- -
- 100%
- +
– Вставай, мама, пожалуйста! – Игорь потянул Таню за руку. Рука выскользнула и шлепнулась, как большой хвост мертвой рыбы. – Мама! Мама! Что с тобой?! – Он присел на корточки. – Тебя папка обидел, да?! – У него выступили слезы. – Мама, что ты молчишь?! – Он снова схватил ее руку и сильно потряс. Рука безжизненно упала.
Верочка зарыдала так громко, что у Мешалкина чуть не разорвалось сердце.
– Я знаю, почему мама не встает! Ее папка убил! Папка, зачем ты маму убил?! Папка плохой! – Она повалилась на спину и принялась кататься по земле.
Игорек отчаянно дергал Татьяну за платье:
– Мама, мама, вставай! Вставай, мама! Я больше никогда не буду со столба падать! Вставай!.. Я больше не буду воровать конфеты! Вставай же…
Мешалкин отдал бы полжизни, чтобы дети перестали рыдать. И еще полжизни, чтобы его жена ожила…
И случилось ЧУДО!
Тело Татьяны дернулось, вытянуло руки и село.
«Значит, самое ужасное позади! К черту всю эту ругань! Они помирятся и уедут в Москву! Живые и здоровые! Все позади… А впереди Москва…»
Э, нет!
Татьяна с вытянутыми вперед руками повернулась всем туловищем к Мешалкину и произнесла каким-то скрежещущим голосом:
– Дети, ваш папа меня обидел! О, как он меня обидел, нехороший, гадкий папа! Паршивый Урфин Джюс!
«Не успела воскреснуть, как ее опять понесло! И зачем только я на ней женился?.. Ладно, я не стану ей ничего пока говорить… Все же она пережила болевой шок и, возможно, себя не контролирует… Пусть обзывается, я потерплю…»
– Подонок! – закричала Татьяна прямо при детях. – Ваш папа – подонок! Он встречался здесь с грязной, заразной гадиной! Да! Ваш папа променял нас на проститутку! – Она всем корпусом повернулась к дереву. – Вон она прячется!
Дети зарыдали.
– Па-а-апа! – Верочка терла кулаками глаза. – Зачем ты променял нас на проститу-у-утку!
– Па-а-апа! – Игорек вытер рукавом под носом. – Зачем ты встречаешься с заразной га-адиной?!
– Дети! – Татьяна опять развернулась всем корпусом (как-то неестественно она поворачивалась). – Ваш папа, сволочь такая, со своей проституткой задумали убить вашу маму!
– Па-а-апа! – Верочка зарыдала громче. – Зачем ты хотел убить нашу ма-а-аму?!
– Па-а-апа! – Игорек тоже повысил голос. – Зачем ты такая сво-о-олочь?!
– Дети, хотите ли вы, чтобы у вас был папа убийца?!
– Нет, не хотим! – Верочка посмотрела на Мешалкина так, что ему показалось, будто на него смотрит не собственная дочь, а собственная смерть.
– Вы хотите, дети, чтобы у нас был хороший папа?
– Хотим. – Игорек перестал вытирать под носом. – Хотим хорошего папу!
– Хотим хорошего папу!
– Хотим хорошего папу!
– Хотим хорошего папу!
Причитания превратились в дикий ор. Дети ревели, как два реактивных самолета. Юра зажал уши. Но это не помогло.
– Мы все хотим хорошего папу! – сказала Татьяна. – Давайте же, дети, этого плохого папу убьем!
– Убьем! Убьем плохого папу!
– И его проститутку!
– Убьем! Убьем проститутку!
Татьяна поднялась и двинулась на Мешалкина.
А дети, переваливаясь, как их мать, пошли к дереву, за которым пряталась Ирина.
Мешалкин опять подумал, что спит. Конечно, он, как человек культурный, увлекался мистикой, но относил это к разряду искусства, а не жизни.
У Татьяны вспыхнули глаза, длинные зеленые лучи прорезали темноту тамбовской ночи.
– Я убью тебя, Мешалкин! – заревела она. – Ш-ш-ш!
