Європа

– Наёбывают, но приходит?

– Хочет поверить. Как агент Малдер… Вообще, – Костя выпрямился, встал у терминала будто лектор за трибуной, – все считают, что разбираются в торговле. Как и в политике. У любого спроси – расскажет тебе, как страной надо управлять. Более того, большинство считает, что торговля и политика – одна хрень. На-е-ба-ло-во.

– За этим и ходят по магазинам? – спросил Игорь. – Чтобы их наёбывали?

– И да, и нет. Люди приходят не просто потратить деньги и купить холодильник. Им нужен комфорт, или статус. Или уверенность в себе. Или здоровье. Не зря же все эти антибактериальные покрытия, – Костя повернулся к холодильнику с наклейкой «stop microbes». – Почитаешь в стандартах. Покупатель приходит решить проблему с самим собой. Смотрел «Нужные вещи»?

Ждан покачал головой. Помнил лишь, что – да – был такой фильм – триллер или ужастик. Давно-давно. Крутили по кабельному. И всё.

– Не важно. Человек стоит на одном берегу, такой как есть, и видит другой берег, где он станет таким, как хочет. Покупка же – мостик… Чудо, – это слово Чижов произнес медленно. – Чудо – это, к слову, тоже наебалово, но только то, которое ты не можешь объяснить. Как в том анекдоте: «вот не пойму, где ты меня кинуть хочешь»… Впрочем, для большинства чудо – вещь простая – урвать что-нибудь за три рубля. Халява, сэр.

«Когда мне было лет десять, мы с мамой ездили отдыхать в какой-то пансионат-санаторий. На море. Обычный такой – корпуса, аллейки, пляж, спортплощадки, столовка. И клуб, где по вечерам – танцы, а днём иногда кто-то выступал. Однажды – фокусник… Маму, само собой, это не привлекло, я пошёл один. В зале были в основном такие же ребята, не старше; лишь некоторые с родителями… Вначале фокусник долго рассказывал – и про то, где бывал, и как учился всему этому, и кто передал ему секреты. Такое, в общем… А потом – сами фокусы. Вытянул цветные ленточки из пустой коробки; порвал афишу на мелкие кусочки – скомкал их в шарик, затем развернул – и афиша оказалась целой; превратил платок в яйцо… Все фокусы были из журнала „Юный техник“. Помнишь такой? Печатали на последней странице, с подробным описанием что делать, в чём хитрость. Мы как раз выписывали журнал пару лет. Разве что в некоторых фокусах факир заменил бумажки на деньги – высыпал из кулька трояки, превратил пятерку в червонец… Я смотрел по сторонам – ребята не сводили глаз со сцены, аплодировали, смеялись – и завидовал им… Прежде, я чувствовал себя дураком, лишь когда был единственным в классе, кто чего-то не знает, а тут наоборот… В конце фокусник сказал, что сейчас, для последнего номера, ему понадобится помощник. Ну, спросил он, есть смелые? Все потянули руки. Я тоже – хотелось выйти на сцену и показать – вот! – здесь кармашек, здесь пружина, здесь двойное дно… Но выбрали не меня».

Обучение Игоря началось со стиралок. «Давайте их в первую очередь, – сказал Халин, – потом холодá. С кондёрами ты всё равно уже в сезон не успеваешь. Да и август обещают нежаркий».

– Те вёдра с мотором, – Чижов показал на две пластиковые бочки, стоявшие в стороне, возле пылесосов, – машинки активаторного типа. Люди постарше говорят иногда – полу-автомат. Или – типа-малюток. Учить по ним особо нечего, полистаешь как-нибудь инструкцию. Все остальные стиралки – барабанного типа. Или автомат, словами всё тех же старших. Ещё бывают ультразвуковые, пузырьковые – но мы такими не торгуем, – Костя на секунду задумался. – Пока. Тут уж не зарекаюсь.

Он пошёл через ряды, Игорь следом.

