Темные экосистемы

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.»

(Евангелие от Иоанна 1:1)

Часть 1. Открытие тени

1

Тишина на Луне – это не просто отсутствие звука. Это абсолютная, первозданная пустота, которая давит на барабанные перепонки изнутри, заставляет кровь в венах шуметь громче, чем любой земной мегаполис. Это физическое ощущение, плотное, как ртуть, заполняющее каждый кубический сантиметр пространства, не занятый материей. В этой тишине, в обсерватории «Эос», расположенной на краю кратера Шеклтон1, на вечно затененном полюсе, доктор Арина Шарова уже семьдесят шесть часов подряд вела войну с призраком.

Обсерватория не была изящным куполом, знакомым по старым фильмам. «Эос» представлял собой приземистый, вросший в реголит комплекс из сверхпрочных композитов и титановых сплавов, покрытый толстым слоем лунной пыли, которая служила дополнительной защитой от микрометеоритов и космической радиации. Снаружи он напоминал скорее укрепленный бункер, чем храм науки. Внутри же царил приглушенный, голубоватый свет, исходивший от бесчисленных индикаторов, панелей и голографических проекторов. Воздух, прогнанный через сотни циклов регенерации, пах озоном, металлом и слабым, почти неощутимым ароматом перегретой электроники и застарелого кофе.

Арине было тридцать восемь лет, но сейчас она выглядела на десять лет старше. Ее темные, обычно аккуратно собранные в хвостик волосы растрепались, несколько прядей прилипло к влажному лбу. Под широко раскрытыми, воспаленными от бессонницы серыми глазами залегли глубокие, фиолетовые тени. Тонкие, аристократические черты лица заострились, придавая ей вид изможденной хищной птицы, высматривающей добычу. Она была одета в стандартный серый комбинезон персонала обсерватории, расстегнутый у ворота, под которым виднелась простая черная футболка. На запястье тускло поблескивал биометрический браслет, его индикаторы показывали повышенный пульс и уровень кортизола, на которые бортовой медицинский ассистент уже третий час подряд деликатно, но настойчиво обращал ее внимание всплывающими в углу зрения сообщениями. Арина их игнорировала.

Ее рабочее место, или, как она его называла, «командный мостик в ничто», было полукруглой нишей, доминантой которой являлся огромный, трехмерный голографический проектор. Сейчас в его лазурном свечении висела сложнейшая, многослойная карта. Это была не просто звездная карта. Это была карта самой ткани пространства-времени.

В центре мерцающей сферы парил далекий, невидимый невооруженному глазу объект – квазар2 J314+56. Его неистовое излучение, испущенное миллиарды лет назад, служило для Арины и ее команды исполинским прожектором, лучом, пронзающим тьму Вселенной. На своем пути к Луне этот свет проходил сквозь гало3 карликовой галактики «Карлик Стрельца4» – спутника нашего Млечного Пути. И именно это гало, состоящее преимущественно из темной материи, было объектом ее одержимости.

Видимая материя – звезды, газ, пыль – была лишь кружевной вуалью, наброшенной на колоссальное, невидимое тело. Темная материя, гравитационный скелет космоса, искажала свет квазара, создавая эффект линзирования. Задача Арины и сети интерферометров «Эоса» заключалась в том, чтобы по этим искажениям, по малейшим аномалиям в прибывающем световом фронте, составить карту распределения этой таинственной субстанции. Это была работа ювелира, пытающегося на ощупь, в полной темноте, описать форму айсберга, лишь по ряби, которую тот создает на поверхности воды.

На голограмме свет от квазара был представлен идеально ровной сеткой, наложенной на пустоту. Но по мере приближения к «Карлику Стрельца», сетка начинала изгибаться, растягиваться, сгущаться. Узлы решетки плыли, как будто сама геометрия пространства стала вязкой и податливой. Ярко-желтые пятна соответствовали гравитационным колодцам видимых звездных скоплений. Их искажения были предсказуемы, рассчитаны с точностью до тысячных долей процента. Они были шумом, который Арина методично, слой за слоем, вычитала из общей картины при помощи ИИ-ассистента «Зодиак».

Но под этим слоем, в предполагаемой области доминирования темной материи, оставалось нечто иное. Не гладкое, равномерное искажение, которое предсказывала стандартная модель холодной темной материи5 (ΛCDM), а нечто… неоднородное. Дрожащее.

