Пролог
Туман лениво сочится на тропу сквозь траву и кусты, и она еле слышно шуршит под моими кроссовками сухой листвой и ветками. Сколько я уже бегу? Часа два…
Сегодня что-то сложнее выбросить мысли из головы и уговорить себя остаться в глуши и никуда не высовываться. Я не спал всю ночь. Встреча с Яром взбудоражила, напомнила о жизни, людях и о том, что получается у меня лучше всего. Нет, уж лучше еще час побегать по округе – проверенное средство от дурных идей и иллюзий, что мне может быть безопасно где-либо…
Но мозг продолжал смаковать детали медицинского следствия, которое пришлось провести. Яд… такой редкий и сложный… В голове крутились варианты его воздействия, вариации симптомов, отдаленные последствия при малых дозировках…
Его бы никто не обнаружил. Никто, кроме меня. Убийца бы остался безнаказанным…
Когда я потерял бдительность?
Люди бегают шумно, слишком сильно пахнут, да и лес их будто стремится выдать с потрохами, даже если они замаскированы. Достаточно провести взглядом по местности, чтобы безошибочно понять – что-то не так. Но это если вспомнить об осторожности…
Я резко остановился, поднимая ворох сухих листьев и земли, и прислушался. Черт! Ну надо же быть настолько самонадеянным! Просто вероятность, что на меня снова откроют охоту, была настолько мала…
Но она никогда не стремилась к нулю.
Тем более сейчас, когда из волос еще не выветрился запах города.
– Черт, – усмехнулся я зло, хотя ничего смешного не было.
На меня всегда охотились только с одной целью…
– Верес Олегович, доброго утра, – послышалось откуда-то спереди.
Я молча втянул воздух. Эти точно знают, на кого охотятся – запаха не было. Звука, кроме голоса – тоже.
– Ничего циничнее я в последнее время не слышал, – ответил я, продолжая смотреть вперед и не шевелиться. Не хотелось выпросить иглу с транквилизатором в затылок. Мало кто знает, что на некоторые у меня аллергия. Но не будешь же кричать об этом на весь лес…
Как же я устал…
Плотные кусты, наконец, затрещали, и на дорожку в нескольких метрах от меня вышел экипированный мужчина. Человек, что удивило. Ну до чего же техника дошла…
– Здравствуйте, – поднял он руки, демонстрируя свою деланную безобидность.
– С такими технологиями скрытности, что вы мне явили, думаете, уместно мне доказывать, что вы не опасны с пустыми руками?
– Простите за вторжение в вашу жизнь…
Он опустил руки.
– Давайте не начинать диалог с вранья, – перебил я его, усмехаясь. – Вам плевать на мою жизнь.
Мужик раздраженно вздохнул. Одного возраста со мной, может, чуть старше. А, значит, званиями вряд ли успел обзавестись, либо хорошо понимал цену моей просьбы. На такой должности всем плевать, что там у него на груди болтается. Уверен, он пушку вытащит быстрее, чем я успею моргнуть. В этом плане люди – самый опасный противник. Их легко недооценить. Я сейчас понимал это с каждым вздохом, потому что меня обходили по кругу еще двое.
– У вас нет выбора, кроме как сотрудничать, – перешел он к главному. – Поэтому от вас зависит – поедете ли вы в удобном салоне с кофе, чаем и печеньками, либо с транквилизатором и в смирительной рубашке. Вы правы, я – не спец по сложным переговорам.
– А могли хотя бы постараться, – укоризненно заметил я и поднял руки над головой.
– Без глупостей только, – попросил он спокойно. – Шагайте по тропе в обратную сторону, пока я не скажу, где свернуть…
Глава 1
Меня вызвали в пять утра. Учитывая, что разошлись мы к трем, я успела только домой доехать, как пришлось разворачиваться. Наверное, не было в моей жизни большего надрыва, чем в эти дни. Я моргала на мутный свет фонарей через идеально прозрачное стекло ординаторской, отогревая ледяные пальцы о чашку кофе.
– Надя, ты тут?
Тихо щелкнули двери, а я осознала, что настолько устала, что даже голову повернуть не могу, чтобы ответить.
– Тут. Сплю стоя.