– Первые такие стиралки, – сказал Чижов, – были сделаны на основе маслобоек. Немцами, лет сто назад. Что забавно, эти машины закупала царская Россия, но использовали их здесь, опять же, как маслобойки, переделывали обратно.

Ждан ничего не спрашивал, просто не успевал формулировать вопросы – слушал, слушал, слушал. Будто на вводных лекциях. «Загрузка бывает вертикальная и фронтальная. Стандартная высота – восемьдесят пять сантиметров. Ширина вертикалок – сорок, у фронталок – шестьдесят, если точно – пятьдесят девять с половиной. Бывают ещё маленькие, под раковину – занусси и канди – чуть ниже семидесяти сэ-мэ, – Костя показал рукой их рост, – и шириной пятьдесят один. Должны на днях привезти. Увидишь».

В магазине был высоченный потолок – как-никак бывший цех – метров восемь. Вверху по периметру шли окна, продолговатые откидные. Как их открывали-закрывали – загадка. Света от этих окошек вряд ли хватило бы на зал, так что повсюду свисали на тросах светильники с люминесцентными лампами. Стиралки блестели, словно глянцевые странички каталогов.

«У большинства фронталок верхняя крышка снимается. Скручиваешь эти два самореза и сталкиваешь. Она на направляющих. А потом – зашиваешь столешницей, – Чижов провел ладонью по крышке, – и получается встроенная. Вообще, бывают специальные стиралки под встройку, они изначально идут без крышки, с металлическим листом… Ну а вертикальные, само собой, никуда не встроишь».

– А какие лучше? – спросил наконец Игорь. – Те, что сверху, или фронтальные?

– Принцип у них одинаковый, – ответил Костя, – барабан и там, и там. Есть поверье, что вертикалки – надёжней, мол, у них крепления с двух сторон, плюс некоторые боятся, что «окошко потечёт» у фронталки. Но это – так, фольклор и суеверия… На самом деле лучше всего начинать подбирать с габаритов. Если место позволяет, тогда самое оно – полногабаритные. Фронтальные, шестьдесят на шестьдесят. Они и устойчивей, и объем больше, не просто в килограммах, но и сам бак. Да и стóят, к слову, дешевле.

– Почему? – удивился Ждан.

Рядом прошёл продавец – один из тех, с кем Игорь познакомился, но имени не запомнил. За ним – целая делегация, человек пять. Остановились в шаге от Ждана и Чижова. «Вот, – сказал продавец, – эл-джи на три с половиной килограмма. Восемьсот оборотов отжим. А больше и не нужно». Воротник его поло был поднят, но не держался – заваливался то так, то так – будто уши какой-нибудь овчарки-полукровки.

– Изначально, – сказал Костя, кивнув Игорю, давай чуть отойдем, – на заводе разрабатывается полногабаритная модель. В качестве базовой. Затем, на её основе – те, что поменьше. И конструкторские работы, их стоимость – зашивают в цену компактных стиралок.

Часа в четыре Халин принес брошюру с логотипом «Європы» на обложке – ещё старым, жёлто-синим. «Бейджик, – сказал Андрей, – организуем тебе завтра». Он протянул брошюру Ждану.

– Стандарты, – прочитал Игорь вслух и посмотрел на Халина. – Правила поведения?

– Ёпт, – Андрей поморщился. – Это Костян тебе понарассказывал?

В целом, стандарты всё же отличались от типовых можно-нужно-нельзя. Ждан пролистал несколько страниц – копирайты, содержание, введение, обзор – и остановился на первом разделе. «У каждого продавца есть „багаж“ – убеждения, ценности и опыт. Они формируют индивидуальные взгляды, которые могут существенно отличаться от взглядов других продавцов».

– Шибко быстро листаешь, – сказал Халин. – Давай-ка назад… Ещё. На первую страницу… Вот.

Посредине было написано: «© «Європа». Только для сотрудников магазина (супермаркета)». И ниже: «Запрещается полное или частичное копирование, использование вне магазина (супермаркета) и передача третьим лицам». В книжках на такое обычно не обращаешь внимания.