– Мы убьем тебя, проститутка! – заревели дети. У них тоже вспыхнули глаза.
Татьяна присела и развела руки. Щелк! – из кончиков пальцев вылезли железные когти. Жена пошевелила ими. Когти стучали друг о друга и позвякивали.
«Я, безусловно, сплю и мне снится жена, потому что, когда я не сплю, она почти такая же. Я сплю сейчас в Москве и подсознательно помню, что завтра нужно ехать забирать из деревни семью. Моя сущность, глубоко упрятанная во время бодрствования, во сне вынырнула на поверхность, чтобы показать, что я вовсе не хочу забирать никого из деревни, что мне и так хорошо. И еще сущность хочет показать, что моя жена – опасная сука… Спасибо, конечно, но уже достаточно. Я все понял! Я и так знаю! Хватит!.. Пора просыпаться!.. Ку-ка-ре-ку!..»
Мешалкин часто заморгал и ударил себя по щеке. Татьяна приближалась, шипела и подвывала. Мешалкин больно ущипнул себя за ногу.
«Просыпайся, дурак… Она уже близко…»
Татьяна засмеялась зловеще. В жизни она никогда так не смеялась. У нее вообще отсутствовало чувство юмора. Это раздражало Мешалкина, творческому человеку без чувства юмора нельзя. Однажды Юра достал через Куравлева два билета на Жванецкого. Он прибежал домой и с порога сообщил – сегодня вечером они идут… «Угадай на кого?..» – «Ну на кого?..» – «Ну, угадай с трех раз…» – «Делать мне нечего!..» – «Если бы ты знала, на кого мы пойдем, ты бы так не говорила! У тебя бы язык не повернулся!..» – «Ты бы только рад был, чтобы у меня язык не поворачивался!..» Мешалкин сдержался, чтобы не испортить такой вечер. Все нормально. «Ты не знаешь, куда мы идем, а как узнаешь, сразу обрадуешься!..» – «По-твоему, я такая дура, что вообще ничего не знаю? Конечно! Это ты у нас такой умный! Все знаешь! Умник! А я у тебя только для того, чтобы обслуживать тебя и твоих бешеных детей!..» – «Да помолчи ты, в конце концов! Дай сказать!..» – «Вот-вот! Вечно ты мне рот затыкаешь! Я вот твои речи должна с утра до вечера выносить! Думаешь, мне очень интересно каждый день слушать, как ты палки стругаешь?..» – «Да погоди ты! Я знаю, что ты мое творчество не уважаешь. Я понимаю, откуда в тебе эта нетонкость натуры, но дай же мне сказать…» – «Что?! Ты моих маму-папу не трогай! Ты их мизинца не стоишь!..» – «Чьего мизинца? Маминого или папиного?..» Мешалкин начинал заводиться. «Или общего их мизинца?..» – «Не цепляйся к словам!..» – «Да послушай лучше, куда мы идем!..» – «С тобой вообще никуда ходить не хочется! У тебя все друзья придурки!..» – «Сама ты дура!» Мешалкин не терпел, когда жена обижала его друзей. «Если у тебя в башке ничего нету, лучше помолчи! Лучше послушай, куда мы идем!..» – «Да я тебя уже затрахалась слушать! Иди куда хочешь! Только без меня!..» Татьяна убежала в комнату и хлопнула дверью. В очередной раз вместо праздника Юра получил оскорбительный выговор. Он так старался, с таким трудом достал билеты, так радовался, и вот теперь – нате! Но билеты лежали в кармане и не давали покоя. Юра сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, собрал волю в кулак и открыл дверь в комнату. Татьяна лежала на диване лицом вниз и противно всхлипывала. «Ну ладно, я тебе скажу, на кого мы идем. На самом деле мы идем на Жванецкого!» Татьяна подняла голову и из-под руки посмотрела на Юру. Лицо красное, но плакать перестала. Юра переступил с ноги на ногу. «Ну давай, чего ты, собирайся… мы уже опаздываем…» И тут она заорала: «Куда ты, сволочь, в ботинках?! Я весь день полы мою, а ты в ботинках! Что я тебе – уборщица?..» – «Дура ты, а не уборщица! Тупица!» Мешалкин хлопнул дверью. Сначала он хотел пойти в гараж и там напиться. Но это путь некультурного человека. К тому же ему так хотелось пойти на концерт. И он пошел. Возле Театра эстрады толпился народ на лишний билетик. Юра выбрал из толпы девушку посимпатичнее. «Сколько я вам должна?» – «Нисколько». – «Как это?» – «Дарю». Они сидели рядом в партере, слушали любимого сатирика, смеялись, было так хорошо… А после концерта Мешалкин предложил ей заехать в мастерскую его друга, гениального, но непризнанного, по понятным причинам, уфимского художника Сутягина, чтобы посмотреть его работы. Там они выпили азербайджанского коньяку, и как-то совершенно естественно она ему отдалась. «Как просто с людьми, у которых есть чувство юмора…»
Юра отступил еще на шаг и наступил на удочку. Удочка, как швабра, подскочила и стукнула его по спине. Он схватил ее и стал размахивать. Татьяна остановилась. Что-то ей пришлось не по вкусу.
