Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

– Видишь ли, наука для вас кончилась –началась техника и бумаги. Хорошо бы, чтобы их выпускали вы, но сделать как надо, не получится, да и с вас не спросишь, знаю по собственному опыту. Лучше всего будет, если ты передашь нам программу, и мы в случае необходимости сами посчитаем то, о чем еще не знаем. К тому же, у вас испытания на площадке и абсолютно новое изделие в 1980 году – то самое, которое и будет нашим. Работы много?

– Да, конечно, просто не знаю, с чего начать!

– Тебе руки лишние нужны?

– Еще как!!!

– Очень хорошо. Мы отдаем тебе Альфию до Нового года. Выдели ей стол, она будет на вас работать, обучится программе, и вообще…

Валерий быстро сообразил – Альфия испытывает дефицит общения здесь, а уже не юная девочка…. В Москве больше шансов устроить личную жизнь. Ну и слава Богу!

– Так мы договорились?

– Конечно! Передачу программы оформляйте установленным порядком – это деньги!

Старая площадь, октябрь

В обширной приемной, в которую даже из ЦК можно было пройти только миновав специальный пост на пятом этаже, академик Валерий Алексеевич Колбасов ожидал, когда его вызовут на Рабочую группу ЦК. Помощник генсека Чернов уже подходил к нему и еще раз напомнил – пятнадцать минут, не более.

Было очень странно, что такой важнейший вопрос слушается последним – стало быть, Рабочая группа не считает его первоочередным? Что могло быть важнее, – недоумевал Колбасов. Он фактически напросился сюда сам, настояв на своем, несмотря на отговоры Алексея Викентьевича. Последний такой разговор состоялся всего два дня назад в особняке Валерия Алексеевича на Пехотной улице.

– Валерий, ты настаиваешь? Я пока еще могу все отменить и перевести в установленное бюрократическое русло. Пойми, ТАКОЙ доклад им не нужен. Да что ты, мальчик, что ли? С ними можно только так: «Да, конечно, согласно Вашим указаниям, как Вы решите, Михаил Андреевич….», а делать по-своему. И сделаем по-своему, в нашей отдельной взятой семье и в окружении наиболее разумных людей. А эти – Алексей Викентьевич махнул рукой. Да ты посмотри на Солодова – за сорок лет – двести написанных страниц, на которые без слез не глянешь! Я тебе этого, конечно, не говорил, но ты и сам понимаешь.

– Отец, но это ведь невозможно! Еще что-то можно сделать. Если мы не укажем, они с места не сдвинутся. Они же просто не понимают, что происходит!

– Валерий, еще раз говорю – пустая затея. Ты что, бестолковый? Говорят тебе – только все испортишь. И карьеру свою похоронишь. Ты уже без пяти минут Председатель ГКНТ2 – в следующем году твоему Алексанову деньги выделять будешь. А обозлишь этих – они припомнят. Тогда все. Останешься тем, что сейчас. Кто не двигается вверх, тот идет вниз, запомни это!

– Пойми, отец, это – последний шанс. Я все понимаю, но если я этот шанс не использую, то все время буду об этом вспоминать…

И вот сейчас худшие предположения сбывались. Вопрос перенесли с 14:00 на 16. Колбасов сидел в приемной, и настроение ухудшалось с каждой минутой.

Наконец одна створка двери открылась и немолодой человек в сером костюме произнес:

– Валерий Алексеевич, пожалуйста!

Колбасов встал, одернул пиджак, взял в руку папку коричневой кожи с монограммой и решительно шагнул в высокую двустворчатую дверь.

Человек вошел следом.

– Товарищи, переходим к следующему вопросу повестки дня – оценка социально-экономического положения страны, выполненная группой ученых Академии Наук СССР. Материал был всем разослан две недели назад. Слово для доклада имеет заместитель председателя группы академик Колбасов. Прошу, Валерий Алексеевич!

Колбасов встал за невысокую кафедру, разложил листы короткого доклада. Он его писал несколько раз, потом переписывал, и даже, против обыкновения, два раза проговорил.

В эту минуту Валерий Алексеевич почувствовал себя так, как, наверное, Александр Матросов в окопе около деревни Чернушки Великолуцкой области. Надо было выходить на дзот.

