Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Алексей Викентьевич отчетливо понимал – это не случайность. Знать бы, почему, можно было бы поправить.

Попробуем, но надежды мало.

Надо провентилировать ситуацию, может быть, к Октябрьским праздникам получится.

Что же было не так?

Южный Урал, примерно через неделю

Аркадий Гершензон надвинул сыну кепку на лоб, получил в ответ тумак от быстро убегающего и орущего от счастья отпрыска – тот увидел приятеля на школьном дворе и помчался к нему. Все было хорошо, начинается новый день с новыми заботами, радостями и проблемами. Осень на Урале была замечательным временем – чистый воздух, разноцветная растительность , не жарко, но еще и не холодно, сил после отпусков прибавилось. И даже бардак в стране казался на этом фоне не очень-то существенным .

Мысли «руководителя группы бортового программного обеспечения Гершензона А.М.» уже несколько дней вертелись вокруг разговора с директором. В прошлый понедельник Аркадий зашел поприветствовать начальство, вернувшееся из отпусков. Против ожидания, шеф был серьезен.

– Аркадий, в районе известного тебе полигона в Штатах делается что-то непонятное. Мы получили сообщение от куйбышевцев и москвичей – там явно испытывается какой-то объект, довольно хорошо замаскированный и очень активный в диапазоне частот ХХХХХХ. Проблема в том, что ни УСы, ни «Легенды» ничего не видят, может быть, из-за аппаратурных ограничений. Наш «Зевс» в этом плане получше.

Военные очень хотели бы знать, что это такое.

Я понимаю, трудно найти то, не знаю что. Особенно в том случае, когда ограничен по времени – по расчетам баллистиков, допустимый интервал для нас очень узок – примерно с 18 ноября и до 25-го. Аркадий, я обращаюсь к твоей группе и лично к тебе – напрягитесь! Ожидать от америкосов хорошего не приходится, особенно когда с наземными системами ПРО у них стало что-то получаться.

И тут-то все и началось. Аркадий извелся, ходил по коридорам (занятие для конторы со строжайшей дисциплиной немыслимое), писал какие-то программы и до одури много читал – всего что придется. Аркадий мог надеяться только на какую-то ассоциацию, может, найдется что-то похожее.

Но этой задачи пока никто не решал. Сознание этого факта давило на психику, Аркадий это ощущал как тяжесть на голове. Трудно идти не зная куда, это все равно что блуждать в темноте с завязанными глазами – пришло ему на ум.

В темноте и с завязанными глазами.

Но ведь глазами дело не ограничивается! Ведь есть и тактильные ощущения – можно ощупать стены, вестибулярный аппарат чувствует вертикаль, по ним можно представить, что вокруг тебя творится… То есть картину? Зрительный образ?

А если не так, будем улучшать образ? И менять траекторию «движения», чтобы улучшить дальше??? Где-то такая штука попадалась…..

Настроение улучшилось.

Аркадий, по-еврейски упорный, дотошный и организованный, открыл портфель, вытащил главную ценность – рукописный журнал с аннотациями всего того, что он когда-то читал20. Аркадий не ленился тратить время на такие штуки, он-то был твердо уверен, что потраченные в свое время десять минут могут сэкономят десять дней, а то и месяцев в будущем.

Сейчас был именно тот случай. По мере перелистывания страниц ощущение удачи крепло и перерастало в уверенность.

Точно, видел.

Вот оно. Здесь же, в портфеле.

Тяжелый том в простых картонных корочках, как положено, перечеркнутых красным по диагонали, Валерий при памятной встрече в Подмосковье недаром рекомендовал этот отчет как «первоисточник», писал для себя в качестве справочника, и «загрифовал», чтобы точно уж не потерять.

Благодарности – Шакиру Хакимову, Александру Муринштерну, Эдику Матевосяну. Это хорошо, если чего будет непонятно, можно у них спросить, а Шакир – тот вообще рядом!

– Поехали. – Аркадий открыл отчет – Это должно быть здесь. Ну и что из того, что речь идет об управлении? Надо переформулировать задачу, и тогда все получится!

Рогатин улучшал систему управления. Ему, Аркадию, предстоит ведь тоже что-то улучшить, надо только придумать как толковать переменные в толстенном труде применительно к его случаю. А процесс оптимизации – вот он, перед глазами!

