Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Ленинград, в это же время

Рогатин со своими товарищами из Питера – Алексеем Николаевичем Луневым и Александром Хаимовичем Муринштерном – разглядывал графики, расстеленные на длинном столе для совещаний. Назавтра предстоял пуск того самого – нового – изделия, которое потом придет в Москву на испытания, надо было еще раз просмотреть все неясные места и определить, не пропустили ли чего при подготовке сценария пуска. Лунев был начальником, Муринштерн – в миру Шурик-Мурик – подчиненным, но оба они были страшно способными, кроме специальности, обладали талантами во многих областях – Шурик был поэт и художник, Лунев – музыкант, оба хорошо говорили по-английски (в чем Рогатин им искренне завидовал), и, как два медведя в одной берлоге, не очень ладили друг с другом. Присутствие же Валерия сглаживало напряженность, и работа двигалась.

Рогатина сей факт не мог не радовать – после завершения «обязательной» программы, той, которой они сейчас занимались, можно было перейти к «произвольной» – обсуждению неожиданной идеи, пришедшей в голову во время обязательного ежегодного экзамена на должность. Сошлось два фактора – стресс на экзамене, который сдать необходимо (не сдашь – потеряешь четверть доходов) и постоянный поиск своего места. Если долго мучиться, что-нибудь должно получиться.

И чем дольше он мусолил эту идею, тем более привлекательной она казалась. Однако перед тем, как перейти к делу, надо все взвесить. Лучшего места, чем контора Главного конструктора, и лучших критиков, чем Лунев и Муринштерн, в мире не было,

И сейчас можно было перейти к обсуждению.

Но не тут-то было. На столе вдруг зазвонил телефон – вызывали в Приемную.

Рогатин увидел перед собой телеграмму, в которой ему предписывалось немедленно, любым способом, прибыть на подмосковную стендовую площадку.

– Товарищи, у нас на стенде крупные неприятности по электричеству. На пуск с этим идти нельзя. Поэтому начальство все переиграло – вначале старое изделие на стенде в Подмосковье, а потом – новое у нас. В субботу встретимся…

Подмосковье, на следующий день

Валерий Рогатин с совершенно больной головой брел по заснеженному пустырю. Бессонная ночь в плацкартном вагоне, плачущие дети, боковая полка на десять сантиметров короче Валерия, путь через всю Москву в ИИП, а потом городским транспортом обратно на восток – это было утомительно даже для тренированного Рогатина Долгое ожидание автобуса и, наконец, он здесь. А где это??? Вокруг не было ни души. Смеркалось, холод был изрядный, подмерзали ноздри, значит, минус четырнадцать, а то и ниже.

Пронизывающий сырой и колючий ветер (это, вроде бы, не сочеталось между собой, но было так!) поднимал снежные вихри. С одной стороны шоссе клубился пар от Москвы-реки – она здесь никогда не замерзала по причине гигантского тепла, сбрасываемого в реку великим городом. Из-за специфического состава жидкости, обогащенной московскими стоками, сия река у местных острословов именовалась «Оранжевая».

С другой стороны были заборы, заборы, заборы… Из-под земли донесся могучий рев сверхзвукового потока – кто хоть раз услышал, запоминал этот звук на всю жизнь.

Тропка вела к калитке. Валерий постучался, подал паспорт в окошко. Дверь открылась.

– Рогатин? Ну как же, предупреждали. Заходите!

В караулке было тесно и тепло.

– Валерий Владимирович? Пожалуй к нам. Замерз? Сержант, дай ему чаю, а то не дойдет до места. В общем, пей чай, сахару положи побольше, а потом – все время прямо до последнего здания, там – заход с дальнего торца.

Невзирая на поздний час, здание было полно народа. Гаршин склонился над листом миллиметровки.

– А, Валера, приехал? Молодец. Извини, что так скоропалительно сдернули, но начальство давит. Надо сделать срочно – послезавтра. Так что давай, включайся. Пуск отложить нельзя!

Там же, через два дня

Была суббота. По сложившейся традиции, все наиболее «острые» эксперименты проводились по выходным – мало ли что … А в выходные, не дай Бог, убьются только участники.

