Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

«Вы не получили мои предыдущие письма. Еще раз сообщаю, что имею сведения в области радио и связи, представляющие интерес для Соединенных Штатов. Пишите до востребования …»

– Надо писать в центр. А вдруг действительно будет польза?

– Сейчас сниму увеличенную копию и зашлю факсом. Пусть решают.

Москва, через пять дней

Мисти Лазарус медленно ехал по Малой Филевской. Он знал, что Иван Артемович Дуров живет здесь, в «Царском Селе», как называли этот район. Но то, чего он ждал, не происходило. Это было ненормально.

Автомобиль Мисти был оборудован шикарной аппаратурой, позволявшей принять короткий кодированный сигнал. Этот сигнал содержал сжатую до пары секунд запись всех разговоров, которые принял этот «письменный прибор» в течение дня. При отсутствии подтверждения сигнал повторялся через час, и так – три раза, после чего все стиралось, и запись начиналась заново. Солнечная батарея, образовывавшая поверхность «письменного прибора», обеспечивала подзарядку стоявшего внутри аккумулятора.

Система была надежной и многократно проверенной.

Но сигнала не было.

Мисти развернулся, проехал к Филевскому парку, свернул налево и еще налево на Звенигородскую, остановился, вышел. Перед ним расстилалась живописная пойма Москва-реки, окруженная холмами. Слева внизу из земли вырастали краны – это строился Олимпийский велотрек. Деревья сверкали свежей зеленью.

Шум большого города не доносился сюда, слышалось только пение птиц. И вдруг через открытое окно салона послышался короткий двойной писк.

– Ура! – подумал Мисти.

Второй писк означал, что приемник направил «квитанцию» – сообщение принято, можно все стирать. Мисти сел в автомобиль, увидел своего соглядатая – он следовал за ним все время, махнул ему рукой – дескать, будь спокоен, никуда я от тебя не денусь – и тронулся с места. Спустя несколько минут он въезжал во двор Посольства на улице Чайковского.

Мисти присоединил свой чемодан к большой стойке, пощелкал тумблерами, поставил кассету в гнездо магнитофона и нажал клавишу “START”. Пошла дешифровка, речь записывалась на магнитофон и заодно воспроизводилась динамиком. Мисти удивился – вместо ожидаемых разговоров о домашних делах, планах на день и прочее это явно была запись какого-то совещания, причем присутствовало много народу.

– Ну, Герман, погоди, – внутри себя перефразировал Мисти выражение из понравившегося ему смешного советского мультсериала, просмотренного несколько дней назад. – Обещал и не сделал. Придется напомнить получше.

Он раздумывал, как лучшим способом использовать оставшиеся ему до отлета дни – надо было встретиться с Кайресом под любым предлогом, напомнить о его обещании, связаться с шефом и обсудить ситуацию ситуации, купить сыну видеокассету с мультфильмом «Ну, Погоди!», при этом он краем уха следил за тем, что слышалось из стойки. Вдруг что-то зацепило его внимание. То, что он услышал, привело его в шок. Запись была нечеткой – наверное, передатчик был далеко, но все же разобрать было можно.

Голос вещал:

– Это – ожидаемый ход пуска. Здесь истинные параметры – нейтронная мощность, напряжение, ток нагрузки, а вот – то, что мы увидим на телеметрии.

– А почему разница? – кто-то другой.

– САУ выдает в командно-телеметрическую систему нормированные байтовые сигналы, все собирается в слова. Оператор на Земле каждые четыре секунды принимает псевдокадр – 512 слов, там же в сеансе происходит расшифровка и построение графика.

– Интересно. Валера, а где ты это увидел?

– У ребят в Городе – они все подробно рассказали.

– Кончайте вопросы, все в регламенте прочитаете, если нет, то после совещания будет время поговорить! – прервал явно начальственный баритон. – Пойдем дальше – к радиационной обстановке. Не будем задерживать военпредов.

И так далее.

Что это? Явно что-то секретное, и, судя по всему, ядерно-военно-космическое.

Если так, то решение надо было принимать быстро. Время идет, его виза через неделю кончится. Каждый день на счету. Сейчас пять вечера, в Южной Калифорнии – шесть утра. Шеф, скорее всего, уже встал.

Мисти прошел по коридорам, всунул перфорированную карточку-ключ в щель на двери узла связи Посольства США. Снял трубку телефона.