– Да трындец, – проворчал он, приближаясь, и меня окутало застарелым запахом пены для бритья. – Я даже уехать не успел…
Вот все в Леше хорошо, только бы туалетную воду ему нормальную купил кто. Ну и жаловаться ему следует поменьше. Я привычно задержала дыхание и уткнулась носом в чашку кофе. Ну что я снова кого-то оправдываю? Ничего хорошего в нем не было, если начинать разбираться в той плоскости, в которой лежит его парфюм и все, что к нему прилагается. Да и профессионально он тоже так себе. Но Леша единственный, кто не рисковал рядом со мной навлечь на себя гнев моего мужа, поэтому я неизменно таскала его сюда за собой, убеждая департамент, что мы – команда.
– А повод?
– Говорят, везут какого-то спеца незаурядного, чтобы сдвинул дело с места…
– Да ладно! – вырвалось у меня.
Я возмущенно округлила глаза и уставилась на Лешу.
– Проверенная инфа, – кивнул он авторитетно.
– А почему мне не сказали?
Леша красноречиво на меня посмотрел. А, ну да, это же я облажалась с диагнозом. Сон как рукой сняло. Я стиснула чашку с кофе и зубы. Ну, что ж, поражения нужно принимать достойно. То, что не одна я облажалась, меня ничуть не утешало.
– А что там за спец? – поинтересовалась я отстраненно.
– Никто не говорит. – Леша прошел к чайнику, поболтал им и, обнаружив достаточное количество воды, поставил на место, забыв включить. – Но ребята слышали, как матерились оперативники в трубке. Из какой-то глуши тащат. Может, колдуна какого-нибудь?
И он хохотнул.
– Ну, если наука облажалась, остается только одно.
– Да уж.
– Когда его привезут?
– Нас позовут.
– Ты забыл включить чайник…
Пока Леша ругался, я отвернулась в окно.
Исход был изначально предсказуемо дерьмовым.
Пациент поступил сначала в обычную клинику с подозрением на инсульт. У него начались прогрессирующие проблемы с речью, головная боль и слабость. Инсульта не подтвердили, а вот время потеряли. Когда его перевели в специализированное отделение, в котором мы все сейчас и ожидали «колдуна», он уже не мог жить без автономной вентиляции легких, а со дня на день ему грозила ИВЛ. Сейчас он все также с трудом ворочал языком и конечностями, но был в уме – кое-как отвечал на вопросы, хоть временами и испытывал депрессивные эпизоды.
– Слушай, ну мы с самого начала знали, что дело – дрянь, – тихо заметил Леша.
Я рассеяно кивнула. Все это дико вымотало, и хотелось, чтобы быстрее кончилось.
– Вернемся к своим скучным делам, – тихо помешивал он ложкой чай в стаканчике. – Но сначала выспимся. Ты уже смотрела показатели пациента?
– Да.
– Что там?
Я усмехнулась. Лешка что в институте у меня списывал, что тут. И я бы не замечала этого здесь, если бы меня это не бесило во времена учебы.
В диагностический отдел такого уровня я попала несколько лет назад благодаря связям мужа. Но меня это не смущало. На моем счету немало успешных сложных случаев диагностики, и это по-настоящему наполняет мою жизнь смыслом, потому что обычная работа не приносит такого удовлетворения. Да и все остальное – тоже. Если бы от меня не было пользы, никакие связи не помогли бы тут остаться. Жаль, что задания даются лишь время от времени.
Пациенты здесь обследуются и лечатся непростые. Нередко они возвращаются с государственных заданий, и их приходится спасать от всякого рода изощренных отравлений и прочих вариаций недугов.
Но этот случай будет провалом. Мы беспомощно наблюдали прогрессирующую пневмонию пациента, но не могли найти ее причину. Перебрали массу версий, проверили на все, что только можно – исключили опухоли, инфекции и много всего другого. Но болезнь продолжала его убивать.
– Приехали, – тихо возвестил Леша. – Так что там с динамикой?
Мне на пейджер пришел вызов в комнату совещаний.
– Пошли, по дороге расскажу.
Мы успели расположиться за столом аккурат за пару минут до того, как в коридоре послышался топот. А когда на пороге комнаты возникли мужчины в спец форме, у меня глаза едва не полезли на лоб. За ними внутрь прошел молодой мужчина с темно-рыжими волосами, торчавшими из-под капюшона толстовки. Он был одет в спортивные штаны и кроссовки, будто его вытащили из спортзала. И это наш «шаман»?