Валерий да еще и Шурик-Мурик с ввалившимися глазами после ночи в поезде, наверное, лучше всех представляли, что должно произойти, в каком порядке и когда. Рядом лежала тонкая стопка миллимитровок, сложенных «гармошкой». Алексей Николаевич Лунев, располагавшийся позади них, острым взглядом обегал видимые приборы – он вообще мало кому верил на слово – и готовился делать заметки по ходу процесса. График с расчетным прогнозом параметров, на котором час назад сошлись Муринштерн и Рогатин, лежал перед ним, развернутый во всю длину.

Гаршин сидел на председательском месте, сбоку, у приставного стола – Звонарев и местное начальство. Все до единого были, естественно, одеты в белое, необходимые индикаторы также прикреплены куда надо – так, на всякий случай….

Владимир Петрович Гаршин, волнуясь, взял микрофон и постучал по сетке. Звук донесся во всех помещениях.

– Начальники служб, пожалуйста, подтвердите готовность – произнес он срывающимся голосом.

– Электричество –готово – донеслось в динамике

– СУЗ- КИП – готово

– Дозиметрия – готово

– САУ – готово

– Нагрузки – готово

– Стендовые системы в норме, вакуум – в норме, температура и давление в полостях – штатные.

– Контроль времени – все готово.

Гаршин встал со своего места.

– Николай Николаевич, господа товарищи начальники, разрешите начинать?

Звонарев почесал родинку на носу, и как бы между делом произнес, отвернувшись, -

– Начинайте.

Гаршин встал, держа микрофон.

– Перевести ключ режимов в положение САУ

– Есть САУ. -

Оператору оставалось только фиксировать то, что произойдет. Управление ушло к электронике.

– Пульт САУ – выдать команду «Деблокировка пуска»

– Команда «Деблокировка» выдана, квитанция пришла.

– Выдать команду «Пуск» по счету «ноль» и запустить отсчет времени! Пять, четыре, три, два, один, НОЛЬ!!!

…

Там же,спустя несколько часов

На объекте осталась только смена. Остальные, под изрядным «газом» – выходили из калитки. Жизнь была хороша!

Ленинград, ровно через неделю

Опять была суббота.

Участники предыдущего «шоу» сидели на пульте, практически в том же порядке, только в Питере, а вместо Звонарева был Никитский. Владимир Павлович и командовал парадом.

– Начальники служб, подтвердите готовность!

Валерий Рогатин и Шурик Муринштерн сидели за приставным столом. Миллиметровка с графиком, не вызывавшим непротивления у обоих, лежала перед ними, копия – перед Никитским.

Это был первый – не совсем настоящий, но первый! – пуск бортовой АЭС новейшей конструкции. От предыдущей остался только внешний облик, масса и габариты.

– Есть готовность. Параметры в норме, давление в полостях – в норме.

– Сделать отметку времени…

***

Загрузка вечером в «Красную Стрелу» вызвала определенные трудности по причине не совсем трезвого состояния, но понять людей было нетрудно. Прошедший день подтвердил – многолетний труд людей из многих городов СССР закончился полным успехом. Эта установка была несравненно лучше. По всем параметрам.

Народ не прощался –многим предстояла встреча в Городе всего через неделю. У Валерия билет уже был на руках.

Кабул, 27 декабря

Спецгруппы КГБ "Зенит", "Гром" и "мусульманский батальон" штурмом взяли дворец Тадж-Бек. В ходе боя Амин был убит. В ночь на 28 декабря в Кабул вошла 108-я мотострелковая дивизия, взяв под контроль все важнейшие объекты столицы. Операция была проведена блестяще, во многом благодаря отличному плану. Разрабатывали его многие светлые умы, одним из которых был будущий Председатель КГБ Владимир Александрович Сучков.

Но второй составляющей успеха были незаметные труженики, закладывающие на месте фундамент будущего успеха. Одним из них был скромный сотрудник «Зарубежгеологии» Клим Соловьев. В настоящее время, закутанный в балахон дервиша, он наблюдал за действиями спецподразделений. Ему мучительно хотелось быть там, в гуще схватки, Клим был очень хорошо готов и представлял индивидуально значительную силу. Но нет. Его здесь не было до операции, не будет и после.

1980: Где-то протекает…

Институт, январь

Утро Рогатина началось, как всегда, в Первом отделе. Он поднялся на третий этаж, открыл железную дверь без вывески, поздоровался и, как всегда, попросил:

– Пожалуйста, нажмите 73.

