- -
- 100%
- +
Не успел я переварить все эти первые впечатления, как к нам спустился Александр. Парень оставался на взводе, разборки с отцом разрядкой не увенчались, и требовался какой-либо новый «громоотвод». Для этого и для «метания молний» подошёл бы второй телефон, но его, к счастью, не было. Поэтому показалось логичным вместе отправиться в торговый центр, там купить новый аппарат и заодно погулять. За реализацию названного прожекта мы и принялись. Спустились по бульвару к площади, где с фасада стеклянного здания навязчивой рекламой зазывал огромный телевизор. Чтобы не ходить толпой, сразу на первом этаже магазина разошлись, намереваясь потом встретиться наверху в кинотеатре.
Фильмы в таких местах я не смотрел давным-давно, и крайне редкая в нашей жизни затея после погружения в мягкие кресла лихо вернула меня в прошлый век… Тогда состоялась короткая, на два-три дня, поездка на конференцию в Северодонецк. Небольшой городок отличался от других тем, что во всех дворах меж стандартных пятиэтажек были добротные капитальные гаражи. Их, видимо, строили из расчёта одна квартира – один гараж. Поскольку у нас автомобилисты не могли и мечтать о таком счастье, против гаражей ни провинциальный химкомбинат, ни завод по производству систем малых ЭВМ (СМ ЭВМ) меня не тронули. Такими были результаты экскурсии, добавленной к деловой программе. Конечно, кроме впечатлений из поездки хотелось привезти что-то материальное. И в тот раз вместо банальных сувениров удалось приобрести вполне полезную вещь. По рейтингу эмоций ставлю её на второе место после гаражей. А что? Из-за тотального дефицита порадуешься и «гвоздям», а тут попался целый дипломат, чёрный с цифровым замочком и алюминиевыми вставками! Много позже опытные люди мне подсказали, что настоящий дипломат должен быть чуть больше, чтобы в него помещались полноразмерные виниловые диски с зарубежными музыкальными записями. Ими торговали фарцовщики в столичных двориках в начале Ленинского. Мой чемоданчик, следовательно, для столь ценного груза не подходил. Ну, и не беда, кроме бумаг и бутербродов мне носить было нечего. Идём дальше. Следующим, то есть на третьей строке обозначенного рейтинга, оказалось финальное выступление профессора Александрова. Ту информацию надо было поднять выше и даже возвести на пьедестал, да ума не хватило даже после того, как некоторые, упомянутые профессором редкие темы, задели меня за живое. Так бывает, когда сам приближаешься к цели и нащупываешь решение, а тебе неожиданно намекают на ошибку и подсказывают иной путь. От обиды и досады неправильные гормоны тормозят разум, и хорошо, хоть не насовсем и не навсегда.
Во время доклада профессор набросал мелом на доске несколько формул о расщеплении запутанных объектов и двойном назначении распределений времени пребывания. Ещё очертил завораживающие подходы к приложениям теоремы свёртки. Впрочем, ничего конкретного я не услышал, только вывод был о больших перспективах в будущем. А до этого будущего ещё требовалось дожить, и как минимум добраться на стареньком Иле до столицы. Вылет же откладывался минимум на 12 часов из-за погоды. И беда, как говорится, не приходит одна. Накануне я серьёзно простыл, ведь, была зима, поэтому в холодной гостинице, не снимая пальто, упал в койку и уснул. Как потом сел в самолёт не помню, помню, что спасла стюардесса, которая поила меня горячим морсом из калины. Нет, я не сошёл с ума, это точно вновь была Катя. Перед приземлением она положила в мой новый дипломат какие-то бумаги и просила передать Сергею…
Было чему удивляться, когда фильм закончился. Тот самый дипломат, правда, уже далеко не новый, оказался у меня на коленях, а жена спросила, откуда он взялся? Ошеломлённый таким возвращением в Сочи, я смог лишь вымолвить, что содержимое следует срочно передать… Затем мы рванули в гостиницу. Сашу и его спутниц даже не искали и в тот день больше не видели.
