увидела это так явственно, что на мгновение мир за окном пропал.

Вот он, Сергей, караулит у входа в институт. Вот он замечает Данилу. Подъезжает, опускает стекло. Улыбка – сладкая, отравленная.

– Данил, привет. Как ты? – Привет. Нормально. – Сын, садись в машину, поговорим. Я соскучился. – Да у меня сейчас занятия, пап… (сын еще по привычке называет отчима отцом…).

– Подождут твои занятия. Неужели ты не можешь уделить несколько минут своему отцу? И Даня, воспитанный в уважении к взрослым, колеблется. Его страх перед тираном ведет к повиновению. И парень садится в автомобиль. Щелчок центрального замка прозвучал для Яны как выстрел. Машина срывается с места, унося ее сына в плен. Их пустая квартира. Наручники, пристегнутые к чугунной батарее. Он добирается до неё через Кристину. И, конечно же, она перезванивает, потому что речь о её сыне. И его голос в трубке, пропитанный ядом и триумфом: – Привет, родная… Ты знаешь, где Даня? – В институте… – Он там был ранее. А теперь ты знаешь, где он? – Там же…

– Ну нет, родная. Ты забрала моего сына, я забрал твоего. И отдам я его тебе только в обмен на своего. Ты поняла меня? Как возможно выбрать между двумя сыновьями…? Она резко открыла глаза, вся в холодном поту. Сердце колотилось, бешено выбивая ритм паники. И тут же – волна облегчения, сладкая и горькая одновременно. Даня сидел рядом, живой и невредимый, уткнувшись в телефон.

Она посмотрела на него, и в ее душе загорелась новая, стальная решимость. «Мои любимые сыновья, – поклялась она безмолвно. – Я прошла через ад, чтобы вырвать вас оттуда. И я не позволю никому – даже ему, особенно ему, – причинить вам боль снова».

Она больше не была жертвой, которую выслеживают. Она стала матерью-медведицей, охраняющей своих детенышей. И ее следующее движение должно было быть таким же безошибочным, как и у него. Только ее оружием была не жестокость, а любовь, превращенная в несокрушимую силу.

***

Алая броня и тихий ужас.

«Иногда самая опасная ложь – это та,

которую мы рассказываем самим себе».

@Эрих Мария Ремарк

Она вошла в здание института, как выходят на сцену – под взглядами десятков глаз. Горе и страх – предательские союзники, они выедают душу изнутри, оставляя после себя лишь сгорбленную оболочку. Но сегодня Яна не могла себе этого позволить. Сегодня ее оружием должно было стать впечатление.

На ней было платье. Не просто отрез ткани, а заявление, вышитое из алого шелка. Простой крой, подчеркивающий каждую линию её точенной фигуры, и длина в пол, что заставляло ее парить над унылым линолеумом коридоров. Это платье было ее боевым штандартом, криком в безмолвной войне. А ее волосы, эти длинные, русые водопады, ниспадающие на плечи, завершали образ – не жертвы, просящей пощады, а женщины, требующей справедливости.

Кабинет декана пахнет старыми книгами и властью. Василий Васильевич, мужчина с мудрыми глазами и сединой у висков, слушал ее, не перебивая. И когда она, сбиваясь и смахивая предательские слезы, поведала ему всю свою историю – про страх, про угрозы, про ад, в котором жила её семья, – он не предложил чай. Он предложил месть.

– Я могу вам помочь, – его голос был тихим и весомым, как приговор. – Давайте спрячем его в психиатрическую больницу. Потому что такие изверги должны находиться именно там. У меня есть связи.

Перед ее внутренним взором, словно на экране, возникла картина, от которой кровь застыла в жилах. Сергей. Одиночная палата. Белая рубаха с немыслимо длинными рукавами, плотно обмотавшими его торс, сковавшими его силу. Его взгляд – пустой, устремленный в никуда, в котором не осталось ни ярости, ни осознания… Ей стало физически плохо, в горле встал ком.

– Ой, что вы, Василий Васильевич! – вырвалось у нее, и в голосе зазвенела настоящая паника. – Я не могу так с ним поступить.

– А он с вами так смог, – холодно констатировал декан.

– Он отец моих сыновей, – прошептала она, и это была не правда, а старая, вбитая в подкорку мантра. Отцом он был только для одного её сына. – Я не могу.

– Ох, добрая, но наивная вы душа, – покачал головой Василий Васильевич, и в его глазах читалась не злоба, а сожаление. – Неужели вы не понимаете? Он опасен. Не только для вас, но и для ваших сыновей. Для всего общества. Вы это понимаете?