Противное ощущение блуждания по лабиринту без входа и выхода пропало. Если Рогатин сделал что-то подобное, стало быть, сделаем и мы. Есть идея, значит нет проблем, а только трудности. Полет нормальный.

Подмосковье, примерно в это же время

Эдик Багратович Матевосян в служебной «Волге» перечитывал тезисы доклада. Генералы любят кратко и четко.

Матевосян нервничал – от его выводов в значительной степени зависела работа многих организаций. Какие-то проекты будут закрыты, какие-то, напротив, должны быть интенсифицированы. Доклад содержал рекомендации командованию о возможном редуцировании «Возрождения» – какие крайние варианты удешевления возможны без существенного снижения боеспособности системы в целом..

Эдику было искренне жаль, что ни «Амур» ни «Сапфир» не попадают в первую очередь «оптимизированной» системы, не понадобятся скорее всего, и на более поздних стадиях – наука уйдет вперед. Атомск об этом еще не знает – два летных образца будут испытаны, это уже не отменить, а что будет потом? Куда перейдут класные специалисты?

С Москвой и Ленинградом проще – там всегда что-нибудь подвернется. Так что ни Рогатин, ни Муринштерн не пропадут.

Ленинград, примерно в это же время

Александр Хаимович Муринштерн возвращался из командировки.

В портфеле у него был драгоценный документ – акт о согласовании технических требований на изделия. Драгоценный для него самого.

Алексей Николаевич Лунев обещал отпустить его в длительный неоплачиваемый отпуск при условии, что Александр завершит дела в Таллине по заказу серии. Завершил.

И вот она – свобода!

Никто на фирме не понимал, зачем потребовалось уходить превосходному специалисту, имевшему отличные работы и прекрасные виды на будущее.

Но для самого Шурика ситуация была зеркально ясной.

Во-первых, делать было нечего. Работы по самой интересной теме прекращены, будущее пусто и туманно. Отсиживать время и деградировать – увольте!

Во-вторых, вокруг – одна ложь. Верить властям нельзя, ситуация ухудшалась на глазах, к власти приходили какие-то балаболы – один Трепачев чего стоил! Вот уж, воистину, говорящая фамилия. Протестовать бессмысленно – его голос никто не услышит. И что, ждать? Чего???

В-третьих, есть место, где его ум, талант, способности и моральные качества требуются каждый день. В храм приходят люди. которым нужна помощь. Прямо сейчас. Александра там оценили и звали в ряды.

Конечно, очень плохо, что жена не разделяет его убеждений. По трезвому размышлению Александр понял, что по нынешним временам и сыну будет непросто жить с отцом где-то в дальнем приходе, без книг, электричества, общения.

Но ничего не поделаешь. Долг главнее.

1986: Чернобыль-3

Атлантический океан, 3 октября

Ранним утром 3 октября 1986 года на лодке К-219 произошёл взрыв баллистической ракеты в одной из шахт. В момент взрыва крейсер дрейфовал в 680 километрах к востоку от Бермудских островов. Лодка сразу же «провалилась» до глубины 350 метров.

Капитан мгновенно принял непростое решение, а тренированный экипаж выполнил все четко и слаженно. Вручную в условиях сильнейшей активности были отремонтированы цепи управления и защиты реактора. Все цистерны были продуты, чтобы избавиться от балластной воды. Одновременно были запущены винты для выполнения режима экстренного всплытия. Через две минуты после взрыва К-219 выскочила на поверхность воды. К этому моменту несколько героев-моряков уже отдали свои жизни за то, что реактор удалось заглушить и навсегда заблокировать цепи запуска ракет с ядерными боеголовками. В дальнейшем число погибших увеличилось – люди продолжали умирать от острого лучевого поражения и ожогов.

Через три дня, 6 октября, лодка затонула. Бо́льшая часть экипажа была спасена американскими моряками. Подводный крейсер проекта 667 «Навага» с несколькими баллистическими ракетами на борту до сего времени покоится в Северо-Американской котловине Атлантического океана на глубине 5500 метров

1986: Чернобыль-4

Волынское, в это же время

Сегодня – четвертый удар.