– Нажала.

Его личный сейф был разблокирован. Валерий ключом открыл дверцу, достал портфель.

– Спасибо.

– Валера, подожди, тут тебе письмо. Почитаешь здесь – сказали, чтобы на руки не выдавать.

Валерий повесил на вешалку теплую куртку и поудобнее расположился в спокойной рабочей комнате, настраиваясь на длительное сидение. Но текст был коротким – в две строчки – и необычным для внутриинститутских дел. Ему предлагалось сегодня после обеда прибыть к Заместителю директора по режиму. Для чего – неизвестно.

– Хорошо, – сказал Валерий, – вот письмо обратно с подписью. А что так?

– Мы не можем знать, нам не докладывают…

– Странно, – подумал Рогатин. – Для этого можно было просто позвонить по телефону – зачем официоз разводить?

Однако спорить не приходилось.

Рогатин был настроен благодушно. Третья фаза российского производственного цикла, известного еще с допетровских времен – спячка, раскачка, горячка – завершилась в прошлом году без особых потерь. Удалось даже покататься на лыжах – полуторакилометровая трасса в черте Города воодушевляла – и прилететь домой до Нового года.

Полдня прошло в обмене мнениями о встрече Нового года, о новых назначениях в верхах – за неделю в Городе Валерий пропустил последние новости, об Афгане – все сходились на том, что добровольно лезть в воюющую страну, где все стреляют во всех – форменное самоубийство, вспомнили слова Колбасова на партконференции и удивились – ведь и так все сложно, зачем же делать еще хуже? О жизни в Городе он предпочитал не распространяться – все равно не поверят…

В 14:30 Валерий толкнул дверь приемной.

– Я – Рогатин.

– Здравствуйте, подождите, Сергей Трофимович вызовет.

В приемную вкатился полный Петр Петрович.

– А кого ждем? – спросил он?

– Еще должен быть Веретенников. Фразу закончить не удалось, в дверном проеме появился крепкий мужчина лет поменьше сорока с крупными чертами лица. Он был плохо выбрит, опухшее лицо было бледным, а глаза красными.

– Здравствуйте, – с порога произнес он. – И тебе, Валерий, привет.

Рогатин обрадовался. Он оказался в хорошей компании – когда в одной команде с тобой играет один из лучших программистов страны, становится несколько веселее. Неважнецкий вид Веретенникова объяснялся просто – для него не существовало понятия «рабочий день», его замещала «рабочая ночь». Дикий дефицит машинного времени – оно расписывалось в прямом смысле по минутам внутри Института – вынуждала системных программистов работать исключительно по ночам. Рогатин и сам провел много ночей в компании этих «монстров программирования», и если чему-то и научился, то только благодаря им. Обсуждения проводились за чаем, который за ночь выпивался в совершенно неимоверных количествах – две пачки «со слоном»3 на коллектив и один чайник кипятку на нос. Два часа дня для Веретенникова были обычным временем самого сладкого сна…

Рогатин первый раз был в этом кабинете.

Полный человек лет пятидесяти встал со своего места.

– Здравствуйте, товарищи! Я пригласил вас сюда в соотвествии с Приказом, который получил сам, и с которым вы прямо сейчас ознакомитесь, расписывайтесь прямо на нем. – он пустил листок по кругу. – Проблема заключается в том, что мы в течение примерно уже двух недель наблюдаем активность разведки потенциального противника в районе Института. Это – достоверный факт. Почему собрали именно вас – тому есть две причины. Первая причина – в районе вычислительного центра систематически появлялись автомобили весьма специфического класса – «УАЗ-батон», «РАФ», «Волга-24-универсал», они стояли у забора, примыкающего к зданию ВЦ с включенными двигателями в течение двух-трех часов, несмотря на запрещающий знак,. Сейчас, конечно, не стоят более, мы привлекли ГАИ, и они или похожие, видя инспектора, просто проезжают мимо. Подобных машин в Москве полно, сейчас дни короткие, освещение плохое, и номера разглядеть не удается. Один раз номер был вообще военный, а вы знаете, что проконтролировать их – дело невозможное – номерные знаки они рисуют сами. Раз они рисуют сами, то и любой другой, при желании, может это сделать. Все замеченные автомобили обладают приличной грузоподъемностью, то есть внутри может размещаться солидная аппаратура.