– За попытку вынести святая святых из храма или отксерить, – пояснил Халин, – штрафом не отделаешься. Можно и вылететь.

Игорь кивнул. Неохотно.

– Серьезно, – сказал Андрей. – Так что – выделяй часик днём, часик вечером, поднимайся в столовку и учи. Стандарты надо знать как ом-мани-падме-хум. Пока ты стажёр, можешь уходить, если кто-то с отдела обедает или пьет чай. Такие бонусы для не-продавца… Кстати, Костян тебе про штрафы рассказал?

Чижов тем временем выписал холодильник и стиралку молодой парочке, вручил им выползший из принтера листок и показал на кассы: «Оплачивайте, и рядышком, на инфо – оформите доставку». «Спасибо», – сказали Косте. «Пользуйтесь с удовольствием», – ответил он.

– Димон говорил в двух словах, – пожал плечами Ждан, – про опоздания, внешний вид…

И тут Халин захохотал. Даже оперся на стиралку, будто боялся упасть со смеху. Шедшая по «бульвару» женщина обернулась.

– Сотник? – уточнил он. Хотя никаких других Димонов на отделе вроде как и не было.

– Ну да, – подтвердил Игорь.

– Вот ты царь! – сказал Халин, чуть успокоившись. – Выцепил именно эксперта. Пока Болоцкого не уволили, они ещё соревновались, но сейчас, – Андрей выставил большие пальцы, – Сотник – абсолютный чемпион по штрафам. Во всех категориях.

Подошёл Костя. Улыбка, вежливо-сдержанная при клиентах, стала усмешкой-ухмылкой.

– Чё ржём? – спросил он.

Список оштрафованных можно было просмотреть с любого терминала.

– Клацаешь по этому значку, – сказал Халин. – Вот, например, сегодня – Лисицина и Малик по два за опоздание, Крючков – четыре за пыль на технике. И, конечно же, Сотник. Джек-пот не сорвал, но всё же – бакс за скотч на полу… Обычно два за такое, но у Димона – скидки.

Столбец – фамилия, столбец – сумма, столбец – причина.

– Для тебя сейчас главное, – продолжил Андрей, – приходить вовремя и… – он замолчал, «ну ты меня понял», – внешний вид по стандартам… Утром на проверке – стол возле входа – лежит листик. Вписываешь себя, ставишь время и подпись. Без пятнадцати – список забирают. Кто не успел, – он пару раз нажал капс-лок, – тот опоздал.

На а-вэ заскрипели шины, кто-то закричал, запищала сигнализация – громче, громче, громче – мимо своих положенных децибел, дальше по шкале – к товарным поездам и взлетающим самолётам… И тут же всё стихло.

– Ух ты зверь! – сказал мужик в синей футболке.

– Хоть телевидение у нас и моно, – добавил продавец, – но под дивиди будет супер.

Звуки, которые будто бы спугнула авария из фильма, стали осторожно вылазить из убежищ. В зале повсюду разговаривали, искали кого-то, звали, тягали по полу коробки, распечатывали, волокли куда-то упаковку. А ещё само помещение словно гудело. И музыка, почти незаметная, даже не звучащая, а просто «присутствующая». Песни формата европы-плюс… Впрочем, как узнал Игорь вскоре, никакое это было не радио – девушки с инфо запускали эм-пэ-три со своего компьютера, из папки «music» – пару тысяч песен, в случайном порядке. Время от времени папка обновлялась – кто-нибудь притаскивал эм-пэ-три сборники («Музыкальные консервы», – говорил Халин) или «музычку на флэшке», и всё это скидывалось в общий котёл… Однажды Сотник устроил арт-диверсию – неизвестно какими правдами-неправдами дорвался до компьютера на инфо и стёр всё-всё-всё, что было в папке, а вместо закинул «свой музон». Минут через десять на инфо примчал директор и закричал на девчонок: «Вы что, совсем дуры?» По всему магазину звучал рэп, на русском, из тех, что «Внимание! Ненормативная лексика» – гопническое: «А вечером ебошим гандонов с соседнего района»… Найти виновного было несложно – Димон получил по шее и ещё один штраф в коллекцию.