– Товарищи, – начал он, – перед нами была поставлена следующая задача.

Колбасов излагал основные положения работы, которые в коротком докладе выглядели куда более впечатляющими, чем в обширном отчете.

Опытный лектор, он внимательно следил за реакцией слушателей и поражался – их лица не отражали ничего. Вообще ничего.

– Ну ничего, – подумал он, – сейчас-то они впечатлятся. – И перешел к результативной части.

– Таким образом, по нашему мнению, выбора нет. Если мы продолжаем имеющийся экономический курс, систему хозяйствования, то в 1985 году мы придем к экономическому краху.

Но есть выход, и я о нем говорил.Сохраняя государственную собственность на средства производства, надо дать предприятиям достаточное количество свободы и установить для них правила поведения, характерное для предприятий рыночной экономики. Планирование производства должно будет сводиться к контролю над соблюдением таких правил и к разработке общего курса развития экономики. Нечто подобное еще в первой половине века предлагали западные ученые Оскар Ланге, Абба Лернер и Энрико Бароне.

Но у нас есть то, чего нет на западе – Коммунистическая партия Советского Союза. Это – неоценимый резерв и движущая сила. Коммунисты страны могут решить самые трудные задачи, и наш коллектив ориентировался именно на эту руководящую и направляющую силу Советского общества.

– Я кончил. Спасибо за внимание.

В зале царила мертвая тишина.

– Спасибо, Валерий Алексеевич, ваша группа проделала исключительно полезную работу, – сказал человек в сером костюме. – Мы высоко ценим ее и выражаем всем вам глубокую признательность. Вопросов, как я понимаю нет.

Переходим к следующему вопросу. Валерий Алексеевич, вы свободны. Спасибо.

Колбасов остановился.

– Как, вообще нет вопросов? Вы понимаете, что нам всем полный каюк через шесть лет, и молчите?

– Валерий Алексеевич, все все поняли. ЦК обсудит отчет вашей группы.

– Как? Обсудит, когда будет время? Надо действовать сейчас, завтра уже будет поздно! – полное лицо Колбасова покраснело, очки в роговой оправе съехали на нос.

– Мы все выслушали. Еще раз благодарим вас.

Колбасов, несмотря на крайнее раздражение, понял, что его просто выгоняют. Но он был намерен идти до конца.

– Товарищи! Я не понимаю вашей реакции – будто ничего не случилось. Я хочу вам сказать так откровенно, как могу – в случае непринятия должных решений я обращусь напрямую к Съезду КПСС. Так больше жить нельзя. До встречи на съезде или в Комиссии Партийного контроля! -

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Алексей Викентьевич Колбасов сидел в своем кабинете и думал тяжелую думу.

Дела были просто хреновые. Валерий, конечно, ничего вообще не добьется, только карьеру сломает. Но, это, пожалуй, и к лучшему, – вдруг пришло в голову. – В свете грозящей катастрофы лучше не высовываться, сидеть спокойно с зарплатой академика и замдиректора, не вылезая под очи общественности. А если в каком-нибудь 85-м – совсем скоро – эта самая общественность будет очень-очень влиятельной? …

Институт, в это же время

– Валера, заходи.

Рогатин толкнул знакомую дверь. За столом не было незнакомых, но тем большим было волнение.

– Последний вопрос, – произнес заместитель секретаря. – Рогатин, Валерий Владимирович, член ВЛКСМ – председатель Научной комиссии Комитета ВЛКСМ Института, рекомендуется кандидатом в члены КПСС. Рекомендуют – Гаршин Владимир Петрович, Котовский Вячеслав Георгиевич, комитет комсомола. Комиссия парткома Отделения и Института по результатам собеседования не возражает.

Вопросы к Рогатину и рекомендующим? -

Дом Культуры, ноябрь

Рогатин сидел уже четвертый час на первой в своей жизни партийной конференции. Он относился к этой организации с уважением – его отец все время работал в партийных инстанциях, что не освобождало его от основной деятельности на производстве, и по тому, сколько людей приходили к ним домой в любое время со своими болячками, он мог заключить: партия – это сила. Все руководство Института также было здесь. А что касается кукол, увешенных звездами, которых показывали каждый вечер в программе «Время», Генерального секретаря, неспособного после инсульта связать два слова, но остающегося на своем посту; слабоумного и фанатичного Идеолога партии, – Валерий считал,что его это не касается. Он-то никогда до такого уровня и такого маразма не дойдет. А не будешь в партии – всю жизнь будешь пешкой. Так что надо сидеть и терпеть – таковы были правила игры.