Мы получили сведения о том, что несколько лабораторий в США довольно давно занимаются разработкой оборудования, способного анализировать электромагнитные импульсы, приходящие с АЦПУ, и воспроизводить печатаемый текст. По весам и габаритам оборудование такого класса вполне может быть размещено в транспортных средствах, замеченных с другой стороны забора.

Вторая причина для образования нашей комиссии и вашего участия в ней – мы получили проверенные сведения о том, что разведка потенциального противника располагает сведениями о разработках, ведущихся по направлению малогабаритных реакторов транспортного применения.

В этой связи нам поручено ответить на три вопроса.

– Есть ли техническая возможность предотвратить утечку секретных сведений , получаемых в процессе счета?

– Какой реальный ущерб нанесен этими действиями?

– Как предупредить утечку секретных сведений при нашем дефиците вычислительных ресурсов?

Товарищи, положение серьезное. Я знаю массу анекдотов про шпионов и чекистов, но мы не шутим. Вы даже не представляете, сколько планов может быть разрушено всего одним агентом противника. Так что прошу вас – приложите все силы для ответов на это важные вопросы. Поймите, что от вас зависит объем требуемых средств для защиты наших секретов. И состав комиссии – замначальника сектора автоматизации программирования и один из наиболее квалифицированных математиков и специалистов по малогабаритным системам вкупе с моим заместителем по Первому отделу – был специально подобран для решения этих задач

– Хорошо, нам надо подумать, – отозвался Веретенников. – Что касается АЦПУ, его возможного излучения и его расшифровки, то исходные данные известны – временные диаграммы и прочее, я могу довольно скоро дать цифры и графики. Касательно операционной системы – мы с Валерой подумаем и поймем. А вот остальное…

– Для остального – подхватил Рогатин – хорошо бы иметь ту исходную информацию, на основании которой был сделан вывод о нарушении режима секретности. Без точных данных – цифр, графиков и так далее – оценить способы утечки будет трудновато, и кроме общих рекомендаций – разделения по времени закрытых и открытых задач, экранирования машинного зала – мы ничего сказать не сможем.

– Мы работаем над этим – сказал Сергей Трофимович…

Дюссельдорф, двумя днями раньше

Владимир Герасин, выглядевший не хуже присутствующих (а лучше – прямо-таки красавчик с рекламы!), беседовал с давним приятелем, партнером еще по первым переговорам в Германии. Гюнтер Штелльбринк был высок, полон, разговорчив, фужеры красного вина с подноса циркулирующего официанта он поглощал с пугающей быстротой. Герасин для любопытства попытался понять, сколько же вина может выпить Гюнтер, после пятнадцатого фужера прекратил считать.

Дело происходило в Торгово-промышленной палате Земли Северный Рейн-Вестфалия. В большом и помпезном зале Палаты был банкет по случаю ХХХ-й годовщины установления торговых связей ТПП с какой-то Пиндузией или Болотсваной – какая, впрочем, разница? Уважаемые господа собрались выпить, закусить, расслабиться и поболтать о наболевшем, причем первый раз в этом году. Еда была сверх всяких похвал, напитки – какие только есть на Земном шаре, в общем, все было хорошо. Консул этой самой Болдузии – черный как ночь – тактично удалился, произнеся приличествующую случаю речь и выслушав в ответ приветствие единственной присутствующей женщины – фрау бургомистра славного города Дюссельдорфа.

Владимир уже выполнил первую часть своих дел – перекинулся с Гюнтером парой очень важных слов о будущем большом контракте. Речь шла о поставке комплектной технологии производства микроэлектроники, надо было аккуратно прощупать будущего продавца на предмет продажи этой КОКОМовской продукции через отработанную цепочку посредников. Гюнтер по его просьбе поговорил по этому щекотливому поводу с присутствующим здесь же владельцем фирмы, вернулся, сообщил об интересе и принципиальном согласии на встречу для обсуждения уже конкретных пунктов контракта. Первое дело было сделано, надо было звонить в Москву и докладывать о том, что можно высылать людей на переговоры.