– Шеф, это я. Извините за ранний звонок, у меня важное и срочное дело.

Институт, в это же время

Валерий Рогатин у себя в комнате лихорадочно перечитывал заметки, которые он сделал во время своего доклада на ведомственной комиссии, дописывая по памяти в специальный прошнурованный журнал: содержание дискуссии было таким, что даже безалаберный и несобранный Рогатин не мог доверить его простой бумаге. Пора было идти домой, до этого документы надо было сдать. Запах свежей зелени доносился в открытое окно. Время было чудное – лучшее в году.

Совершенно неожиданно тишину апрельского вечера нарушил уверенный гул автомобильных двигателей. Рогатин различил минимум четыре машины, все с необычными моторами – с чем-чем, а со слухом у Валерия всегда все было в полном порядке.

На площадку перед зданием влетела громадная, никогда до этого не виданная «Чайка-универсал», больше всего похожая на дорогой катафалк из голливудских фильмов про гангстеров. Из «катафалка» прямо-таки на ходу выскочили шестеро высоких молодчиков, один из них выделялся тем, что был совершенно квадратным со спины и одетым не по погоде – в плащ. Под плащом явно что-то топорщилось.

Следом за ней подплыл «ЗиЛ-114», остановился прямо перед зданием. Пятеро из прибывших первыми тут же окружили лимузин, к которому секунд через пять сзади пристроилась «Чайка» Алексанова. Замыкавшая кортеж черная «Волга», тихо урча, развернулась, перегородив подъезд.

Двери всех автомобилей открылись одновременно. Из ЗИЛа вышел невысокий улыбающийся полноватый человек в пиджаке из пестрого «букле», надетом на серо-голубую рубашку-поло с расстегнутой верхней пуговицей. Вид у человека был донельзя несерьезный – ну прямо плейбой! – подумал Рогатин . Из другой двери медленно показался Ефим Павлович во весь свой немалый рост, в белой рубашке, при галстуке и «Звездах», присоединился чуть сзади. Подошли Анатолий Петрович и его заместитель Евгений Павлович – оба также при параде. Все это время квадратный «мордоворот» в плаще держался в стороне и сбоку «плейбоя», полностью закрывая и его и защищавшего его охранника.

Валерий выглянул в окно. Академик Николай Николаевич Звонарев стоял у открытой двери в здание, всем своим обликом выражая искреннюю радость от приема столь дорогих гостей (может, так оно и было в действительности). Неизменный Дуров был здесь же.

– Вот и славно – пока гости не уйдут, Дуров не вернется. Интересно, кто же это? И идет впереди Министра! Значит, очень большая шишка, – подумал Рогатин и был прав.

C инспекцией внезапно приехал Леонид Васильевич Смирницкий лично. Он совсем не догадывался, что своим визитом вызовет немалое замешательство на другой стороне океана. И случится это не позже, чем через месяц.

На той же территории, 19:30 того же дня

– Саша, спасибо за задачку, порадовал. Все оказалось вовсе не так очевидно, пришлось напрячь содержимое головной полости, но человек все же сильнее мотка проволоки!, – добавил Рогатин свою любимую присказку, сияя от удовольствия как начищенный самовар. – Вот программа с комментариями, а некоторые полезные выкладки – на первой странице. Понимаешь, твой приятель был введен в заблуждение вот этой штукой – он ткнул пальцем в интеграл в левой части. Короче, вот решение, – красиво, правда? – а вот этот листинг – проверка. Неси. Точный график пусть строит сам по насчитанным точкам, у него самая главная часть была просто отрезана.. Пока. Ставлю портфель, нажми 73. Я побежал! -

– Погоди, тут тебе сувенир пришел, я его опечатал нашей печатью, так что смело выноси.

В бумажном пакете что-то тяжело булькнуло.

Ожидания Дурова оправдались – он не зря коротал время у пульта после ухода гостей. Рогатин его предупредил, что есть новости, и не ошибся. Полли (она себя не называла по-другому с тех пор, когда в раннем детстве мама читала ей «Поллианну» Элинор Портер) будет довольна, трещина в семейной лодке станет чуть поуже.

Неподалеку, в то же время

В то же самое время Алексанова и Беликова, идущих по третьему этажу Главного здания, встречал обеспокоенный Валерий Алексеевич Колбасов. Он заметно нервничал.

