Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

- -
- 100%
- +
– Геннадий Петрович, а как…..– начал Рогатин. ….
Уже было не до обеда. Иншаков встал.
– Будет! Дайте поесть, и мне вообще некогда. Приезжайте к нам на неделю, Георгий все покажет и расскажет. Увидимся вечером
– Валерий, погоди, – раздался голос сзади. Худощавый невысокого роста азиат с правильными чертами лица, улыбаясь, смотрел на него черными крупными глазами. – Привет! Я – Шакир Хакимов. Помнишь? Как твои дела?
– Спасибо, хорошо, без твоей помощи было бы трудно.
– Так удалось посчитать?
– Да, но радоваться нечему.
– Неудивительно. Ну я побежал. Мой доклад на секции прямо после обеда – надо готовиться. Увидимся вечером!
Валерий испытывал необычайный подъем духа – как и все в этом зале. Он чувствовал себя частью могучей армии, силой мысли преодолевающей сопротивление неблагоприятной среды – земного тяготения, атмосферы, действий противника, несовершенства технологий. Казалось, что победить эту армию невозможно. Грешно так говорить, но новый Генсек, может быть, сделает что-то новое, а не только будет навешивать на себя новые звезды?
Даже изрядная порция критики, полученная им на вечерней дискуссии от старых и новых коллег, не охладила его энтузиазма. Правда, замечаний не избежал только Жорж по причине абсолютной новизны идеи.
– Доклад Валэры был харош, – сверкая черными глазами, вещал Эдик .– Ми знаем, что он впэрвые рэшил несколько трудных задач, и нам в свое время здорово памог, но, гаваря честно, прэкрасные рэзультаты палучилыс у нэго случайно.
– Это почему? – возмутился Валерий.
– А вот пасматри – схадимость траэктории опрэдэляется, повидимому, самими свойствами уравнэний. А при других парамэтрах, – Эдик быстро нарисовал кривую на доске. – ты бы балтался вакруг оптимума, никогда нэ достигая его. Ты получил очэнь интэрэсные рэшения, но падумай над этим! – Эдик сошел в зал.
– Валера, Эдик, конечно, прав, – Хакимов взлетел на трибуну – и совет тебе сразу – для того, чтобы отфильтровать ненужные корни, надо анализировать частоты – у тебя этого вообще нет, и на деле все окажется еще более сложным. Но тогда то, о чем говорил Эдик, исчезает само собой, потому что он написал на доске уравнение. – Так что давай, вот тогда-то сходимость будет гарантированной. А так – работа очень хороша, Рогатин молодец.
– Ну надо же, – подумал Валерий – как ребята рубят фишку! За час найти подводные камни в том, с чем он сражался два года, и указать путь из возможных дальнейших тупиков – вот это да! Мне так слабо…
***
– Спасибо, ребята, – обратился Рогатин с рюмкой в руке на ужине поздним вечером – конференция закончилась в десять – был очень рад со всеми вами познакомиться. С такими силами можно свернуть горы. Давайте не расставаться и как-то созваниваться. За нас. «Нам нет преград на море и на суше…» – Валерий опрокинул склянку.
Народ захлопал.
– Валера, давай к инструменту, порадуй народ, и споем что-нибудь!
Невысокий человек в сером костюме не очень хотел участвовать в этом мероприятии – в конце-то концов, их фирма была головной в этой области, он не без основания считал, что все остальные только догоняют. Однако теперь Владимир Владимирович Розов изменил свое мнение.
И дело было не в том, что те или иные результаты были ценными сами по себе. Дело было в атмосфере, заставлявшей всех перескочить на другой уровень рассуждений. И именно сейчас Розов понял со всей очевидностью – то, что они напланировали для орбитального самолета, не годится. Спор Матевосяна с Рогатиным по ассоциации выявил совершенно неочевидную проблему – связка самолета с носителем была чрезвычайно сложным техническим объектом с тысячами узлов и десятками тысяч контролируемых параметров.
Как это все проконтролировать? Испытания по общепринятым методикам могут растянуться на годы. Может быть, поглядеть на кривушку, нарисованную Хакимовым, и предположить, что это – что-то навроде оптимизации стратегии экспериментов? Тогда и к летным можно успеть при его, Розова, жизни.
Председатель семинара набрасывал на листочке бумаги свой отчет перед Совмином. Он был доволен – задача активации системы ответного ядерного удара поставлена своевременно и может быть решена. Ее надо только поделить на независимые части и раскидать между некоторыми из ребят, горланящих здесь про то, что «Солдат всегда здоров»
Резиденция посла США в Москве «Спасо-Хаус», в этот же час
– Жизнь в Советском Союзе теперь изменится. – Вице-президент США с удовольствием сделал еще глоток шампанского, подцепил крохотную канапушку с икрой. За время официальной церемонии похорон все довольно сильно устали. Хорошо, что Посол смог организовать этот прием для узкого круга в своей резиденции.
– Ты уверен? – Госсекретарь Джордж Штолц скептически прищурился. – Может быть, ты веришь россказням о том, что Андронов является втайне американофилом, который обожает читать романы Жаклин Сьюзанн и попивать виски? Зря.
– Нет, не верю. Мы едва перекинулись словами, я сказал, что мы были в одном деле всего несколько лет назад, Юрий мговенно отпарировал, что нынешнее положение – за одним столом – куда предпочтительнее. Серьезно так сказал.
По-моему, он умный. Возможно, мы сумеем с ним поладить. Но надо быть осторожными!1
1983: К новым целям
Кремль, январь
Замминистра Олег Дмитриевич Пеликанов ожидал в просторном «предбаннике» зала заседаний Совмина. Никто не разговаривал, слышался только звон ложечки о стакан и шелест бумаг. Сосредоточенность и нервозность буквально висели в помещении подобно грозовой туче, из которой вот-вот должна ударить молния.
Пеликанов в который раз бегло просмотрел свои бумаги. Вроде бы ничего не упущено.
Дверь зала открылась.
– Олег Дмитриевич, прошу. Семь минут.
Пеликанов поднялся на кафедру для доклада и окинул взглядом длинный стол, во главе – зампредсовмина Смирницкий (преемник Алексея Николаевича Косыгина не очень-то интересовался тем, чего не понимал), человек сорок в одинаковых серых костюмах – министры, председатели госкомитетов, Сергей Александрович Афонин подмигнул со своего места – дескать, все в порядке, можно начинать. Все вроде бы знакомые – или не все? Вот тот незаметный мужчина в очках, лет семидесяти- кто он? Ну ладно, там видно будет.
– Товарищи, я благодарен за возможность представить нынешнее состояние работ – начал Пеликанов. – Сейчас можно отметить, что значительное сокращение работ по необитаемым полностью автоматическим системам было болезненным, но необходимым. Это высвободило необходимые ресурсы и позволили добиться нанешнего состояния дел.
Алексей Викентьевич Колбасов – тот самый незнакомец – внимательно слушал докладчика. На это у него были свои личные резоны.
– Таким образом, – закончил Пеликанов – все развивается в соответствии с действующим Постановлением ЦК и Совмина. Однако необходимы дополнительные ресурсы. Первый из них – станция «Скиф» сильно опаздывает. Причины – занятость смежников наземным сегментом и ограниченность производственной базы необходимого качества. Мы не сможем перейти к летным испытаниям системы в 1984 году без специальных усилий. Второе – учения «Щит-82» и конференция в Куйбышеве показали, что наше продвижение сильно затрудняется гигантским дефицитом вычислительных мощностей. Мы не можем более рассчитывать на немногих имеющихся у нас профессионалов сверх-мирового класса и эксплуатировать их изобретательность. Надо откровенно признать – наш интеллектуальный ресурс близок к исчерпанию, требуется, в конце концов, добавить и «железа»! А то получается, что мы как команда снайпера Павлова в осажденном Сталинграде – десяток лучших в мире специалистов, но перед ними – батальоны! Тем более, что эту команду необходимо нагрузить новой задачей – система ответного удара, все присутствующие в курсе.
–Но позвольте, -перебил докладчика Министр радиопромышленности –некоторое время назад мы приняли стратегию развития Единой Системы ЭВМ стран СЭВ. Что это – мало?
– Позвольте, я отвечу! – с нажимом произнес Олег Дмитриевич. – Как прошлый руководитель Харьковского НПО, я ответственно заявляю, что принятый под давлением определенных кругов стандарт ЕС ЭВМ, а по сути IBM-360 пятнадцатилетней давности – огромный шаг назад. Он годится только на то,чтобы стать универсальной программной и аппаратной платформой. Не более.
– А как же у них, на Западе?
– У «них», как вы выражаетесь, все это используется только для банковских приложений, для чего, собственно, и создавалось. Мы сможем (если, действительно, сможем) обеспечить наших инженеров сравнимыми вычислительными ресурсами на этой базе лет через тридцать. У нас этого времени нет. Спасибо.
Председательствующий улыбнулся.
Олег Дмитриевич знал цену улыбочкам Смирницкого и приготовился к худшему. – Ничего, – подумал он, – место в Харькове всегда найдется.
– Спасибо, Олег Дмитриевич, за исчерпывающий доклад. Следующий вопрос –
Пеликанов вышел в приемную, подошел к столику, взял стакан с чаем, залпом опустошил его, поставил пустой, взял полный.
Приемная, тем временем, наполнялась народом. Докладчики постепенно возвращались на свои места в креслах.
Полная дама в сером платье, белом переднике и белоснежной наколке в волосах ввезла новый столик с чаем, лимоном и сахаром. Она обвела взглядом присутствующих и сочувственно улыбнулась – они были уважаемыми людьми и им было действительно трудно.
– Товарищи, пожалуйста, заходите, – двери открылись.
– Совет Министров поручает Министерству товарища Афонина ….. – все внимательно слушали, стараясь вычленить самое главное и при возможности решить неясные вопросы прямо здесь, после заседания. –
– Министерству товарища Пеликанова выделить….
– И последнее. В обеспечение работ мы приняли решение проработать вопрос о закупке большого количества импортной вычислительной техники. Ваши предложения мы получили, заниматься этими операциями будут структуры Центрального Комитета КПСС.
С места поднялся Алексей Викентьевич Колбасов.
– Товарищи, не беспокойтесь, у нас есть опыт решения подобных задач. Вcе ваши предложения будут учтены самым тщательным образом……
Институт, примерно в эти же дни
Валерий Рогатин склонился над рабочим столом. Ярко светила лампа дневного света, спрятанная под темным козырьком, он любил, чтобы рабочее поле было хорошо освещенным и бестеневым, стол выглядел белым прямоугольником в сумерках январского серого дня. Вокруг никого не было – лихорадочная суета по спасению разваливающегося стенда, не выдержавшего, в конце концов, непрерывных двух лет работы, поглощала все человеческие ресурсы. Рогатин внес свою очередную лепту в общее дело по удалению активных фрагментов двумя днями ранее, теперь можно было заняться и основной деятельностью.
Валерий со свойственной ему эмоциональностью не выходил из глубокой меланхолии – как же, ему указали на такие дыры. Конечно, по молодости лет он преувеличивал чужое величие, но, прокручивая в уме свое куйбышевское выступление, ему было изрядно стыдно. Что за дидактический тон? кого он поучал???
«Конкорд» надо было переделать. Кстати, спасибо Куйбышевским и Атомским ребятам – натолкнули на ряд полезных мыслей. В общем, все, что он сделал , надо порушить и забыть. И чем скорее, тем лучше!
Оставить по-старому – народ засмеет!
Он не испытывал никакого трепета или подъема духа – это была обычная работа, за которую платили зарплату. Прошедшие два месяца очень повлияли на него – иногда потыкать носом в грязь бывало полезно! Хвалиться было нечем – вот они, титаны, до них еще расти и расти…
Тем временем в соседнем здании два человека – выкроивший время для встречи Первый Заместитель директора ИИП академик Звонарев, и ленинградский начальник Никитский – ждали, какие же вести привез и.о. замглавного конструктора по объекту – Якутов.
Геннадий прилетел в Москву тремя днями раньше. Он уже встретился с Заказчиками в Болшеве, сходил на прием в родное Министерство, обегал несколько фирм и, наконец, добрался до Института. Он любил бывать здесь – аура великих свершений и великих людей действительно витала над этими зданиями, парком, всей территорией, обнесенной забором. Но сейчас на душе скребли кошки – то, что он собирался сообщить, было безрадостным. Он вдохнул воздуха в грудь.
– Давайте, Геннадий Дмитриевич, не томите! Видно же, что собираетесь сказать что-то нехорошее – с улыбкой прогудел Владимир Павлович. Он прибыл самолетом полчаса назад – вопрос был чрезвычайно срочным. Хорошего от таких экстренных совещаний ждать не приходилось.
– Мы, в общем, ко всему готовы – небрежным тоном, как будто речь шла о чем-то несущественном, бросил Звонарев. Он догадывался, о чем пойдет речь – в академических кругах, близких к существу вопроса, давно ходили неясные слухи. Но если это правда – для всех, работавших в Питере, в Подольске, в Таллине и в этих двух зданиях, удар будет сильным.
– Хорошо, чего уж тянуть. В общем, Минобороны приняло решение – «Курьер» будет отложен, задачи нашего «Фонтана» будут сильно расширены, он – Фонтан-2 – будет комплектоваться системой электропитания «Курьера» с ядерной установкой значительно большей мощности. Наше Министерство обратилось к Ефиму Павловичу с предложением возложить эти работы на вашу кооперацию. С нашим приобретенным опытом и вашими возможностями Пеликанов уверен в успехе.
– Вот те раз! – эмоционально воскликнул Никитский. – Это что же? Все заново? А как же быть с изготовленными изделиями, заказанным топливом, в конце концов, с людьми, проработавшими на тематику много лет?
– Я не решаю этих вопросов – произнес Якутов. – Однако, как мне известно, работ по изделию 12 ЛКИ никто не отменял – это как минимум необходимый шаг к новому изделию. Наша фирма работает с полным напряжением сил. Единственная новость – сроки, которые были поставлены как ориентировочные, сдвинуты не будут, наборот, они стали более жесткими. Причина простая – у нас и на Тюра-Таме из-за этого нового подхода образовалось «окно», в которое надо вписаться. Любыми средствами. Поставка изделия – ноябрь. Радиотехнический образец – октябрь, но есть еще одно изделие – бортовой комплекс управления, после инцидента с «Кругозором» он обязателен для всех. И это – июль. На следующий естественный вопрос – что с изделиями и людьми – отвечаю: все заказанные изделия и работа по их заводским и конструкторским испытаниям будут оплачены – это решение Заказчика. Топливо – тоже.
– А зачем?
– Хоть без вас новый поезд не уйдет, надо показать нашу силу. Но обращаю внимание – бортовая математика от всех смежников, включая вас – май, знаю, что сроки очень жесткие, но иначе программной поддержки вашего изделия на борту не будет. – Якутов временами показывал свое истинное лицо жесткого и непреклонного руководителя.
– Но какими силами, – спросил Владимир Павлович, – наши САУшники этим вообще не занимаются, мы не делали, кто?
– У меня ответ готов. Муринштерн и Рогатин, Рогатин и Муринштерн – в любом порядке. Все равно кроме них некому. -
Минут через десять появился Рогатин – в халате, из нагрудного кармана торчали разноцветные карандаши; ластик – необходимый элемент для постоянного перерисовывания блок-схемы – был подвешен на нитке за пуговицу. Туго набитый портфель оттягивал правую руку.
– Валера, у нас вопрос. Принято решение о ЛКИ, до них – БКУ. Сможем ли сделать математику?
– Конечно, сможем! «Конкорд» будет в апреле, как договаривались, у нас все по плану, просто надо все переписать, но это реально.
– Речь идет о борте и мае.
– Ну ничего себе задачка! По ней же ничего нет.
– Как нет? А твоя АСУ? А все программы?
– Но это же другая машина, другой язык, надо же переделать все, что есть!
– Ну если не май, то никогда.
Валерий задумался. «Никогда» его не устраивало. Но, по правде говоря, все надоело. Конца этому процессу видно не было. Однако, «тронул – ходи!»
Наступила тишина. Якутов видел знакомое «отсутствующее» выражение лица Рогатина, глаза которого, расфокусированные, смотрели куда-то в сторону.
Глаза вернулись на место.
– Ну?
– Можно. Надо написать «кросс» и все будет.
– А что такое «кросс»? – поинтересовался Звонарев.
– Программа, скажем так, машинного перевода с одного машинного языка на другой. Тогда, имея «Конкорд», мы сможем перевести любой его фрагмент на язык борта.
Широкое лицо Якутова с глазами-«запятыми» расплылось в улыбке.
– Ну я же говорил – Валера что-нибудь придумает!
Рогатин тем временем соображал – входной поток, преобразование не должно быть взаимно однозначным, интересует только одна сторона, перекодировочная таблица. Все не так сложно.
Валерий не ощущал ничего, кроме досады от неожиданно свалившейся работы. Он знал, как делать, что будет, отношение окружающих, так важное для него два-три года назад, его теперь не интересовало.
Он еще не понял, что именно в этот момент и кончилась молодость.
Вашингтон , в эти же дни
Ну наконец-то, – произнес Картано, открывая дверь своего кабинета.
Собрались все основные силы – те, на которые он лично мог рассчитывать. Питер Джованичи – недавно избранный сенатор, талантливый инженер и организатор Ричард Верба – один из руководителей Лабораторий «Сандия», замдиректора Лаборатории вооружений Энтони Фьоре, его помощник по космическим системам Франк Томмазо. Все они оказали большую поддержку Джованичи в процессе предвыборной борьбы и сейчас представляли собой сплоченный кулак.
Однако Верба не вписывался в концепцию седоусого «финансиста» – он совсем не принадлежал к «семье». Фрэнку пришлось употребить все свое красноречие и влияние. И не зря.
– Джентльмены, – продолжил Картано, – как вы знаете, в марте Президент будет выступать с большой речью. Решение о начале работ по развертыванию системы стратегической обороны принято. Мне и Министру обороны Каспару Уайнуотеру хотелось бы знать вашу личную точку зрения, насколько возможно создание системы, в конечном итоге обеспечивающей наше господство в космосе.
– Я, пожалуй, напомню задание, – не вставая с места произнес Верба и начал читать с бумаг, лежащих на столе. – Целью работы является создание противоракетного «щита» США для надежного прикрытия всей территории Северной Америки посредством развертывания нескольких эшелонов ударных космических вооружений, способных перехватывать и уничтожать баллистические ракеты и их боевые блоки на всех участках полета. Основные элементы такой системы предусматривается базировать в космосе. Для поражения нескольких тысяч целей в течение нескольких минут предусматривается использование активных средств поражения на новых физических принципах, в том числе лучевых, электромагнитных, кинетических, сверхвысокочастотных, а также нового поколения традиционного ракетного оружия «земля-космос», «воздух-космос». Вот так.
– Ну и что ты думаешь по этому поводу?
– Фрэнк, может быть лучше вначале скажет Энтони как специалист по оружию космического базирования?
– Пожалуйста, ждем!
– Честно говоря, я и не знаю, что сказать. Поймите, я счастлив, что работаю в этой команде и имею финансирование для работ, которые считаю послезавтрашним днем. Но, джентльмены, когда-то надо и отчитываться! А проблемы лежат на поверхности – как вывести элементы ПРО на опорные орбиты? Как распознавать цели в условиях помех? Да и в конце-то концов, представьте себе, что мы должны, сидя в Вашингтоне, увидеть (по сигналу откуда-то) площадку на пляже в Оушн Сайт в Южной Калифорнии, навести лазер и поразить лучом волейбольный мяч над сеткой до того, как нападающий вобьет его в поляну противника! А реактивные моменты ? Что будет с самим космическим аппаратом после такого рода разворота? А если несанкционированное срабатывание отдельных элементов космического эшелона системы ПРО? Тогда русские могут спровоцироваться на упреждающие действия. И все.
– Ну хорошо. Энтони, мы что, не будем это делать?
– Фрэнк, ты прав – если не ставить этих задач, то их никогда и не решить. Но надо заранее придумать, что мы скажем сенатской комиссии, что покажем, и как вообще мы будем жить дальше?
– Может быть, Дик?
– Я бы в этой ситуации вообще воздержался от определенных обещаний. Президент хочет, чтобы программа имела исследовательский характер, нам это на руку, и, по правде говоря, мы ничего иного и не сделаем.
– Погодите, джентльмены, – вмешался Джованичи. – Подумайте над тем, что реально можно показать сенаторам (кстати, я один из них) как результат этапа работ?
– Так дайте мне продолжить. Фрэнк, откровенно говоря, во временных рамках президенства Рейдена, даже с учетом его возможного переизбрания, нам эту задачу не решить. Это мое мнение. – Ричард Верба, сверкнув лысым черепом, со стуком положил на стол карандаш, которым он только что водил сверху вниз, как бы ставя точки после каждого слова.
– Точно? – Картано обвел взглядом присутствующих, явно ожидая, что кто-нибудь возразит. Таковых не нашлось.
Точно, – продолжил Верба. – Наша задача, как я ее понимаю – заложить основы, на которых в дальнейшем, при другом Президенте, можно было бы действительно достичь чего-то реального. Поэтому давайте работать честно – Президент ставит задачу, мы должны сделать все для ее решения, поэтому мое предложение – Энтони и Франк пишут список вопросов, Сандия делает то же самое, далее мы сравниваем тексты и делаем резюме – те первоочередные задачи, которые и надо решать в рамках будущей Программы по этапам. А там посмотрим, чем отчитываться, и так, чтобы было понятно каждому.
– Ну раз так, – сказал Картано утвердительно, – Дик, ты и будешь тем человеком, который будет формировать исследовательскую программу. Пит, что ты думаешь?
– Думаю, что это – лучшее решение, – с каким-то облегчением произнес Джованичи. Он и на самом деле был в легком шоке, поскольку до этого разговора относился ко всему несерьезно – подумаешь, одной программой больше или меньше, какая разница? Выслушанное в кабинете повергло его в шок. И вдруг нашелся человек, который не боится! Так флаг ему в руки!
– На комиссии в четверг я буду рекомендовать Ричарда Вербу на пост заметителя директора Программы по технологии – встал со своего места Джованичи. – Дик, я надеюсь, что ты согласен?
– Он согласен, – ответил за него Картано. – Мы собираемся здесь в первый и последний раз. Команда, наконец, сформирована, я ухожу со спокойной совестью. Президент подписал мое прошение об отставке.
– Куда??? – присутствующие повскакали с мест. Сюрприз был неприятным.
– Буду помогать вам всем, работая в бизнесе – фирме OCS. Думаю, что когда программа пойдет, от свободного от правил частного консультанта пользы будет больше, чем от подневольного чиновника
Фрэнк не сказал важного. С государственной службы его отпустили (?) при одном условии – маленькая частная фирма Overseas Consultants and Services Inc. (OCS) должна оказывать (продолжать оказывать) услуги Правительству Соединенных штатов Америки, никогда не называя имя заказчика. За некоторые из таких услуг можно было потерять свободу на длительный срок по любому законодательству, но это уже был риск фирмы, не хочешь – не делай.
Парк усадьбы «Архангельское», на следующий день
Алексей Викентьевич Колбасов проснулся, по его меркам «жаворонка», поздно – был уже восьмой час утра.
За окнами было темно, снаружи не доносилось ни одного звука – огороженная территория поселка госдач была более чем в километре от Рублево-Успенского шоссе, к тому же и на нем по случаю субботнего дня автомобили были редки. В тишине он прислушался к ощущениям – с каждым утром, по правде говоря, вставать было все труднее. Он все больше чувствовал свои годы; предательское желание все бросить, затопить камин и сесть к огню с книгой и чашкой кофе становилось почти непреодолимым.
Но нет. Надо напрячься и доделать все, что наметил. Если не он, то кто? Что будет с Валерием, с его детьми, в конце концов, с тем образом жизни, который кажется сейчас устоявшимся и комфортным? В 1917 году верхи тоже думали, что ничего произойти не может, а что стало спустя всего два месяца?
Январское совещание у Смирницкого в Совмине было последним действием, «собравшим критмассу» и запустившим реализацию идеи, над которой Колбасов думал уже четыре года.
Глядя в зеркало на свое намыленное лицо, Колбасов прокручивал в памяти события последней недели – проекты документов, визы, переговоры, еще и еще раз, все заново с другими формулировками. Самым главным было не допустить обвинений в предательстве идей марксизма-ленинизма – дух Михаила Андреевича до сих пор витал на Старой площади, и подобные аргументы могли похоронить любое начинание вместе с автором, как бы высоко он не стоял.
Денег в стране скоро не будет. Какое-то новое руководство – не Андронов, а его наследники – начнет изыскивать финансы для затыкания дыр в бюджете. Будет выскребано все, что есть, и бездарно проедено, точно так же, как ранее пущенное под распыл наследие царских и сталинских времен. Новые идеи ведь не появились, хозяйство идет по старинке, и результат будет тот же, что и сейчас, только хуже.