Доклады были довольно скучными, времени хватало и на то, чтобы читать «Анти-Дюринга», которого прорабатывали на семинарах по философии, и на изучение графиков, которые настроила ему Альфия – честно говоря, без нее было бы совсем туго. Веселая рыжая и веснушчатая – как солнце – девчонка пришлась ко двору в их здании, ее уже все принимали за свою. Последнее время она стала рано исчезать с работы. «Хорошо, – подумал Валерий, – может быть, она и найдет здесь свою судьбу?». Дел было очень много – кроме партии, еще философский минимум, еще подмосковная площадка – там изделие уже почти что было смонтировано, и совсем новая установка в Ленинграде. Щелкать клювом было некогда. Да и годовой экзамен на должность не давал расслабиться – коллеги драли шкуру не по-детски, без оглядки на заслуги.

Валерий ждал окончания конференции, чтобы переговорить со Звонаревым – Валерий был искренне возмущен случившимся перед праздниками инцидентом. Он явился в бухгалтерию с кипой бумаг для передачи программы в ЦЗПМ и был буквально огорошен приемом.

– Это нельзя.

– Почему? Есть же закон, я подготовил все бумаги, ЦЗПМ покупает программу.

– А мы не продаем.

– Почему?

– Повторяю вам еще раз – эти доходы не предусмотрены нашим финансовым планом.

– Но это же не расходы, а доходы!

– Какая разница? План – закон. Такова инструкция.

– А что делать?

– Ждать следующей пятилетки, подавать предложения, мы внесем их в план, потом оформляйте!

–Но через пятилетку она не будет никому нужна!

– Ничего не могу сделать. Иначе мы попадаем под статью о финансовых нарушениях.

Перед Валерием была бетонная стена. Может быть, заместитель Директора академик Н.Н.Звонарев что-то сделает? Надо его не упустить. Слава Богу, дело идет к концу, можно не напрягаться и подумать о своих делах.

Но он ошибался.

Ведущий объявил последнюю часть – разное.

– Слово имеет Первый заместитель директора академик Колбасов.

Валерий Алексеевич поднялся на трибуну. В руках у него не было ничего, кроме малюсенького блокнота.

– Товарищи коммунисты и кандидаты! Я бы хотел омрачить ваше торжественное настроение. Вы все – передовая часть советского общества, лидеры советской науки. Большинство из вас работает на оборону, и я считаю своим долгом сказать вам эти слова. Кроме вас и таких, как вы, стране рассчитывать не на кого.

Колбасов видел недоумение зала. Ничего, это вам не комиссия ничего не соображающих стариков-вождей. С этими людьми можно было жить и работать. И даже грядущие трудности не казались столь катастрофическими.

– Я бы хотел, чтобы у вас пропали иллюзии по поводу положения нашей страны – как международного, так и внутреннего. Все, на самом деле, довольно плохо, а будет еще хуже. Наше стратегическое противостояние с США нисколько не ослабло, а их положение вовсе не стало менее прочным. Начнем с Ирана. Никакая это не революция – это возвращение к четырнадцатому веку, культу невежества и религиозной истерии. Умные люди – Джимми Баркер, Гордон Браун, Генри Киссинджер – быстро сообразят, что нынешний Иран позволит им сэкономить миллиарды, которые они до этого тратили на поддержку Реза-шаха, заложников, в конце концов, спасут. Иран представляет большую опасность для нас – наши среднеазиатские республики могут воодушевиться чем-то похожим, сами понимаете, что там за власть и как люди к ней относятся. Да еще Афганистан, граничащий с нами – как свергли короля, дела идут там все хуже и хуже. В стране – форменная гражданская война, о которой наши газеты предпочитают молчать. Сандинисты в Никарагуа – вовсе не вторая Куба, а нам придется их поддерживать, так что это – только дополнительные расходы. Американцы ведут себя вообще очень аккуратно, они практически не испортили отношений с правительством Ортеги, что доказывает разумность их стратегии и проблемы для нас.