Вообще, идея с не-радио была правильной, по крайней мере не случится таких конфузов, как, например, в «Комфорте» – идёшь вдоль холодильников и тут по радио реклама: в «Доме Электроники» такой-то холодильник всего за тысячу девятьсот девяносто девять гривен; спрашиваешь у продавца эту модель, он показывает, цена – две триста пятьдесят.

К слову, как рассказывала Ждану знакомая, в «Билле», во всех «Биллах» – что в Украине, что в Австрии, повсюду – одновременно играет одна и та же музыка, её передают по сети по радиорубкам. Так что можно представлять, как в то время, когда ты кидаешь в тележку макароны и соус, какие-нибудь мадам-эн-месью идут к кассе с французской зеленью и длинными-предлинными багетами и слышат то же «miss you», что и ты.

Иногда музыку останавливали, чтобы сделать объявления. «Старший продавец аудио-видео отдела подойдите на проверку», «владелец красной мазды, номер два-два-три-два, подойдите к своей машине». Игорь вспомнил, что читал (скорее всего у Паланика, хотя не факт) про объявления-шифровки, для персонала: зовут кого-нибудь – несуществующего сотрудника – на склад, а на самом деле это значит, что начался пожар.

– Линейка брендов, – сказал Чижов, – выглядит следующим образом: эл-джи и самсунг – самые простые варианты. Это не значит, что они плохие или ещё что-то. Нормальные рабочие лошадки за свои деньги. Рассчитаны лет на семь эксплуатации. Дальше – ардо, итальянская контора. Тоже – лет сэм-восэм. Затем – индезит и канди, – всякий раз Костя показывал на стиралки названных брендов, – средний класс, или, как любят говорить – уверенный средний класс. Эти – лет на десять. Далее – класс чуть выше среднего: аристон и занусси, двенадцать лет. И за ними – высокий класс, лет на пятнадцать эксплуатации: бош, электролюкс, горенье. Есть ещё премиум – аег и сименс, в самом конце, по одной модельке, они – вообще вечные, лет на двадцать и больше. Стóят соответственно. Туда же и миле, правда, мы ими не торгуем… Впрочем, если кто интересуется, смело рекомендуй аег с сименсом, тоже немцы, тоже премиум. У аега и на морде написано: мэйд ин джомани.

– Забавное название – горенье, – улыбнулся Игорь.

– Словения, – ответил Костя, – бывшая Югославия, хорошие машинки. К слову, горенье – это не от «гореть», а от слова «горы». Там у них гористая местность, Балканы. Горенье – деревушка, рядом с которой, в городе Виленье – сам завод. Прям песня: Горение, Виление, Словения… Хотя, как говорили на семинаре, правильно – гореньé…

Ждан представил сцену в духе Кустурицы. «Эй, Матко, что там у тебя?» – «Стиралки из Веленье. Самые лучшие! Для тебя, Дадан, всего по триста евро». – «Матко, чёртов ты прохиндей, какие триста евро»…

– У каждого бренда есть какие-то свои фишки. У машинок горенье, например, толщина корпуса – один миллиметр, плюс – двойная оцинковка.

«Постой, Дадан! Здесь миллиметровая сталь»…

– Кроме того, – Чижов постучал по металлической крышке, – горенье килограммов на десять тяжелее любой другой. Таскать их, конечно, хреново – но зато они очень устойчивы и, соответственно, мало шумят. Даже на максимальном отжиме.

«…и ещё утяжелитель, Дадан. Они работают тише, чем карманник на рождественском рынке!»