Михаила Сергеевича Трепачева не покидало ощущение надвигающейся опасности. Мало того, что Припять. Вдобавок – «Адмирал Нахимов». Подводная лодка К-219.

И последнее, самое свежее. Саудисты объявили об увеличении добычи нефти. Они, по правде говоря, предупреждали в мае. Но реализовали сейчас.

Цена грохнулась вчетверо. И это была катастрофа.

Ему уже звонил Рыжиков, давал расчеты – экспортные доходы уменьшатся втрое. Бюджет на будущий год проваливается.

Надо искать что-то, что позволит отвлечь население и сбережения народа.

Трепачев понимал, что у него под контролем невероятное богатство – земля. Она используется плохо и неэффективно, дачники и огородники это доказывают. Но потому плохо, что неправильно. Он свято верил в Госагропром и прочие чудеса социализма – священной коровы, рожденной классиками сто лет назад из собственной головы.

Но, кроме этого – международные дела. 11-го предстоит встреча с Президентом США. Вопрос о выезде и диссидентах решен. Но по вооружениям? Где пределы отступления? Рейден будет настаивать.

И нету времени сосредоточиться. Верные люди докладывают, что отношение к нему лично стало намного хуже, чем раньше. Народ хочет немедленных действий, а лодку раскачивать нельзя… Нужен результат. Любой и сейчас. А то Лозгачев и Ёшкин разорвут корабль напополам.

Старая Площадь, в это же время

Егор Кузьмич Лозгачев разрывался между долгом и принципами.

Долг требовал подчиняться решениям Политбюро.

Принципы – противодействать гибельному курсу нынешнего Генерального секретаря.

Никакой индивидуализм не пройдет. Пусть под нажимом Трепачева принято постановление об Индивидуальной трудовой деятельности. Но рвачи нам не нужны. И очень удачно, что удалось его уравновесить мерами по борьбе с нетрудовыми доходами. Спекуляции и наживе должен быть поставлен прочный заслон.

Егор Кузьмич не мог представить себе, что народ уже окончательно потерял ориентиры. Что делать, когда Политбюро говорит «стой там, иди сюда»?

Институт, через три недели

Валерий Алексеевич Колбасов начинал беспокоиться всерьез.

Прошло уже немало времени с момента окончания его работ в Припяти, а ожидаемых сдвигов в его положении не происходило.

Трепачев вернулся из Рейкъявика после переговоров с американским Президентом. Журналисты освещали ход встречи, Колбасов внимательно следил за событиями в Исландии и видел, что успех там был более чем сомнительным.

Валерий Алексеевич был уверен, что результаты могли быть и получше, если бы он участвовал в переговорах. С его опытом в исследованиях комплексных систем он мог бы повернуть ход обсуждений, найти новые резоны и аргументы. Но почему же его не пригласили?

И вообще – какой-то застой в делах. Катастрофа в Припяти – ею занимаются другие люди, подробные исследования требуют времени и специальных усилий. Но почему к нему, герою-ликвидатору и энциклопедисту, никто не приходит за советом и просьбой о помощи?

Более того, ему сделали возмутительное, на его взгляд, предложение – возглавить какой-то новый Институт по безопасности. Они что, с ума посходили? Он, звезда с мировым именем, будет начинать с начала какое-то непонятное дело? Зачем? Он же без пяти минут директор Института Измерительных приборов – фирмы, прославленной в мире! Да и дела в Московском Государственном университете были превосходны. Если не Институт, то МГУ никуда не уйдет! Вот это позиция для него, там можно развернуться. А в новой шарашке? Постыдились бы….

Все будет хорошо. Надо только чуть подождать.

Валерию Алексеевичу не довелось убедится, что его оценка ситуации была неверна в корне.

Как только он (радостно) согласился на высокую позицию в Правительственной комиссии, то в ту же секунду оказался на поле партийного чиновничества и вынужден был играть по принятым там правилам. Опыта же аппаратных игр у него было куда как меньше, чем у остальных участников этой команды. Команда потратила несколько часов, чтобы определить – Валерий Алексеевич по профессиональным и психологическим данным наилучшим образом отвечает их интересам.