Но все это пустяки по сравнению с тем, что происходит и будет происходить внутри страны. Примерно год назад группе ученых Академии наук было дано поручение по оценке социально-экономического положения СССР на ближайшую пятилетку. И вот что из этого получилось – Валерий Алексеевич в подробностях стал излагать историю работы. Люди были ученые, с ними можно было говорить на обычном для него языке.

Рогатин вздрогнул – Колбасов «в реальном времени» отвечал на все его вопросы, копившиеся уже много лет. Нынешняя общественная система не была охвачена стабилизирующими обратными связями, нужна была отдельная система управления – как в «Амуре» или «Сапфире». Роль САУ в нынешнем обществе выполняет партийная власть. Логика и параметры настройки являются критически важными, лучше всего было бы, если система управления могла бы настраиваться сама (Идея! Об этом надо подумать поподробнее, – подумал Валерий). В великой стране партия также должна работать как часы, и чтобы адаптироваться, нужен работающий механизм выбора лучших . А с этим-то, по словам Колбасова, были колоссальные проблемы…

– Я буду писать съезду, как им и обещал. Но Двадцать шестой съезд – только через два года, февраль 81-го. И что за это время будет – не знаю. (А что, если сделать такой механизм? Система критериев – первая задача – запомнить!– пронеслось в голове Рогатина)

Прошу вас с чрезвычайной серьезностью отнестись к сказанному и учесть его в ваших личных планах. Спасибо за внимание! – Колбасов снял очки и спустился в зал.

Народ расходился в глубоком молчании.

Старая Площадь 6, через неделю

На самом деле ситуация была значительно хуже, чем представляли себе отец и сын Колбасовы.

Партийная бюрократия функционировала с точностью швейцарского хронометра –Генеральный Секретарь ЦК ВКП (б) И.В.Сталин приучил аппарат работать четко и слаженно. Те, кому это не нравилось, давно уже закончили свою жизнь на вечном поселении в северо-восточных областях великой страны. Надо делать только то, что говорят, и тогда не ошибешься. С годами это универсальное правило бюрократии внедрялось все шире.

Рабочая группа сделала только то, что ее просили, то есть приняла Отчет и выслушала сообщение, констатируя в решении тот факт, что работа сделана в срок. Выслушали тоже в срок. А дальше – «жираф большой, ему видней!». Ребята, решайте, а мы не при чем. Тем более, что отреагируешь на такие предложения в докладе – без партбилета окажешься в два счета.

В стране все решало Политбюро ЦК КПСС. Но при формальном равенстве «вес» при голосовании был у всех разный. Исторический костяк сформировался еще в сталинские времена– сам Генсек (не забывающий, что четверо следующих привели его к власти в 1964 году) Министр Обороны Сатинов, Министр иностранных дел Горемыко, главный партийный идеолог Солодов, выдвинутый с низов Сталиным за фанатизм и абсолютную нечувствительность к каким-либо нападкам, Председатель Совета Министров Косыгин, и Андронов – Председатель КГБ.

Трое из них хорошо понимали друг друга. Идея «независимой оценки» два года назад была рождена именно Горемыко, Андроновым и Сатиновым, и немудрено, что Отчет Комиссии Колбасова первыми увидели именно они. И шок от увиденного был сильным. Они никак не ожидали столь обескураживающего результата.

Надо было принимать решения.

К сожалению, в цейтноте.

Распорядок дня этих настоящих правителей страны был расписан по часам на недели вперед, решения им помогали принять собственные «штабы», формируя и обосновывая точки зрения.

Но в этом случае налаженная система дала сбой. «Штаб»– Рабочая Группа ЦК – оказался полностью парализованным. Осуждение и одобрение документа было равно опасны.