Второй пункт программы оставался пока не выполненным. Герасин ждал появления Вольфрама Тиме – именно к нему был серьезный разговор. Со времени первого знакомства Тиме остепенился, встал на ноги, завел собственное дело – полученных от КГБ денег хватило на раскрутку. Умный Тиме никогда не забывал, кому он был обязан своим успехом, а умный Герасин никогда об этом не напоминал. И сейчас Владимир надеялся, что Вольфрам с пониманием отнесется к его просьбе.

Наконец, в дверях появился благообразный джентльмен на вид лет сорока в хорошо сидящем костюме. Волосы с сильной проседью были аккуратно подстрижены под бобрик, темно-карие глаза смотрели спокойно, облик излучал уверенность. Владимир увидел, как Тиме вежливо поздоровался с Каппом, тот отвернулся. Тиме развел руками, изображая демонстративное сожаление – дескать, я к человеку с открытой душой, а он… Жест произвел впечатление. В общем, прошло всего два года, а как изменился человек – просто не узнать!

– Привет! Как поживаете? Всегда рад вас видеть! Как семья, дети? Добрый день, господин Штелльбринк!

Штелльбринк с неохотой отвлекся от очередного фужера.

– Привет! Присоединяйтесь к нам! – машинально отозвался он.

– С удовольствием! – отозвался Тиме.

– Ну как дела? – осведомился Герасин. – Как бизнес? – он поднял фужер, в ответ на жест Штелльбринка. Тот вылил в себя содержимое, поставил бокал на поднос тут же оказавшегося кельнера и осмотрелся, увидел Герасина, Тиме, взгляд как бы сканировал зал дальше и дальше… вдруг – стоп!!

– Извините, друзья, я вас покидаю – нужный человек – зампредседателя Охотничьего союза – один, надо срочно поговорить, – пошел твердой походкой по залу, не забыв прихватить с подноса новый бокал, светящийся темным гранатом, и тут же опрокинуть его в свою бездонную утробу.

Герасин проследил за Штелльбринком. Гюнтер, прихватив по пути еще один фужер красного вина, приближался к невысокому сухощавому человеку лет шестидесяти с лишним. Лицо человека было необычным – в красновато-коричневую клеточку с резкими белыми шрамами, обозначающими границы пересаженных лоскутов кожи

– Вольфрам, извините, а кто этот тип, к которому устремился Гюнтер?

– А вы не знаете? Это же фон Хёенбоден, очень важная персона

– А чем, простите мою серость, может пригодиться Охотничий Союз?

– Тем, что его зампред – настоящий аристократ, в Готском альманахе на почетном месте.

– Ну и что?

– Вальтер, мне кажется, что вы прилетели с Марса или из России – об этом позже. Посмотрите, кто у нас рулит хлебными местами? Кто у нас действительно решает проблемы – без формальностей?

– Никогда не задумывался.

– Диц, вы даете!!! Князь Фюрстенберг – президент Торгово-промышленной палаты Германии. Князь Гогенлоэ – председатель Союза угля и стали, Александр князь Турн и Таксис – президент клуба Послов Германии, князь цу Зайн-Виттгенштайн – почетный шеф Общества защиты животных и так далее. Для того, чтобы стать заместителем Председателя Охотничьего союза надо быть минимум фон Хёенбоденом – не графом фон, а просто фон Хёенбоденом, граф только один – его больной старший брат, но, уверяю вас, мне далеко до них, как до Луны. Чтобы войти в сообщество действительных правителей надо, чтобы там знали не только моего деда, но и прадеда. Знакомство с настоящим аристократом открывает многие двери, Штелльбринку проще – родственников в Готском альманахе имеет. А мне и надеяться нечего – кто такие Тиме??? Так-то…

– Вольфрам, не комплексуйте. Все меняется. У меня к вам важное дело.

– Слушаю внимательно.

– Вольфрам, я очень рискую, но у меня нет выхода. Я хочу попросить вас слетать в Штаты для того, чтобы привести для меня маленькую посылку. Для вас риска никакого нет, я же это сделать не могу. Естественно, ваши усилия будут вознаграждены.

– Да, Вальтер, я могу это сделать. Кстати, мне все больше кажется, что вы – шпион, думаю, что русский.

– Что так?