Само его назначение его в Правительственную комиссию было потрясающим по красоте и коварству ходом персон, заинтересованных в уходе от ответственности за катастрофу. Точно так же хороший шахматист объявляет шах королю, одновременно нападая на неприятельского ферзя. И атака удалась. Почти полностью.

Во-первых, самые главные лица остались в неприкосновенности – те самые, которые назначали директоров, секретарей партийных организаций и тщательно душили любую критику своих действий. Система сверху донизу – от Москвы и до Припяти – не только выжила, но и укрепилась. Виноватыми стали ученые и инженеры, и это было хорошо – пусть не высовываются.

Во- вторых, руководство Министерства энергетики не понимало и не любило все, что связано с мирным атомом. Привычные станции были куда более близкими и понятными. Ядерной энергетике был поставлен прочный заслон.

В-третьих, сам Ефим Павлович Заславский и его могучее и самодостаточное Министерство были бельмом на глазу высших партийных инстанций, высокие технологии были барьером для карьеристов, желающих порулить необозримыми ресурсами. С этим надо было кончать. И, используя любимое выражение нынешнего Генерального секретаря, «процесс пошел» – Заславского больше нет, репутация Министерства подорвана, а откусить что-то от большого куска – сам Бог велел.

В-четвертых, позиции нефтяников и газовиков начали потихоньку улучшаться – теперь альтернативе тепловой энергетике не предвиделось.

Не удалось одного – сместить, а лучше бы посадить за решетку Алексанова А.П. как главного виновника катастрофы. Аппаратчики, стилем жизни которых было победное шествие по трупам бывших друзей, рассчитывали, что Валерий Алексеевич будет изо всех сил топить своего начальника в надежде быстро занять его место. Тогда можно было бы отодвинуть его в сторону и посадить на кресло руководителя ведущего научного центра страны одного из нужных людей.

Но Валерий Алексеевич был честным человеком, хотя и холерическим идеалистом.

Раз так – пусть сидит в заместителях пока рак на горе не свистнет!

Старая Площадь, в это же время

Михаил Сергеевич Трепачев приехал на работу в прекрасном расположении духа – впечатления от Рейкъявика были свежи. Он чувствовал, что отношение к нему и стране изменилось, об этом говорили и отзывы в прессе и реакция команды Рейдена. Успех его воодушевил, можно было двигаться дальше. И здесь была победа. Все пока получалось.

Его взгляд упал на ежедневную экономическую сводку, и настроение переменилось. Диаметрально.

Он вспомнил вчерашний разговор с женой. «Захарке», как он ее называл наедине, он доверял больше, чем себе; ее рассказ о прочитанной статье какого-то однокашника его заинтересовал. Но рукопись, которую он по ее совету начал читать, ни в какие ворота не лезла. Проглядев пару страниц, Трепачев с ненавистью запустил пачку бумаг в дальний угол комнаты. Подумать только – этот Шматко говорил, что все трудности – не от методов реализации социализма, а от самой идеи! И как только доктор философских наук до такого додумался!

Но в памяти всплыло соображение, поражающее своей четкостью. Действительно, возможны ли прочные гарантии личных свобод, демократии, когда все члены общества работают по найму у государства и не имеют самостоятельных, независимых источников существования?21 А что такое государство???

Трепачев на секунду ужаснулся – что же это получается, он все время занимается тем, что ищет самых лучших и самых достойных управляющих для всего народа? А возможно ли это в принципе??

И опять к Рейкъявику. Встреча со Штолцем поздней ночью после очередного раунда переговоров, предмет был таким, что пришлось просить жену переводить. Речь шла о деньгах населения на Сберегательных22 счетах. Сумма угрожающе росла, Совет старого Министра Финансов, пусть даже и США, мог быть полезным.

Ответ Штолца был быстрым – превратить сбережения в активы. Но он тут же осекся.

– Да, Майкл, другого выхода нет. Если твое правительство хочет остаться у власти, эти активы должны быть ликвидными.

– А как это понимать?

– Естественно, как возможность продать то, что купил. Во-первых, конечно, недвижимость. Загородные дома, доли в предприятиях и так далее. Но как это соотносится с вашей плановой экономикой – не знаю…

– Не понял, в чем проблема?