Мешалкин вспомнил, что нечистая сила не любит осиновую древесину. «Мне помогает знание материала!»
– Хо! – Он перешел в наступление. – Хо!
Татьяна отступила.
– Что, обосралась, ведьма?! – Мешалкин почувствовал себя увереннее, пошел вперед, размахивая перед собой удилищем…
8У детей светились глаза, а на пальцах выросли лезвия. Ирина выхватила из кармана швейцарский нож. Но что она могла, когда у них таких ножей по десять у каждого?..
Однажды она ехала из Тамбова в Моршанск на встречу со связным. Было поздно, в вагоне электрички она сидела одна. Вошел пожилой мужчина, сел напротив. Он выглядел как бывший работник образования на пенсии. Серая шляпа, защитного цвета дождевик, короткие брюки, очки. На коленях – потертый портфель. Мужчина посмотрел в темное окно, сказал: «Э-хе-хе», покачал головой, вздохнул, вытащил из портфеля книгу. Почитав немного, снова уставился в окно, вздохнул, снял шляпу, провел рукой по волосам. И сказал, как бы в сторону, ни к кому не обращаясь:
– Безобразие. – Помолчал и добавил: – Свихнуться можно. – Повернул голову и сказал, глядя на Ирину, но как будто через нее: – Правда, дочка?
– Что правда? – спросила Ирина.
– Вот пишут так, – мужчина хлопнул по книжке.
– Что пишут?
– Философию! Я, дочка, работал учителем обществоведения. Бронислав Иванович Магалаев меня зовут… Э-э… Вообще, я военное дело преподавал (сам я бывший военный), а потом вакансия открылась, я и думаю: чего деньжат-то не подзаработать? Мели себе языком про общество и все! Я в армии научился трудностей не бояться. Нет таких вершин, которые нельзя превозмочь!.. А?.. Кто это сказал?
– Суворов.
– Знаете историю! Похвально… Так вот. Прихожу я к директору школы и говорю (а директор – мой кум): слушай, Алексеич, не бери ты никого со стороны. Дай-ка я попробую. А если не потяну, тогда посмотрим… Так и стал преподавать. И такой хороший преподаватель из меня вышел! На все вопросы философии отвечал без запинки. А ни одной книги по предмету я, между прочим, не читал тогда, и из философов знал только Маркса и Энгельса. И еще знал, что Диоген жил в бочке, а Спиноза вроде танцевал. Но многие-то и этого не знают! А вот вышел на пенсию и заинтересовался, что это за предмет такой – философия. И вот теперь читаю и понимаю, какое это безобразие в широком смысле!
– Жизнь – безобразие? – осторожно спросила Ирина.
– Жизнь-то – само собой. – Мужчина махнул рукой. – Философия эта вся – вот безобразие. – Он потыкал в книгу пальцем. – Дармоеды, и всё!
– Почему?