Встретив нас, Сергей удивился, но открыл цифровой замок дипломата так уверенно, как будто точно знал код. Извлёк бумаги и, быстро просмотрев, попросил поделиться подробностями. Мой рассказ он слушал как никогда внимательно, при этом больше всего интересовался вовсе не гаражами. Я же настаивал, говорил, что современная цивилизация буквально вылезла из ворот этого частного сектора. И что наши дела шли бы гораздо лучше, если бы в своё время больше людей имело возможность безнадзорно творить чудеса в своих собственных мастерских. Думал, до Сергея дойдёт, да ошибся. Он был сыт сказками про сотворение «света и тьмы» в гаражах и вместо этого хотел знать только то, что говорил Александров?
Пришлось вспоминать и о докладе в Северодонецке, и вообще всё, что знал о профессоре, которому в давно ушедшем времени было уже за 60, то есть примерно вдвое больше, чем нам, его молодым ученикам.
Не трудно было догадаться о гипнотическом состоянии, ведь моё путешествие стало не первым, но старый дипломат и бумаги не вписывались в столь простую схему. Улики из прошлого? Кто и зачем их подбросил? Предстояло понять и использовать. Расшифровать ради расследования Сергею и лично мне из любопытства. Сложно сказать, какая мотивация сильнее? От любопытства, например, я легче заводился на авантюры, чем за деньги. Жил по принципу «нашего человека не купишь», или, как минимум, «у вас нет таких денег, чтобы забрать мою свободу». Впрочем, денег никто и не предлагал. Зато общались со мной гораздо чаще, как с бродягой. Все норовили называть на ты, и даже Катька не произносила отчества. Хотя, как говорил Бегемот, «ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта».
Чего бы интересно случилось, если бы я сказал, можешь называть меня Вован или короче Боб? Предложил бы такое ни абы кому, а профессору Александрову? Мы же старика не боялись, не со страха называли по-человечески, и даже трепаться при нём не хотелось, чтобы не снижать эффективность общения. Зачем же так искорёжены новые времена и нравы? Бог знает, что ныне нужно ученикам? Кто кому полезнее? Мне когда-то казалось, что учитель важнее. Теперь думаю, что мы были важнее Александрову, чего-то он нам хотел досказать, только не успел. Подобные размышления оставались при мне, а Сергею предлагались голые факты, с кем, когда, о чём говорил… И, видимо, ошибка заключалась именно в отсутствии красок, без оттенков мы тонули в чёрно-белом потоке слов и окончательно запутались в показаниях. Тем не менее, Сергей, о чём-то догадываясь, подытожил промежуточное расследование загадочной фразой:
– Похоже, что будущее наступило!..
Скорее всего имелось ввиду то, о чём говорил Александров, ведь, другое будущее не упоминалось. Этого уточнить не удалось. Взамен мой слушатель поинтересовался у Ольги, не стёрла ли она сканы штрих-кодов, которые считывала со стикеров у андроида. Услышав, что всё осталось в телефоне, очень обрадовался, тут же скопировал эти данные в свой планшет и отправил в управление. Зачем это, нам понимать не полагалось, и далее следовало элементарно не мешать или не мешаться…
– Хорошее дело, вместо спасибо, выставил нас за дверь, – посетовал я и от досады тут же в коридоре предложил:
– Пойдём, чего-нибудь подожжём, чтоб следы запутать нашему «благородному и благодарному» сыщику!
Тогда, тем не менее и к сожалению, сходу мы уже ничего заслуживающего не подожгли, зато нашкодить удалось на следующий день. Его утро было мирным и начиналось с просьбы о помощи в местной лаборатории. Наш персональный биолог понадобилась там для дальнейшей расшифровки сканов. И мне предстоящее мероприятие показалось весьма занятным. Увы, не успел я помечтать о разглядывании в микроскоп «артефактов», как прозвучал вопрос:
– Дядя Коля, отец сказал, что тут есть катер, можешь нас покатать?
Американские дети пожелали новых развлечений. Как же откажешь? Согласился, поскольку никаких вариантов откосить не возникло.
Так мы и разделились, Оля отправилась в лабораторию, а я с «племянничком» и девицами к морю.
