Темные экосистемы

– «Фокус»? – переспросил он. – Я не слышал о такой миссии. И «Пилигримом» должен был командовать Резников.

– Резников не подходит для этой задачи, – отрезала Арина. Она сделала шаг ближе к своему коммуникатору, и ее голограмма в доме Марка шагнула ему навстречу. – Эта миссия… нестандартная. Она требует командира с вашим набором навыков. И с вашим характером.

– Моим характером? – в его голосе прозвучало что-то похожее на интерес. – Это комплимент или предупреждение, доктор?

– Это констатация факта, капитан.

Она на мгновение замолчала, собираясь с мыслями. Как объяснить этому человеку, этому воплощению материализма, что им предстоит лететь на встречу с гипотезой? С чистой абстракцией, которая почему-то вела себя как живое существо?

– Капитан, вам знакомы мои последние работы по динамике темной материи в галактическом гало?

Марк слегка нахмурился. Он не был ученым, но он был обязан быть в курсе всех передовых исследований, которые могли повлиять на космонавигацию. Он читал краткие выжимки отчетов.

– Что-то читал, – неопределенно ответил он. – Аномальные флуктуации в данных гравитационного линзирования. Большинство считает это погрешностью приборов или неизвестным эффектом плазмы. Научные споры. При чем здесь «Пилигрим»?

Вот оно. Его прагматизм, его недоверие. Это была та самая стена, которую ей предстояло пробить.

– Это не погрешность, – твердо сказала Арина, и ее голос набрал силу. – И это не плазма. Мы исключили все известные физические модели. Все. То, что мы наблюдаем в секторе у карликовой галактики в Стрельце… это поведение. Сложное, когерентное, организованное поведение структур из темной материи. Они формируют кластеры, обмениваются… чем-то, что мы можем зарегистрировать только как гравитационные волны, создают сложные, фрактальные паттерны. Они ведут себя не как пыль, разбросанная по космосу. Они ведут себя как… экосистема.

Она замолчала, давая ему время осознать сказанное. В его бревенчатом доме, где пахло деревом и дымом, эти слова звучали как абсолютное безумие. Марк смотрел на ее светящуюся фигуру, и его лицо не выражало ничего, кроме холодной оценки. Он не спешил с выводами. Он анализировал ее. Тон голоса, блеск глаз, напряженную позу. Он видел не ученого-визионера. Он видел фанатика. А фанатики на борту космического корабля – хуже отказа двигателя.

– Экосистема, – медленно повторил он, словно пробуя слово на вкус. – Вы хотите сказать, доктор, что вы нашли… жизнь? В темной материи?

– Я не использую слово «жизнь», капитан, – поспешно возразила Арина. – Это слишком антропоцентричный термин. Я говорю о сверхсложной самоорганизующейся системе, которая демонстрирует эмерджентные свойства, не свойственные неживой материи. Мы не знаем, что это. И миссия «Фокус» – выяснить. Мы отправимся на периферию этой аномальной зоны. «Пилигрим» – единственный корабль, чьи сенсоры способны пассивно регистрировать происходящие там процессы с достаточной точностью.

Марк прошелся по комнате, его тяжелые ботинки глухо стучали по деревянным половицам. Его голограмма исчезла из поля зрения Арины, затем появилась снова. Он остановился у окна, за которым сгущалась синяя карельская ночь.

– Пассивное наблюдение, – произнес он, глядя не на нее, а в темноту за стеклом. – Звучит безопасно. Но я командовал достаточным количеством исследовательских миссий, чтобы знать: «пассивное наблюдение» всегда заканчивается фразой «давайте подлетим поближе». Скажите мне прямо, доктор. Каковы риски? Не для науки. Для моего корабля. Для моего экипажа.

Арина сглотнула. Это был главный вопрос. И на него не было честного ответа.

– Риски… неизвестны, – выдавила она. – В этом вся суть. Мы входим в область, где гравитационные поля ведут себя непредсказуемо. Это не похоже на черную дыру или нейтронную звезду, где законы известны и можно рассчитать безопасное расстояние. Здесь… законы могут быть другими. Мы зафиксировали внезапные, локальные всплески гравитации, способные создать колоссальные приливные силы. Мы зафиксировали искажения пространства-времени, микроскопические, но реальные. Модели «Зодиака» показывают, что корпус корабля может столкнуться с резонансными вибрациями, нагрузки на которые он не рассчитан. Системы навигации, основанные на геометрии пространства, могут давать сбои.