– Или электролюкс, – Костя открыл дверцу и потрепал рукой уплотнитель, как собаку за ухом, – здесь не резина, а каучук…

Всё, что Чижов говорил после «баки у люксóв делаются из карборана» и «изначально – технология НАСА» – пробегало мимо Игоря, стараясь не задевать. Будто «лишние» стопки – точно выпил, но уже не вспомнишь – ни завтра, ни позднее. Диск переполнен, вставьте новый, и обрывки, фрагменты, кусочки: барабан – подвижный, а бак – сама ёмкость; ножки регулируются; это – транспортировочные болты; минимум – полатмосферы…

И вдруг словно тучи затянули небо – модный в девяностые рваный монтаж: никаких тебе западных и восточных ветров, никаких Борея с Нотом – мгновенно – солнце в траурной вуали или в парандже… Хотя какое небо? какое солнце? какие тучи?

– Чё, Игорян, – засмеялся Костя, – в глазах потемнело?

Лампы не погасли совсем, а перешли в какой-то стэндбай – экономный режим – если и не стали светить слабее пробивающегося из окошек июльского вечера, то, как минимум, сравнялись с ним. По-прежнему яркими остались лишь подсветки встройки, шкафчиков с компьютерной мелочёвкой – мышами-клавиатурами, колбы с мобильниками и стенда с автомагнитолами. Теперь казалось, что зал – рыночная площадь, а все светящиеся островки – отдельные лавки – налетай-торопись.

– Минут за пятнадцать до закрытия, – сказал Чижов, – убавляют свет, тонко намекают, что скоро – алес. В кинотеатрах такое перед началом сеанса, у нас же, наоборот, когда вот-вот конец фильма… Ты, кстати, обедать-то ходил сегодня?

И тут Игорь сообразил, что не только не пообедал, но даже ни разу не выскочил на перекур. Просто забыл. И про еду, и про сигареты… Прям как рассказывали на одной давнишней лекции. «Самый низкий уровень, – объяснял лысый дядька, – это когда человек восстанавливает энергию лишь пищей. Чуть выше те, кто кормится деятельностью. Вот, например, бизнесмены – могут весь день мотаться по своей фирме, увлекшись каким-нибудь нововведениями, не чувствуя при этом голода и усталости. Следующий уровень – умственная деятельность»…

Ждан промолчал, но Чижов и так всё понял.

– Бля, – сказал он, – такой героизм здесь и на фиг никому не нужен. Тем более, пока ты стажёр.

День показался Игорю быстрым и длинным одновременно. Он ни разу не взглянул на часы (вот осталось четыре, три с половиной, три), ни разу не почувствовал, что воздух будто затвердел и каждой секунде приходится протискиваться, выцарапывать себе жизненное пространство – так часто бывало на прошлой работе; так всегда бывает на вокзалах, когда кого-то провожаешь… И всё же прошедшее время ощущалось – наследило, оставило повсюду отпечатки: правила, имена, впечатления, знания… Хотя нет – ещё не знания, просто информацию, сваленное в коридоре: в мешках, коробках и насыпью. Хочешь – не хочешь, а споткнешься.

– Пошли, – Костя клацнул «завершение работы» и погасил монитор.

Покупателей на отделе не осталось. Продавцы стали неспешно стягиваться к кассам, проходить через них один за другим – кадры из учебного фильма, где показывают как правильно себя вести при пожарной тревоге – организованно на выход: без паники и спешки.

На инфо выключили музыку. Охранник подошёл к парню, замечтавшемуся возле стенда с электробритвами, и сказал, что магазин закрывается. «Ой, да», – ожил тот и тоже влился в поток уходящих. «Мелкая – всё», – сказал охранник в рацию.

Уже подходя к столу проверки, Игорь сообразил, как сильно устал – ноги будто закручивались на узел (не удивительно – простоять-проходить десять часов, тем более – с непривычки), почему-то побаливали плечи и руки; да и голова была ватной, как перед экзаменом, когда решил за ночь прочесть то, на что отводилось два семестра.