– Да вот послушайте, что я здесь вычитал!.. Оказывается, Диоген и Сократ были гомосеки!.. А я эту дрянь детям преподавал!.. Один из них, как тут пишут, справлял свою… э-э-э… сексуальную потребность при всех на площади! Ну, вы понимаете… не то чтобы он на площади с кем-то это самое… а так… знаете ли… сам с собой… ну… рукой имеется в виду. Да у нас в армии, если бы поймали за таким занятием!.. А этот паразит Диоген при всех! А второй Диоген про это одобрительно пишет! – Мужчина показал пальцем. – Диоген Лаэртский. Я, правда, не понял до конца, может, это он сам про себя написал, и тогда уж это вообще все границы переходит! Или у них в Греции Диогенов как собак недорезанных!.. А вот Сократ (тут так и пишут!) развращал малолетних. Причем, – мужчина поднял палец, – мальчиков! И его жена про это прекрасно знала и терпела! И этому предмету я учил детей! – Он швырнул книгу на лавку. – Легко ли в таком возрасте узнать, чему я учил за пятьдесят рублей в месяц! За пятьдесят, короче говоря, сребреников! Сам еще напросился! ЧТО ЖЕ ЭТО, БЛЯДЬ, ЗА ОБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ТАКАЯ, ДАННАЯ НАМ В ТАКИХ, БЛЯДЬ, ХУЕВЫХ ОЩУЩЕНИЯХ?!
– Не выражайтесь. – Ирина нахмурилась.
– Извините. – Мужчина покраснел. – Вырвалось… Очень уж разволновался…
Потом Ирина задремала. А проснулась оттого, что ей расстегивали джинсы. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней пенсионера без штанов. Его штука надулась и покачивалась прямо у нее перед носом. В руке мужчина держал здоровый кухонный нож. И этот нож уже был занесен!
Ирина пнула его по яйцам. Тот отлетел, но тут же вскочил, будто молодой натренированный спортсмен. Скорее всего, он сумасшедший, а сумасшедшие бывают нечеловечески сильны. Она бросилась к дверям и побежала из вагона в вагон. Пенсионер с ножом не отставал. Как назло, в вагонах не было ни одного человека. Добежав до конца последнего, Ирина по инерции дернула межвагонную дверь, но та была закрыта. Маньяк настигает ее. Ирина сжала раздвижные двери, что было сил.
Мужчина дернул дверь одной рукой. Не получилось. Он взял нож в зубы и стал раздвигать двери в разные стороны, будто растягивал меха чудовищной гармони. Он сильно покраснел, на лбу надулась синяя жила. Лицо перекосило, по подбородку текла слюна, колбаса раскачивалась в такт колесам. Тук-тук! Тук-тук! – стучали яйца.
Так они стояли лицом к лицу, разделенные стеклом. Ирина чувствовала, что долго не продержится. Но, к счастью, поезд остановился на станции. Она выскочила и побежала по платформе. Пробежала, не оглядываясь, до конца, и тут мимо проехало окно поезда с прижавшимся к нему лицом маньяка…
Мальчик прыгнул и перевернулся в воздухе несколько раз, как карликовый Брюс Ли. Она успела убрать голову. Острые как бритва когти чиркнули по дереву. На сосне остались глубокие борозды. На нее шла маленькая девочка с глазами взрослого зверя, не знающего пощады.
– Хамдэр мых марзак дыхн цадеф юфр-бэн! – крикнула она, развела руки и поднялась вертикально над землей. В воздухе девочка перестроилась в горизонтальное положение, вытянула руки перед собой и полетела на Ирину.
Ирина отскочила за дерево. Девочка срезала ствол и пролетела дальше. Тот тяжело осел на землю.
Теперь дети стояли от Ирины по обе стороны. Мысли в голове закрутились, как рулетка в Лас-Вегасе. Красное-черное… чет-нечет… зеро… красное-черное… Драться с вампирами ее не учили. В разведшколе они прошли спецкурс «Встреча с НЛО». Как вести себя при встрече с энэлонавтами, их обучали, но что делать, когда на тебя набрасываются паранормальные порождения, – этого им не объяснили…
9Девочка завибрировала тельцем, как реактивный самолет, который запустил все свои моторы, но еще не сорвался с места. Ее глаза засверкали ярче. Она снова сложила перед собой руки, как ныряльщица, которая готовится вспороть руками прозрачную воду бассейна. Только это будет не вода, это будет человеческая плоть!
