- -
- 100%
- +
Еще одна удивительная подробность – жертвы перечислены не в алфавитном порядке (третья «жертва» – Дейн, а четвертая – Кинг.), хотя ранее автор перечисляет Бриксем – Кидл – Дартмут.
Убийства, совершенные преступником в алфавитном порядке, как это представлено в романе, – более очевидный и, бесспорно, гениальный ход. Возможно идея для «Убийств по алфавиту» появилась во время создания романа «Почему не Эванс?», опубликованного в сентябре 1934 года, за два месяца до начала работы над «Убийствами по алфавиту», где раскрытый справочник упоминается в главе 24 и используется как ключ к местопребыванию персонажа?
На одном из диванов у окна лежал раскрытый железнодорожный справочник, однако никаких пометок на его открытой странице не было. Франки все же переписала все названия с этой страницы в маленькую записную книжку, – жалкий пустячок – совсем не на это она рассчитывала10.
Книги мисс Кристи похожи на цепочку: берешься за одно звено и, если читаешь их внимательно, невольно вытянешь всю цепь. На 30-е годы приходится расцвет творчества писательницы, она публиковала за год три-четыре романа, а потому, дописывая один, делала наброски для следующего, а в голове уже крутился головоломный сюжет третьего. Вот и в «Убийствах по алфавиту» мы встречаем замыслы более поздних произведений дамы Агаты. Один уже четко сформировался в сознании автора, а другой еще был только задумкой:
– Положим, – прошептал Пуаро, – четверо садятся за бридж, а пятый, лишний, усаживается в кресло у камина. Вечер кончается, и человека у камина находят мертвым. Один из четырех, объявив «пас», подошел и убил его, а остальные, сосредоточившись на игре, этого не заметили. Вот это убийство! Кто из четверых виновен?11
А намек на последнее дело Эркюля Пуаро:
– Не удивлюсь, если вы умрете и потом расследуете собственное дело, – хохоча, заявил Джепп. – Отличная идея! Об этом можно написать книгу12.
Следует оценить внимание, которое автор придавала выбору места преступления. Она тщательно подбирала знакомые места, очевидно, не только чтобы описать их достоверно и реалистично. Кристи обладала необычной способностью – ощущать атмосферу местности. Именно это ощущение дама Агата старалась передать в своих произведениях. В итоговой версии романа из всех перечисленных мест преступления останется только Бексхилл. Писательница отказалась от Дартмута и от обоих вариантов на «С», остановившись на Черстоне, который она хорошо знала. В наши дни туда можно добраться поездом подобно тому, как добирались Пуаро и Гастингс, а также пройти оттуда пешком к Гринуэй-Хаусу, хотя в 1934 году дом еще не принадлежал Кристи.
Публикация нескольких книг в год, отсутствие претензий со стороны налоговой службы, впоследствии чуть не сделавшей Королеву детектива нищей, и успех у читающей публики на время превратили Агату Кристи из обеспеченной дамы среднего класса в одну из самых богатых женщин Британии. А потому 1934 год прошел под знаком покупки новых квартир и загородных домов.
Обратите внимание: Гастингс упрекает Пуаро в том, что его друг переехал в новую квартиру «идеальных пропорций». Очевидно, в момент написания этого фрагмента Кристи вспоминала собственную покупку на Шеффилд-стрит 58 в Кенсингтоне. Здесь Мэллоуэны оставались на ночь, если посещение Лондона затягивалось до позднего вечера.
Первое издание романа «Убийства по алфавиту» (1936)
– дом с большими, хорошо спланированными комнатами на Кэмпден Хилл. Там оказалось достаточно места для библиотеки Макса с огромным столом, на котором он мог разложить свои глиняные черепки, и отдельной большой рабочей комнаты для Агаты. Здесь у нее был большой удобный стол, кресло с прямой спинкой рядом с печатной машинкой, уютное кресло с подлокотниками, софа, большое пианино «Стейнвей» и больше ничего13.