– Понимаю, конечно, – кивнула она, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Понимала умом, но сердце, годами приученное к токсичной лояльности, сжималось в протесте.

– Что ж, я понял вас, – он откинулся в кресле, отступая. – Что еще я могу для вас сделать?

Они обсудили академический отпуск для Данилы, армию, зачеты. Декан был по-отечески добр, погладил ее по голове, поддержал сына. И, выходя из кабинета, Яна ловила на себе восхищенные и завистливые взгляды женщин одного с ней возвраста. В душе она мысленно аплодировала себе: «Какая же я молодец! Справилась. И как приятно, что мужчина такого ранга оценил… Правильно я подобрала гардероб».

Но эта маленькая победа была иллюзией, миражом в пустыне ее страха. Она не осознавала своей внутренней силы, приписывая успех удачно выбранному платью. Она все еще находилась под гипнозом, под властью психопата, чье присутствие в ее жизни было подобно наркотику. Она была уверена, что все сложные задачи в их жизни всегда решал Сергей, не понимая, что только что в одиночку провела тончайшую дипломатическую операцию. Она видела алое платье, но не видела стального стержня внутри себя. И в этом был самый страшный обман – обман, жертвой которого она стала, благодаря искусным хитросплетениям манипуляций Сергея.

Иммунитет к отчаянию.

«Самое удивительное в жизни – это её упрямая способность продолжаться, даже когда кажется, что все кончено».

@Харуки Мураками

Спустя несколько недель, когда первая, самая острая волна паники отступила, оставив после себя лишь ровное, выжженное поле усталости, Яна сделала неожиданное открытие. Она обнаружила, что бесконечный водоворот дел – визиты к юристам, походы в опеку, устройство сына в армию – стал для нее странным спасительным якорем. Он не давал ей утонуть в пучине отчаяния, которое, как она предполагала, должно было неминуемо накрыть ее с головой.

Во время одного из звонков с подругой детства это осознание оформилось в слова.

– Олеся, мне так плохо, – проговорила Яна, глядя в окно на серый городской пейзаж. – Я в такой глубокой депрессии… ничего не хочется.

Голос подруги на другом конце провода прозвучал сочувственно:

– Понимаю тебя. В такой ситуации можно вообще с ума сойти, не то что в депрессию впасть. Какими антидепрессантами помогаешь себе? – Никакими, я против лекарств в помощь нервной системе – честно ответила Яна.

– То есть ты совсем не поддерживаешь психику? – Олеся не скрывала удивления.

– Нет. Мне, конечно, очень тяжело, но подсаживать организм на таблетки не хочу. Не вижу в этом смысла.

В трубке повисло короткое молчание, после которого Алена задала вопрос, перевернувший все с ног на голову.

– Ну, а ты хотя бы спишь хоть немного? Яна удивилась данному вопросу:

– В смысле? Естественно, сплю. Я так устаю за день от всей этой беготни по различным инстанциям, что как только голова коснулась подушки, я сразу отключаюсь. Да и на сон никогда не жаловалась, он у меня всегда был крепким. – Ты чего, Яна? – в голосе подруги прозвучало почти что разочарование.

– Что «чего»? – "не догнала"Яна.

– То есть ты хочешь сказать, что у тебя совсем нет проблем со сном?

– Да, именно это я и сказала, – ответила Яна, и в ее голове мелькнула мысль: «Что это она так пристала ко мне со сном?» – Тогда я тебе хочу сказать, что у тебя нет никакой депрессии, – отрезала Олеся с внезапной категоричностью.

Яна почувствовала легкий укол обиды.

– С чего ты такие выводы делаешь? И откуда ты знаешь, есть она у меня или нет? Я-то чувствую, что есть! – Загугли, дорогая, симптомы, – мягко, но настойчиво парировала подруга. – Люди в настоящей клинической депрессии не могут спать. Их мозг, перегруженный горем и тревогой, отказывается отключаться. Твой организм работает, как часы. Ты – борешься. А депрессия – это когда ты уже сдалась.

– Эх, – с наигранной обидой выдохнула Яна, – а я думала, у меня депрессия, и что ко мне можно наконец проявить хоть немного сочувствия и жалости.

– Да ты что! Радуйся своей крепкой психике! Ты сама, без всяких костылей в виде таблеток, справляешься с таким адом. Это дорогого стоит.

Положив трубку, Яна задумалась. «Да, конечно, – пронеслось у нее в голове. – Разве я могу сейчас позволить себе роскошь расслабиться и погрузиться в уныние? А кто тогда будет решать все наши проблемы и вопросы?»

