Операция «Ремонт»

Ранним утром соседа забирала чёрная «Волга» с двумя «Нивами» сопровождения и поздно вечером доставляла обратно на ночлег. Почистив зубы и переодевшись в спортивный костюм «адидас», генерал падал на койку и тут же засыпал. Всё их общение свелось к дежурным «спокойной ночи» и «доброго утра». А сейчас важного чина потянуло на задушевный разговор. Что было тому причиной? Водка или то, что опасность миновала и он возвращался домой целым и невредимым, успешно «разрулив» свои непростые генеральские дела?

– Умаялся я за эту неделю. Каждый день с утра и до вечера шашлык-машлык с арбузом кушать не легко. Для этого хорошая закалка требуется. Необходим большой резерв здоровья.

После взлёта минут десять сидели молча. Он наблюдал в иллюминатор, как постепенно исчезает за облаками земля. Генерал же, закрыв глаза, смотрел куда-то вглубь себя.

Когда самолет набрал высоту, подошла стюардесса и поинтересовалась, что они будут на завтрак.

– Водочку будем пить и закусочкой закусывать, – встрепенулся внезапно приободрившийся сосед, – и про икорку чёрную, что для меня из спецбуфета передали, не забудь, красавица.

Бортпроводница упорхнула исполнять заказ и уже через пару минут вернулась с полным подносом еды и напитков.

– А тебя каким шальным ветром в далёкие края занесло?

– Да я здесь не из-за денег, товарищ генерал-лейтенант. Просто я горы очень люблю. В юности не успел насмотреться.

– Да, лучше гор могут быть только горы денег! Ну, будем здоровы и богаты! – бодро звякнули, взлетев и встретившись в полёте, лёгкие аэрофлотовские рюмочки.

Генерал щедро намазывает сливочное масло на ломтик белого хлеба. Сверху густо, с горкой, накладывает чёрной икры из большой вазы, доставленной им бортпроводницей вместе с пол-литровым графином водки, двумя бутылками минеральной воды и тарелками. Одна тарелка наполнена аккуратно порезанной ветчиной, колбасой и сыром. В другой свежая зелень, помидоры, огурцы, редис, оливки.

– А они мне, представляешь, говорят, что я нехороший и жадный человек! Кто жадный? Кто плохой? Я?! Да я каждый шпингалет в том здании проверил. Каждый кран открыл-закрыл. Во все унитазы заглянул. За золотые ручки всех сливных бачков дёрнул! Вы считать не разучились, товарищи-камрады, дорогие горцы-холмогорцы? Нет?! Тогда вот вам мои расчёты! Пожалуйста, берите и проверяйте!

Рассказчик, отложив на тарелку недоеденный бутерброд, начинает, словно заправский мим, размашисто и яростно фехтовать руками. Рисует в воздухе яркую и полную живописных деталей картину инспекторской проверки бесценных оконных шпингалетов и золотых сливных бачков.

Генерал на нервах. Его трясёт и колбасит. Не из каждой поездки возвращаешься домой с двумя миллионами евро. Даже водка мало помогает! Не берёт, зараза. Не цепляет. Надо налить ещё по одной! А потом ещё!

– Всё сам сделал и сам с ними договариваюсь. Никаких посредников или «крыш» от силовиков! Я же профессионал! А если бы зассал, отправил на приёмку вместо себя кого-нибудь из замов, то и половины бы не получил. И знаешь, они это ценят. Спорить перестали. Зауважали. Извинились и «спасибо» сказали.

Его не удивляет пьяная откровенность попутчика. Генерал, безусловно, осторожный и умный персонаж, который навёл справки и получил всю информацию о нём уже в первые дни их короткого совместного «заключения».

Он хорошо знает людей такой породы. Этот разговор никогда бы не состоялся, не будь генерал стопроцентно уверен, что имеет дело с человеком, который, во-первых, умеет держать свой язык за зубами. Во-вторых, не связан с какими-либо структурами и группировками. В-третьих, учитывая первое и второе, абсолютно безопасен.