Анатолий Петрович, все собрались, вас ждем!

– Ничего не поделаешь. Вы объяснили, что вдруг приехал Смирницкий?

– Да, конечно, все все понимают…

–Добрый вечер, – начал Алексанов. – Прошу извинить за опоздание – неожиданные и высокие гости. Рад видеть вас всех в одном кабинете, хоть и немного странно. Но наше руководство, наверное, право – наилучшая картина получается, если смотреть с разных сторон. Кто начнет? Может быть, сразу перейдем к «альтернативным» оценкам? Пожалуйста, Евгений Александрович!

Академик Федоскин замялся.

– Мне и моим коллегам, как специалистам по управлению, было довольно трудно войти в проблему. Исходная информация разнородна и противоречива, более того, она неполна. Несмотря на требования известного Постановления наша работа откровенно саботируется органами статистики. Нам приходится додумывать на ходу и как-то восстанавливать исходные данные. Не хочу больше углубляться в подробности.

Короче говоря, то, что получила наша группа, никак не согласуется с опубликованными прогнозами наших уважаемых экономистов. Нам надо договориться. Так дальше работать нельзя.

С места вскочил Дмитрий Александрович Неспелов – очень нетривиальный человек, ставший доктором наук уже в 26 лет, отличающийся, к тому же, совершенно непочтительным отношением к авторитетам, особенно партийным. Высокое начальство его не любило, но что делать – в некоторых случаях его заменить было некем. Прецеденты были…

– Я, честно говоря, не понимаю, о чем говорят наши уважаемые коллеги из экономико-математических дисциплин. Это – никакая не математика, а поэтому то, что они оптимизируют – никакая не оптимизация. То, что они называют стоимостью, являются, по сути, чем-то типа умножения цены составляющих на количество операций передела. Как критерий это не значит вообще ничего – типа площади фигур, образовавшихся в результате встряхивания кофейной гущи. Как мы можем работать, если у нас нет меры? Давайте все-таки встанем на почву одинаковых определений, независимых от идеологии. Я предлагаю забыть о политэкономических догмах и оперировать только фактами внутри единого базиса понятий. Это могут быть как показатели, принятые в западной экономике, так, допустим, и система нашей военной промышленности – все равно, но система должна быть единой! Тогда мы сможем как-то сравнивать одно с другим.

– Хорошо, – ответил со своего места уважаемый академик Шатлин, – но у нас есть формальные определения, методики, утвержденные правила, которым мы должны следовать при оценках. И только так!

– Об этом надо забыть – со своего места пробасил Евгений Максимович Симаков. – От нас требуется не официальный документ, а наше, и только наше заключение (племянник ближайшего соратника Никиты Сергеевича Хрущева, как всегда, осторожен, – пронеслось в голове).

– Поймите, товарищи, – вмешался Георгий Аркадьевич Батов, – если бы требовался официоз, вас бы сюда не звали. И, скорее всего, и нас с Евгением Максимовичем.

Анатолий Петрович следил за дискуссией, размышляя о визите Смирницкого. Что он означает и что следует ожидать? Оценками пусть занимается Колбасов – наверняка это имелось в виду. Надо завершать дискуссию.

– Товарищи. После того, как мы, наконец, договорились, предлагаю продолжить работу и собраться для предварительных выводов, допустим, в сентябре. Валерий Алексеевич организует.

Спасибо!

Московский Кремль , в то же время

Леонид Васильевич Смирницкий фиксировал на бумаге квинтэссенцию сегодняшнего дня. Формулировки родились еще в машине.

Действительно, дела в Институте, можно считать, идут неплохо. Есть система и кооперация, есть коллектив и есть отдельные люди. Это хорошо.

Хуже то, что путь до серийного производства этих штук еще очень долгий. Это 85-й год, не раньше. И внедрить их в систему боевого управления ранее не получится. Они дороги, и будут дорогими до серии. Да, «Курьер», которому они дадут энергию, закроет брешь, но на ограниченном пространстве, надо три – вроде бы, в Таллине они уже дособираются , а лучше – … А сколько модулей полезной нагрузки – раз, два и обчелся? 82-83 будет первый, когда остальные? Можно не успеть, а система, которую продвигает Свечин, должна заработать уже в 83-м, иначе поздно будет. Куйбышевский «Аквамарин»? Фирм несколько, печально, что и ведомств несколько. С точки зрения секретности – прекрасно, но….