И тогда ее мысленно перенесло в другое тяжелое время – на похороны её самой любимой бабушки. Она вспомнила, сколько тогда было хлопот: документы, организация похорон, поминки. Не было ни минуты, чтобы остановиться и дать волю горю. Она впервые разрешила себе заплакать только на девятый день, когда мама принесла старые фотографии бабушки.

«Наверное, – подумала она тогда с горькой мудростью, – вся эта сложная, многосуточная похоронная процессия и бюрократия придуманы для того, чтобы отвлечь родственников от невыносимой тяжести утраты. Горе нужно пережить в действии, а не в бездействии».

Ее нынешнее состояние было похоже на те похороны. Она хоронила свою прежнюю жизнь, свой брак, свои иллюзии. И этот «похоронный процесс» был наполнен бесконечными делами, не оставлявшими времени на самосожжение. Ее депрессия оказалась мифом, роскошью, которую она не могла себе позволить. А ее здоровый, крепкий сон был не симптомом бесчувственности, а свидетельством могучей, неосознанной пока воли к жизни. Она не шла на дно – она уже отталкивалась всеми силами от него и пыталась выплыть на поверхность и каждое новое дело было гребком, уносящим ее все дальше от того, что должно было убить.

***

Сеть и тенёта

«Паутина лжи может опутать целый мир,

но одна правда способна ее разорвать».

– Скандинавская пословица.

Утро следующего дня началось не с солнечного луча, а с назойливой трели телефона, разрывающей тишину, как сигнал тревоги. Первый звонок был от одной из учениц ее школы – молодого голоса, в котором смешались беспокойство и любопытство.

– Яна, здравствуйте! Вас разыскивают. – Здравствуйте, Анна. Кто? – ее собственный голос прозвучал удивительно спокойно, будто она ждала этого.

– Полиция. Сказали, что вы… беглянка с маленьким ребенком, и нужно срочно сообщить о вашем местонахождении.

Уголок губ Яны дрогнул в подобии улыбки. Не смеха ради, а от узнавания. «Идиот. Но быстрый», – промелькнуло у нее в голове. Он действовал по шаблону: снял распечатку звонков с ее старой сим-карты, которая была оформлена на него. Это было так предсказуемо, так жалко и в то же время так опасно.

– Не переживайте, пожалуйста, – голос ее был ровным и обволакивающим, как будто она успокаивала испуганного ребенка. – Это мой бывший супруг. Он немного… сходит с ума. Спасибо, что предупредили.

Она положила трубку, и в воздухе повисла тягостная пауза, которую вскоре снова разрезал звонок. И еще один. И еще. Десять девушек, десять голосов, десять одинаковых историй о «уполномоченном из Красногорска», о «сворованном ребенке», о «беглянке». Его голос, облаченный в мундир мнимого закона, метался по городу, раскидывая сети из лжи и клеветы.

Каждый раз, выслушивая очередное предупреждение, Яна мысленно аплодировала своему прошлому «я», тому, что успела сменить номер и оставить его лишь у десяти самых надежных. «Сто восемьдесят учениц за этот период… – с содроганием подумала она. – Если бы не это, его голос разорвал бы мою жизнь на части, как стая пираний».

Но эти десять звонков стали для нее не тревожными сигналами, а доказательствами. Каждый из них был нитью, которую он сам вплетал в петлю, затягивающуюся на его же шее. Он думал, что сеет панику, а на самом деле демонстрировал ей свою игру, карту своих перемещений и тактику. Он был предсказуем для неё, как шахматный игрок, знающий лишь один дебют.

– Женя, если он вам еще позвонит, просто нажмите на отбой, – говорила она, и в ее голосе звучала не просьба, а инструкция. – Не тратьте время на это ничтожество.

Положив трубку после последнего звонка, она подошла к окну. Город лежал внизу, огромный и безразличный. А где-то в его лабиринтах метался он, ее личный Минотавр, пытаясь голосом проложить себе путь к ней.

«Ты думаешь, я настолько глупа? – мысленно обратилась она к нему, и в ее глазах вспыхнул холодный огонь. – Или что люди, которые меня окружают, сплошь предатели? Нет, мой дорогой. Все не так, как ты думаешь. Ты роешь мне могилу, а выкапываешь яму для себя. Каждый твой звонок – это еще один гвоздь в крышку твоего гроба. Ты кричишь на весь мир о том, какой я монстр, а на самом деле рисуешь на стене свой собственный портрет. И люди это видят».

Она сделала глубокий вдох. Его паутина оказалась хлипкой и липкой, а ее защита – прочной, как сталь. Он был на шаг позади. И этот шаг станет для него пропастью.

***

Глубокий психологический разбор

1. Главная героиня: Яна – на стыке жертвы, актрисы и стратега.