И тут в Ждана уперлась чья-то рука. Перед ним стояла женщина – Игорь видел её до этого, она весь день мелькала в зале: кого-то вычитывала, с кем-то смеялась, болтала с девчонками на инфо, обсуждала с Халиным какие-то бумажки.

– Ты с кэ-бэ-тэ? – спросила она, так и не убрав ладонь с груди Игоря.

– Да, – ответил он.

– Елен Пална, – подключился Костя. – Чего вы? – он улыбнулся: не так, как покупателям, но и не и так, как Халину со Жданом – Первый день человек у нас…

– Первый день, – не унималась Елена Павловна, – и в такой обуви! Это ужас просто! Тебе, Чижов, тоже должно быть стыдно.

– Верите? – Костя выкатил глаза и положил руку на сердце. – Стыдно, очень стыдно.

– Подошва утром порвалась, – сказал Игорь. – Пришлось одеть эти. Не босиком же?

Елена Павловна была хорошо сложена – как говорится, следила за собой: подтянутая, спортивная (она занималась то ли карате, то ли теквандо); талия, плечи, ноги – если в фигуре и имелись недостатки, они сглаживались грамотно подобранной одеждой. Когда однажды к ней в гости забежит дочка – лет девятнадцати, двадцати, – со спины их будет просто не различить… А вот лицо Елены Павловны было взрослее и намного – точно не спутаешь ни с двадцатилетней, ни даже с тридцатилетней. Стоило ей заговорить или просто пошевелить губами, нахмурить брови, как лицо покрывали морщины, всех сортов и размеров – от тонких чёрточек до основательных, которые уже не спрячешь и не разгладишь. Щеки начинали обвисать, пока ещё чуть заметно, но в них уже можно было увидеть будущую старость… И взгляд – никак не девочки.

– С виду нормальный парень, – сказала она, – и такое… Уж лучше б и впрямь босиком ходил!

Игорю захотелось вступиться за туфли, будто обижали его товарища – да, со странностями, постоянно ковыряющего в носу, неуклюжего и несобранного – и всё же товарища. Но защищать было уже не от кого – Елена Павловна заприметила новую жертву, мгновенно потеряв интерес и к Ждану, и к его туфлям.

– Лисицина! – она обошла Игоря и Костю. – А ты где, моя радость, шлялась весь день?

Игорь поправил смявшуюся на груди футболку.

– Это была Ужва, – сказал Чижов, – завотделом мелкой бытовой…

Они прошли к лестнице, зашагали наверх. Было шумно и людно, не то что днём. Некоторые продавцы уже успели переодеться и спускались, вернее – протискивались сквозь тех, кто только поднимался к раздевалкам.

– Но про твои сандалии она права… У выхода из метро – сразу за курицами с шаурмой, правее как бы – обувной магазинчик, там ещё такая зеленая дверь – работает с восьми. И цены нормальные, и есть из чего выбрать. Выйди пораньше и заскочешь перед работой… Или, – Костя изобразил улыбку «для своих», – не-ту де-нег?

– Нету, – подтвердил Игорь.

– Ну и чего морозимся? Одолжу. Прогуляемся только к банкомату.

У всех на бейджиках были полные имена, как в паспортах и трудовых – Ольга, Надежда, Светлана, – а она почему-то была Катей: «Васильева Катя, продавец-консультант». «Может, – подумал он, – она и по паспорту какая-нибудь Катя Борисовна? Как в том американском кино?»

Утро начиналось с наведения чистоты. Уборщицы возили по полу жёлтые кёрхеры с длинными хвостами-кабелями, протирать же остальное – полки, терминалы, товарные горки, сам товар – было обязанностью продавцов.

Швы между плитками напоминали сетку в три-дэ-максе – компьютерная модель, на которую наставили всяких три-дэ объектов. Без покупателей – изнанка торговли, как и тогда, у чепэшника, когда Игорь впервые зашёл за лоток: вот коробка-касса, здесь – все документы, сюда можешь поставить сумку; и обувь, если захочешь переобуваться… Хотя, конечно, с другим размахом, скорее – сам рынок перед открытием, только куда чище и никто не похмелялся.