Вода встретила нас исключительным спокойствием. И лучше бы его не было, так как умиротворение никак не тормозило выброс дурной энергии моих спутников. Иначе не объяснишь, зачем они захотели баламутить чистоту с помощью верёвки и монолыжи. Прекрасную гладь достаточно было освежить, наблюдая, как она проваливается под бортами на малом ходу. Это максимум того, что я мог позволить себе. Тем не менее, молодёжь малый ход никак не устраивал, и неспешно-мудрое созерцание было вскоре отвергнуто. Тогда я, затянув трос с лыжником, убедился, что покатушки для моих пассажиров дело привычное. Не в первый раз, значит, они развлекались на море. Сам я буксировал вначале Сашу, потом Читу-Риту, а когда дело дошло до Дины, то за штурвал уселся молодой человек. Никаких удостоверений у него не спрашивал. Да и у меня раньше тоже никто этим не интересовался. Впрочем, я и не мог знать, был или нет документ на управление маломерным судном у Николая. Возможно, и самого Комова не существовало, а помятый поддельный паспорт просто выдумали. Некоторое время мои мысли бродили меж таких формальностей. Затем, когда первые манёвры лыжницы прошли спокойно, внимание переключилось на её имя. Действительно, у рыженькой-то кличка имелась, а у брюнетки нет.
– Не порядок, – решил я, и стал рифмовать:
– Дина – корзина, Дина-дрезина, Дина-гардина…
Перебирал, перебирал, полсотни вспомнил, но до подходящего слова так и не добрался. А хотелось найти что-то симпатичное, поскольку вода в итоге смыла тот рукотворный кошмар, который девушка сотворила с собой. Рыженькая, кстати, аналогичным образом оказалась совсем не той кикиморой, в которую рядилась. Зачем, зачем же они это делают? Чем страшнее, тем смешнее, что ли? Или смелее? Так я впустую гадал, убивая время, и тут скучающего поэтика взбодрил звук мотора. Александр, видимо, решил показать класс и показал… «Тахатсу» взревел всем своим лошадиным табуном, катер рванул, поднялся и вышел на глиссирование.
– О-хо-хо! – радостно крикнул «погонщик», но в следующее мгновение что-то пошло не так. Мы переворачиваемся, а я вижу это по кадрам или по слогам: пе-ре-во-ра-чи-ваем-ся! Белый корпус развернуло поперёк и накренило на борт, затем тяжёлая корма провалилась вниз, а нос взлетел до небес. Там в синеве мелькнули облака. Вздыбилась волна, она охватила пространство, ударила в тёмное днище и остановила движение. Лыжница догнала падающий катер и чудом не врезалась в него. Троих пассажиров от удара выбросило в сторону. Оранжевые жилеты с торчащими из них ногами и руками по инерции закувыркались. Сколько раз ударились и отскочили от воды, не сочтёшь… Затем рассерженное море успокоилось, кипение, крики и беспорядочные звуки стихли, наступила тишина…

8. Теорема свёртки
Гипс на правой руке, бандаж на шее и корсет для позвоночника на теле. Симпатичная такая картинка вышла?! Жена назвала меня броненосцем, а «американские дети» в нашем «романе», имея огромную разрушительную силу, мастерски исполнили роль врагов-интервентов!
– Ничего, ничего, могло быть хуже, – успокаивал хирург-травматолог по фамилии Макарьев.
Мне понравился этот серьёзный и одновременно доброжелательный дядька, лет 50-ти. Кроме фамилии на бейджике у него было написано Максим Николаевич. Удачное сочетание легко запомнилось, так я его и называл, с особой благодарностью за то, что разрешил стоять, запретив только сидеть. Самыми тяжёлыми были первые дни, прожил их на обезболивающих уколах. Но опытный доктор после МРТ определил, что у меня благоприятный случай (без смещений) и обещал вылечить, хотя, не быстро. За полгодика, примерно, плюс-минус… Так что свободного времени стало предостаточно. Нежданная «радость»! Вот и Сергей, который появился у меня вторым после Оли, сказал:
– Очень хорошо…
– Во-первых, жив!
– Во-вторых, не надо думать, как продлить отпуск, тебе бюллетень оплатят…
Других шуточек при первом посещении у него не нашлось. А про дела говорить не хотел, подтвердил только, что молодёжь отделалась ушибами. Впрочем, об этом я уже знал от жены. Так и расстались, немного поболтав обо всём и ни о чём.
Следующим в палату заявился следователь транспортной прокуратуры, пожилой мужичок-боровичок с ехидным прищуром глаз. Звали его Владислав Константинович, чего выговорить было совершенно невозможно. Запомнить же человечка по фамилии Щербаков удалось из-за костюмчика и галстучка, редкой ныне безликой одежды советского чиновника. Этот реликтовый тип прибыл снять с меня показания, почти как мерки для гроба, и именно с этого началось составление протокола. Мужичок уселся за стол рядом с койкой, достал ручку, бланки и взялся за своё бумагомарание.