Она говорила, и с каждым словом холод в ее душе становился все сильнее. Она описывала смертельную ловушку.

Марк наконец повернулся к ней. Его лицо было непроницаемо, как скала за его окном.

– Итак, – подытожил он с ледяным спокойствием. – Мы летим в область космоса, где сам космос может попытаться нас убить, причем способами, которые мы даже не можем предсказать. И все это ради проверки вашей… гипотезы. Которая большинством ваших коллег считается научной фантастикой. Я правильно все понял, доктор Шарова?

Его тон был режущим, как скальпель. Он не обвинял. Он препарировал ситуацию, обнажая ее абсурдную суть. Арину охватила волна гнева. Гнева на его прагматизм, на его приземленность, на его неспособность увидеть величие момента.

– Вы поняли все правильно, капитан! – ее голос зазвенел от сдерживаемых эмоций. – И вы полетите туда, потому что это приказ. Но я просила назначить именно вас не поэтому. Я просила вас, потому что если там, в этой бездне, что-то пойдет не так – а оно пойдет не так! – мне нужен будет не восторженный исследователь, а человек, который сможет вытащить нас оттуда. Мне нужен человек, который будет думать не о великом открытии, а о давлении в третьем контуре охлаждения и о пределе прочности титановой обшивки. Мне нужен человек, который будет спорить со мной на каждом шагу и заставит меня семь раз перепроверить каждую модель, прежде чем я попрошу вас сдвинуться на один метр. Мне нужен лучший пилот, а не лучший ученый. Наукой займусь я.

Она тяжело дышала, высказав все это. Ее голографический образ в темной карельской избе мерцал, словно дух, охваченный страстью.

Наступила долгая тишина. Марк смотрел на нее, и впервые за весь разговор в его стальных глазах промелькнуло что-то еще, кроме холодной оценки. Уважение? Понимание? Он увидел не просто фанатичную ученую. Он увидел лидера, который осознает весь ужас предприятия, на которое обрекает других, и ищет не подчиненного, а противовес.

Он медленно кивнул, словно принимая условия невидимого контракта.

– Ваши риски мне понятны, доктор, – произнес он. – Каков состав научного экипажа?

– Доктор Ксения Грамова, специалист по сложным системам и ИИ. Она и ее детище «Дедал» – наши глаза и мозг. Доктор Ева Смирнова, экзобиолог, наш специалист по… немыслимому. И инженер Ли Чень. Он будет отвечать за все системы, но главное – за гравитационные сенсоры. Я думаю, вы с ним знакомы.

Марк снова кивнул. Ли Ченя он знал. Сорокалетний гений. Человек, который мог заставить работать тостер с помощью проволоки и молитвы. Его присутствие на борту было весомым аргументом.

Арина почувствовала, что лед тронулся. Она сделала последний, решающий шаг.

– Капитан, – ее голос стал тише, почти умоляющим. – Представьте себе океан. Вы видите только его гладкую поверхность. Вы можете изучать ее, измерять температуру, соленость, течения. Но вы не знаете, что в глубине. А теперь представьте, что однажды поверхность океана пошла рябью, и вы увидели… контур чего-то огромного, движущегося под водой. Чего-то размером с континент. Мы – первые, кто увидел этот контур в океане темной материи. Мы не можем просто отвернуться и сделать вид, что нам это привиделось.

Марк молчал. Он смотрел на свои руки, на мозоли от топора. Твердая, понятная реальность. И на мерцающую фигуру женщины, зовущую его в мир, где сама реальность была под вопросом. Он был солдатом, пилотом. Его работа – выполнять приказы и доставлять груз из точки А в точку Б, обеспечивая безопасность. Грузом на этот раз была наука. Самая странная, самая безумная наука в истории человечества. Но протокол оставался протоколом.

– Мне нужны полные технические спецификации «Пилигрима» с учетом последних модификаций, – сказал он наконец. – И полный доступ ко всем моделям «Зодиака», касающимся предполагаемых гравитационных воздействий. Я хочу видеть каждый график, каждый расчет вероятности отказа систем. Я прибуду на орбитальную верфь через сорок восемь часов.