Ждана определили на стиралки.

– Будешь с Олейниковым, – сказал Халин, – а то он без Болоцкого – в гордом одиночестве. Помогаешь выставлять технику, следишь, чтобы всё было как надо. Короче, Алекс расскажет. Ну и отгребаете, если что, тоже вдвоем.

Снова призрак Болоцкого, подумал Ждан, сперва его шкафчик, теперь – зона ответственности.

– Надеюсь, – Олейников будто прочёл эти мысли, – он-то не таким будет?

Спросил не Игоря, а Андрея. Дурацкая манера – в третьем лице о том, кто рядом.

– А что с Болоцким было не так? – не понял Ждан.

Олейников махнул рукой, Халин усмехнулся.

– Давайте, идите, время уже… Кстати, Игорь-джан, держи бейджик. И, – Андрей прищурился, – не забывай учить стандарты.

– Хитрого, – сказал Саша, – здесь ничего. Берём на терминале тряпки, – он протянул одну Игорю, – берём мистер-мускул и вперёд. Если тряпок нету, спрашиваешь у уборщиц… Я начну с того конца, ты с этого – протираешь морду, крышку, по бокам. Чтобы ни пыли, ни пятен… Не то, сам слышал – люлей получим оба. Хватит мне из-за Болоцкого штрафов.

Кругом, на всех отделах, продавцы водили тряпками – тёрли мониторы, телевизоры, колонки, микроволновки, телефоны, утюги. У некоторых была прям «ювелирная работа»: шнуры-штекеры, наушники, коробочки с лампочками и батарейками.

В зале звучала «We are the robots» в каком-то очередном ремиксе. «Europe endless», подумал Ждан, тоже была бы в тему. Он переходил от машинки к машинке – брызгал средством, вытирал – по одним стиралкам и не скажешь, что их только что тёрли-мыли, зато другие – мгновенно преображались, сияли-блестели. Попадались и совсем уж пыльные, как-то и не верилось, что такое может случиться за день, максимум два.

– Вот-вот, – подтвердил Саша. – А мы этим дышим.

Ряды и впрямь казались бесконечными: отыграл ремикс на «крафтверк», «хуллахуп гёрл», какой-то лаундж, а Ждан только и успел, что пройти до конца одного ряда и свернуть на другой. Первая мэшин авеню, вторая, с совсем уж путанной нумерацией – 821, 80250, 80160, 833, 10160…

Игорь впервые уловил то самое – «магазинное» – настроение: будто на вокзале, когда приехал заранее – поезд на табло ещё не высветился, – или, наоборот, только с поезда, предрассветным утром, и ждёшь, когда начнут ходить трамваи или откроется метро, таксистам с их расценками – большой привет; всё вокруг знакомо и понятно – даже если ты здесь впервые: там камеры хранения, тут киоски с газетами и водой, кафе, зал ожидания; и какая-то жизнь, суета, тоже в общем-то знакомая и понятная; все вместе, все по парам-семьям-компаниям – и каждый сам по себе.

Новые туфли немного жали.

– Кстати, – крикнул Олейников с вертикалок, – следи, чтобы «вёдра» были чистыми. А то, – теперь гораздо тише, – любят их проверить. И не только Халин. Ужва регулярно подходит к ним, проводит рукой и, если пыльно, то пиздец.

В зале появились покупатели. Прошли, как призраки, сквозь двери, и дальше по залу – тихо-тихо, с пятки на носок, а то и вовсе словно не касаясь пола – мимо стендов, стеллажей и колонн. Прокрались, но без злого умысла – наоборот, будто боялись помешать.

– Народ попёр, – сказал Игорь.

– Ага, – отозвался Саша, – закругляемся.

Он провел тряпкой ещё по одной крышке – скорее для виду, как мойщик-беспризорник по лобовому стеклу на светофоре – и двинул к терминалу. Игорь – следом.