– Зодиак, – ее голос был хриплым, сорванным от долгого молчания и переизбытка стимуляторов. – Выполни повторную калибровку по флуктуациям6 реликтового фона. Убери все возможные инструментальные погрешности, даже с вероятностью десять в минус двенадцатой.

– Выполняю, доктор Шарова, – ответил бесплотный, спокойный голос ИИ. Он не звучал в комнате, а транслировался прямо на ее кохлеарный имплант7. – Процесс займет три минуты семнадцать секунд. Рекомендую гидратацию и короткий отдых. Ваши показатели вне оптимальной зоны.

– Отклонено, – отрезала Арина, не отрывая взгляда от голограммы.

Она провела кончиками пальцев по воздуху. Изображение послушно повернулось, увеличилось. Она погрузила руки в светящийся массив данных, раздвигая слои, словно археолог, расчищающий кисточкой древнюю фреску. Стандартная модель гласила: темная материя (ТМ) – это, грубо говоря, инертная пыль. Ленивая, холодная, взаимодействующая с миром только через гравитацию. Она должна была создавать гладкие, предсказуемые градиенты плотности, плавно меняющиеся в масштабах тысяч световых лет. Но то, что она видела, было… другим.

Данные, очищенные от всех известных помех, показывали внутри огромного, аморфного облака ТМ в гало «Карлика Стрельца» странные, мелкомасштабные структуры. Они не были похожи на плотные сгустки, которые могли бы образоваться при коллапсе. Они были… динамичны. По крайней мере, так выглядели данные, собранные за последние несколько месяцев наблюдений. Эти структуры меняли свою конфигурацию. Медленно, почти незаметно, но неумолимо. Это было похоже на рябь на поверхности пруда, в который никто не бросал камень. Или, что было еще более тревожным, на медленное, ленивое движение гигантских амеб в чашке Петри размером с галактику.

– Калибровка завершена. Инструментальные погрешности и фоновые шумы устранены с заданной точностью. Аномалия в секторе G7 подтверждена с достоверностью девять сигма, – доложил «Зодиак».

Девять сигма. Это означало, что вероятность случайного совпадения была настолько ничтожна, что ее можно было приравнять к нулю. Это не была ошибка. Это было реальное явление. Сердце Арины пропустило удар, а затем забилось часто, гулко, отдаваясь в висках. Она снова увеличила сектор G7. Это была область, казалось бы, совершенно пустая. Ни звезд, ни газа. Только тьма. Но гравитационная карта говорила иное. Здесь, в этой пустоте, происходило нечто. Микрофлуктуации. Тысячи их. Они не были хаотичны. «Зодиак» уже несколько недель пытался подогнать под них модель, но все попытки проваливались. Это не была турбулентность, вызванная прохождением древних потоков вещества. Это не были гравитационные волны от слияния черных дыр – их сигнатура была совершенно иной.

Паттерн был сложным. Он напоминал фрактал. В нем прослеживалась самоорганизация, некая внутренняя логика, которую Арина чувствовала на интуитивном, почти животном уровне, но не могла выразить языком математики. Это было похоже на попытку записать нотами симфонию, исполняемую на инструментах, для которых еще не придумали названий. Ее пальцы замерли над одной из самых странных структур. Она выглядела как спираль, но спираль, которая дышала, слегка пульсируя с периодом в несколько земных недель. От нее отходили тонкие, едва заметные «нити» гравитационных возмущений, которые тянулись к другим, таким же аномальным сгусткам.

«Это похоже на… нейронную сеть, – пронеслась в ее голове крамольная мысль, от которой по спине пробежал холодок. – Или на мицелий…» Она тряхнула головой, отгоняя дикие аналогии. Она была ученым, физиком-теоретиком. Ее задача – оперировать фактами, а не метафорами. Но факты были упрямы и указывали в сторону чего-то немыслимого.

Она снова и снова прогоняла симуляции. Что, если темная материя не так проста? Что, если существуют разные ее виды? Что, если частицы ТМ могут взаимодействовать между собой не только гравитационно, но и через некое неизвестное нам слабое поле? Даже самые экзотические модели, которые она вводила в «Зодиак», не могли воспроизвести наблюдаемый паттерн. Все симуляции давали либо хаос, либо слишком простые, статичные структуры. А то, что она видела, было живым.