Арина почувствовала, как напряжение, державшее ее на ногах, отпустило. Она чуть не осела на пол.

– Они будут у вас через час, капитан, – выдохнула она.

– Хорошо.

Он сделал шаг к столу, чтобы прервать связь.

– Капитан, подождите, – остановила его Арина. Он замер. Она посмотрела прямо в его глаза, через сотни тысяч километров пустоты. – Есть еще кое-что, что вы должны понять. То, чего нет ни в одном отчете.

Она запнулась, подбирая слова.

– Вам предстоит вести корабль «Пилигрим» туда, где законы физики, какими мы их знаем, могут… играть, – сказала она медленно, отчетливо произнося каждое слово. – Они могут изгибаться, меняться, переставать работать. Мы будем чужими не в пространстве, а в самой реальности.

Марк Ровный смотрел на нее долгим, тяжелым взглядом. Его лицо было абсолютно спокойным, но Арине показалось, что она видит, как в глубине его глаз на мгновение вспыхнул огонек – холодный азарт хищника, которому предложили достойную охоту. Он принял вызов. Не ее гипотезу, нет. А саму враждебную, непознанную Вселенную.

Он произнес слова, которые Арина будет помнить до конца своих дней. Слова, которые стали фундаментом их будущего, полного конфликтов и невозможного партнерства.

– Задачу понял, – отчеканил он, и в его голосе не было ни страха, ни сомнения, лишь ледяная констатация. – Я доставлю вас и вашу научную группу в целевой сектор. Я обеспечу работоспособность корабля и безопасность экипажа в рамках физически возможного. Я верну вас обратно. Остальное, – он сделал короткую паузу, и его взгляд стал еще жестче, – остальное – ваша головная боль, доктор.

Связь прервалась. Голограмма Арины Шаровой исчезла, растворившись в теплом воздухе бревенчатого дома.

Марк остался один. Он постоял еще с минуту в абсолютной тишине, нарушаемой лишь треском поленьев в печи. Затем подошел к окну. Там, над черными верхушками сосен, в разрывах облаков проступили первые, острые, холодные звезды. Он смотрел на них не так, как раньше. Всю жизнь они были для него точками на навигационной карте, ориентирами в пустоте. Теперь эта пустота перестала быть пустой. Там, в невообразимой дали, шевелилось что-то огромное, древнее и совершенно чуждое. И он, Марк Ровный, человек земли, поведет крошечный корабль прямо в его тень.

Он не чувствовал страха. Он не чувствовал восторга. Он чувствовал лишь тяжесть новой, немыслимой задачи. Он вышел на крыльцо, взял топор, и с яростной, очищающей силой обрушил его на очередное полено. Сухой треск прокатился над засыпающим озером, как выстрел, объявляющий о начале новой эры. Его отпуск был окончен. Его война с бездной только начиналась.

Глава 3. Экипаж «Пилигрима»

1

Стыковочный челнок «Союз-МС-35» проверенный временем и надежный, как дедовский топор, двигался сквозь безмолвную пустоту с размеренной неторопливостью космического ветерана. Внутри, пристегнутая к креслу, Арина Шарова не отрывала взгляда от иллюминатора. Там, впереди, медленно разворачивалось зрелище, от которого перехватывало дыхание, даже если видеть его в сотый раз. Земля, гигантский сине-белый мраморный шар, висела внизу, величественная и бесконечно далекая, словно воспоминание о другой жизни. Но Арину манил не этот акварельный диск, а то, что вырастало на его фоне, на фоне черного бархата, усыпанного алмазной крошкой звезд.

Орбитальная сборочная станция «Звезда».

Это не была изящная, сияющая конструкция из рекламных буклетов космических корпораций. «Звезда» походила на гигантское гнездо металлического птерозавра, собранное из модулей, ферм, роботизированных манипуляторов и лесов временных конструкций за десятилетия непрерывной работы. Солнечные панели, похожие на обсидиановые крылья насекомого, простирались на сотни метров, жадно впитывая фотоны. Где-то мигали навигационные огни, где-то вспыхивали короткие плазменные струи маневровых двигателей сервисных ботов. Станция была живым, дышащим организмом, рожденным не природой, а человеческой волей, устремленной ввысь. И в самом сердце этого металлического гнезда покоился «птенец».

«Пилигрим».