Совсем незадолго до отъезда на Ближний Восток, Агата позволила себе роскошное приобретение – поместье Уинтербрук в Уоллингфорде. Это был подарок мужу. Теперь он мог хоть каждый день с комфортом добираться до Оксфорда. Об этом особняке писательница рассказала в романе «Немой свидетель»:
был элегантным, но по-домашнему уютным зданием, окруженным прелестным садом, который простирался до самой Темзы. Фасадом в стиле эпохи королевы Анны он почти выходил на главную дорогу, но был скрыт от нее густыми зарослями остролиста; задняя часть дома была построена в георгианском стиле; помещения для прислуги и конюшни – в стиле XVII века, и еще на заднем дворе был обнесенный стеной огород. Главная спальня выходила окнами на лужайку, посреди которой стоял раскидистый кедр, отбрасывавший густую мирную тень. Этот же вид открывался Максу из окна кабинета-библиотеки – специально для его удобства вдвое удлиненной комнаты, всегда заполненной сигаретным дымом, уютно заставленной журналами по археологии и томами Геродота, «лучшего сплетника античности», по выражению Макса14.
И еще Лора Томпсон приводит в своей биографии фрагмент из дневника А. Л. Роуза, который часто бывал в Уинтербруке: «…уютный, теплый, гостеприимный интерьер, типичный для верхушки среднего класса, – писал он в дневнике, – со всеми его удобствами и приспособлениями, прелестным фарфором и отличной мебелью, которую позволяло им покупать процветание Агаты… солнечный дом с гостиными, выходящими окнами на просторные заливные луга, спускающиеся к реке»15.
Подытоживает эти описания Томпсон лаконичным определением:
Квинтэссенция Средней Англии, как и весь Уоллингфорд, – разумеется, идеальный дом для Агаты Кристи16.
Наконец, в заметке из 66-го блокнота перечислены все пять ключевых вопросов Эркюля Пуаро, описанные в 32 главе в том же виде, что и в наброске, за исключением другого инициала («Дж.») для Мэри Драуэр и замены более короткой и более изысканной «аскотской шляпы» для Франклина Кларка.
Очевидно, к этому времени у автора сложилось стройное представление о будущем сюжете, она была готова приступить к работе над рукописью. Можно предположить, что это было начало лета 1935 года, поскольку весьма необычно выглядит упоминание Гастингсом, основным рассказчиком в романе, даты – июль 1935 года. По всей видимости, это была реальная дата, когда Кристи принялась за написание рукописи.
Как видите, итоговая версия романа складывалась непросто. Писательница добавляла или наоборот удаляла героев, идеи, ложные ходы и возможные версии. Я попытался представить вам работу Агаты Кристи над сюжетом будущей книги в контексте приобретений и поездок, которые ее вдохновляли, или проблем, которые одолевали. Это уникальная возможность проследить развитие сюжета от случайного упоминания железнодорожного справочника в одном из предыдущих романов до развернутого плана интригующей цепи преступлений.
Но если вы думаете, что я разгадал все загадки Королевы детектива, ответил на все вопросы, связанные с историей создания этого произведения, – ошибаетесь. Впереди еще много интересного. Например, не все идеи мисс Кристи доверяла своему дневнику. В конце последней записи, словно недосказанная мысль или очередная загадка, повисла фраза, которой она посвятила две главы романа:
«Немного о лисе»
Немного о лисе
Когда рассуждения героев романа «Убийства по алфавиту» касаются такой темы, как охота, в глаза бросается следующий парадокс.
Прологом расследования является сцена приезда Артура Гастингса из Южной Америки. Эркюль Пуаро радушно встречает друга и рассказывает ему о своих желаниях. Как оказывается, они у Великого сыщика весьма причудливые. Знаменитому бельгийцу наскучили будничные дела, и он жаждет поучаствовать в раскрытии необычного, изысканного преступления. Агата Кристи описывает эти стремления в терминах высокой кухни, так что Гастингс даже упрекает друга в неуклюжей аналогии:
– Право, Пуаро, – заметил я, – вы говорите о преступлении, словно заказываете ужин в «Ритце»17.
Во время этого диалога и возникает первое сравнение расследования с охотой:
– Как только я узнал, что вы приедете, я подумал: что-то произойдет. Как в прежние времена, мы выйдем на охоту вдвоем18.