– Фамилия, имя, отчество? – спросил он, намереваясь записывать с моих слов, хотя сам вначале назвал то, чем интересовался. «Умные» люди, видимо, специально выдумали такие формальности, чтобы «преступник» споткнулся о столь «каверзный» вопрос. И они не ошиблись, поскольку «шпион» с моей ускоренной и упрощённой подготовкой посыпался незамедлительно.
– Владимир… – неудачно выговорил я и осёкся.
– Разве не помните? – перебил меня боровичок, приоткрыв глазки:
– Врач сказал, что амнезии у вас нет.
Пришлось сосредоточиться, и тогда прозвучал исправленный ответ:
– Мятов Николай Юрьевич.
Так уж сработало подсознание: мятый паспорт, значит, Мятов. В результате глазки следователя не только открылись, а забегали из стороны в сторону, сканируя койку и пациента. «Секретный спец-агент Вован» оказался в шаге от провала, но в этот момент в палату случайно заглянул доктор. Оставалось воспользоваться удачей и, скорчив озабоченную гримасу, обратиться за помощью к медику:
– Максим Николаевич, Максим Николаевич, как хорошо, что Вы зашли, я не помню, как меня зовут…
– Помните, помните, – возразил Макарьев:
– Вы же со мной уже говорили, и меня запомнили, значит всё нормально, просто путаетесь, поскольку нервничаете, это пройдёт, не волнуйтесь.
– Подумайте о чём-нибудь хорошем.
Из хорошего в больнице был сам Максим Николаевич и омлет, который получалось глотать без усилий. Впрочем, при допросе даже этого хватило, чтобы собраться и кое-как выговорить фамилию Комов с датой рождения, естественно, изображая ещё больший ужас и отчаяние, чем вначале. Дальше, после очередного вопроса и театральной паузы, я взял грех на душу и зачем-то признался, что сам управлял катером. Никто не просил меня о такой жертвенности, и решение «взойти на эшафот» возникло неожиданно помимо воли пациента. Затем в протоколе появились ещё некоторые подробности о нашем «кораблекрушении». Итог пришлось заверить левой рукой, кое-как поставив закорючку под стандартной фразой: «с моих слов записано верно». Дошло или не дошло до следователя то, что «артист» переигрывал, узкие глазки не показали, не было и аплодисментов, поэтому пришлось мучаться, думая, не наговорил ли я чего лишнего…
Доверить же эти мысли можно было только жене. Вот, у неё я и спрашивал:
– Слушай, у тебя нет ощущения, что на нас объявлена охота?
– Сначала аресты и пожар, теперь, казалось, беда отступила, отдохнули и уже собирались домой, так вновь в тину провалились, да ещё глубже, чем раньше.
– Отдохнули, отдохнули, – согласилась Оля и принялась меня успокаивать:
– С аварией случайность, даже не сомневайся, просто не повезло…
Примириться с этим, тем не менее, у меня не получилось, и вместо согласия медленно из нескольких предложений была соткана целая конспирологическая теория:
– Нет, нет, смотри, сначала пропала Катя, потом откуда не ждали появились дети…
– Кинотеатр и дипломат тоже возникли, как по заказу.
– Бумаги, записи, расспросы Сергея.
– То сто процентов подстава!
– Кататься пошли, зачем?
– Мы же вместе хотели попасть в лабораторию.
– Когда Сашка за штурвал попросился, мне сразу не понравилось, но он меня не особо и спрашивал, встал и всё, поехали…
– Ну, ты ещё козу вспомни, – с усмешкой возразила Оля.
– А ты откуда про козу знаешь? – удивился я.
– Видела твои фотки в телефоне, – пояснила жена, из-за чего мне захотелось поинтересоваться:
– А зачем в телефоне копалась?
– Продолжаешь шпионить на МИ-6?
За такие подозрения «шпионка» меня просто передразнила:
– Конечно, и без устали, ещё на МИ-8 и на МИ-9!
– Ты спал, телефон зазвонил, ответила и увидела…
– Стоп, попалась! – обрадовался я и напомнил:
– Телефон же утонул! Как же ты могла видеть снимки?