Это слово возникло в ее сознании само собой, непрошено, и заставило ее поежиться. Живое. Она откинулась в кресле, которое тихо скрипнуло в абсолютной тишине. Тонкая пленка пота покрывала ее спину. Усталость навалилась разом, свинцовой тяжестью. Она посмотрела мимо голограммы, в укрепленный иллюминатор. За ним, в безжалостном свете далекого Солнца, отраженном от соседнего пика, лежала лунная пустыня. Безжизненная, стерильная, вечная. Мир простоты и ясных законов. А там, в глубинах космоса, в темноте между звезд, возможно, таилась сложность такого порядка, что человеческий разум был не в силах ее постичь.

Эта мысль была и пьянящей, и ужасающей одновременно. Ведь вся ее жизнь, вся ее карьера была построена на вере в то, что Вселенная, в конечном счете, познаваема. Что для любой загадки есть ключ, формула, уравнение. А что, если это не так? Что, если они наткнулись на нечто, что навсегда останется за гранью их понимания, как для муравья непостижима теория относительности?

Она снова выпрямилась. Нет. Отчаяние – это роскошь. У нее есть данные. И эти данные – единственное, что имеет значение. Нужен был свежий взгляд. Глаза, не замыленные семьюдесятью шестью часами бессонницы и одержимости. Нужен был кто-то, кто мог бы либо подтвердить ее безумие, либо найти простое, элегантное объяснение, которое она, в своем измотанном состоянии, упускала.

Она активировала панель связи. Пальцы скользнули по сенсорному стеклу, оставляя влажные следы. Нашла контакт. «Грамова Ксения. Институт Сложных Систем. Статус: сон». Арина на мгновение замерла. Ксения была на Земле. Сейчас там была глубокая ночь. Будить ее из-за неоформленной, дикой гипотезы было верхом непрофессионализма. Ксения была ее подругой, но в работе она была безжалостным скептиком. Она была королевой моделей, жрицей статистики. Она верила только в то, что ее ИИ мог просчитать и воспроизвести. Она немедленно потребует четко сформулированную гипотезу, подкрепленную расчетами. А у Арины были только дрожащие тени и пугающее слово «живое», которое она не смела произнести вслух.

Но альтернативы не было. Сидеть здесь в одиночестве, балансируя на грани величайшего открытия в истории и полного нервного срыва, было невыносимо. Ей нужен был якорь. Или катализатор. Ксения могла стать и тем, и другим. Прежде чем нажать кнопку вызова, она решила предпринять последнюю проверку. Самую базовую.

– Левицкий! – произнесла она в общий канал связи.

Через несколько секунд пришел ответ, слегка искаженный расстоянием. Голос принадлежал Константину Левицкому, молодому инженеру, дежурившему в блоке поддержки интерферометров.

– Слушаю, доктор Шарова.

– Константин, мне нужны показания с криогенных детекторов. Все, что есть по WIMP-потокам8 и аксионным осцилляциям9 за последние сутки в секторе J314+56. Необработанные данные.

В голосе инженера послышалось удивление. Криогенные детекторы, охлажденные до тысячных долей градуса выше абсолютного нуля, предназначались для прямой регистрации гипотетических частиц темной материи. Они были крайне «шумными» и давали лишь косвенные намеки на плотность ТМ. Большинство ученых считали их скорее дорогим экспериментом, чем надежным инструментом.

– Доктор, там… там ничего нет. То есть, как обычно. Фоновый шум. Стабильный, как… как сама Луна. Я могу прислать отчет, но вы не увидите там ничего нового.

– Пришли мне сырые данные, Константин, – повторила Арина, и в ее голосе прорезались стальные нотки. – И проведи полную диагностику квантовых градиентометров. Мне нужно исключить локальные гравитационные аномалии вблизи самого «Эоса».

– Э-э… хорошо, доктор. Но это займет минут двадцать. И… все в порядке? У вас очень долгая смена.

В его голосе сквозила искренняя забота, смешанная с трепетом перед главным научным авторитетом обсерватории. Эта забота на мгновение пробила броню одержимости Арины. Она вдруг осознала, что говорит с живым человеком, а не с функцией системы.