Четверо – трое вышеупомянутых и заведующий Международным отделом ЦК Борис Николаевич Чтецов – смогли собраться для обсуждения только во время очередного заседания, назначенного Генеральным Секретарем «комиссии по Афганистану», где дела шли «от плохого к худшему». Афганистан отделяла от соседнего Пакистана проведенная произвольным образом (разделив ближайших родственников) Линия Дюранда, которую Афганистан никогда не признавал. Правитель Афганистана Амин контролировал менее половины страны, и весной обратился за военной помощью к СССР. Брежнев отказал наотрез и поручил создать постоянно действующую «Комиссию», которая и собралась этим декабрьским вечером. Кто знает, чем бы все закончилось, присутствуй на заседании хитромудрый и осторожный Алексей Николаевич Косыгин, но он болел, и это состояние уже становилось нормой.

Строго говоря, ничего хорошего ожидать не приходилось. Амину надоели бесконечные «завтраки» Брежнева, и он, по проверенным данным, нацелился на помощь из-за океана. В свете разворачивающейся во весь рост гонки вооружений на Земле и в космосе именно угроза появления американцев у советской границы казалась наиболее критической и близкой. А только за ней – перспективы катастрофы 1985 года. Но это будет только через шесть лет.

Сталинский нарком Сатинов привык действовать решительно и быстро, деля задачи на части. Американцы сейчас опережают нас в высокоточном оружии, дать слабину – на шею сядут. Надо продержаться два-три года, потом ситуация выровнится. Афганистан стал угрозой, значит надо заниматься именно им.Навести там порядок, а потом подумать о 1985 годе

Андрей Андреевич Горемыко на секунду представил себе, как социалистические друзья» побегут кто куда, они тридцать раз припомнят 1968 год, ввод войск в Чехословакию – что же получается, всего десять лет назад боролись против таких же мер военной силой, а что теперь? Чтобы сохранить соцлагерь, надо ведь и их уговаривать сделать то же самое, а как? Там ведь партии совсем другие, они привыкли жить за счет Советского Союза, как им убедить собственный народ? А что в Африке, на Кубе – это же будет вообще скандал.Если Афганистан уйдет к американцам, то много чего может посыпаться…

Председатель КГБ Андронов даже и представить не мог, как отреагирует средний советский человек на отход от идеалов? Как отнесется к социальному неравенству? Как оживятся диссиденты, подпитываемые американским империализмом?

Но вообще-то ученые правы. Проблема в том, что в стране две власти – одна принимает решения, другая выполняет. Может быть, надо для начала просто навести элементарный порядок? А что касается Афганистана – то американцев допускать нельзя. В сочетании с Ираном аятолл еще одной болевой точкой станет больше

И есть еще один член Комиссии по Афганистану – Главный Идеолог Партии Солодов. Для него – человека, уже тридцать лет ревностно и дотошно охраняющего устои (многие из которых родились в его воображении) – в Докладе была написана полная ересь, за которую в средние века сжигали на костре

Четверо были сосредоточием Системы, которую, согласно выводам Записки, предстояло сломать… У каждого из четверых были серьезные основания считать, что они-то и есть самые лучшие и лучше всех понимающие, что надо для страны.

С другой стороны, их только четверо, и если даже предположить, что они выступят единым фронтом, то вероятность того, что им удастся убедить Политбюро (еще 20 человек потенциальных противников) весьма невелика – скорее всего, им просто «укажут на ошибки» и тихо устранят из системы принятия решений . Но даже если допустить абсолютно невероятное событие, и Политбюро их поддержит, то партийно-государственная машина не начнет действовать раньше очередного съезда.

Съезд – в феврале 81-го, и надо еще прожить полтора года. При перспективе появления американских советников и военных баз на границе СССР – в Афганистане – уже в следующем, Олимпийском году. Случись такое, головы комиссионерам по Афганистану уж точно не сносить. Собственно говоря, если они собрались, то должно быть принято какое-нибудь зримое решение.

А чем-то вещественным было, к сожалению, только одно – вооруженное вмешательство, тем более, что афганское правительство об этом просило много раз. Просьбы неизменно отклонялись уже более полугода. Генсек был настроен бескомпромиссно – нет и все тут. Но теперь ситуация изменилась… Маленькая военная операция казалась паллиативом, дающим дополнительное время на радикальные решения….