Корабль был непохож ни на один другой объект, когда-либо построенный человеком. Он не был создан для красоты или комфорта. Его форма была продиктована суровой, неумолимой логикой физики и колоссальной задачей, ради которой он был зачат. Длинный, вытянутый корпус, собранный из матово-черных углеродных нанокомпозитов, казался нерукотворным астероидом, обтесанным безжалостными ветрами космоса. На нем не было ни одного лишнего выступа, ни одной декоративной линии. Все было подчинено функции.

С одной стороны корпуса веером расходились гигантские радиаторные панели, тускло отражавшие свет Земли – они должны были сбрасывать в пустоту чудовищный избыток тепла от термоядерного реактора, сердца корабля. Вдоль всего корпуса тянулись бронированные кабель-каналы, толстые, как вены доисторического чудовища. Но главным, что приковывало взгляд, было то, что находилось на носу и по бокам корабля. Это были не оружие и не обтекатели. Это были сенсоры. Огромные, сложные, пугающие в своей непонятности массивы датчиков, антенн, фокусирующих линз и криогенных камер. Самым заметным был главный гравитационный интерферометр – сложная система из трех длинных, расходящихся под углом в шестьдесят градусов ферм, на концах которых должны были находиться лазерные излучатели и зеркала. Сейчас они были в сложенном, походном положении, но даже так конструкция внушала трепет. Это был не корабль в привычном смысле слова. Это был научный прибор немыслимой сложности и чувствительности, которому для работы требовалось перемещаться в межзвездном пространстве.

Арина почувствовала, как по спине пробежал холодок, не имевший отношения к температуре в кабине челнока. Это был он. Воплощение ее безумной гипотезы, ее бессонных ночей, ее многолетней борьбы с насмешками и скепсисом. Стоимость этого корабля могла бы решить проблему голода в небольшой стране. А его цель была настолько абстрактной, что большинство людей на планете сочли бы ее бредом сумасшедшего. Полет в пустоту, чтобы «послушать» шепот темной материи.

– Стыковочный узел семь, – раздался в наушниках бесстрастный голос пилота челнока. – Приготовьтесь к выходу. Вас встретят.

Когда шлюз открылся, Арину встретил не парадный трап, а гулкий, утилитарный переходной туннель, пропахший машинным маслом и стерильным воздухом рециркуляционных систем. Ее невесомое тело легко скользнуло вперед, цепляясь за поручни. В конце туннеля, в ярко освещенном шлюзовом отсеке станции, ее уже ждали.

Первым она увидела его. Капитан Марк Ровный. Он стоял, слегка расставив ноги в магнитных ботинках, и его силуэт на фоне панорамного окна с видом на корпус «Пилигрима» казался частью самого корабля – такой же надежный, функциональный и лишенный излишеств. На нем был стандартный серый комбинезон «Роскосмоса», но сидел он на нем не как униформа, а как вторая кожа. Он не улыбнулся, лишь коротко кивнул.

– Доктор Шарова, – его голос был ровным и низким, без тени энтузиазма. – Добро пожаловать на борт. Точнее, к борту.

Рядом с ним стояли остальные члены будущего экипажа. Ксения Грамова нервно теребила планшет. Ее короткие темные волосы аккуратно обрамляли лицо с высоким лбом и умными, чуть тревожными глазами за тонкими очками. Она была мозгом, который должен был перевести хаос данных в стройные модели. Для нее Вселенная была гигантским набором уравнений, и сейчас ей предстояло столкнуться с переменной, которой не было ни в одном учебнике. Она слабо улыбнулась Арине, но улыбка не затронула глаз. Страх ошибки был ее вечным спутником и одновременно ее защитой.

Чуть поодаль, у самого иллюминатора, застыла Ева Смирнова. Ее темные кудрявые волосы свободно падали на плечи, а в больших карих глазах плескался почти детский восторг. Она смотрела на «Пилигрим» так, как смотрят на врата в затерянный мир. Для Евы эта миссия была не просто научным проектом, а исполнением мечты – найти жизнь, абсолютно иную, ту, что ломает все шаблоны. Ее восторженность, однако, была обманчива; за ней скрывался острый, аналитический ум, способный разглядеть логику в самых причудливых проявлениях природы.