Тело девочки завибрировало сильнее. Мальчик двинулся.
«Не успею я досчитать до трех, и от меня ничего не останется!»
Ночную тишину прорезал крик Юры:
– Что, обосралась, ведьма?! – Юра наступал, размахивая перед собой какой-то палкой. А его жена, злобно шипя, пятилась. – Ирина! – крикнул он. – Бегите ко мне! Они боятся осины!
Ирина побежала. Они обхватили друг друга за талию.
В церкви ударил колокол.
Глава десятая
Ночной гость
1Петька проснулся оттого, что кто-то ломился в дверь и орал. Он еще не протрезвел и не мог пока как следует слышать, смотреть и думать. Но то, что произошло на картофельном поле, он помнил. И тот, кто стучал в дверь, мог оказаться убийцей с картофельного поля. Не зря Петька в свое время едва не стал опорой Высоцкому – пить-то он пил, но ума не пропивал.
В дверь продолжали колотить. Только с пятого раза Петьке удалось спустить ноги на пол и сесть. Теперь он наберет воздуха и встанет. Петька сосредоточился и встал. Молодец! Ухватился за металлический шарик на спинке кровати, пытаясь поймать равновесие и расположить центр тяжести так, чтобы можно было ходить. С ним такое уже бывало. И всегда заканчивалось одинаково – Петька шел, как клоун на ходулях. Он поймал нужное положение, решительно оторвался от кровати и грохнулся на пол, сбив табуретку. Петька немного отрезвел и разобрал, что тот, кто ломится в дверь, называет его по имени. Но, в принципе, нечистая сила, которая утащила Колчана в лунку, могла выпытать у того, как Петьку зовут.
«Стучи-стучи, стучалка! Ща доберусь до топора – кто кому еще настучит!» Опираясь на табуретку, поднялся. Стук прекратился, кричать перестали. Но застучали в окно. И закричали туда же. Из потока слов Петька уловил нецензурное выражение «педараз» и обещание выбить окно. То, как его назвали, возмутило Углова. А то, что нечисть собирается выбить окно, заставило поменять тактику.
Переставляя табурет перед собой, Петька двинулся к окну. По мере продвижения он стал разбирать и другие слова. Он разобрал «сука рваная», «заебал» и еще какое-то, типа «пиздикляуз», но хуже. Хотел ответить, как подобает русскому человеку, но не стал, чтобы не выдать себя. Тут по окну врезали так, что стекло разлетелось вдребезги. На пол посыпались осколки. Чья-то огромная волосатая лапа вынимала острые куски стекла, оставшиеся в раме. Углов прибавил скорости, и к тому моменту, когда в окне показалась голова пришельца, он уже стоял рядом с высоко поднятой табуреткой.
– Н-на! – Петька опустил табурет. – Сам пиздикляуз!
Голова стукнулась об раму и уехала на улицу. Углов отдышался, поставил табурет, влез на него и выглянул из окна посмотреть, кого он победил. Но ноги подвели, Петька вывалился и упал на тело незваного гостя. Нос уловил запах солярки. Петька скатился на землю и заглянул сбоку.
«Мишка!»
2Они сидели за столом с головами, перевязанными мокрыми тряпками.
– Гад ты, – сказал Коновалов мрачно. – Тебя бы табуреткой.
– А ты мне окошко разбил!
– Так я думал – случилось с тобой что! Стучал-стучал, а ты не открываешь.
А дело было так.