Поначалу это всего лишь незаметный штрих, прячущийся за цветистой речью, сравнивающей преступление с изысканным блюдом, за пышными французскими словечками, но по ходу романа метафора преступления как изысканного блюда исчезает, зато все чаще появляется символ расследования как охоты. Убийца делает приписку в очередном письме: «Счастливой охоты. Вечно ваш Эй-би-си»19. А вот и сама писательница рукой капитана Гастингса дает комментарий к текущим событиям: «Но теперь, когда отпечатанные на плотной белой бумаге слова вновь издевались над нами, охота снова началась»20.
В финале, в последней реплике, бельгийский детектив вновь использует эту метафору:
– Итак, Гастингс, мы снова поохотились на славу? Vive le sport! [Да здравствует спорт! (фр.)]21
А потому у читателей возникает устойчивое ощущение, что они являются свидетелями экзотического британского развлечения – охоты на лису. Но вот незадача – в самый кульминационный момент расследования, когда Пуаро показывает всем видом, что «напал на след преступника», им произносится длинный монолог, осуждающий этот вид спорта. Гениальный сыщик клеймит охоту и охотников со всей эмоциональной мощью, на которую способен его логичный ум:
Поймаем лисицу,
Посадим в темницу,
Не пустим на волю ее!
– Поймаем лисицу, посадим в темницу, не пустим на волю ее… – пробормотал Пуаро.
Внезапно лицо его стало серьезным и суровым.
– Это ведь ужасно, Гастингс, – сказал он и помолчал. – У вас здесь охотятся на лис?
– Я не охочусь. Мне это всегда было не по карману. А в этих местах вряд ли много охотятся.
– Я имел в виду Англию вообще. Странный вид спорта. Ожидание в засаде… потом раздается «ату», верно?.. И травля начинается… по буеракам, через изгороди, а лисица убегает… петляет… но собаки…
– Гончие!
– …но гончие уже взяли след, и вот они нагоняют лису, и она умирает… умирает скорой и ужасной смертью.
– Конечно, звучит это жестоко, но на самом деле…
– Лисе это нравится? Не говорите les betises [Глупостей (фр.)], мой друг. Но tout de même… [Однако (фр.).] скорая и жестокая смерть лучше той, о которой пели дети… Попасть в темницу… навеки… Нет, такая смерть не по мне22.
Гнев и проклятия, посылаемые в адрес охотников, кажется, противоречат всему сказанному об охоте в этом романе.
«А, случайность…» – скажете вы, но мисс Кристи не согласна с подобным выводом. В момент, когда частный детектив, наконец, изобличает преступника, из его уст вновь звучат осуждающие фразы:
– Он сказал более чем достаточно, – заметил Пуаро и, обращаясь к Сислею, добавил: – Вас переполняет чувство национального превосходства, но сам я считаю ваше убийство не английским… уж слишком оно бесчестное… неспортивное…
…
Должен с сожалением признать, что, когда за Франклином Сислеем закрылась дверь, я истерически захохотал.
Пуаро не без удивления посмотрел на меня.
– Я смеюсь потому, что вы назвали его преступление неспортивным, – проговорил я, задыхаясь.
– Но так оно и есть. Его преступление чудовищно – не потому даже, что он убил брата, а потому, что он обрек несчастного Систа на то, чтобы быть погребенным заживо. «Поймаем лисицу, посадим в темницу, не пустим на волю ее!» Какой же это спорт…23.
А уже спустя пару абзацев / минут тот же Пуаро выкрикивает, если судить по восклицательному знаку, восторженную похвалу в адрес этого вида «спорта».
На беглый взгляд – парадокс. Первое объяснение, которое приходит в голову: Королева детектива урывками писала свой роман. Сначала в Сирии, затем в Англии. Скажем, написала основную часть, а потом дописывала фрагменты – в другой стране, в другой обстановке, в другое время или, наконец, в другом настроении.
Подобное допущение возможно. Но тогда возникает ряд вопросов. Понятно, откуда взялось сравнение детективного расследования и охоты – из повседневного языка. Мы в русском также, часто не задумываясь, используем подобные соотнесения. Например, я выше употребил расхожую фразу – «напал на след преступника», которая невольно наводит на мысль об охоте.
Следом встает вопрос: по какой причине дама Агата стала осуждать этот британский вид спорта? Что случилось в жизни романистки, кардинально поменявшее ее отношение к охоте и охотникам?
Парадокс, очевидно, раскрывается следующим образом. По замыслу автора, Великий сыщик произносит гневную тираду против «охоты на лису» в тот момент, когда осознает, что за невиновным, больным человеком прячется хитрый и ловкий убийца. Пуаро интуитивно нащупал это «раздвоение» и осуждает злодея, который принял участие в охоте, но вместо себя подставляет другого. Данную мысль подтверждает второй порицающий монолог бельгийца. Уже после того как он разоблачил настоящего преступника, главный герой упрекает его за неспортивное поведение, потому что убийство не является спортом. А вот охота за убийцей, по мысли писательницы – типично английский вид спорта. Хотя подозреваю, что в данный момент Пуаро был ей противен. Согласен, такое объяснение выглядит не вполне логичным, поскольку нужно допустить двойственное отношение к охоте: одно у мисс Кристи и совсем другое у ее героя. Подобная двойственность возможна, если будет верным предположение, что у писательницы имелся личный мотив так относиться к данному виду спорта, мотив, который она не доверила даже своему дневнику? Та самая загадочная фраза об «охоте на лису»?
Давайте пройдем через стремнину допущений в поисках твердого дна из фактов. Если предположить, что в этом состязании участвуют не только частный сыщик и его друзья, полиция и другие правоохранительные органы, но и кто-то еще? Что если первый порицающий монолог Пуаро относится не к убийце, а к этой самой группе охотников, которые готовы загнать лису и без особого разбирательства посадить ее в клетку?
Первый камешек и ответ на наши вопросы можно найти в эпизоде, где бельгийский детектив допрашивает Меган Барнард, сестру убитой девушки.
Сначала Артур Гастингс встречается с ней и завязывает разговор. Но в диалоге происходит легкая заминка. Наш рассказчик еще ничего не успевает сообщить о себе, лишь только то, что он не из полиции. Поэтому, можно прийти к заключению, что Барнард принимает его за одного из «второй группы охотников».
На просьбу описать сестру Меган выдает «идеальный портрет». И вновь заминка – на этот раз прокалывается молодая женщина, поскольку, словно студентка на экзамене, спрашивает, верно ли она ответила.
И тут в общении происходит перелом. Гастингс сообщает:» – Я не газетчик, если вы это имеете в виду». После такого признания мисс Барнард выкладывает подлинные факты: реалистичный, весьма далекий от идеала, портрет родственницы.
Из всего сказанного выше я делаю единственный вывод, что была вторая группа охотников за лисой – «газетчики», как их называет автор.
А значит, остается лишь проследить отношение Агаты Кристи к этой группе охотников, чтобы понять, был ли у нее мотив упрекать их за «неспортивное поведение» в первом осуждающем монологе Пуаро.
Самое раннее упоминание в романе о газетах кажется скучным и вялым:
…тут-то убитая и открыла табачную лавку… по правде сказать, лавчонку… дешевые сигареты, кое-какие газеты… немудреный товар24.
Кажется, даже не пытаясь скрыть зевоту, Королева детектива рассказывает нам об основных предметах торговли в лавке миссис Эшер – табак, сигареты и газеты. Итог – немудреный товар. Иначе говоря, подобных лавчонок в каждом захудалом городишке хватает. Когда капитан Гастингс видит лавку собственными глазами, он описывает ее более подробно, но приходит к аналогичному заключению:
Мрачная лавчонка. Там и сям несколько запылившихся дешевых журналов и вчерашних газет. За прилавком – доходящие до потолка полки, на полках – табак и пачки сигарет. Несколько банок с мятными леденцами и ячменным сахаром. Обычная лавочка – такая же, как тысячи ей подобных25.
Пресса до сих пор не подключилась к охоте, поскольку не может разглядеть в этом заурядном деле изысканное преступление, и замечания о ее работе звучат весьма пессимистично:
Заурядное гнусное убийство старушки в лавке на одной из эндоверских улочек столь напоминало преступления, о которых рассказывают газеты…26
и вдобавок к тому же:
В газете я прочел отчет о предварительном следствии. Он был совсем коротким, письмо Эй-би-си в нем не упоминалось, а вердикт гласил: «Убийство, совершенное неизвестным лицом или лицами». Преступление почти не привлекало внимания прессы. В нем не было ничего занимательного для публики. Пресса быстро забыла об убийстве старухи в переулке и обратилась к более притягательным темам27.
Есть еще одно интересное сравнение, когда Пуаро и Гастингс выдают себя за репортеров, готовящих статью о миссис Эшер. Они расспрашивают миссис Фаулер о подозрительных событиях, которые та могла отметить.
Эти расспросы частный сыщик подытоживает сравнением:
– Друг мой, мы в особом положении – нам неизвестно, какие вопросы задавать. Мы как маленькие дети, играющие в прятки в темноте. Мы размахиваем руками и хватаем что попадется28.
Иными словами, после первого убийства только проницательный бельгиец был способен догадаться о начале большой охоты, пресса же, подобно сонным охотникам, пока что не в состоянии впотьмах осознать масштаб предстоящей травли.
И вот наступает переломный момент – новое убийство со схожими уликами. Автор через Гастингса сообщает о второй группе охотников, которая рьяно подключается к поискам убийцы:
Все детали убийства были полностью освещены газетами и ежедневно повторялись снова и снова. Не остался без внимания и справочник «Эй-би-си». Излюбленная газетами теория заключалась в том, что убийца купил его на месте и что это ценная улика для установления его личности. Казалось, справочник доказывает, что убийца приехал на место преступления поездом и намеревался затем вернуться в Лондон29.
Пресса – это свора натасканных репортеров, пустившихся по следу преступника не ради спасения очередных жертв; это способ раздуть сенсацию, донести информацию до каждого жителя Англии. Подключение журналистов мгновенно меняет масштаб мероприятия:
Не требовалось долго размышлять, чтобы сообразить, что его смерть, последовавшая за убийством молодой и хорошенькой Бетти Барнард, станет самой громкой газетной сенсацией города. То, что убийство случилось в августе, когда газетчикам туго приходится с материалом, усугубляло положение.
– Хорошо, – сказал Пуаро. – Возможно, гласность поможет там, где оказались бесплодными усилия отдельных лиц. Теперь вся страна будет искать Эй-би-си30.
После того, как мы обнаружили вторую группу охотников, мисс Кристи самым внимательным образом исследует их ожидания и реакцию «лисы». На одном из совещаний появляется доктор Томпсон, светило психиатрии, который комментирует события в духе психологических представлений того времени и дает некоторые советы. В частности, он рассказывает о реакции «лисицы» на два разных варианта развития событий:
…я не меньше инспектора Кроума убежден, что убийца этого от нас и ждет.
– Гм! – сказал заместитель комиссара и потер подбородок. Он взглянул через стол на доктора Томпсона. – Предположим, что мы не доставим нашему лунатику удовольствия и избавим его от огласки, к которой он стремится. Что он тогда сделает?
– Совершит новое преступление, – незамедлительно ответил доктор. – Вы его сами к этому подтолкнете.
– А если эту историю выпустить на первые полосы газет? Какой тогда будет его реакция?
– Такой же. Одним способом вы подогреваете его мегаломанию [Мегаломания – чрезвычайно тяжелое болезненное психическое состояние сосредоточенности на какой-либо одной идее.], другим – подавляете ее. А результат один – новое преступление31.
Поначалу прогнозы Томпсона оправдываются, действительно, «лиса» самым чувствительным образом реагирует на газетные новости:
Мистер Элекзандер Бонапарт Сист вместе с толпой вышел из кинотеатра «Палладиум» в Торки, где он смотрел в высшей степени волнующий фильм «На волосок от беды».
…
Мимо него проносились мальчишки-газетчики, выкликая:
– Последний выпуск… Маньяк-убийца в Сирстоне…
На груди у них висели плакатики с надписью «Убийство в Сирстоне. Последний выпуск».
Мистер Сист порылся в кармане, достал монетку и купил газету. Он развернул ее не сразу. Войдя в сквер, он не спеша подошел к павильону с видом на торкийскую гавань, потом сел и открыл газету.
Крупные заголовки гласили: «Убит сэр Сирил Сислей. Чудовищная трагедия в Сирстоне. Дело рук маньяка-убийцы»32.
Реакция «лисы»:
Мистер Сист остался наедине со своей газетой.
Он читал и перечитывал33.
В последующих главах писательница снова подчеркивает особое внимание подозреваемого к газетам:
Мистер Элекзандер Бонапарт Сист сидел не шелохнувшись. Его завтрак нетронутым остывал на тарелке. К чайнику мистер Сист прислонил газету и теперь читал ее с неослабевающим интересом34.
Казалось бы, эффект, предсказанный доктором Томпсоном, достигнут. Именно газетчики выходят на первую линию охоты, именно им достанется вся слава, когда они затравят «лису». Финал неизбежен, но неожиданно автор переворачивает все с ног на голову: оказывается, представители прессы в запале преследования забыли о правилах «спортивного состязания», приличиях, они просто откровенно врут, только чтобы добиться своей цели – заполучить сенсацию:
Репортеры ни на минуту не оставляли его в покое, требуя интервью «О чем сегодня поведал мосье Пуаро?». За ним следовали глупости на полколонки: «Мосье Пуаро относится к ситуации серьезно. Мосье Пуаро накануне успеха. Капитан Гастингс, ближайший друг мосье Пуаро, сообщил нашему специальному корреспонденту…»
– Пуаро, – бывало, восклицал я. – Умоляю, поверьте мне. Ничего похожего я не говорил.
Мой друг в таких случаях ласково отвечал:
– Знаю, Гастингс, знаю. Между словом произнесенным и словом написанным целая пропасть. Можно настолько извратить фразу, что ее исходный смысл заменится противоположным35.
Сокрушительный вывод. Кажется, что романистка хочет не просто высмеять, а раздавить газетчиков, вытравить любую мысль о «спортивном» поведении журналистов. Возникает закономерный вопрос: почему Королева детектива так ненавидит прессу и всех, кто с ней связан?
«Полегче на поворотах, – скажете вы, – не могла леди ненавидеть, ведь дама Агата была англичанкой, женщиной, у которой все эмоции спрятаны глубоко внутри и не проявляются даже в самых драматических обстоятельствах». Но ненависть прорывается, и доверяет Кристи выплеск эмоций не британцу, а бельгийцу, Великому детективу, Эркюлю Пуаро. В описании желанного необычного преступления, похожего на обед в «Ритце», самым последним из жертв, очевидно, наиболее вероятным кандидатом, назван владелец газет:
– Кто будет жертвой – мужчина или женщина? Мужчина лучше. Какая-нибудь большая шишка. Американский миллионер. Премьер-министр. Владелец газетного концерна. Место преступления… Почему бы по традиции не выбрать библиотеку? Она создает великолепную атмосферу. Да, орудие убийства! Согласен на экзотический изогнутый кинжал… а можно и какое-нибудь тупое орудие… резной каменный божок…36.
Подумать только, писательница мечтает убить газетного магната резным каменным божком?
Да, в жизни «герцогиня смерти» была сдержанной и очень воспитанной английской леди, но как только садилась за написание детективов, из тихого омута начинали выскакивать черти. Она ненавидела журналистов и владельцев печатных изданий – и было за что. Собственно, большую часть жизни дама Агата была вынуждена скрываться от назойливых репортеров, фотокорреспондентов, придумывать ответы на их дурацкие вопросы. Даже после смерти она продолжила защищать себя и своих родных от бесконечных вопросов «Как живешь?». Согласно завещанию романистки, «Автобиографию» опубликовали спустя год после ее кончины, и большинство поклонников бросилось разыскивать в этом капитальном томе ответы на вопросы. Макс, Розалинд и внуки на время были оставлены в покое. Но внимательное прочтение этого произведения позволяет сделать вывод – дама Агата скрыла больше, чем рассказала.
А представителей прессы Кристи ненавидела и о своем отношении рассказала прямо на страницах романа – правда, подсказку, как обычно, Королева интриги спрятала у нас под самым носом.
Во время чтения газеты мимо Александра Бонапарта Каста проходят люди, обсуждают убийство. До бедного эпилептика доносятся их осуждающие голоса:
– Ужасно… Не замешаны ли в этом китайцы? Она же была официанткой в китайском ресторане!
– И прямо на площадке для гольфа…
– А я слыхал, что на берегу…».
– Но, милочка, еще вчера мы пили чай в Элбери…