В конце-то концов, все работают на оборону страны! Два дела – предусмотреть «двойное назначение» для всех, унификация по спецоборудованию и протоколам связи, пусть даже шифрование будет разным, когда надо – откроем. Начнем космическую жизнь с чистого листа, и слово хорошее есть – «Возрождение». Надо запомнить, тем более, что вопрос о резервной системе активации ответного удара еще ждет своего решения. Вдобавок, дать поручение военным проработать все возможные конфигурации новых систем управления на поле боя. Многое будет зависеть от результатов оценок комиссии Алексанова – что они насчитают, то и будем использовать в качестве исходных при планировании.

База ВМФ США "Коронадо", 10 утра того же дня (21.00 Московского)

Седой и румяный человек в светлом пиджаке рассматривал телефон в своем офисе – стеклянной выгородке большого зала, в котором трещали телетайпы. Он никак не мог принять решение.

Рассказ Мисти просто поражал воображение. То, что он случайно нашел в Москве, давало колоссальный шанс и Мисти, и ему самому как руководителю, и его службе – одной из многих в разведывательном сообществе США. Факты были чрезвычайно ценными, несомненно, они сами по себе были капиталом, но как реализовать этот актив? В одиночку ничего не сделаешь – Джордж Калт погладит по головке, скажет спасибо, включит сведения в отчет, где они и умрут. Но можно было получить больше, много больше, но для одиночки это нереально.

Нужен союзник-«паровоз», кому это могло бы быть напрямую интересно. Посмотрим, что у нас есть.Человек открыл тумбу письменного стола, там располагалась его личная картотека – сложно структурированное сборище самых разноообразных фактов, туда он заносил все, что читал, слышал, о чем говорил, с друзьями. Сейчас требовалось найти человека:

а) влиятельного, но способного слушать;

б) ориентирующегося во внешних проблемах и понимающего истинный размах советской угрозы,

в) не политизированного

г) не замешанного в громких скандалах

и, наконец,

д) достаточно надежного, чтобы не обманул.

Конечно, таких идеальных людей в природе не существовало, ясное дело; можно надеяться только на компромиссную фигуру, в которой плюсов по каждому пункту больше, чем минусов. У всех знакомых были те или иные перекосы. Публичные политики не годились – седой человек искренне считал любого из них сосредоточием жизненных пороков. Обращаться по команде – проиграет и дело, и он сам.

Человек напряженно думал, пил скверный кофе из кофеварки, вновь и вновь смотрел на карточки. Встал, вышел из кабинета, медленным шагом направился в сторону бухты Коронадо, где готовился к выходу авианосец «Китти Хок». Окружаюшие его кораблики казались муравьями, снующими вокруг этого гигантского утюга, дымящего трубой. Авианосец – с него взлетали самолеты, бомбившие Вьетнам, Вьетнам, что-то здесь есть… Вьетнам – да это идея! Если он сам не может найти – надо спросить совета, и есть у кого – старый дружок Джим Ли! Он же воевал там много лет, он, собственно, и привел Мисти в контору (Мисти об этом, естественно, не знал).

Мужчина развернулся и быстрым шагом направился в офис к телефонам.

– Алло, Джим, это я. Можешь помочь? Нужен человек для довольно щекотливого дела – и влиятельный, и разумный, в меру честный, главное – умный. Знаю, ты в Желтопузии встречался со многими деятелями. Может, ты присоветуешь что-нибудь? В долгу не останусь, но думаю, что и тебе будет от этого пирога свой кусок. Подумай, пожалуйста!

На том конце трубки надолго замолчали.

– Зная тебя, старого лиса, думаю, что больше всего подошел бы Фрэнк Картано.

– Совершенно без понятия, кто это такой, ты второй, от кого слышу это имя, первыми были дикторы NBC. Неизвестно, кто, и вдруг – заместитель директора ЦРУ?

– То-то и дело, что о нем вообще мало кто знает. Как только Фрэнк появлялся в стране, а таких стран было несколько, лидер – «красный»– тут же менялся на лояльную нам персону. Вот. И заметь – он все время в тени.

– Да, впечатляет… Но как на него выйти, если он столь секретная личность?