Но эта ниточка тут же оборвалась, оказалось, что дело было ещё до аварии. Тем не менее, моя буйно-покалеченная фантазия не сдавалась и выдала продолжение:
– Племянничек и этот гад, Владислав Константинович, по его глазкам вижу, из одной банды!..
Однако и эту подачу жена отбила, как шарик в настольном теннисе:
– Саша из одной банды со следователем?
– Ты что? Не выдумывай!
– Уж такого точно не может быть, дети же сами могли погибнуть.
Как раз после этой фразы в дверь постучали и в палату зашли они. Явились, не запылились… Те, кого по последней «научной» гипотезе, не слишком хотелось видеть. В том числе нарисовался мой убивец в сопровождении дамочек. Надо было на них накинуться, да Оля вопреки моим «телепатическим» установкам гостей встретила приветливо, со словами:
– Заходите, заходите, мы только о вас говорили.
И наше общение началось с уже известной «хохмы»:
– Дядя Коля, тётя Оля, извините, я, я…
«Племянничек», похоже, действительно не желал убивать «дядечку», и мотива у него вроде не было избавляться от неизвестного Николая Юрьевича, тем более столь рискованным способом. Да я и сам не помнил никаких таких рывков штурвала, которые могли бы развернуть нас поперёк движения. Поэтому слова Александра о том, что он ничего неправильного не сделал, показались похожими на правду.
Штиль без единой волны, катер чётко держал курс, от воды не отрывался, ещё его стабилизировал трос лыжницы. В общем на Сашку сердиться всерьёз смысла не имело, разве что ради профилактики. Оставалось простить «диверсанта». Именно это я и сделал со словами:
– Ладно, ладно, скажи отцу, что такой резкий разворот был невозможен, пусть проверит, чего-то тут нечисто!
– И ещё, если бы не Динка-льдинка, вместо фруктов сейчас бы цветочки на кладбище принесли.
– Её благодари…
– Проси за моё спасение выписать ей отдельную благодарность, а лучше орден!..
Мы помолчали. Прозвище льдинка явно понравилось девушке, она улыбнулась, мило, совсем не так, как раньше. Без боевого раскраса сейчас в палате Динка выглядела совершенно нормальной, и в отсутствии чёрных горбатых ногтей её ручки уже не угрожали ничьей жизни. Оставалось надеяться, что перманентный Хеллоуин завершился, и в этом заключался хоть какой-то положительный итог нашего приключения. Про него я помнил, что после переворота на некоторое время отключился, и тогда в воде звук вернулся со словами:
– Дедушка, дедушка, миленький, не умирай, не умирай!..
Динка плавала около меня, пытаясь привести в чувство. Плакала и причитала, а её слёзы были заметны даже на личике, мокром от морской воды. Когда же утопленник пошевелился, она радостно крикнула своим товарищам:
– Он жив! Жив, жив!
После этого бултыхавшиеся поодаль Саша и Рита подплыли к нам, и затем довольно быстро появились спасатели. К счастью, наш переворот и кульбиты в рыжих жилетах люди заметили, поэтому ждать помощи практически не пришлось. Так мы оказались в больнице и теперь настала очередь спасать друга, чем вновь первой озаботилась Дина. Соответственно она и спросила:
– На Сашу дело заведут…
– Что же делать?
Тут меня осенило:
– Ох, как же удачно, что соврал следователю!
– Сразу же рассчитался с Динкой за своё спасение…
– И буду не дедом-утопленником, а хитроумным рыцарем Дон Кихотом!
С этими мыслями, заметно повеселев, сказал:
– Не переживай, льдинка, а то растаешь.
– Все вы должны говорить в прокуратуре, что катером управлял я!
– Так даже уже в протоколе записано…
На этом завершилось совершенно «секретное» совещание «заговорщиков», а связавшая нас тайна должна была умереть вместе с нами. Шучу неслучайно, поскольку из-за появления в нашем окружении молодёжи меня не покидало ощущение детской игры.
Увы, совсем в ином настроении на следующий день в больничной палате появился Сергей. И ему на самом деле было из-за чего печалиться. Потеря андроида и покушение на свидетеля ставили крест на карьере начинающего сыщика. Его отстранили до выяснения… Хотя, от чего? В конторе работать оставили, а полицейским его с самого начала следовало считать лишь номинальным. Погоны-то соответствовали учёному званию, но никак не стажу. За несколько месяцев детективом не станешь, а «щёки» все от рождения надувать умеют… Об этом откровенно мы и заговорили. Передо мной сидел уже не прежний лощёный иностранец, а «сбитый американский лётчик». Исчезла его прежняя самоуверенность, и раскисший вид выдавал путаницу мыслей. Я же напротив, стоя рядом в спортивном костюме, хоть и поломанный, почувствовал силу. От того называть горемыку на вы показалось неуместным. Пожалел, значит, и сказал:
– Сергей Павлович, ну какой ты полицейский?!