– Они же не купят часть предприятия или кусок земли, – ну хорошо, – перебил себя Штолц, – вижу, что земля для вас – сакральное, пусть не купят, а возьмут в пожизненную аренду, – только для того, чтобы потратить деньги. Им же это нужно чтобы продать, если придет нужда, а то и на этом заработать? Так?

– Ну предположим, – не столь уверенно отозвался собеседник.

– А как? Ведь у вас – планы. Куда деть продукцию? Если будете планировать для каждого, то никто делать не будет, плановая экономика уже есть. Нужно, чтобы каждый видел выгоду лично для себя. Понимаю, для вас, социалистов, это дико. Но я другого пути не вижу.

Тогда на этом разговор закончился.

Но, похоже, сейчас придется к нему вернуться. Экономика – одни разговоры. Госагропром ничего не дал. Бюро по машиностроению – тоже.

Не новый ли НЭП нам нужен?

Но НЭП хорош тогда, когда границы на замке, а война исключена. И она будет исключена. Пока он у власти, никаких провокаций к развязыванию нового витка гонки вооружений не будет. Да, недовольных будет много, весь военно-промышленный комплекс. Но он-то понимает, что демонстрация мирных намерений важнее. Секреты у нас не удержатся, так что все надо делать честно.

Новый НЭП –ответственное решение, невозможное без поддержки всего народа. А ее не будет, пока у власти все старые кадры. Остатки сорной травы из центральных органов партии должны быть выполоты. Из стариков в Политбюро остался только казахский лидер, 22 года у руля. Пора менять и его.

Вторая задача – Афганистан. Как уйти без потери лица? И решать надо немедленно. Денег на войну тратится немерено, тем более, что потери росли день ото дня – американцы наладили поставки противовоздушных систем афганским партизанам, самолетов и вертолетов сбивали по паре в день, и ничего не поделать – правильно воевать было уже нельзя, поскольку неизвестно, кто внизу, ведь новый руководитель Наджибулла пытается мириться со всеми сторонами конфликта.

Но не надо пытаться увильнуть от экономических проблем, – Михаил Сергеевич оборвал себя усилием воли. – Решение о НЭПе должно быть принято снизу. У него есть поддержка внутри страны. Но это ненадолго. Часть партии идет за Лозгачевым. Влияние Ёшкина тоже увеличивается день ото дня, все это напоминает бег в разные стороны. Михаил Сергеевич видел, что его собственные позиции в стране начинают шататься. И вправду, что может Генеральный секретарь в партии, идущей неизвестно куда?

А если общенародная поддержка? Демократия сама по себе ценность. Люди это оценят. Тогда и вопрос о новой экономической политике решится легче.

И на Западе его признали и, в случае чего, Запад поможет. Но для этого надо играть по правилам Запада – по правилам демократии.

А ведь в этом что-то есть! Надо обдумать эту идею.

Маклин, в это же время

Президент фирмы Overseas Consultants and Services внимательно просматривал видеозаписи встречи в Рейкъявике. Смотрел и удивлялся.

Неужели Трепачев столь самонадеян? Он хочет играть на демократическом поле. Но демократия требует не меньших, а больших проработок правил игры. Опыта в этом виде спорта ни у кого в Советском Союзе не было и нет.

Правда, такой опыт есть у других людей и в других местах, здесь например.

Почему же советский лидер так уверен, что специалисты по свободе и демократии будут его поддерживать? Во всяком случае, в планы компании OCS Inc. это не входит.

И опять Старая площадь

Олег Дмитриевич Пеликанов в кабинете этажом ниже Трепачевского по буквам анализировал запись переговоров в Рейкъявике.

Рейден предложил совместные работы по СОИ. Зачем? Конечно, Михаил Сергеевич отказался, выразив глубочайшее недоверие, и правильно – при журналистах ничего другого не ожидалось. Но когда в приватных беседах попытались прояснить (в гипотетическом, конечно, ключе) предложения Президента США, вдруг выяснилось, что обсуждению вполне могут подлежать все возможные варианты, связанные с космосом. Это надо взять на заметку, вдруг пригодится?

Надо дать задание посмотреть повнимательнее. Тем более, что ракета, станция «Скиф», и орбитальный корабль уже на подходе. После реализации этой программы наши позиции на переговорах со Штатами будут куда лучше!