– Надежда, Алексей…
Я вздрогнула и перевела взгляд на главу отделения Савелия Анатольевича Краморова, возникшего рядом с гостем. Сегодня он даже без трости, что редко бывало. Настолько воодушевлен визитом «шамана»?
– … Прошу познакомиться с независимым экспертом, – и он указал на мужчину в толстовке, – Верес Олегович Бесовецкий. Незаурядный диагност, патолог, токсиколог. Нам стоило больших трудов получить его согласие прибыть сюда.
Я подняла взгляд на эксперта. Что за имя такое – Верес? А вид у него был такой, будто его держали на прицеле снайперской винтовки. Лет тридцать навскидку, а выглядит он так, что больше напоминает бедного студента, чем специалиста по патологиям. И знакомиться он тут ни с кем не собирался. Откуда такое стремление его заполучить и по каким заслугам? Когда он подошел к столу и поднял на меня внимательный взгляд, я совсем растерялась. Радужки его глаз были цвета янтарной смолы, светящейся изнутри.
– Надежда Яковлевна Айзатова, – представилась я хрипло, не рискнув протянуть руку.
Леша попробовал:
– Алексей Григорьевич Строганов.
Но ладонь его так и зависла в воздухе.
– Верес Олегович, команда моих докторов введет вас в курс дела, – постановил Краморов, игнорируя специфичное поведение гостя.
Его, похоже, ничего не смущало, но это и неудивительно. Савелий Анатольевич тут, наверное, много всего повидал.
– Просто покажите мне пациента и будьте готовы ответить на вопросы, – сухо перебил Краморова «эксперт» и почему-то снова посмотрел мне в глаза.
Внутри что-то дрогнуло на звук его голоса. Да что же это за тип такой? Я непроизвольно задышала чаще, напряженно сжав губы. Странный, очень. Как загнанный зверь, он бросал короткие взгляды то на присутствующих, то по сторонам, то устремлял все внимание в окно. И снова возвращался ко мне. И то ли от усталости, то ли от напряжения, но меня начало знобить.
– Пойдемте, – поднялась я и нервно кивнула на выход.
За мной двинулись все – гость, его конвой, главный и Леша. Нет, задавать вопросы здесь вообще не в моей компетенции, иначе никогда больше не позовут. В лучшем случае. Но все это выглядело слишком странно.
В диагностическом корпусе стояла пронзительная тишина, которую быстро разбавил топот тяжелых сапог. Бесовецкий шел, сложив руки в карманы толстовки, и вел себя отстраненно настолько, что сначала мне показалось, он вообще не собирается сотрудничать. Я непроизвольно поискала красную точку у него на спине, когда он встал перед стеклом, отгораживающим пациента.
– Верес Олегович, вам предоставят защитный костюм, – сообщил Краморов.
– Предоставьте мне возможность спокойно поработать, – холодно отбрил Бесовецкий, сужая глаза на пациенте. – Мне нужно все в печатном виде. И дайте маркер. Включите свет в коридоре. Принесите воды. А вы, – он обратился ко мне, – начинайте рассказывать. Всех остальных я бы попросил покинуть помещение. Терпеть не могу, когда через плечо смотрят.
Ему определенно чем-то сильно досадили. Краморов помрачнел, зыркнув напряженным взглядом на главу оперативников, и, несмотря на то, что тот отрицательно покачал головой, упрямо постановил:
– Все вышли.
Когда топот и недовольное сопение стихли, Бесовецкий дал отмашку:
– Начинайте.
– Пациент, возраст сорок восемь лет, мужчина…
Я методично выкладывала Бесовецкому все – хронологию заболевания и диагностики, принятые меры по облегчению течения болезни, версии диагнозов, которые мы разработали и не нашли подтверждения. Когда ему принесли ворох распечаток, он уселся на полу, поставил рядом стакан воды и принялся раскладывать листы вокруг себя.
– Расскажите заново, – приказал он не глядя.
– Заново? – опешила я.
– Да. Я попрошу вас сделать это еще несколько раз.
– Надь, я принесу еще кофе, – и Леша ретировался.