– Все в порядке, Кость. Просто… двойная проверка. Спасибо.

Она отключила связь и потерла виски. Нет, дело не в приборах. Она знала это. За годы работы она научилась чувствовать свои инструменты, как хирург чувствует свой скальпель. Приборы были в идеальном порядке. Проблема была не в них. Проблема была в реальности, которую они показывали.

Данные от Левицкого пришли через минуту. Просто гигантский массив белого шума. Арина пробежала по нему взглядом, уже зная, что ничего не найдет. Прямое взаимодействие было слишком редким, если вообще существовало. Их единственным окном во тьму было гравитационное линзирование10. Она снова посмотрела на голограмму. На этот раз она отключила все слои, кроме одного – карты аномальных микрофлуктуаций. Теперь в центре проектора висело нечто, похожее на причудливое кружево или на сеть светящегося планктона, застывшего в черной воде. Оно было прекрасно и чудовищно одновременно. Она знала: если она права, это изменит все. Не просто астрофизику. Все. Представление человечества о Вселенной, о жизни, о своем месте в этом огромном, холодном мире. Это было знание, за которое можно было умереть. И знание, которое могло свести с ума.

Ее палец больше не дрожал. Он решительно опустился на кнопку вызова. Пошли длинные гудки, преодолевающие почти четыреста тысяч километров пустоты. Секунды ожидания растянулись в вечность. В эту вечность уместились все ее надежды, страхи, годы труда и одна-единственная, безумная мысль: «Пожалуйста, пусть я буду права. И, Боже, пожалуйста, пусть я ошибаюсь».

Наконец, на том конце провода раздался сонный, недовольный женский голос.

– Шарова? Ты хоть знаешь, который час? Если это не открытие внеземного разума, я тебя по возвращении на Землю лично утоплю в жидком гелии.

Арина глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Воздух в ее легких казался густым и тяжелым. Она смотрела на призрачную сеть в центре комнаты, на этот тихий танец невидимых гигантов, и ее собственный голос показался ей чужим, далеким эхом.

– Ксю… Срочно глянь паттерн в секторе G7. Я пересылаю тебе доступ к массиву Зодиака. – Она сделала паузу, пытаясь подобрать слова, чтобы описать неописуемое. – Это… странно.

В слове «странно» утонула целая вселенная смыслов: оно было слишком маленьким, слишком человеческим, чтобы вместить тот масштаб непостижимого, что сейчас пульсировал перед ее глазами в виде холодных, безжалостных цифр и изгибов света. Это было не просто «странно». Это было фундаментально неправильно. Или, наоборот, фундаментально правильно, а неправильным было все, что человечество знало о космосе до этой ночи. И от ответа на этот вопрос зависела дальнейшая судьба ее вида, хотя в тот момент Арина Шарова об этом еще не догадывалась. Она просто смотрела на призрак в данных и чувствовала, как бездна впервые в истории смотрит в ответ.

2

Пространство, в котором они встретились, не имело физических координат. Оно было узлом в квантовой сети, чистой информацией, облеченной в форму по прихоти своих создателей. «Квантовый совещательный зал» обсерватории «Эос» представлял собой идеализированную иллюзию контроля над Вселенной. Пол – бесконечная, отполированная до зеркального блеска плита черного обсидиана, в которой отражались не силуэты присутствующих, а медленно вращающиеся галактики. Стен и потолка не было; вместо них раскинулся купол живого космоса – не статичная проекция, а реальный, ежесекундно обновляемый поток данных с главных телескопов, превращенный в безупречную панораму. Млечный Путь перечеркивал эту сферу бриллиантовой рекой. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь едва уловимым гулом систем охлаждения вычислительного кластера где-то в скальных породах Луны, эта симуляция величия должна была успокаивать и вдохновлять. Но сегодня она лишь подчеркивала глубину и чуждость той загадки, что собрала здесь трех женщин.

Аватар доктора Арины Шаровой стоял в центре зала. Он был точной, почти безжалостной копией ее самой: резкие скулы, стянутые в тугой узел темные волосы, глубоко посаженные глаза, в которых вечно горел лихорадочный огонь аналитика на грани открытия. Ее виртуальный костюм, строгий, темно-серый, был лишен малейших складок, словно вырезан из цельного куска графита. Она не двигалась, но все ее существо было воплощением напряжения, пружиной, сжатой до предела.