– Да, в общем, просто впечатление. Вы не понимаете иерархии, вы интересуетесь двойными, скажем так, технологиями; всегда точны, аккуратны, щепетильны в деньгах, никогда не рискуете – в общем, как в романах Яна Флеминга. Но сразу скажу, Вальтер – если так, то это только добавляет мне решимости. Да, мы, немцы, воевали с русскими. Это была грандиозная ошибка советских и наших вождей – они были необразованными и тупыми скотами, Бисмарка не читали. Кто поддержал Германию в 1921 году – Россия. А кто Россию? – Германия. Братоубийственная война открыла мне глаза. Русские могли перевешать половину населения Германии, но они этого не сделали, они держали немцев в плену только как строителей и вернули большинство из них домой. Это плохо, но, может быть, и справедливо. Но русские никогда не бомбили немецкие города, сравнивая их с землей. Мой родной Эрфурт – превращен в пепелище. Семья моей жены – все погибли в апреле 45-го в Дрездене, от которого остались одни руины. Это были не русские, это – американцы, которым мирные жители не сделали вообще ничего плохого. Они поступили как Einsatztruppen4 в Белоруссии, и должны получить то же самое, что и каратели от белорусов. И я, как честный немец, готов внести свой вклад в эту борьбу. Пусть янки катятся к себе за океан, а лучше – за два, чтобы духу их здесь не было! Короче, что надо делать в этой заокеанской резервации?

Нью-Йорк, тремя днями позже

Роберт Голс, сотрудник архивного отдела Лэнгли, внимательно читал отдел объявлений газеты «Washington Post». Он искал объявление по продаже автомобиля «Mercury» сиреневого цвета 79 года выпуска. 79 означало 80-й текущий год минус номер января – 1. В феврале надо было искать Chevrolet 78 года выпуска.

Он ожидал уже более двух месяцев.

И вот, наконец – есть!. Покупателю предлагалось позвонить по телефону (201) ххххххх, что Роберт и незамедлительно сделал.

– Если вы интересуетесь автомобилем – его можно посмотреть на стоянке около гостиницы «Holiday Inn», совсем рядом с аэропортом La Guardia. Поторопитесь – предложение действительно до 10 января. Сошлитесь на объявление номер 312 – сказал мужской голос без всякого выражения.

– Ура! – подумал Голс – наконец-то. Можно отдать еще один транш за дом и жить спокойно. И эти проклятые русские доставать не будут.

Голс не предполагал, что работать он будет вплоть до своего ареста через много-много лет.… Отказаться от легких денег, которые, можно сказать, сами плыли в руки, было свыше человеческих сил.

История началась пять лет назад. Голс как раз оформил ипотечный кредит. Дом взял чуть дешевле, чем заявлял, образовался остаток денег, и он сдуру решил поиграть на бирже. Результат оказался плачевным – проигран был не только остаток, но и заложенный еще раз дом. Впору было пускать пулю в лоб.

И тогда-то у барной стойки он разговорился с Бóрисом – надо было поплакаться хоть кому-то! Седой джентльмен, по выговору житель Нью-Йорка, был внимательным и чутким, представился врачом, лишних вопросов не задавал (да к чему вопросы? операция готовилась не один месяц, трудности Роберта возникли не на пустом месте). Борис Иванович вдобавок к свободному владению несколькими европейскими языками действительно был доктором медицинских наук и отменным терапевтом, лечившим и вылечившим в свое время даже персону из королевской семьи в одной из скандинавских стран, за что был удостоен высокого ордена. Бóрис быстро вошел в положение и после некоторого раздумья предложил сделку – приличные деньги за небольшие услуги – просто передать из архива несколько копий документов, касающихся русских. Оказалось, что процедура совсем несложная, еще и еще раз глядя на сумму в чеке он просто чувствовал кожей, как уходил холод пистолетного ствола, мысленно поднесенного к виску. Это была надежда – а вдруг удастся выкрутиться?

И вот теперь надо было слетать в Нью-Йорк и оставить в отеле «Холидей Инн» посылку для номера 312, вернее, не посылку, а ключ от ячейки в камере хранения. Все казалось простым, но было одно «но».

Роберт не строил иллюзий по поводу своей неуязвимости. Он отдавал себе отчет в том, что специальные люди неизбежно поинтересуются, как он смог так быстро выкрутиться из очень печальной финансовой ситуации – он сам бы уж точно полюбопытствовал. Так что надо было предполагать, что он находится под контролем своей службы безопасности.