А я принялась выполнять просьбу этого странного мужчины. Он использовал меня, как диктофон, на котором записано все, что касалось дела, и заставлял «перематывать запись» туда-сюда – то начинать с середины, то повторять начало… Через час я была уверена, что он издевается. Но решила, что это достойная плата за мою никчемность. И послушно «проигрывала» ему нужный кусок хронологии.
– Какие вредные привычки у пациента? – неожиданно перебил он меня в очередной раз, широким жестом перечеркивая на стекле большой квадрат данных.
– Курение, умеренный прием алкоголя, – сипло перечислила я и сделала глоток кофе.
– Точно, – раздраженно потребовал он. – Мне нужно точно. Сколько?
– Около ста миллилитров слабоалкогольных напитков в день, раз в неделю – двести миллилитров крепких. С его слов. Пачка сигарет в сутки, иногда две.
Я поймала на себе пронзительный взгляд Бесовецкого:
– Хобби?
– Что?
– Какие у него хобби?
Я пожала плечами:
– Мы опросили его на связь с токсичными материалами, но ничем таким он не занимается.
– Где он находился в последние несколько дней перед госпитализацией?
– У себя в доме за городом.
– Мне нужно фото его загородного дома.
– У нас нету, – начала было я, но тут вступился Краморов, все это время стоявший поодаль:
– Будут, – и он вскинул мобильный к уху, отходя к противоположной стенке.
– Мне нужно внутрь, – заявил Бесовецкий, расслабленно откидываясь на стекло спиной.
– Вы можете пройти сюда и переодеться… – начала я, но он покачал головой:
– Тогда я ничего не пойму. Мне нужно туда без костюма.
– Я могу вас впустить, но тогда вы там и останетесь, – сдвинула я брови, принимая вызов его взгляда.
Никогда не видела таких глаз. У него будто мозги светились, и свет проходил в радужки! И от этого в глаза ему смотреть было практически невозможно.
– Вы же протестировали его на инфекции, – усмехнулся он.
– Но протокол обязывает соблюдать осторожность при отсутствии диагноза…
– У него нет признаков инфекции. При чем тут протокол?
Мне казалось, что он уже не думает над разгадкой диагноза, а просто забавляется, раздражая меня тупыми требованиями.
– В этом отделении готовы ко всему, – стоически держалась я, – и протоколы возникли не просто так. Случаи бывают разные…
– Пустите его, – вдруг заявил Краморов за моей спиной. – Фото скоро будут.
– Чья была идея проверить пациента на энцефалит и боррелиоз? – вдруг спросил Бесовецкий, глядя мне в глаза с психопатическим спокойствием.
– Моя.
«Он играется, разрушая мой авторитет, – мелькнуло у меня в голове. – Ему здесь скучно, и он нервирует меня просто ради развлечения».
– Почему вы не проверяли его на генные мутации?
Я нахмурилась. Наугад?
– Какую мутацию вы предполагаете? – поинтересовалась дипломатично.
– Я нахожусь тут всего несколько часов, что я могу предполагать? – усмехнулся он холодно. – Откройте двери.
Я разблокировала замок и пропустила его в промежуточный тамбур. Но, прежде чем шагнуть туда, Бесовецкий поинтересовался:
– Вы ему ЭМГ не делали случайно?
– Что? Электромиографию? – опешила я. Но Бесовецкий не собирался сотрудничать вообще. Он вошел в тамбур, а я напряженно вгляделась в него через стекло.
– Зачем ЭМГ? – риторически поинтересовался Краморов, встав рядом.
– Чтобы оценить скорость проведения импульса от нервов к двигательному нейрону в спинном мозге, – принялась размышлять я вслух. – Но он же не парализован…
И тут до меня дошло. Я раскрыла глаза и тяжело сглотнула…
БАС[1]?
Он считает, что у него БАС?
Но это же такая редкая…
Но картина в голове начала собираться с такой скоростью, что у меня сдавило виски. Пациент поступил с параличом речевой функции, которую приняли за инсульт!
– Твою мать… – выдохнула я.
– Что? Надежда, что? – требовал Краморов.
Я не отрываясь следила за Бесовецким в палате, не спеша открывать рот. Он ничего не делал. Встал над пациентом и смотрел на уровень оксигенации на мониторе, словно давая мне очередную подсказку.
– Нужно проверить кровь на несколько генных мутаций, отвечающих за БАС, – тихо заключила я. – И сделать электромиографию…
– Гениально, – усмехнулся Краморов. – Фото загородного дома, я так понимаю, уже не нужны.
Я прикрыла глаза, морщась.
– Признаки личного подсобного хозяйства, – выдавила, задыхаясь. – Ненаследственные формы БАС провоцируются курением и работой со всякими гербицидами и инсектицидами…
– Но какое-то слишком стремительное развитие, – заметил Леша.
Когда он появился позади, я даже не слышала.
– Вы уверены, что нам следует искать у пациента БАС? – спросил Краморов у Бесовецкого через динамик, и пациент на койке вздрогнул и испугано заозирался.
– Ну что вы делаете? – зашипела я. – Нельзя же так будить человека…
Но меня проигнорировали, а Леша взял меня под руку и отвел в сторону. Видимо, моей карьере здесь пришел конец. Бесовецкий же прошествовал с серьезным видом к рации:
– Я ничего не говорил про БАС, – непринужденно пожал он плечами, прикидываясь зачем-то полным идиотом. – А можно мне тоже кофе и бутерброд какой-нибудь?
* * *
Я не отказывал себе в удовольствии смотреть, как нервничает красотка за своим ноутбуком. Давно не испытывал подобного – эстетического наслаждения от наблюдения за умной женщиной, поэтому решил, что это удовольствие – моя личная сатисфакция.
Хорошенькая докторка – есть, на что посмотреть. Дикая, не прирученная… Она здесь сама по себе, и делать вид, что играет по общим правилам, ей тяжело. Что еще?
Колец обручальных на пальце нет, мужиком не пахнет – только усталостью, от чего ее собственный запах кажется осязаемым. И, что уж, бьет в голову, как хороший дорогой алкоголь. Она не курит, следит за собой – кожа у нее сочная, светящаяся, а, значит, здесь она не просиживает сутками. Может, вообще привлекается лишь от случая к случаю? Скорее всего. Шмотка простая, но дорогая – джинсы, футболка, спортивная обувь. И духи – селективные, с аптечными нотами. Такие предпочитают редкие люди, потому что большинство они раздражают.
Я склонил голову на бок, и она тут же взглянула на меня поверх монитора ноутбука. Пришлось продолжить играть в психа – ответить ей пристальным взглядом, и она предсказуемо ретировалась, возвращаясь к работе. Не улыбнуться стоило трудов – как же хороша! Она тут самая упорная из всех, кого я увидел. Для нее это поражение – дело чести. Такие, как она, не умеют проигрывать. Она любит дело, которым занимается – глаза у нее горят жизнью и сопротивлением так, что хочется в них смотреть, сжав ее за шею…
Я тяжело сглотнул и слегка потряс головой. Все же голодание в вынужденной ссылке ни к чему хорошему не приводит. Мое воображение слишком обострено и настроено на поиск любовного приключения. Я потянулся за чашкой кофе и сделал большой глоток, переставая нервировать Надежду взглядом.
Она все сделала за меня, только ввиду узкой направленности ее поисков – ведь серьезных дядек в человеческом мире непременно травят изощренными способами! – она не успела предположить, что ее клиент – просто невезучий старый хрен. Или не старый? Сколько там ему? Неважно – по возрасту он попал в вилку БАС. Скорее всего, симптомы развивались какое-то время, но люди склонны считать себя бессмертными, а такие, как клиенты подобного отдела диагностики – вообще богами. Интересно, есть ли у него мутация гена?
Хотя, мне-то что?
Есть – значит хрен просто очень невезучий.
– Верес Олегович, пройдемте со мной?
Я вздохнул и поднялся, не взглянув больше на Надю. Увидимся, зуб даю. Хотя, что-то подсказывает – она выбьет его сама, если дам маху.
Мы вышли в коридор, и я поплелся за мужиком, который меня выследил.
– Слышь, начальник охотников, а с каких пор у вас тут нанимают голливудских актрис в доктора? – поравнялся я с ним.
– Не имею в распоряжении такой информации.
Спецназовец вышагивал рядом расслаблено и не спеша. Зачем тогда обкладывал меня своими гориллами, как ушиб кусками льда – непонятно.
– А ты бы поимел, а то мне обещали развлечение с делом, но не вышло…
– Может, потому что актрисы все же неплохие доктора? – попытался поддержать он беседу.
– Это так, – вздохнул я. – А по какому делу идем? Мое правительство уже надрало вам задницу?
– Верес Олегович, ну а за что? – усмехнулся он. – Вам у нас плохо?
– Думаешь, у вас такой вкусный кофе и бутерброды?
А мужик – из приближенных. Зачем это мне? Дурацкая привычка собирать информацию обо всем, с чем меня сталкивало. Тем более, если не по своей доброй воле. Да и злая воля всегда была мне ближе.
– Я считаю, что дар должен использоваться, – пафосно заявил он.
– Осуждаешь меня? – усмехнулся я. – Ты жил когда-либо с дулом в заднице? Поверь, тебе бы не понравилось.
– Понимаю. Но мы могли бы вас защитить.
– Люди? Меня? – осклабился я.
– Вы нас всегда недооценивали.
– Для этого всегда были основания.
– Согласен. Но нам есть, что предложить.
– Я сегодня заметил, – кивнул я покладисто. – Начальник, а имя у тебя есть?
– Я пытался представиться сегодня…
– И все же?
– Данил.
– Не буду врать, что мне приятно.
– Не утруждайтесь.
На этом я выдохся. Злость и раздражение сцедить не вышло.
Мы поднялись наверх, откуда меня спустили несколькими часами ранее после убедительного монолога руководства этой дыры о том, что мне нужно быть паинькой и помочь людям. Они, конечно же, в долгу не останутся. Но я не питал иллюзий. Давно. И лучшей наградой за помощь мне станет моя свобода и фора, чтобы успеть замести следы прежде, чем я понадоблюсь кому-то еще.
Я непроизвольно принюхивался и присматривался ко всему, что поможет спасти жизнь в случае чего. Слабые стороны моих тюремщиков мне были уже более-менее понятны. У Данила, к примеру, правая рука сильнее левой, а пистолет у него в нагрудной кобуре с левой стороны. На левую ногу он опускается тяжелее. Алкоголь не пьет, не курит, но вот энергетик недавно употребил, а это значит, что он измотан в какой-то степени. Но это если мне предстоит вырубать его первым, конечно…
– Верес Олегович, – Данил толкнул передо мной двери уже знакомого кабинета, и я с удивлением обнаружил, что напротив главного сидит… Давид Горький.
На мое появление он поднялся и протянул мне руку:
– Верес Олегович, здравствуйте.
Я настороженно ответил. Нет, появление Горького здесь обрадовало. Значит, мои наблюдения мне вряд ли понадобятся. Но и обольщаться я не спешил, ведь Давид все же был представителем Высших, а с ними я зарекся иметь дело еще больше, чем с людьми.
– А ты говорил, – усмехнулся я Данилу.
– Верес Олегович, прошу, проходите, – указал мне владелец кабинета на кресло рядом с Горьким. – Я как раз рассказывал Давиду Глебовичу, что у нас с вами соглашение, и никаких претензий быть не может.
Я состроил кислую рожу Горькому:
– Да, Давид, я на все согласился.
Хоть и не до конца понял, на что именно. Чувствовал себя как конфетка от кашля, зажатая между зубами – трещал по швам, собираясь прожить яркую, но недолгую жизнь. Каждый в этой комнате прекрасно все понимал. Давид – что меня выудили против воли из леса и притащили сюда на аркане. Глава отделения – что Горький это прекрасно осознает. Что только Давид тут делает и как узнал?
– Мы гарантировали благодарность за раскрытие дела, ради которого позвали Вереса Олеговича. И свои обязанности выполним. Верес Олегович со своей стороны договоренности уже выполнил. – И он перевел на меня пронизывающий взгляд. – Блестяще, надо сказать.
– Не буду спорить, – напряженно вздохнул я. – Мы с Надеждой Яковлевной ждем результаты тестирования.
– ЭМГ показало очень высокую скорость проведения и реакцию мышц на импульсацию. Сейчас организм пациента пытается компенсировать гибель нейронов и вырабатывает избыточное количество глутамата натрия для компенсации нарушений в нервной системе. Остается только выявить, наследственный ли у пациента БАС или нет.
Я по привычке не упускал возможность блеснуть умом и сообразительностью, потому что это по каким-то причинам всегда оттягивало критические моменты в моей биографии. Но неумолимо создавало новые.
– Хорошо, – кивнул главный. – Давид Глебович, могу я побеседовать с Вересом Олеговичем с глазу на глаз? Некоторые обстоятельства его работы конфиденциальны…
Горький бросил на меня взгляд, кивнул и вышел. За ним убрался и Данила.
– Верес, я буду откровенен, – заговорил глава отделения, – вы сегодня очень впечатлили.
– Я уже говорил, что все сделала Надежда Яковлевна, – хмуро возразил я и раздраженно зарычал.
Человек напрягся, а мне сдавило грудную клетку от злости. Я ненавидел чувствовать страх перед теми, у кого есть возможность припереть меня к стенке и заставить кого-то спасать.
– Я не буду извиняться за своего нервного зверя, – усмехнулся я. – Поверьте, ничего хорошего мы с ним в жизни после слов восхищения не получали.
– Верес, я все об этом знаю, – неожиданно учтиво заверил он, – и мне правда жаль, что у вас такой опыт общения с теми, кто нуждался в вашей помощи. Я хочу предложить вам сотрудничество. – Он сделал весомую паузу, в которую я никак не дал ему понять, что мне интересно. Но это не лишило его энтузиазма. – И защиту. Реальную защиту. Вы сможете просто работать, просто жить жизнь.
Я пялился на его гладкий стол, щурясь на невнятное отражение лампы от его поверхности.
– А если я не соглашусь, вы продолжите за мной слежку и охоту, чтобы был в доступе в случае чего?
Главный разочаровано нахмурился.
– Не мне вам рассказывать, что мир несправедлив. Что все друг друга используют в собственных целях, а цели оправдывают средства. Не всему есть смысл противостоять. Я предлагаю вам больше, чем защиту. Чувство собственного достоинства, Верес. Уверен, оно для вас значит многое, раз вы предпочитаете оставаться вне зоны доступа.
– Да, я предпочитаю оставаться свободным, – выплюнул я.
– Я предлагаю вам свободу, – надавил он и откинулся на спинку кресла. – Подумайте, я не тороплю. Ваш гонорар переведен на счет. А на вашей почте – условия трудового контракта.
С моих губ сорвался смешок.
– Простите, одичал, – усмехнулся я криво. – Так вы меня отпускаете?
– Так вы ручаетесь за диагноз?
– Да. И вы это знаете.
– Знаю. Тогда на этом все. И я жду от вас ответа.
Как же хотелось послать его в задницу! Но я только кивнул и направился на выход. Горький ждал с Данилой.
– До встречи в лесу, начальник, – оскалился я спецназовцу.
– Подождешь меня? – обратился ко мне Давид.
– У меня есть выбор? – беззлобно огрызнулся я.
Когда Горький скрылся в кабинете, я сгорбился у стенки рядом с невозмутимым Данилой.
– Когда мне маячок-то успели на тачку прицепить? – поинтересовался непринужденно.
Он молчал.
– Твоих рук дело?
– Нет, – ответил тихо.
– Ты бы сработал изящней, – понимающе кивнул я. – Вырубил бы и вшил под кожу.
Данила усмехнулся.
– Сейчас такие технологии, Верес Олегович, что даже вырубать не нужно.
Я покачал головой, пытаясь не выдать страх, скользнувший по лезвию ненависти прямо к сердцу. Как же я ненавидел этих тварей, пользующих «любые средства на свои цели».
И я даже не успел понять, откуда пришла уверенность, что я снова увижу докторку. Когда лифт зашумел тромбом в вене шахты или когда почувствовал запах из раскрывшихся створок? Странная аналогия вынудила бросить неприязненный взгляд на Данилу:
– Проверь вены нижних конечностей, – сказал ему я. – Уж лучше ты в следующий раз, чем кто-то другой.
Данила глянул на меня удивленно, а я уже повернул голову в сторону Нади, замершей у двери кабинета.
– Надежда Яковлевна, подождите, пожалуйста, – спохватился Данила, и наши взгляды с докторкой встретились.
Захотелось по-идиотски впечататься ей в память, чтобы долго еще меня помнила. И ее взгляд дрогнул.
Она отвернулась и вскинула руку, поправляя измученный локон, упавший ей на глаза. А я снова не отказал себе в том, чтобы запомнить ее в деталях – медленно втянул воздух и сглотнул, раскатывая по небу «последний глоток». Ее можно было бы принимать в виде ингаляций, вешать себе на шею и дышать…
Тут двери кабинета открылись, и показался Горький.
– Здравствуйте, – выдала хриплое Надя, а у меня как в замедленной съемке побежали перед глазами кадры: Давид бросает на нее быстрый взгляд, кивает и устремляется ко мне, а я чувствую себя подростком у кабинета директора, из которого вышел отец после взбучки и едва не снес училку, в которую я влюблен по уши.
– Поехали, – вывел меня из ступора Горький.
Надя скрылась за дверьми, а я повернулся к своему конвою. Данила проводил нас до проходной.
– Доброго дня, Верес Олегович, – попрощался учтиво.
– И тебе, – буркнул я и направился на улицу.
Легкие наполнились свежим воздухом, а ноздри – множеством запахов, в которых солировал лес. Вернее, лесные декорации вокруг здания. Было уже далеко за полдень, когда мы выехали с территории.
– Куда ты меня везешь? – поинтересовался я вяло.
– А куда тебя отвезти?
– Тебе не по пути.
– Верес, я бы хотел поговорить. Ты не будешь против?
– Как ты узнал? – повернул я к нему голову. Горький бросил на меня напряженный взгляд, и ответ стал не нужен. – Да ладно! Вот так просто?
– Ярослав просил за тобой присмотреть. Можно угостить тебя обедом?
– Можно меня допросить.
– Я хочу помочь, – терпеливо возразил Горький.
– Прости, я, наверное, верю тебе. Но привычка…
– Понимаю…
– Мне было слишком страшно сегодня, – выдавил я. – И меня от этого мутит. Останови пожалуйста…
Давид послушно съехал на обочину, где я и проблевался от души.
– Что-то подсыпали? – тревожно спросил Горький, присаживаясь рядом на корточки, и сунул мне бутылку воды.
– Нет, – сдавленно выдохнул я и принялся жадно пить.
Так повелось, что после каждого такого «сотрудничества» у меня появлялась рефлекторная необходимость вывернуться наизнанку. Сколько раз я жалел, что не могу просто сдохнуть…
Уже сидя в кафе на заправке, я почувствовал себя лучше. Горячий чай потек по нутру, согревая и разгоняя остатки адреналина. В зале было пустынно, пахло выпечкой, кофе, жизнью.
– Мне подбросили жучок на тачку. – С губ слетел смешок. – Я – идиот, не проверил.
– Сколько лет прошло с того, как ты вырвался из плена? – спросил Горький.
– Я не хочу об этом говорить, – отрезал я.
Взгляд застыл, а тело наполнилось противной слабостью. Это было целую жизнь назад, но я до сих пор чувствую железный ошейник на горле, бессилие перед теми, кто сильнее, и еле управляемое желание убивать каждого, кто решит снова распорядиться моей жизнью…
– Шесть, – выдавил я раздраженно. – Зачем это тебе?
Горький тяжело вздохнул.
– Я хочу помочь.
– Не надо. Я сам свяжусь с Яром и поговорю об этом.
– Яр за тебя переживает.
– В этом мы с ним похожи, – усмехнулся я. – Но мне вернее просто потеряться. Подальше, чем в прошлый раз.
– Всему есть предел.
– Не думал, что ты опустишься до запугиваний.
– Я не запугиваю, – нахмурился Горький.
– Ты можешь гарантировать, что никто из Института не раскроет на меня пасть? У меня – феноменальная врожденная одаренность распознавать сложные яды, а эта сфера – самая популярная теперь в борьбе за власть, Горький. Все друг друга травят направо и налево – люди, ведьмаки, оборотни. На мою шкуру не перестанут охотиться, пока не придумают что-то или кого-то получше. Чем, кстати, ваш институт тоже займется, попади я им в лапы. Ты правда сможешь меня от всего этого защитить?