– А по мне, на их территории вопросы решать в сто раз проще, чем в столице нашей Родины, в Москве-матушке. Там, в республике, всё прозрачно. Если что случится, неприятности какие, обман или подстава, то сразу ясно, чья это вина. Чьих рук дело. И, в конечном итоге, они же в убытках окажутся. А в Москве запросто кинут. И глазом не моргнут. Или, что хуже, «фобосов»14 на тебя наведут. За ними такое водится. А сами будто бы не при делах. В сторонке стоят и курят. В бороды густые усмехаются. У себя дома они такого никогда не позволяют. Там всё честно. Всё на поверхности.

Генерал начинает успокаиваться. Его лицо постепенно розовеет и округляется. С него исчезают углы, неровности и напряжение. Смягчается и стихает голос. Пропадает резкая жестикуляция. Движения рук становятся замедленными и плавными.

Полегчало. Попустило.

– Да ты не отлынивай, солдат! Водочку наливай, икорку кушай. Не стесняйся. И никаких споров со старшим по званию! Это приказ! А что горы любишь, так ты молодец! В горах красиво, когда не стреляют.

На Кавказе, если ты гость, и не важно, Чечня это или Грузия, Дагестан или Армения, то прибудет солнца в твоих руках.

Первый раз в тех краях он оказался в одна тысяча девятьсот девяносто шестом году. В сентябре у него организовалась неделя в Грузии. В Тбилиси и в Цинандали.

Тбилиси. Первый послевоенный год. В городе уже восстановлено центральное электро- и водоснабжение. Правда, воду подают только в утренние и вечерние часы. Но электричество поступает в дома и квартиры горожан почти бесперебойно.

Окруженный с трёх сторон горами осенний Тбилиси красив и непредсказуем. Ещё город удивляет количеством легковых машин марки «Волга» на своих улицах. Исключительно белых или чёрных. Никаких других цветов окраски автомобильного кузова здесь не встречается. Средний возраст большинства экземпляров престижной двадцать четвёртой модели производства Горьковского автозавода составляет минимум лет десять, а то и все двадцать – двадцать пять. Находятся они не в лучшем техническом состоянии. Всё более ветшающее наследие богатой мандариновой эры советского прошлого. И многочисленные магазины-ларьки в ржавой железной броне и с узкими прорезями окошек-бойниц. Разительный контраст с привычной глазу радужной картинкой центра Москвы, полной аляповатого столичного глянца, ярких огромных витрин, позолоты и мишуры, сытого разнообразия и праздной беспечности.

Правительственный комплекс в Старом Тбилиси. «Домик Берии». Небольшое, построенное в тридцатые – сороковые годы двадцатого века двухэтажное здание с многочисленными лестницами, просторными открытыми верандами и разветвлённой сетью подвальных помещений, по площади значительно превосходящих его жилую часть.

– Старые люди говорят, что во времена Берии в этих подвалах, – начинает театрально разыгрывать свою хорошо отрепетированную историю комендант домика, общительный грузин лет шестидесяти. Персонаж с типичной офицерской выправкой и внешне очень похожий на известного грузинского певца и киноактера Бубу Кикабидзе.

Тбилиси. Ясная осенняя ночь. Уже поздно. Становится прохладно и надо идти спать. Но можно ещё ненадолго задержаться на веранде, наблюдая как с десяток физкультурного вида стюардов пытаются затащить на второй этаж дубовый стол невероятных размеров. На утро здесь запланирован совместный завтрак участников чтений с российской стороны и президента Грузии Эдуарда Шеварнадзе.

По лестнице стол не проходит. То ли стол широкий, то ли лестница узкая. И добры молодцы пытаются поднять его на веранду второго этажа с улицы. Длинны рук не хватает, так как первый этаж строения достаточно высокий. Но стюарды не сдаются.

Вот из простыней изготовлен мягкий такелаж и кажется, что сейчас дело пойдёт на лад. Но нет, стол по-прежнему находится в эпицентре извержения Везувия грузинских страстей.