– Вот тут я, может быть, помогу. Мой сослуживец по Вьетнаму и твой земляк – Дон Рамсфилд, нормальный мужик, за пивом трепались о молодых годах, как-то и рассказал мне о своем дружке по Принстону – они в общаге в одном блоке жили. Он говорит – Фрэнк очень умен, не выпендривается, спортсмен – привык терпеть и бороться, и, что самое ценное, не голодный – деньги у него есть, и своих не бросает. Так что жди – я Дону позвоню и попрошу переговорить либо вначале с тобой, либо прямо с Картано.

– Джим, я твой должник!

– Сочтемся!

Москва. на следующий день

Мисти Лазарус проснулся у себя в номере гостиницы «Мир», совсем недалеко от Посольства. Он чувствовал себя вполне бодро и хорошо. За неделю организм перестроился к одиннадцатичасовой разнице во времени – полной смене дня на ночь.

После вчерашнего разговора с шефом он не мог успокоиться – виза кончается, задание, с которым он поехал, не выполнено, и непонятно, как его выполнять – господин Иван Дуров был так же далек, как и первый день его пребывания в СССР. А та «бомба», которую ему удалось подслушать?

Мисти прошел в душ. По закону подлости, именно в тот момент, когда он был мокрым и намыленным, в номере настойчиво зазвонил телефон.

Оставляя на паркете мокрые следы, Мисти подошел к аппарату.

– Лазарус.

– Привет, Мисти! Мне не понравился наш вчерашний разговор. Я обеспокоен твоим здоровьем, тебе не следует так много работать. Сходи к врачу в Посольстве, пусть он тебе выпишет лекарство или назначит процедуры, оплатим. Если не сможешь выехать вовремя – не волнуйся, мы все уладим, срочный запрос на продление визы уже послали в генконсульство Сан-Франциско. Трудового героизма нам не надо, если плохо себя чувствуешь, задержись на неделю или две – по состоянию. Я только не понял – в каком же месте ты мог подхватить эту заразу? Врач посмотрит – сразу позвони, буду ждать. Пока.

– Вот это да! – подумал Мисти.

Уже через час он позвонил из Посольства по защищенной от подслушивания спутниковой линии связи. Сан-Диего казался рядом.

– Мисти, несколько вопросов. Как долго продержится твое устройство?

– До месяца. Может, и два-три – все зависит от того, как долго оно пребывает в условиях хорошего освещения.

– Можно ли его вывести из строя дистанционно?

– Категорически нет. Оно способно только получать квитанцию, командная линия отсутствует.

– Мисти, дело очень серьезное. Заинтересовались люди на самом верху.

– Так что с моим заданием по финансированию «красных»?

– Забудь о нем, ты очень хорошо поработал. У тебя две трудные задачи – достоверно узнать, где именно происходил этот разговор, и, во-вторых, обеспечить прием первого же сообщения. Повторения допускать нельзя, иначе наш источник сгорит. Кстати, узнай, кто он? Первая задача самая важная. – тогда мы сможем организовать прием информации по-другому, у нас есть ресурсы в Москве.

Москва, на следующий день

Герман Кайрес глядел из окна на памятник героям Плевны.

В Москве был май. На душе – ноябрь.

Полтора года – и ничего. Никаких сдвигов. Все двери вдруг закрылись. Сколько можно терпеть этот комсомол???

Витольд Казимирович также ничего не понимал. На просьбы относительно Германа никто не реагировал.

На самом деле ларчик открывался просто. Иван Артемович вообще не выносил заносчивых юнцов, к тому же не считал нужным сдерживаться, он уже ничего потерять не мог и сочными мазками живописал Германа, украшенного многочисленными фингалами, жалкого, как побитая собака, поздно ночью явившегося выпрашивать деньги. Это было вполне достаточным основанием для досрочного отзыва Германа из Боливадора с пометкой «морально неустойчив». Претендентов на столь теплое место хватало.

Ничего нельзя было сделать.

И в это время раздался телефонный звонок.

– Слушаю.

– Герман, привет! Это Слава.

– Привет. – Герман ни о чем не беспокоился. С его точки зрения он сделал все, что мог.

– Герман, есть одна проблема и серьезный разговор.

– Хорошо, – с чистым сердцем произнес Кайрес. – Давай встретимся!

– Значит так, приезжай в Сокольники на выставку. Я оставил тебе приглашение, заходи, там и поговорим.