Перед ней, словно гигантский, полупрозрачный кристалл, висела в воздухе голограмма. Это была карта гравитационных искажений. Поток света от далекого квазара J314+56, проходя сквозь гало карликовой галактики-спутника «Карлик Стрельца», был препарирован, разложен на составляющие и представлен в виде сложнейшей топографической модели. Основной ландшафт был предсказуем: пологие холмы и впадины гравитационных потенциалов, создаваемых скоплениями темной материи, соответствовали стандартной модели холодной темной материи (ΛCDM) с точностью до девятого знака после запятой. Это была та самая скучная, предсказуемая Вселенная, которую они изучали десятилетиями. Но в секторе G7, на который указывал тонкий лазерный луч, исходящий из пальца Арины, эта предсказуемость рушилась. Там, где должна была быть лишь плавная рябь, виднелась… структура. Нечто, похожее на вихревую дорожку Кармана11 за невидимым препятствием, но в масштабах тысяч световых лет.

– Вот, – голос Арины был сухим и лишенным эмоций, но в нем звенела сталь. – Смотрите сюда. Прямо сейчас. Оно снова пульсирует.

Словно в ответ на ее слова, аномальная область на карте слегка изменила свою конфигурацию. Незначительное, почти незаметное для невооруженного глаза изменение, но для приборов «Эоса» – событие колоссальной статистической значимости.

Второй аватар, слегка мерцающий и материализовавшийся в пяти метрах от Арины, был полной ее противоположностью. Тридцатишестилетняя доктор Ксения Грамова, подключившаяся с Земли, руководитель отдела системного анализа и моделирования, предстала в виде безупречной фигуры в белоснежном лабораторном халате. Ее темные волосы были уложены в идеальную геометрическую стрижку, а лицо с тонкими чертами сохраняло выражение холодного, беспристрастного анализа. Ксения не доверяла прозрениям. Она доверяла только цифрам, прошедшим через безжалостные фильтры ее алгоритмов. Она была экзорцистом, изгоняющим призраков из данных. И призрак Арины был ее новой целью.

– Пульсирует, Арина, – произнесла Ксения, и ее голос был таким же выверенным, как и ее аватар, – это термин из поэзии, а не из физики. Давай определимся с терминами. Я вижу флуктуацию с периодом аппроксимации12 в семьдесят два часа и пиковой амплитудой в ноль целых три тысячных процента от фонового значения гравитационного потенциала. Это в пределах статистической погрешности, если учесть…

– Я исключила погрешности, – прервала ее Арина, не оборачиваясь. Она знала этот ритуал наизусть. – Калибровка интерферометра – идеальная. Квантовые градиентометры синхронизированы с атомными часами станции. Шум от лунотрясений отфильтрован. Влияние солнечного ветра и гравитационных полей планет-гигантов вычтено. Я провела эту работу трижды, Ксюша. Это не артефакт. Это в данных.

Ксения медленно обошла голограмму, ее взгляд сканировал каждый узел, каждую линию сетки. Она подняла руку, и перед ней развернулась собственная консоль управления – каскад формул, графиков и программного кода.

– Хорошо. Тогда начнем сначала. Источник – квазар J314+56. Стабилен?

– Как смерть Вселенной, – отрезала Арина. – Его светимость и спектр не менялись за все время наблюдений.

– Галактика «Карлик Стрельца». Мы не можем исключать наличие в ее гало неоткрытых объектов. Например, скопления блуждающих черных дыр промежуточной массы. Или конгломерат экзотических барионных объектов13 – остывших нейтронных звезд14, коричневых карликов15. Их совокупное гравитационное поле может создавать сложные интерференционные картины. Запускаю симуляцию. Зодиак, построй модель случайного распределения тысячи объектов массой от десяти до ста солнечных масс в секторе G7. Целевая функция – воспроизведение наблюдаемой аномалии.

Голос бортового ИИ «Зодиак», лишенный интонаций, но обладающий безграничной вычислительной мощью, ответил из ниоткуда:

– Модель строится. Оценочное время расчета – три минуты.