Отчаянная жестикуляция и жаркие споры полушёпотом, градус которых повышается с каждой секундой:

– Ты тяни, а ты держи!

– Нет! Это ты держи, а ты тяни!

– А ну, тихо там! Гости спят, а они раскричались! – раздаётся громкий, хорошо поставленный командирский голос внезапно возникшего из темноты рассерженного коменданта.

«Верхние» стюарды, почти втащившие дубового «мамонта» в «пещеру», словно по команде отпускают простыни, и он падает в руки стюардов, стоящих внизу. Те не могут его удержать. С неимоверным грохотом гигантский «мамонт» приземляется на спину.

Все смеются. Смеются молодо, громко и заразительно. До слёз и колик. Смеётся комендант. Смеются гости, уже успевшие уснуть, но проснувшиеся от этого, поистине всевселенского, шума.

Вместе с ними смеётся Старый Тбилиси и нависшее над ним бездонное ночное небо. Война покинула многострадальный город. Сбежала и спряталась за дальними горами. В мир вернулись спокойствие и благодать, длинные застолья, хмельное вино и красивые песни.

Эта короткая сценка словно взята из старых добрых грузинских кинокомедий. Немного наивных. С большой долей прозрачной и лёгкой грусти. Но всегда до краёв полных жизни, любви и надежды на лучшее.

На «Цинандальские чтения» его пригласили в качестве независимого эксперта. Бывшая усадьба Чавчавадзе. Знаменитые винные подвалы, где на полках в темноте и в прохладе выстроились бесконечные ряды усыпанных пылью времени бутылок и бутылей.

Во время коротких «кофе-брейков» он выходил на балкон и любовался видом далёких горных вершин.

«Простите, горы, что не понял вас, когда мне было девятнадцать».

Если горы попали в вашу кровь, то с этим бесполезно бороться. Вы обречены и вам никогда не избавиться от этой зависимости. Горы будут вам сниться. И даже в предсмертный час вы будете бредить ими.

В субботу «читатели» возвращаются из Цинандали в Тбилиси. На следующий день их ожидает большая культурная программа. Камерный музей примитивиста Пиросмани. Колоритный «Тбилисоба», первый после войны праздник города. Выдающаяся чача в доме на горе в гостях у знаменитого грузинского деятеля всевозможных искусств. Известного скульптора, живописца и большого друга московского градоначальника.

Воскресное погружение в местный колорит и экзотику стартует дружеским хаш-завтраком, где первую рюмку за здоровье гостей поднимает грузинский президент. А далее следует череда совершено нелепых, но очень милых грузинских курьёзов и недоразумений.

Главные приключения начинаются с момента, когда руководитель службы президентского протокола, отвечающий за воскресную программу гостей, отчаянно переел хаша и до полудня полностью выпал из зоны видимости и связи.

Точного плана и понимания очерёдности предстоящих мероприятий не было ни у сопровождающих, молодых подтянутых ребят из «администрации», ни у рядовых сотрудников протокола. А тем более, у водителей автомобилей, закреплённых за «чтецами».

Но бравые грузинские шофёры проявили завидную инициативу и решительно разъехались с гостями и их кураторами в разные части города. А потом битых два часа пытались выйти на общую точку сбора. Гоняли в поисках друг друга по узеньким живописным улочкам. Неожиданно находились и так же неожиданно разъезжались. Путались и терялись в нежном солнечном свете, мелко просеянном сквозь волшебную ярко-золотую листву огромных каштанов и вязов. И всё вокруг было как на полотнах гениального Пиросмани.

Горы были высокими. Песни были красивыми. Люди были весёлыми. А жизнь была долгой и счастливой…

Снова Чеченская республика. Прошёл всего один год, а как всё вокруг переменилось!

Нефть стремительно дорожала. Рубль укреплялся. Не по дням, а по часам становился сильнее и надёжнее. В Грозный хлынул поток денег из федерального центра. Настоящее финансовое цунами, которое с головой накрыло не только столицу республики, но и докатилось до самых дальних чеченских городов и селений.