– Отлично!

Буквально через сорок минут Герман сидел в закутке стенда.

– Герман, мы так не договаривались. Я нашел господина Дурова по своим каналам. Во-первых, он ничего не слышал обо мне, во-вторых, он даже не получил тот сувенир из Боливадора. Это серьезно подрывает мое доверие к тебе. Я начинаю думать, что ты не оценил моей помощи и переоценил свои силы. Можно принять меры. Ты знаешь, какие.

Кайрес оцепенел. Он представил себе реакцию его нынешних коллег – такой же «золотой молодежи» – на подобный сюрприз для потенциального конкурента на теплое место. В этом случае даже место испаноязычного переводчика представится раем.

– Но Слава, я сейчас в таком положении, что сделать что-то мне действительно трудно! Я много раз пытался прорваться наверх, но ничего, слишишь, ничего не получается! Все мои попытки уходят в песок. Да и этот Саша Дуров – тоже в ауте, он все время жалуется, что ничего не может сделать. Загнали его в этот ИИП, а это хуже, чем тюрьма! Из тюрьмы хотя бы есть выход, а у него выхода нет. Он там и будет сидеть вечно.

– Это ты о чем?

– Да о сыне Дурова. Помнишь, я тебе говорил? Так вот, его определили каким-то начальником над секретами. Он сперва обрадовался, а теперь все время жалуется – дескать, там и закончит дни свои.

Кайресу было совершенно все равно в этот момент – стоило или не стоило говорить о таких вещах. Он чувствовал полный тупик, ему надо было выговориться. Что угодно, только не прозябание в подвешенном виде.

Мисти не подал виду, что он уже получил практически все, что хотел. Надо было сбить Германа с последней мысли.

– Но Бог с ним, с Александром. Что у тебя? Вроде бы, тогда в Боливадоре все окончилось нормально. Или нет?

– Нет, конечно. Выперли с пометкой типа «морально неустойчив».

– И что теперь?

– Да, вот отец помогает, но без особого результата.

Мисти сообразил – с одной стороны, парень в заднице. С другой,– он начал перебирать варианты, – очень, очень перспективный. О нем надо узнать побольше. И если ему помочь – помощь воздастся сторицей. Такой будет сидеть на крючке крепко…

Только если сделать все очень естественно – пользы от Германа за железным занавесом будет меньше, чем от Германа, хоть когда-то выезжающего из страны, так что посодействовать в поднятии шлагбаума было бы не вредно. Ой как невредно…..

– Герман, у меня для тебя предложение. Ты послушай, не делай резких движений, хорошо подумай и ответь. Я не шучу.

– Давай, мачо, вперед!

– Слушай, Герман – предположим (только предположим, я ничего не обещаю!), что мы найдем в Сан-Хуане виновников твоего приключения и распубликуем это дело в газетах. Это тебе поможет?

Герман почувствовал себя так, как будто он сидел в помойном ведре, изрядно промок и провонял, и вдруг какая-то невидимая рука начала его понемногу вытаскивать и отчищать. Он представил себе, как является пред очи начальства с печатными материалами, начальство извиняется, делает сразу что-нибудь хорошее (в общем, красные побеждают), и Герман возвращается к тому внутреннему ощущению, которое было полтора года назад. Он даже не осведомился о цене, которую надо будет заплатить. Сыр в мышеловке выглядел чрезвычайно соблазнительно, а кушать хотелось так, что самосрабатывающее устройство для отлавливания любителей бесплатной еды казалось совсем нестрашным!

– Конечно! Все, что угодно.

– Герман, смотри, не подведи меня второй раз! У меня небольшая компания, мы всего лишь консультанты и свободных денег у меня нет, но кое-что в Боливадоре мы можем. Я готов инвестировать в тебя с тем, чтобы браться за проекты здесь, в Советской России. При этом я буду рассчитывать на твою помощь и делиться с тобой выручкой. Подумай над этим. Конечно, ничего того, что у вас называют шпионажем – никому в Боливадоре это не интересно, но у нас множество людей, имеющих бизнес с СССР. Они обращались ко мне раньше за помощью, я отказывался. Теперь попробую браться. Но, чтобы ты понимал – репутация у нас – прежде всего. Я должен быть успешным перед клиентом – первая неудача будет последней. Это не то, что у вас в Советах. У нас каждый за себя.