Коновалов проснулся пьяный в канаве, возле дома Петьки. Он не помнил, как здесь оказался, и сильно замерз. Дальше спать в канаве он не желал, а идти домой не было сил. Решил переночевать у Петьки. Они оба были парни холостые и могли запросто, не нарываясь на бабские высказывания, по-дружески напиться. Коновалов сунул руки в карманы и зашагал к Петькиному дому. Дернул дверь. Закрыто. Странно. Петька сроду не запирал. Тащить у него нечего. Коновалов подергал еще. Вроде бы закрыто изнутри. Этого Петька никогда прежде не делал. Кого ему бояться в собственной деревне?
– Эй, Петька! – крикнул Коновалов. – Открывай!
Никто не ответил. Мишка начал долбить в дверь сапогом.
– Открывай, бухарин киров!
Снова ничего. Мишка заволновался. Уж очень не хотелось тащиться домой.
3– Ты чего дверь-то запер? – Коновалов размотал тряпку, потрогал шишку. – Прячешь чего?
Петька насупился:
– От вас спрячешь! Дверь закроешь, а вы – в окно!
– Кто это мы?
– Кто-то!.. Отвали!..
– Ничего себе, ты мне такие слова говоришь! Я получил за просто так табуреткой, а еще и отвали теперь!
– Да я тебе если расскажу, ты, один черт, не поверишь!
– Ладно, рассказывай…
Петька замолчал. Ему очень хотелось рассказать, но Мишка наверняка поднимет его на смех. К тому же Углов сам засомневался – а было ли все это на самом деле или померещилось? «Нет, не померещилось… Я хоть и пью, а ума не пропиваю!..»
– Хорошо, я тебе расскажу. Но только не перебивай.
Петька рассказал все. Мишка молча дослушал.
– Пиздишь, – сказал он.
Со стороны пруда донесся пронзительный вой.
Они переглянулись.
– А не зассышь пойти посмотреть? – спросил Петька тихо.
– А не зассу! – так же тихо ответил Мишка.
4Вышли из дома. Было так темно, как бывает по ночам в это время года. Будто прячешься, как в детстве, в шкафу и нюхаешь, как пахнет нафталином от бабушкиного жакета.
Петька включил фонарик. За пояс сунул топор.
– Опять обоссышься неизвестно с чего, – сказал на это Коновалов, – и перетянешь мне в темноте табуретом.
– Держись от меня подальше, – посоветовал Петька. – Как тебя в канаву-то занесло?
– Я что, помню?!. Сегодня день парадоксов… То я Витьку Пачкина ключом по башке переключил, потом ты меня табуреткой… Теперь моя очередь. – Он засмеялся. – Цепная реакция!
– Вот уж хрен! Я, в отличие от вас, человек с головой. – Углов постучал себя по лбу.
– Вот по ней и получишь!
В церкви ударил колокол.
– Чего это среди ночи? – Коновалов перекрестился.
– Может, пожар?
– Пожар бы видно было.
– Надо выпить. – Петька вытащил поллитровку, вынул зубами пробку. – На.
Мишка сделал несколько больших глотков самогона. Пригнул куст черноплодной рябины, откусил гроздь.
– Ты как лошадь. – Петька принял бутылку. Выпил, понюхал рукав. – Мишка, давай вернемся… Утром сходим…
Мишке самому не хотелось идти, но он перестанет себя уважать, если зассыт при Петьке.
– Если ты ссыкло, можешь возвращаться. А я пойду. – Неплохой вариант. Если Петька пойдет домой, ему совсем не обязательно идти на поле.
– Я не ссыкло, – ответил Петька. – Просто чего мы там смотреть-то будем? Дырку в земле? Я в темноте-то и места не найду, наверное.
– Если признаешься, что набрехал, то не пойдем.
– Я? Я никогда не вру!
– Ага! И про Высоцкого?
– Семеныча не трожь! – Петька скрипнул зубами. – Если бы меня тогда менты с поезда не сняли, он бы жил сейчас! А ты, гад, такие слова! Шихман твоя фамилия!
– Что-о?! – Коновалов схватил Петьку за грудки. – Пиздикляус! – Он был на голову выше Углова. Мишка снял с него кепку, швырнул в кусты и врезал другу кулаком сверху.
Петька осел. Коновалов немного отодвинул его от себя и добавил в нос. Петька улетел в кусты. Бутылка выскочила у него из руки. В траву потек самогон.