И, наконец, инженер Ли Чень. Он стоял немного в стороне, высокий, худощавый, с лицом, которое казалось высеченным из слоновой кости. Его спокойствие было почти сверхъестественным. Пока остальные обменивались взглядами и эмоциями, он изучал показания на настенной панели, его пальцы невесомо скользили по сенсорному экрану. Ли Чень был гением систем корабля, человеком, который говорил с машинами на их родном языке. Он знал «Пилигрим» лучше, чем собственное тело. Его русский, с едва уловимым, мелодичным акцентом, который появлялся, только когда он был очень сосредоточен или устал. Он поднял глаза, встретился взглядом с Ариной и коротко, вежливо кивнул. В этом кивке было больше содержания, чем в целой речи. Он был готов. Его системы были готовы.

– Все в сборе, – констатировал Марк, обводя взглядом свою команду. Разношерстную, собранную из разных областей науки и техники, объединенную одной, почти безумной целью. На его лице промелькнуло что-то вроде тяжелого вздоха. Он был летчиком, солдатом. Он верил в тягу двигателей, прочность корпуса и точность навигации. А теперь ему предстояло вести эту команду гениев и мечтателей навстречу гипотетическому призраку, в существование которого он сам до конца не верил. Но приказ есть приказ. А корабль – вот он, реальный, из металла и композитов. Этого было достаточно.

– Нас проводит техник станции, – продолжил Марк. – Окончательная приемка систем и ознакомление с рабочими местами. Через два часа – первый предстартовый брифинг. Вопросы?

Вопросов не было. Воздух был слишком наэлектризован ожиданием. Их проводником оказался молодой инженер со станции по фамилии Козлов, с восторженными, как у щенка, глазами. Он явно был в курсе, что за миссия у «Пилигрима», и смотрел на Арину и ее команду как на полубогов, отправляющихся за край мира.

– Прошу сюда, – сказал он, его голос слегка дрожал. – Стыковочный рукав «Гамма». Будьте осторожны, часть систем корабля уже под напряжением. Полноценное искусственное гравитационное поле еще не активировано, только магнитные подошвы.

Они двинулись по узкому, стерильно-белому коридору, соединяющему станцию с «Пилигримом». Шаги гулко отдавались в тишине. Потом был еще один шлюз, шипение выравниваемого давления, и они оказались внутри.

Запах. Это было первое, что ударило в нос. Запах нового корабля. Смесь ионизированного воздуха от работающей электроники, едва уловимый химический оттенок полимеров и холодный, мертвенный запах металла и керамики. Здесь еще не было запаха людей – пота, еды, жизни. Корабль был девственно чист, как новорожденный.

Коридор, в который они попали, был узким и функциональным. Стены были покрыты панелями, за которыми скрывались хитросплетения труб и кабелей. Освещение было ровным, без теней, что создавало странное ощущение нереальности. Под ногами тихо гудели магнитные ботинки, притягивая их к палубе.

– Мы сейчас в жилом модуле, – пояснял Козлов. – Он максимально экранирован от реакторного отсека и внешнего излучения. Каюты, камбуз, медотсек. Все стандартно. Но вас, я думаю, интересует другое.

Он провел их дальше, в сердце корабля. Они миновали несколько гермодверей, каждая из которых могла выдержать чудовищное давление. Пространство становилось все более насыщенным технологиями. Стены превратились в сплошные стойки с оборудованием, мигающим тысячами светодиодов. Гул систем стал громче, к нему добавилась низкочастотная вибрация, шедшая откуда-то из глубины корабля. Это просыпался термоядерный реактор.

– Научная палуба, – объявил Козлов, останавливаясь перед массивной дверью с надписью «Лаборатория криогенных исследований». – Инженер Ли, ваше царство.

Ли Чень шагнул вперед, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнул огонек профессионального интереса. Дверь разъехалась в стороны, и их взору открылось помещение, напоминавшее алтарь неведомого бога. В центре, окруженный лесом криогенных трубок, покрытых инеем, стоял огромный дьюар из полированного металла.

– Детектор частиц темной материи. Тип WIMP, – тихо произнес Ли Чень, словно боясь спугнуть что-то. – Тысяча триста килограмм жидкого ксенона, охлажденного до минус ста градусов Цельсия. Окружен фотоумножителями. Мы будем ловить редчайшие сцинтилляции – вспышки света от гипотетического столкновения частицы темной материи с ядром ксенона.