Третий аватар появился беззвучно, словно сотканный из самого звездного света. Тридцатипятилетняя доктор Ева Смирнова, глава сектора экзобиологии16 Института астробиологии РАН, также держала связь с Земли. Ее симуляция была менее формальной: мягкие черты лица, распущенные волосы с несколькими седыми прядями, которые она не считала нужным скрывать, и глаза, в которых научное любопытство смешивалось с мечтательностью. Она была одета в простую водолазку, и ее аватар, как и у Ксении, слегка мерцал по краям – признак межпланетной связи с ее задержкой в 1,3 секунды.

– Простите за опоздание, – ее голос был теплым, контрастирующим с ледяной точностью Ксении и напряженной сосредоточенностью Арины. – У нас тут как раз рассвет над Байконуром. Что у вас, девочки? Арина, в твоем сообщении было столько восклицательных знаков, что я подумала, ты поймала сигнал от братьев по разуму.

– Может, и поймала, – пробормотала Арина, не отрывая взгляда от пульсирующей точки.

Ксения фыркнула, не отвлекаясь от своей консоли.

– Пока что она поймала головную боль для моего отдела. Мы пытаемся доказать, что это не сбой оборудования или экзотический, но вполне объяснимый гравитационный эффект.

Ева плавно подлетела ближе к голограмме, ее глаза внимательно изучали изгибы аномалии. Она не видела цифр и векторов; она видела формы и паттерны. Она склонила голову набок.

– Похоже на… турбулентность. Словно гладкий поток наткнулся на невидимый уступ и завихрился. Но ведь в темной материи не может быть турбулентности в классическом понимании. Она же бесстолкновительная17. Частицы должны проходить друг сквозь друга, как призраки.

– Именно! – воскликнула Арина, впервые обернувшись. В ее глазах блеснуло торжество. – Именно! Она должна быть гладкой, как стекло. Любые структуры в ней должны со временем размываться под действием собственной гравитации. А это… это не размывается. Оно живет. Оно меняется, но сохраняет свою целостность. Вот, смотри. Наложение данных за последние три месяца.

Арина взмахнула рукой. Карта изменилась. Теперь на аномалию были наложены десятки полупрозрачных слоев, каждый из которых представлял состояние структуры в определенный момент времени. Зрелище было гипнотическим. Структура не просто пульсировала. Она медленно, величаво дрейфовала, меняла форму, словно гигантская амеба. От нее отделялись меньшие вихри, которые через некоторое время либо рассеивались, либо сливались с основным телом. Это было похоже на замедленную в миллионы раз съемку жизни колонии микроорганизмов.

– Зодиак, отчет по симуляции, – потребовала Ксения, игнорируя визуальный эффект, который явно захватил воображение Евы.

– Симуляция завершена, – ответил ИИ. – Сгенерировано десять в седьмой степени итераций распределения компактных объектов. Ни одна из симуляций не воспроизводит наблюдаемую динамику с вероятностью выше трех сигм. Сложная, устойчивая структура с квазипериодической динамикой не может быть объяснена случайным распределением несвязанных гравитационных источников.

В зале на мгновение повисла тишина. Это была первая серьезная победа Арины. Ксения поджала губы, ее пальцы забегали по виртуальной клавиатуре с новой скоростью.

– Хорошо. Идем дальше. Теоретические модели. Самовзаимодействующая темная материя (SIDM)18. Предположим, частицы ТМ все же имеют некое сечение взаимодействия. Это могло бы объяснить формирование плотных ядер, гало, но… такую сложную динамику? Зодиак, примени модель SIDM с максимальными теоретически допустимыми параметрами взаимодействия к сектору G7.

– Применяю. Оценочное время – пять минут.

Ева Смирнова медленно облетала голограмму, ее взгляд был прикован к движению «амебы».

– Арина, а каков энергетический масштаб этих… флуктуаций?

– Минимальный, – ответила Арина. – Если перевести гравитационный потенциал в массу, то масса всей этой структуры не превышает массы среднего шарового скопления. Но дело не в массе, а в ее организации. Она ведет себя так, будто ее компоненты… обмениваются информацией. Не гравитационно. Гравитация действует на всех сразу. А здесь… словно одна часть структуры «знает», что делает другая. Посмотри на этот вихрь. Он отделился, просуществовал две недели и снова слился с основным телом, но в совершенно другой точке. Это не похоже на баллистическое движение. Скорее на целенаправленное.