Коновалов поднял бутылку, допил, чтоб не пропадало. Пока пил, Петька подобрался к нему вплотную, как краб, и ударил по яйцам. Коновалов едва не вышиб горлышком зубы. Он перехватил бутылку и стукнул его по темечку.
– Это тебе за табурет, – сказал Мишка для очистки совести.
5Как некоторые считают, ПЬЯНСТВО СПАСАЕТ РОССИЮ ОТ НАРКОМАНИИ. Россия, как некоторые считают, могла бы принимать у себя миллионы наркоманов со всего мира и поить их до тех пор, пока они полностью не забудут про свои смертоносные инъекции.
Петька замычал.
– Ну и лежи тут! – Коновалов успокоился. – А я домой пошел.
И он пошел. Но сразу вернулся. Стало стыдно, что он вывел из строя друга и оставил его ночью на улице. Мишка взял Углова за ноги и потащил в дом. Петькина голова с руками ехала по земле, оставляя после себя борозду примятой травы, так океанский лайнер оставляет за собой след пенящейся воды, над которым шныряют чайки, пожирая изрубленную винтом рыбу. «Как будто я убийца – тащу труп». Коновалов бросил ноги и приложил ухо к его груди. Сердце билось ровными толчками.
Он дотащил Углова до дома, втащил внутрь и оставил на полу.
– Не барин!
Собрался лечь на кровать, но подумал, что Петька может проснуться и причинить ему вред.
На всякий случай Мишка связал Петьку, лег на его кровать и тут же захрапел…
6Мишка шел в магазин. Возле пруда сидел с удочкой какой-то незнакомый в штормовке и капюшоне. Мишка не любил, когда чужие ловили рыбу в деревенском пруду. Пруд деревенский, значит и рыба в нем деревенская. А чужаки пусть мандуют отсюдова. Коновалов подошел:
– Эй ты! Ты чего здесь?! Кто тебе разрешил?!
Человек не шелохнулся.
– Я тебе говорю! Ты что глухой?!
Мишка хотел схватить рыбака за плечо, но в это время поплавок запрыгал и исчез под водой. Мишке стало интересно, что там попалось. Человек привстал и дернул. Из воды показалась огромная рыбья голова. Таких голов Коновалов в жизни не видел. Рыбак вытащил на берег рыбу размером с большую свинью.
Пришло время вмешаться. Кто-то чужой таскает таких здоровых рыб из их пруда. Он схватил рыбака за плечо и повернул на себя. Из-под капюшона на него уставился лысый череп. Череп оскалился, клацнул зубами и спросил:
– Что, рыбки захотел? На! Бери! – Он кинул рыбу Мишке.
Рыба сбила его с ног и придавила к земле. От нее воняло, чешую покрывала противная слизь. Внутри рыбы что-то толчками рвалось наружу. Брюхо лопнуло, разбрызгивая во все стороны желтую гнилую икру, из него вылезло ужасное существо. Страшная голова без кожи, с огромным ртом. Монстр ухватился за края отверстия длинными пальцами с железными лезвиями вместо ногтей. Коновалов закричал, сбросил с себя тухлую гадину, вскочил и побежал. Но скелет-рыболов сделал ему подсечку, и Мишка полетел вперед головой. Костлявые руки скелета схватили его за ноги, а за руки – скользкие пальцы в чешуе. Демоны подняли Мишку и потащили. В цепких лапах мертвецов Мишка извивался, как червь. Мертвецы затолкали его в брюхо рыбы, зашили на рыбе шкуру, прокричали ей в рот: «Хамдэр мых марзак дыхн цадеф юфр-бэн!» – и столкнули фаршированную Коноваловым рыбу-фиш в воду. Мишку тошнило от гнилого мерзкого запаха. Он бился в утробе и кричал. Но помощи ждать было неоткуда.
– Ишь, разорался! – услышал он.
7Мишка открыл глаза. Он был весь мокрый. Руки тряслись. Приподнялся на локтях. За столом кто-то сидел. Он не мог разобрать, кто это.