Москва уже давно активно сотрудничала с местными лояльными силами. А сейчас денежным магнитом перетянула на свою сторону колеблющихся. И всё больше изолировала, выдавливала не способных к диалогу. Не готовых идти на компромиссы. Под корень уничтожала арабских наёмников, непримиримых кровников и отмороженных на всю голову фанатиков-ваххабитов.

Простые моджахеды быстро поняли, в чём заключается принципиальная разница между зимним сидением в тесных, сырых и холодных землянках и достойной службой в составе специальных батальонов министерства внутренних дел республики.

Заработала программа выплаты компенсаций за утраченное жильё. Завалы в чеченской столице постепенно расчищали. Битый кирпич на месте перерабатывался в строительную смесь, которая шла на возведение новых домов. И хотя по ночам в городе не всегда было спокойно, то тут, то там раздавались автоматные очереди, Грозный медленно возвращался к мирной жизни. И с каждым днём становился ему роднее и ближе, чем Москва.

И каждый прожитый день там был так же хорош, как в детстве. Когда в начале первых школьных летних каникул у тебя впереди целая бесконечность прекрасных часов и минут. И время было густым и вязким, словно золотистый мёд из цветов душистой акации.

На Кавказе любят принимать гостей. Умеют дружить и искренне радоваться жизни. Люди здесь ближе к солнцу. Поэтому в их крови его больше, чем у жителей равнин.

– Знаешь, почему у горцев горячая кровь? Солнце согревает нас сильнее, чем тех, кто живёт там, внизу! – это Муса, глава администрации Шалинского района. – Барашек будет сладким и нежным, как лёгкое дуновение весеннего ветерка! Такого барашка можно сто штук скушать и не устать! – смеётся маленький круглый чеченец с гладковыбритыми щеками.

– Муса, вот ты зачем бороду сбривал? Маскируешься? Но ты и без бороды выглядишь, как настоящий ваххабит! – шутят и смеются в ответ люди.

– Нельзя уезжать, дорогой, пока барашка не скушаешь! Поверь мне, нельзя! Большая обида будет! – Муса увлекает гостя за стол.

Что ж, придётся задержаться. Радушного хозяина обижать нельзя. А дела подождут.

Барашек, действительно, сочный. И тает во рту, как сахар.

– У свободы, как у барашка, другой, особенный вкус, если она приготовлена на открытом огне, на свежем воздухе! – хохочет во весь голос Муса.

Муса руководит районом второй год. Непростое, видимо, это дело. У районного начальника по бокам два «стечкина» в деревянных кобурах, с которыми он не расстаётся ни днём ни ночью.

Словно в сложном лабиринте, здесь всё переплетено и запутанно. Перевёрнуто и вывернуто наизнанку. Не сразу разберёшь, кто свой, а кто чужой. Где накормят сладким барашком и уложат спать в мягкую постель, а где выстрелят в спину. Но риски участия в программе «Развитие банковской инфраструктуры в Чеченской республике» хорошо оплачивались помимо зарплаты, предусмотренной его трудовым соглашением.

– Нет Бога, кроме Аллаха! – шутил он, получая пухлый жёлтый конверт.

– И Магомед пророк его! – всегда вежливо отзывался пожилой главбух грозненского отделения Россельхозбанка, закрывая громадный, в полстены, старый дореволюционный сейф.

Только деньги в этой игре не были для него главным. Грозный, Шали, Урус-Мартан, Шатой, Гудермес. Здесь особенно остро ощущались вкус и значение состояния «быть».

Небольшое пространство с запредельной концентрацией жизни и смерти на один кубический сантиметр. Забористая смесь, от которой идёт кругом голова и которой так удивительно легко и весело дышать. Как будто ему только что исполнилось девятнадцать лет, и он всё ещё находится на своей первой войне. И ему, порой, кажется, что все они ещё живы.