– Ты же в Гарвард не законы блюсти уехал.
– Сам говорил, что им твои диссертации понадобились.
– Не следовало туда удирать…
– И у нас науку бросать не следовало, можно было, например, …
Чего, правда, придумать не успел, притормозил, и услышал:
– У вас, у вас, ничего у вас не было и по-прежнему нет!
– Вернулся и рад был любому предложению, вот и согласился.
– Вновь жизнь как-то наладилась, жене помогать стал, она с сыном в Питере осела.
– Бывшей жене, – зачем-то уточнил он. Чувствовалось, что некоторые вещи давно требовали пояснений, и они последовали:
– Сашка же приехал мирить нас…
– Дурачок, всё ещё думает, что это возможно.
– Наверно решил, если телефон о стену разбить, то я одумаюсь…
– А мы и не ссорились, просто разбежались, как два повёрнутые навстречу магнита.
– Говорят, родственников лучше любить на расстоянии. Это точно про нас.
– Мирное сосуществование двух систем требует дистанции.
– Такие дела, как дальше пойдёт, не знаю. Видишь, работа – не работа, не клеится.
– Другой не найти.
– И про науку не тебе говорить, ты-то её зачем бросил?
За то больного за больное место, конечно, задевать не следовало, но так Сергей сам себя взбодрил, пришлось и мне прояснить кое-что…
– Бросил, бросил…
– Ну, потому что, потому…
– Настоящий инженер и доктор, например, такой как мой Максим Николаевич никогда без работы не останутся.
– Богатыми не станут, но и с голоду не помрут. Причём для этого с челноками связываться и торговать не обязательно. Для торговли других докторов предостаточно. Докторов философии и прочих, и прочих гуманитариев, которые делать ничего не умеют!
– Я же физику руками изучал, поэтому в 90-е легко своё ремесло нашёл.
– Да и бывших учёных не бывает, ничего не бросишь, голову не остановишь.
– Считал, читал, статьи сочинял, даже кое-какие эксперименты удалось поставить…
После этих перечислений я тут же получил «поощрение» за сии «подвиги»:
– Ты молодец! – сказал Сергей и продолжил в неожиданном направлении:
– А машины тоже в порядке эксперимента поджигал?
Так вот, не надо откровенничать с полицейскими, тем более с начинающими. Подловят непременно! И станешь выкручиваться, как сможешь. А меня вовсе врать не учили, поэтому ответил:
– Да, да, с удовольствием бы поджог!
– Думаю, сжечь два-три десятка машин достаточно.
– Сам знаешь, распределения для свёртки больше не требуют.
От сего сокращения мыслей не только мой оппонент должен был переключить внимание, но и опытная ищейка могла немедленно сбиться со следа. Тем не менее, для усиления эффекта, глядя в непонимающие и удивлённые глаза Сергея, я продолжил петлять дальше:
– Какой бы сложной не была система (человек, коллектив или цивилизация), всегда существует изображение реакции на стресс.
– Такое изображение позволяет математически точно вычислить результат любого воздействия на систему.
– В этом, по-моему, суть теоремы свёртки!
Краснобайство сработало, и контрольный «выстрел в голову» превратил сыщика в пациента, а меня – в специалиста психиатра. Далее из поверженного «демона» можно было творить полезного людям послушника. Но то лишь казалось, поскольку «чёрт» догадался, что его дурят и возразил:
– Можно же изменить натуру, тогда с моделированием ничего не выйдет.
– «Будущее не предопределено, нет судьбы, кроме той, что мы творим сами».
Эта цитата из «Терминатора» родилась на десяток лет позже идей Александрова, поэтому заранее имела готовое опровержение. Прибегнуть к нему пришлось, хотя опускаться до банальностей не хотелось.
– Ты ошибаешься, – сказал я без желания, поразмыслил, продолжать или нет, и всё же принялся «разжёвывать» очевидное:






