Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Но как взяли, так и выкинут. Если, конечно, он сам не создаст себе поддержку. Ясное дело, Егор Кузьмич рассчитывает на отношения типа «чего изволите» – вчерашняя ровня стал высокомерным, барственным и недоступным, трубку не снимает, когда Борис Николаевич звонит.

Но Ёшкин – не из тех, которые будут кому-то прислуживать!

Он вспомнил, как его назначали на должность Первого секретаря Обкома – фактически Генерал-губернатора Урала с неограниченными полномочиями. Конечно, ему тут же доложили, как характеризовал его предшественник – «разобьется, но приказ выполнит». Это было правдой, но в те далекие времена. А сейчас – увольте! Да, выполнит и сейчас, но для одной-единственной цели – быть первым. И так, чтобы все это видели!!!

Решительность в действиях иногда рождается из глубокой неуверенности в себе и мучительного желания сделать что-нибудь, чтобы оборвать напряжение и разрядить ситуацию. Еще в детстве здоровенный Борис предпочитал решать дворовые проблемы кулаками – он органически не выносил длительного выяснения отношений или каких-то раздумий. Что думать – надо бить, лучше первым.

И еще. Борис усвоил раз и навсегда – поверженных противников не бывает. Хороший противник – убитый противник. Если бить, то насмерть.

Спустя всего пять лет ему предоставится шанс доказать себе и всему миру эти положения на практике.

Москва, улица Гамалея, в это же время

Серый УАЗ-«батон» стоял на заднем дворе медсанчасти 12.

В бетонном заборе охраняемого заведения была выломана дыра, достаточная для того,чтобы через забор могла перелезть даже женщина. С наружной стороны какой-то добрый человек приставил широкую доску. Этим лазом частенько пользовались больные, бегающие домой или рабочие на территории – для визитов в магазин по соседству.

Человек в «батоне» услышал звук радиотелефона, нажал тангенту.

– Понял, я готов

Человек поставил на обрез открытого окна тяжелый объектив фотоаппарата. Если бы кто-нибудь имел возможность посмотреть сквозь него, то он бы увидел эту самую дыру в заборе во все поле зрения.

– Внимание, он подходит, – раздалось в динамике.

Человек положил руку на кнопку фотоаппарата.

В поле зрения камеры появился Адольф Георгиевич Толмачев. Он сунул руку под доску

– Щелк!

Достал консервную банку

– Щелк! Щелк!

Озираясь, стал подниматься наверх по узенькой асфальтовой тропке, на ходу заворачивая банку в принесенную с собой газету «Комсомольская правда».

Это действие было последним, которое удалось запечатлеть изнутри медсанчасти – Толмачев исчез из поля зрения.

Но дело было сделано. Местонахождение тайника определилось,осталось ждать удобного случая чтобы взять с поличным. Сейчас этого делать было нельзя – банка вполне могла оказаться пустой. Тогда все старания насмарку.

Нижние Мнёвники, июнь

Рогатин чувствовал, как с плеч свалился груз – наконец-то он избавится от соседского автомобиля. Ему позвонила жена Андрея и попросила быть в гараже, лучше с ключами.

Полгода Валерий приглядывал за андреевской «Ладой», чистил снег на всякий случай, пару раз подзарядил аккумулятор, это было нетрудно, но груз ответственности висел. Сегодня – свобода!

Как бы не так!

Вместо ожидаемой хрупкой фигурки в светлом платье перед ним стоял Андрей Благоволин, в кителе и фуражке, с сумкой в руке!

В боксе нашлась пара рюмок, закусывали икрой из банки, извлеченной из сумки. Говорил и пил в основном Благоволин.

– Ну вот, Валера, я все понимаю, Вахромеев не мог поступить по-другому. Ну ничего. Служу, новое дело, даже интересно!

– А как дети, Вика?

Благоволин помрачнел.

– С этим беда. Вика там не приживется, условий нет, стройка идет полным ходом, «Антрацит» ведь ваш? Без него совсем беда – электричество очень плохое, до тех пор, пока не запустим твою кастрюльку, дальше не продвинемся. А потом – считай, в октябре, уже начнут завозить технику. В январе начнем испытывать объект. Так что через год, в восемьдесят шестом, не раньше, можно будет ставить вопрос о возвращении. Да я и сам не пойду на прежнее место – там слишком много возни и интриг, может, и здесь все образуется, должность у меня уже генеральская, так что прорвемся! Да и Москва – черт ее разберет!

– А что ты так?

– Тревожно, Валера! Трепачев 25-го выступал в Смольном, мне ребята из Главного штаба Флота полную речь прислали, так это ужас что творится! Мы, оказывается, в **пе по всем показателям, а позитивная программа одна – госприемка на предприятиях и борьба с пьянством. Хорошего ничего не будет – как заставить людей работать? Ведь люди получают за работу фантики и талоны на заказы. Как быть?

– Да, Андрей, я слышал эти цифры еще в 79-м, без напряга ничего не решить, я тоже не знаю, как Трепачев будет изворачиваться. Люди устали смотреть по телевизору на процветающих вождей и жить впроголодь. В Московских магазинах ведь уже давно ничего нет! И эта дурацкая идея с сокращением продажи спиртного! А деньги откуда, живые деньги, а не цифирки с нуликами и в отчетах Госкомстата?

– То-то и я думаю.... Конечно, хорошо везде навести порядок, но кто будет это делать? У руля все те же, ничего не меняется. Да ну и черт с ними. Надо запустить «Рубеж», тогда хоть янкесы будут бояться!

– А что за «Рубеж»?

– Говорить не стоит, но то, что сработает само – после нарушения связи с командованием по всем трем контурам.... «Антрацит» не боится даже ядерного взрыва, электропитание мы будем иметь всегда, теряется связь – запускается командная ракета, а уж она дает команду всему тому, что осталось в живых после ядерного удара противника…..

Рогатин внезапно сопоставил услышанное с локальными и замкнутыми задачами, которые ему с завидной периодичностью спускали сверху якобы полуофициально, но за решение неизменно платили. Мозаика собралась, очевидно, остальные фрагменты картины делают коллеги по всему Союзу, может быть, кого-то он и знает.

Андрей продолжил:

Не хочется даже думать об этом, но сделано будет!

– Точно, будет, – мысленно продолжил Валерий

– Так что другая банка икры – тебе, а уж, извини, ключи оставляй у себя. Я здесь всего на неделю.

Москва, улица Гамалея, Июнь

Все тот же УАЗ-«батон» стоял на заднем дворе медсанчасти 12. Вблизи гаражей снаружи забора какие-то люди копались в нутре старого «РАФика», еще один РАФик – «скорая помощь» стоял неподалеку. Было понятно, что водитель «Скорой помощи» помогает коллеге, попавшему в беду.

Водитель «УАЗика» услышал сигнал.

– Он подъехал.

Наступал момент истины – накануне был зафиксирован факт появления здесь, у забора, Пола Штейнмеца. Он оставил здесь сверток, аккуратно упакованный в алюминиевую фольгу и завернутый в газету.

И вот со стороны медсанчасти появился Толмачев. .

– Внимание!

Деятельность «рабочих» стала более осмысленной. Оператор в «батоне» включил кинокамеру.

Адольф Георгиевич Толмачев тем временем подошел к досочке, соединявшей дыру в заборе, наклонился, быстрым движением извлек из-под доски сверток, поднялся и столкнулся с рабочим, как раз собиравшимся подняться по доске.

– Ты что толкаешься? Смотреть надо! – Толмачев был в негодовании.

– Спокойно, Адольф Георгиевич – подошедший сзади мужчина в белом халате был весьма убедителен, поскольку к первому «рабочему» уже подошел второй, оба держали предателя за руки. – Пройдемте с нами.

Процессия из пяти человек направилась к «Скорой помощи».

Всю процедуру снимали на кинопленку из «УАЗ»а.

Большая Дорогомиловская, четыре дня спустя

Мисти Лазарус и Пол Штейнмец завтракали в столовой посольского дома. Мисти был страшно занят, времени для общения с Полом было мало, сегодняшнее утро было зарезервировано заранее.

Штейнмец казался подавленным. Это бросалось в глаза. Даже тактичный Мисти не мог не задать вопроса.

– Что так, Пол?

– Мисти, не понимаю, что происходит, главное, зачем мы здесь. Я тут все больше проникаюсь духом русской жизни – люди какие-то очень свободные внутри, а их лидеры вызывают изумление. Посмотри на Трепачева, может быть, он и хочет как лучше, но поверить я в это не могу. Ни один нормальный американец не понял бы как работать просто за контроль, а программа трезвости – вообще рассадник гангстеризма и коррупции, мы же проходили это в тридцатых. Это и ждет русских. Что мистер Трепачев говорит о международных отношениях – вполне разумно и правильно, но то, что он делает внутри страны – путь к гибели.

– Но погоди, есть ведь что-то еще? Чего расстраиваться из-за русских?

– Да, есть, – с неохотой отозвался Штейнмец. – Но вначале о русских. Как тебе сказать? Они нормальные люди, не говоря уже об их нереально красивых женщинах, но жили они всегда в обстановке подготовки к войне. Вначале – с собственными крестьянами, потом – к войне с Германией, потом – холодная война, потом – война за коммунизм, каждое поколение «закладывало почву» для будущего.

А теперь представь себе, что враг исчезает. Коммунистические вожди присвоили себе право распределять любые блага – от колбасы до автомобилей. И все время объясняли свое право одним – происками очередных врагов, а теперь? Врага нет, народ возмутится, красную кнопку, скорее всего, нажать не удастся, но Трепачева уж точно прихлопнут. Долго он не протянет. И снова здорово. Так что на душе скверно.

Да и вот еще что. Ты знаешь, что мы разрабатываем агента в русских высоких кругах. Пять дней назад я ему оставил посылку. Вчера он позвонил, сказал, что есть данные, которые я долго искал, но передать надо лично. Странно! Полгода результатов не было, а теперь появились?

– Так забудь! Пусть передает обычным способом!

– Да ладно, в конце концов, вся эта жизнь надоела. Бегаешь здесь как бобик, и чем дальше, тем хуже получается. Встречаемся с Толмачевым, как обычно, на речном трамвайчике у Новоспасского моста, начальной станции для прогулки по Москве-реке. Место замечательное, полно разных людей, случайная встреча подозрений вызвать не может. А случись чего, так КГБ в тюрьму не посадит – статус как-никак.

– Погоди, Пол, а если вышлют? Что будешь делать?

– Да что-нибудь придумаю! Вообще, забудь. Мы с тобой все обсудили, так что передай в Центр, а если что-то случится, то до скорого – в Лэнгли!

Троице–Лыково, через два дня

– На теплоходе я поднял портфель, выяснилось, что рядом сидит не Толмачев, а человек, загримированный под него. Тут меня и взяли.

Это все, отец Серафим. Я обязан покинуть Советский Союз в 48 часов как персона нон грата.

Священник долго молчал.

– Тяжело тебе, Вениамин, вина твоя велика. Но будем надеяться на лучшее. Господь милостив, он хочет раскаяния грешника, а не смерти его.

Вот тебе телефон митрополита Лавра, мы с ним переписываемся, невзирая на конфликт между церквами. Бог един, а митрополит – воин Веры Православной в Америке. В Нью-Йорке найдешь его, он поможет. Ступай с Богом!

Пол Штейнмец вышел из дверей храма, выглядевшего весьма непрезентабельно, но уже одетого лесами, и медленно побрел к пристани речных трамвайчиков. Он оставил автомобиль в Серебряном бору, куда надо было переправляться на катере. Штейнмец просто оттягивал момент прощания с городом, в котором прошло несколько последних лет его жизни и где для него забрезжил новый путь.

Альбукерк, июль

Самолет из Майами приземлился без опоздания.

Фрэнк с ненавистью узрел в зале прилета неизменного Тарантелло, тот изобразил на лице самую широкую улыбку, какую только мог. Ну да, босса надо любить. Хотя надо отдать должное, Фред тянул огромную повседневную работу. Вот и сегодня – прилетел пораньше, наверняка все организовал как надо, ждет указаний.

– Фред, спасибо, что встретил. Давай выдвигаться, поедем без спешки. Мне надо подготовиться.

За десять минут, пока ехали по короткой Гибсон до25-й дороги, на город упала темнота. Она не мешала Фрэнку – за пять часов полета он выучил все необходимое почти наизусть.

У русских точно есть мегаваттный лазер наземного базирования – экипаж «Челленджера» может это подтвердить, именно их и облучал такой лазер с полигона Сары-Шаган в прошлом году. Этот же лазер смонтирован на Candid’e3 – различим на авиабазе «Чкаловский» под Москвой, значит, летные испытания начались. И есть, чем выводить этот лазер на орбиту – «Атлант» с огромным сооружением поверх фюзеляжа был замечен много раз, эта штуковина более всего напоминает ракетный двигатель для заброса 100-120 тонн на низкую орбиту. Самое опасное – их противокосмическая и разведывательная группировка близка к объединению в единую структуру с системами поля боя.

Этого вполне достаточно, чтобы не терять бдительности, но…. Общественность, дьявол ее разбери, думает по-другому. Факты, которые муссируют газеты, с осторожным оптимизмом комментируя события в России – русские резко снизили военную активность в Европе. Новых SS-20 и SS-23 за последние три месяца не развернуто, у них идет нормальная служба, стрельбы производятся только с известных полигонов. Может быть, это сигнал о готовности к переговорам.

Эти дурачки никак не поймут – нынешнее положение может измениться вмиг. Прав Генри, с которым он беседовал перед отъездом – сейчас в верхушке борьба, у ком-боссов нет времени на выполнение своей главной функции – управлять экономикой. Они воюют. Трепачев в Ленинграде призвал к войне с привилегиями и номенклатурой. Он и получит войну. Первый выстрел – «сухой закон» – идея, родившаяся в тандеме Соломин-Лозгачев, проводится с демонстративным пренебрежением к российским традициям и отвернет от Трепачева его сторонников. Но это удар не только по мистеру Трепачеву, но и по экономике – Советская система не выдержит. А самому мистеру Трепачеву не уцелеть при любом варианте. Он – идеалист, верит в то, что на кого-то из партийного истэблишмента можно опереться. Нельзя! Фрэнк убеждался много раз – слово политиков вообще ничего не стоит! Трепачеву надо срочно создавать идею мира, и решительно, даже безжалостно, претворять ее в жизнь, мобилизуя на действия всю партийную мощь. Если не предложить новой национальной идеи, то удалением прекраснодушного Трепачева дело не ограничится, глубокие социальные перемены в России неизбежны, да и не факт, что Советы вообще останутся, а не развалятся на кусочки с ядерным оружием.

И вот тогда-то общественность вспомнит о сегодняшнем дне, но будет поздно. Такого оборота событий допускать нельзя.

За размышлениями Фрэнк и не заметил, как автомобиль остановился на паркинге Сандия Крест.

Ресторан “High Finance” располагался на высоте 3300 метров – рядом с конечной станцией подъемника; вагоны доставляли «безлошадных» снизу, из раскаленного Альбукерка по самой длинной в мире безопорной канатке, имеющей самоназвание «Трамвай» (tramway).

Пятеро в ресторане не могли наслаждаться ужином, хотя прохладный сухой и чистый воздух, напоенный ароматом хвои, вкусные и не такие уж запредельно дорогие (как можно было ожидать по названию) блюда, тихая музыка чрезвычайно к этому располагали.

Они сидели на веранде, взирая на панораму вечернего города, раскинувшегося внизу двадцатикилометровым квадратом. Из зала разглядеть людей за столиком было невозможно, и это было хорошо, так как ужин заказчика работ – сенатора Пита Джованичи, которого в Альбукерке знала каждая собака – с исполнителями – Энтони Фьоре и Диком Вербой – мог бы стать поводом для разбирательства в сенате. Компанию дополняли организаторы встречи – Фрэнк Картано с неизменным Фредом Тарантелло, и это с формальной точки зрения вообще не лезло ни в какие ворота.

Дик Верба был расстроен, но понимал, что Пит прав. Три года работы, а результат – только перехват на Кваджалейне, да и то журналисты твердят, что подстроен – на ракете, дескать, был радиомаяк. Да, во время пробных пусков два года назад радиомаяк был, но ведь не сейчас! Но, «единожды солгавши, кто тебе поверит»4…

– Джентльмены, – продолжал Пит – в ноябре встреча Президента с их Генеральным секретарем, знаете, что орут газеты о миролюбии Трепачева и о затруднених с проектами СОИ. Скажу сразу – деньги на 1987 год будут выделены только в случае реального результата, который надо будет показать общественности. И этот результат нужен в октябре, не позже. Хоть что-нибудь, но неубиваемое. Иначе я сделать ничего не смогу. Дик, мобилизуй все силы! Энтони, возьми дела под свой личный контроль! Начало ноября – dead line! Мне, право, очень жаль…

– Пит, по правде говоря, все трудно… Мы просто вязнем – голос Фьоре был тих

– Используйте, может быть, опыт русских? – продолжал сенатор.

В разговоре наступила пауза – самый подходящий момент для того, чтобы озвучить предложение, родившееся в голове Фрэнка еще месяц назад. Опыт русских, который как следует не изучен….

– Действительно, у нас есть куча оригинального материала, который расшифровывает Мисти Лазарус. Может быть, вам просто надо отвлечься от повседневного напряжения и на все посмотреть другими глазами? – голос Картано был тихим и твердым. – Сейчас конец июля, вы уже давно должны быть в отпусках, а вкалываете как ненормальные. Поезжайте на Западное побережье, у нашего друга «шефа» рядышком – шикарный отель Del Coronado, у него там и корпоративные цены вполне божеские, заодно и с Мисти пообщаетесь, послушаете, вопросы позадаете – ведь не все, что он слушает, вы видите на бумаге? Ведь хорошая идея, а? А с верхним начальством я договорюсь.

Усов Тупик

Генеральный секретарь ЦК КПСС, главнокомандующий Вооруженными силами Советского Союза Михаил Сергеевич Трепачев из окна лимузина любовался пейзажем Рублевского шоссе, самой ухоженной дороги в стране. Он чувствовал себя уставшим – день был напряженным, но полезным, слава Богу, дом уже близко. Дорогу всегда освобождали для проезда вождей, но Трепачев сам попросил не устраивать спектакля с эскортами и мигалками – шоссе по случаю субботнего дня было и так свободным, Mercedes ГАИ, «Чайка» охраны без сигналов, да и его ЗиЛ неспешно катили на запад. Жуковку проехали, вот-вот поворот на Огарево.

Мыслями он возвращался к сегодняшней встрече с генералитетом – Министр обороны пригласил Генерального секретаря на ежегодный сбор командующих войсками округов и флотов в Белорусском военном округе.

Михаил Сергеевич почувствовал, что его выступление присутствовавшим понравилось, и это было хорошо. Он не особенно удивился – если с людьми говорить откровенно и доброжелательно, то они все понимают. Тем более, что он не скрыл тяжесть ситуации в экономике и своих планов по смягчению уровня напряженности. Оказалось очень кстати, что дипломаты уже договорились о встрече с американским президентом осенью в Женеве, эта информация подчеркнула уровень доверия Главкома к командирам.

Да, похоже, высший командный состав – на его стороне. В случае чего это поможет делу. Случай мог наступить – борьба в ЦК разгоралась нешуточная. Недооценивать специалистов по аппаратным играм было нельзя. Кто знает, что они задумают? Тогда и всем его инициативам придет конец подобно загробленной хорошей идеи о борьбе с алкоголизацией. Михаил Сергеевич с досадой сознавал, что антиалкогольная акция пошла криво и не туда – вместо поддержки он получил раздражение трудящихся. А почему? Все – вкривь, вместо реальной работы и убеждения – соревнование за то, какая область больше закроет винных магазинов. Зачем? Ведь экономической идеей кампании, на которую он согласился с большим трудом (черт бы побрал этот момент!), был перевод денег населения в неалкогольную сферу, развитие пищевки, а что получилось? Тогда на заседании секретариата ЦК он насмерть разругался с заместителем Предсовмина Леонидом Васильевичем Смирницким, тот был против наотрез вплоть до того, что написал заявление, а он, Трепачев, подмахнул. Сдуру. Хорошо, что вовремя опомнился, вернул. Смирницкий, черт бы его взял, опять оказался прав.

Нет, с нынешними руководителями каши не сваришь. Уж слишком сильно они зажирели. Это ведь очень просто – надо только выполнять директивы ЦК. А кто в ЦК? Еще выдвиженцы Хрущева, усвоившие правила игры – сидеть тихо и не высовываться, а то товарищи съедят. Но у них было право голоса, чем они и пользовались под давлением (обещаниями) тех или иных группировок. Коалиции были действительно опасными, поэтому Хрущев и разогнал в свое время сплоченную команду старых большевиков – Кагановича, Маленкова и Ко. Но пришедшие на смену были, пожалуй, похуже тех, прошедших индустриализацию и войну.

Надо менять кадры.

В этом году первый шаг сделан, 27-й съезд будет хорошим поводом для разборки. Хорошо бы начать с Москвы – старейший член Политбюро Гришанин полностью разложил организацию, везде сватья и кумовья. Нужна новая метла. Может быть, Ёшкин? – Трепачев его знал уже много лет и не сомневался, что тот пройдет бульдозером по московским завалам. С другой стороны, не слишком ли быстро тот будет расти? Еще возомнит о себе невесть что…. Но по-любому, надо подумать…

Да и по экономике – что-то успехов не видать. Какое там «ускорение»?? Товаров стало еще меньше. Почему? Ведь промышленность работает на полный ход! Госприемка, персональная ответственность – все бестолку. Что происходит, черт возьми? И спросить не с кого – все говорят правильные вещи, все идет вперед, а результата нет.

Но куда это «вперед», ни Трепачеву, ни кому-либо еще, было неведомо. И для чего менять кадры, как выяснилось – тоже.

Старая Площадь, в это же время

Олег Дмитриевич Пеликанов положил трубку ВЧ.

Он собирался в отпуск с понедельника, и дела надо было привести в порядок.

Пеликанов был хорошо знаком с новым начальником Генштаба – Сергеем Федоровичем Вахромеевым, как-то случилось, что после избрания нового руководителя они стали встречаться чаще, чем раньше.

Олег Дмитриевич только что закончил разговор с Белоруссией. Сергей Федорович рассказывал о поездке Трепачева очень подробно, голос был веселым, чувствовалось, что напряжение, державшее маршала, спало.

Но Пеликанов привык смотреть вдаль.

Надо ожидать, что реальное сокращение вооружений действительно будет. Что случится с военно-промышленным комплексом? Ничего хорошего. Надо готовиться к масштабному «затягиванию поясов» и суровой фильтрации выполняемых работ. Но есть темы, которые просто обязаны быть завершены при любом развитии событий – новая ракета летный образец уже на подходе, боевая станция «Скиф», космический самолет, и, конечно, «Возрождение», которое надо достраивать.. Хорошо говорить, что орбитальные станции Штатов, которые они хотят развернуть в рамках Стратегической оборонной инициативы, можно нейтрализовать пассивными средствами, но это же и удар по своим – наиболее выгодные орбиты окажутся замусоренными навечно. Нельзя же надеяться только на то, что американские инженеры вечно будут терпеть неудачи!

Олегу Дмитриевичу пришла в голову мысль созвать большое совещание по этим вопросам прямо на следующей неделе, но поразмыслив, он успокоился – народ все равно летом ничего не сделает, да и восемьдесят шестой год по финансам уже спланирован. Можно организовать это мероприятие попозже, чтобы в восемьдесят седьмом перейти к реальным изменениям, в том числе и штатным.

До осени потерпит. Что тревожить людей перед отпусками?

Сан-Диего, двумя неделями позже

Но предполагают люди, а располагает только Бог.

Герман Кайрес имел свое начальство, Мисти Лазарус– свое и к Фрэнку Картано отношения не имевшее (пока).

Дик Верба вышел из дверей аэропорта, вдохнул пахнущий эвкалиптами и водорослями морской воздух. Было прохладно – после пятидесятиградусной жары на Уайт Сэндс здешние двадцать семь казались раем. Высоченные пальмы ровными рядами выстроились на безукоризненно подстриженной лужайке. Идеально чистые автомобили без какого-либо напряжения перестраивались по сложным траекториям парковок, предугадывая действия соседа по потоку и неизменно им содействуя. Ричарду, впервые попавшему в этот город, сразу же бросался в глаза совершенно особый размеренный и неторопливый ритм жизни.

– Как в Голливудском гламурном сериале, только лучше! «Санта-Барбара» нервно курит в сторонке и отпаивается валерианкой. И как здесь люди работают? – с искренним удивлением подумал Дик.

Навстречу шагнул невысокий смуглый и коренастый мужчина в сопровождении довольно крупной девицы, возвышавшейся над ним на полголовы.

– Дик Верба?

– Да, а ты – Мисти Лазарус? А это кто?

– Дик, у нас проблемы – начальство высылает меня в Европу, надо встретиться с клиентом. Железный занавес, сам понимаешь, приходится следовать их расписанию. Вылетаю в Майами уже сегодня, а оттуда – в Венгрию. Мне, право, очень жаль, но…. Даю вместо себя нашу сотрудницу – Наталью Родзянко, она переводила много материалов из Москвы. Ее предки после революции 17-го года сбежали из России. Мисс Родзянко тебе поможет, все расскажет и прокомментирует – все ее время принадлежит тебе, извини, а я побежал домой, мне на север – в Ла Хойю, а вам – на юг, в Коронадо. Наташа, устрой Дика и сама знаешь, что делать! Дик, прости, но начальство требует! Hasta la vista!