Поэтому, когда Горемыко предложил свой хитрый план – ввести в Афганистан спецподразделения якобы для "усиления охраны резиденции Амина", а на самом деле для подготовки его последующей замены на кого-то более дружественного, Министр Обороны поддержал его с энтузиазмом. Оба были уверены, что и отсутствующий Солодов также будет на их стороне, как и случилось через несколько дней, уже на заседании «Малого Политбюро».

1979: Курс остается прежним

Старая Площадь. Тремя днями спустя

У двух высших военных не было абсолютно никаких идей, зачем они могли бы понадобиться с такой срочностью.

Двери зала заседаний открылись. Появился неизменный Чернов.

– Николай Васильевич, Валентин Иванович – прошу.

За столом четверо – Солодов, Сатинов, Горемыко, Андронов.

– Товарищи, Политбюро приняло решение – для обеспечения политической стабильности и гарантий наших восточных рубежей разместить по просьбе Правительства Республики Афганистан ограниченный контингент советских войск – 60-80 тысяч человек. Вам предлагается обеспечить необходимые мероприятия по реализации этого решения, допустим, к 25 декабря сего года. Вопросы есть? – произнес Сатинов.

Николай Васильевич Свечин, герой войны, Маршал Советского Союза, начальник Генштаба, начал медленно бледнеть. Он не был расположен к скоропалительным решениям, тем более, в приказном порядке. Кто это ему здесь приказывает??? Генералу Вареннову ситуация тоже не нравилась, но он молчал. Высказываться в присутствии старшего по званию было неуместно, но Валентин Иванович почему-то предполагал, что кабинетным «штафиркам», как боевой маршал называл всех сидящих за столом, сейчас мало не покажется.

Так оно и вышло.

– Товарищ Маршал Советского Союза, – начал с нажимом Николай Васильевич, глядя прямо в глаза Дмитрию Федоровичу Сатинову – задача, поставленная вами, выполнена быть не может. – Обращение «товарищ Маршал» со стороны курсанта – строевого офицера – генерала – маршала к человеку, не так давно произведенного из совершенно штатских в высшие военные по прихоти Генсека, тем более таким тоном, означало открытое оскорбление. Все присутствующие это поняли без дальнейших разъяснений.

– Я, начальник Генштаба, не могу планировать операцию на основании этих, с позволения сказать, указаний. – Свечин буквально выплевывал слова в лицо. – Советские солдаты будут пушечным мясом для туземных царьков???

– Ура, товарищ Маршал Советского Союза! – подумал Вареннов, невольно вытянувшись по стойке «смирно», что означало – уважаю!!!

Дмитрий Федорович наливался краской.

– Мы – солдаты, – продолжал тем временем Свечин, – и выполним любой приказ командования, но мы должны знать, какие цели ставятся в будущей войне. Если поменять одного афганского султана на другого – «Вымпел», «Зенит» или «Гром» с этим справятся без армии, но вопрос в том, сколько этот новый правитель без нас продержится. Если же мы хотим взять весь Афганистан под наш контроль, то планируемое количество войск должно быть увеличено примерно в пять раз. Только тогда мы можем надеяться на быструю победу, установление новой власти, реформирование командного состава и так далее. Промедление для нас смерти подобно – американцы будут поддерживать Пакистан, граница там открыта, и мы получим второй Вьетнам, только уже наш. Прошу уточнить задачу!

– Вы что, будете учить Политбюро? Вам надлежит только выполнять приказания!!! – в ответ заорал Сатинов, красный как вареный рак. – Сатинов не выносил Начальника Генштаба, но возразить было нечего, оставалось только орать, и от этого «железному наркому» было сильно не по себе.

– Разрешите идти, товарищ маршал? – прежним издевательским тоном – с нажимом на два последних слова – осведомился Свечин.

Идеология продолжала рулить. Движением в пропасть.

Брюссель, в это же время

После долгих консультаций Совет НАТО принял «двойное решение – разместить в 1983 г. в Европе 572 ракеты Pershing-2. Ракеты не подпадали под действующие договоренности об ограничении вооружений в Европе. Одновременно страны НАТО договорились начать переговоры с СССР, чтобы к 1983 г. решить проблему советских евроракет.

Гоголевский бульвар, в это же время

Сатинов позвонил по телефону Генсеку.

– Ну что, Леонид Ильич, я был не прав? Надо начинать операцию в Афганистане!