Он подошел к терминалу и вызвал на экран схему.

– Рядом, за этой переборкой, – он указал на стену, – аксионный галоскоп. Резонансная камера в сверхсильном магнитном поле. Если аксионы существуют, они могут превращаться в фотоны в этом поле. Мы ищем одиночные, ничем не спровоцированные фотоны, приходящие из ниоткуда.

Ева Смирнова смотрела на это великолепие с благоговением.

– Это как пытаться услышать падение одной пылинки в центре сталелитейного завода, – прошептала она.

– Именно, – кивнул Ли Чень. – Поэтому вся эта палуба – самая изолированная часть корабля. От вибраций, от излучения, даже от нейтрино, проходящих сквозь нас. Это самые тихие комнаты во всей Солнечной системе.

Они двинулись дальше. Следующей остановкой был мозг «Пилигрима» – центр обработки данных, где обитала Ксения и ее творение, ИИ «Дедал».

Помещение было прохладным и наполненным равномерным гулом тысяч вентиляторов. Вдоль стен тянулись черные монолитные стойки с серверами. В центре комнаты в воздухе висела голограмма – сложная, многомерная сфера, состоящая из переплетающихся световых нитей. Она медленно вращалась, пульсируя в такт потокам данных, которые уже начали поступать с диагностических систем корабля.

– ИИ «Дедал» готов к обработке, все данные «Зодиака» уже в нем – произнесла Ксения. Это была ее реплика из плана, но сейчас она прозвучала иначе – не как сухой отчет, а как гордое представление своего детища. Она подошла к голограмме и сделала несколько пассов руками. Сфера послушно изменила форму, превратившись в трехмерную модель «Пилигрима», на которой в реальном времени отображались тысячи параметров.

– Его основная задача – не мышление, а распознавание паттернов, – пояснила она, обращаясь ко всем, но глядя на Марка. – Он способен обрабатывать эксабайты данных от всех сенсоров и находить в этом хаосе неслучайные корреляции, которые человеческий мозг просто не заметит. Он будет нашим главным микроскопом для изучения крупномасштабных структур.

Марк смотрел на пульсирующую голограмму без особого восторга.

– Убедитесь, что у него есть ручное управление и возможность полного отключения, доктор Грамова. Я не хочу, чтобы посреди гравитационной аномалии он решил, что знает лучше нас, как управлять кораблем.

– У него нет доступа к системам управления кораблем, капитан, – холодно ответила Ксения, уязвленная его прагматизмом. – Он – аналитик, а не пилот. Его советы – это лишь рекомендации, основанные на вероятностных моделях.

Арина чувствовала нарастающее напряжение между ними. Это было столкновение двух миров: мира абсолютных протоколов и мира спекулятивных гипотез. И ей предстояло быть мостом между ними.

Наконец, они поднялись на мостик. Это место было глазами «Пилигрима». Помещение было не слишком большим, полукруглой формы. Вместо иллюминаторов – сплошная панорамная стена-экран, на которую сейчас выводилось изображение с внешних камер. Земля занимала почти весь обзор, ее медленное вращение гипнотизировало. Пять кресел, расположенных полукругом, смотрели на этот экран. Перед каждым – сложнейшая консоль управления. В центре – кресло капитана, чуть приподнятое над остальными.

Марк Ровный прошел к своему месту и опустился в него. Кресло тихо зашипело, подстраиваясь под его тело. Он положил руки на подлокотники, и на мгновение Арине показалось, что он сросся с ним, что корабль стал продолжением его нервной системы. Его стальные глаза смотрели на Землю, но видели уже не ее, а ту бездну, в которую им предстояло кануть.

– Доложите готовность систем, – его голос прозвучал властно, и это был уже не вопрос, а приказ, положивший конец ознакомительной экскурсии.

Первым, как и положено, ответил Ли Чень со своей консоли. Он уже успел подключиться к инженерным системам.

– Датчики гравитации калиброваны. Отклонение – ноль целых три десятитысячных процента. Лазерные интерферометры в режиме ожидания. Криогенные детекторы выходят на рабочую температуру, расчетное время – двенадцать часов. Термоядерный реактор – семьдесят процентов мощности, стабилен. Системы жизнеобеспечения – сто процентов. Корпус герметичен, напряжений нет. Корабль готов к предстартовой проверке, капитан.