Интересно, а почемуназемные системы остаются как бы в стороне? Это следует понять и как можно быстрее.

Южный Урал, в это же время

Торопить нужды не было – Аркадий Гершензон и без этого похудел вдвое. Бывший "Аполлон" превратился в собственную тень.

Время поджимало, а вылезали все новые ошибки.

Но слава Богу, что Аркадий был не один. Он действительно так считал. Чем дальше, тем более он ощущал себя частью неформальной, но тем не менее весьма реальной армии советских ученых и инженеров, работавших для обороны Родины. И «боевые товарищи» со всех концов необъятной страны не подводили. В этот раз Аркадий был главным, но понимал, что если что-то потребуется товарищам, то он точно также встанет рядом с ними.

Началось все с Шакира Хакимова, плохо было только то, что у них министерства были разными и секретчики на подобные контакты смотрели косо. Но тут помогло собственное начальство, уладившее вопрос через верха, говорят, что через самого Пеликанова. Шакир внимательно выслушал и дал ценнейший совет – съездить в Куйбышев к Георгию Чепурнову. Аркадий до этого не был с ним знаком, медведеподобный завотделом был страшно занят, но, услышав имена Валерия Рогатина и Шакира Хакимова, пообещал выделить вечернее время для детального обсуждения.. После двухчасовой беседы поздним вечером – в другое время Жоржа рвали на части – представления Аркадия перевернулись, голова у Жоржа была просто другой системы, неведомой ранее. Методика резко продвинулась – скачком. И тут Аркадий не раз похвалил родителей, что приучили его быть трудолюбивым и не жалеть сил, иначе он бы промедлил со звонком в Ленинград. Сообразил он позвонить Александру Муринштерну очень вовремя, это было реальной удачей, поскольку тот работал последний день. Невзирая на занятость, Шурик реально помог и даже не поленился выслать магнитную ленту с важнейшей лексической системой. Без этого была бы полная труба, а так хоть что-то получалось. Во всяком случае, процесс разработки можно было распараллелить, подключив новых специалистов.

Часы тикали. Середина ноября надвигалась с неотвратимостью «Красной Стрелы».

Москва, примерно в это же время

Надвигалась и отчетно-выборная компания в партии и комсомоле.

У Александра Ивановича Дурова было горячее время, организационный отдел МК КПСС должет был предварительно просматривать кандидатов на посты в районных структурах ВЛКСМ и давать свое заключение. Все вкалывали до позднего вечера. И хотя Александр имел особое положение – что-то типа личного помощника Первого секретаря МК Ёшкина по обращениям трудящихся, никто не освобождал его от других обязанностей старшего инструктора орготдела. Вот и сегодня он должен был участвовать в комиссии по кадровым вопросам Фрунзенского районного комитета КПСС, где рассматривались кандидаты в РК ВЛКСМ.

Вечером Александр позвонил отцу.

– Помнишь наш разговор прошлым летом, ну, насчет людей? Так вот, видел одного сегодня – выпускник Менделеевского института, там хорошо учился и работал в комсомоле. Работоспособный, цитататами шпарит, Трепачева наизусть цитирует и энергии через край, будем рекомендовать вторым секретарем Фрунзенского РК. Как фамилия? Федорковский Миша, Михаил Борисович. Далеко пойдет, особенно в нынешних условиях. Не только своего не упустит, но и чужое прихватит. Но трехжильный.

Иван Артемович удовлетворенно вздохнул. Похоже, сын взялся за ум, попозже поймет, зачем его просят.

– Хорошо, попробуй потихоньку присматриваться к нему.

1986: Чернобыль-5

Середина ноября

Валерий Рогатин серым субботним днем возился во дворе с автомобилем. “Weber” был доработан – плиту подфрезеровали в Опытном производстве, осталось только все собрать и установить ее на место. Предварительно надо было снять старый карбюратор.

Руки делали свое дело, а в голове роились разные мысли.

Валерий чувствовал себя абсолютно никому не нужным. Он, как выражались в известных кругах, «забил на все» – довольствовался простыми радостями, волейбол дважды в неделю, автомобиль, какие-то посиделки. За исключением пустяка – что-то купить было очень проблематично. Все свободное время уходило на на какую-то суету.