РА-МА МЫ-ЛА МА-МУ

– А давайте так, – предложила Рита. – Поделимся друг с другом впечатлениями последних дней.

– Полученными, в ходе выполнения редакционного задания, – кое-как выговорил Коля. – Иные варианты, как я понимаю, не рассматриваются.

Речевой аппарат Коли начал давать сбои и ему приходилось делать над собою героические усилия, чтобы донести мысль до собеседника. А ведь Коля был тут не самый пьяный!

– Именно! – согласилась Рита. – У кого-нибудь сигареты есть?

– Ай, ай, ай! – Погрозила ей пальчиком Наина. – Ты ж не куришь!

– Я вообще-то и не пью, – чужим голосом сказала Рита. – И не сквернословлю. А ещё не играю на гармошке у прохожих на виду!

После того, как девчонки поочерёдно сходили в туалет, все расселись по кругу, друг против друга – так, как это делают на своих встречах анонимные алкоголики.

– За руки будем браться, – спросил Коля,– чтоб не пропасть поодиночке?

– Мне, например, не обязательно, – отнекалась Наина. – И вообще, по-моему, одинокое положение нас всех весьма устраивает! Главное, периодическое тестирование речевого аппарата. Тебя, Бугор, это касается в первую очередь!

Они сидели как раз напротив огромного зеркала, висящего на стене слева от Ритиного стола, так, чтобы посетитель мог краем глаза оценивать происходящее со стороны. Зеркало создавало «эффект кворума», это, когда у присутствующих в кабинете возникает ощущение, что их здесь много и значит дело, по которому они собрались, явно того заслуживает! Во время беседы визитёр в поисках поддержки то и дело поглядывал в сторону зеркала.

У Кузьмича внесли приз в студию. Судя по установившейся тишине, приз был настолько важен и велик, что напрочь раздавил победителя.

– Кто первый? – спросил Коля и помахал себе зеркальному рукой.

– Вот ты… вы и начинайте, – обратилась Рита к обоим Колям. – Только у меня просьба, мы тут все пьяные, поэтому давайте как-то повежливее, ладно?

– В смысле, не перебивать?

– Угу… – сказала зеркальная Рита, потому, что вот эту Риту, которая с перегаром, такие короткие фразы не достойны!

Коли отлучились на минутку, чтобы запить восторг от общения со столь прекрасными дамами и тотчас же вернулись обратно.

– Впечатления последних дней… – начал этот Коля, – носили исключительно плоский характер, в результате чего вызвали у меня сильное…

– Плоскоглазие, – подсказал Коля, который тот ещё.

– И плоскоумие, – добавила Наина. Та, что в зеркале показала ей большой палец, а обоим Колям – такой же язык!

Дальше Коля, который первичный, рассказывал один. А точно – первичный? Короче, он попросил не встревать в разговор даже во время технических пауз, обеспечивающих восстановление точных значений слов и дающих некоторый разбег для их воспроизведения.

Задание, полученное им от Риты, носило рабочее название «Уик-энд в Павловске», так называлось их село, являвшееся административным центром большого, некогда густо заселённого района, расположенного в Предуралье. Завёлся с недавних пор в се-ле до-селе невиданный олигарх из пришлых, Вениамин Гудков или, говоря проще, Гудвин. Буквально – «хорошее вино». Откуда у парня были деньги, никого не интересовало, главное, что тратил он их, чёрт знает на что, а именно – на культуру потребления спиртных напитков в условиях острого морально-этического и орально-этилового кризиса среди широких слоёв гражданского общества. Гражданское общество, надо признаться, встретило инициативу с редким пониманием и воодушевлением. По крайней мере, салун «Изумрудный город», торжественно открытый предпринимателем-альтруистом в полузаброшенном здании бывшего инфекционного отделения павловской ЦРБ, был всегда переполнен и каждый божий день там в обязательном порядке проходило какое-то резонансное культурно-оздоровительное мероприятие.

Вечер, проведённый Колей в «Изумрудном городе» был посвящён персонажам бессмертного роуд-фентези о девочке Элли и её друзьях, мечтающих добраться до города своей мечты. А накануне салун посетил знаменитый музыкальный коллектив из областного центра. Конгломерат состоял из четвёрки оторванных бородатых юнцов в шортах и косоворотках – то ли бывших скаутов, то ли будущих комбайнёров. Ансамбль носил игривое название «Ребятушки-похмелушки» и запоминался прежде всего доверительной манерой исполнения. Прямо во время номера, парни то и дело спускались со сцены в зал и опорожняли недопитые зрительские бокалы, вызывая тем самым бурные эмоции со стороны обманутых вкладчиков.

Обо всём этом Коле жестами поведал его старинный приятель Стёпчик, с которым они вместе заканчивали филфак университета. Ещё каких то пару лет назад Стёпчик был первым спикером на селе, являя собою образец запредельного умопомрачительного красноречия. На какую бы отвлечённую тему не говорил с вами Стёпчик, он неизменно вызывал в вас живой, даже можно сказать, животный интерес. Многие до сих пор вспоминают случай, когда Стёпчик в доверительной беседе со слесарем Шумовым, пока тот чинил ему унитаз, настолько живо поделился с ним проблемами овариэктомии женского яичника, что вскоре, бросив жену и детей, Шумов ушёл в монастырь.

Освоив, таким образом все тонкости языкового коммуницирования в обществе себе подобных, Степчик решил исследовать «самое дно». Закончив вуз с красным дипломом, молодой учёный безотлагательно отправился в кочегарку, дабы погрузиться в языковую среду духов огня. Надо сказать, экспериментатор так в неё погрузился, что с трудом оттуда выбрался. Результаты оказались столь впечатляющими, что кое-как очистившись от дыма и копоти, Стёпчик вознамерился продолжить свои научные изыскания в сапожной мастерской своего дяди. На Стёпчикову беду язык сапожников оказался ещё куда более ярким и соблазнительным, чем речь угольщиков и истопников и переучивать филолога-экспериментатора обратно на нормальный язык оказалось куда труднее, чем после кочегарки. Но отказаться от своих намерений измерить всю глубину языковой стихии Стёпчик уже не мог и неутолимая жажда познаний в конце концов привела несгибаемого исследователя в спец учреждение для глухонемых. Кто бы мог подумать, но этот его последний эксперимент оказался самым удачным – в результате Стёпчик, исчерпав весь запас слов, данный человечеству матушкой-природой, окончательно и бесповоротно перешёл на язык жестов.

В этот сказочный вечер парни случайно очутились за одним столиком. Когда модератор предложил им поучаствовать в шоу, ребята сначала отказались, однако, слегка поразмыслив, Стёпчик всеже дал согласие сыграть главную роль.

– Элли? – уточнил модератор.

Стёпчик согласно кивнул.

На сцене – от одного портала к другому вела жёлтая ковровая дорожка, по которой компаньонам нужно было добраться до Великого и Ужасного. Вдоль дорожки, по обе её стороны были установлены столики, сервированные хрусталём и брускетками с хамсой, а рядом таблички, сообщающие количество сахара и крепости. По мере приближения к Изумрудному городу показатели возрастали. Так на старте путешественникам угрожала крепость в 11 об., завершала же маршрут куда более серьёзная цифра – 55!

У правого портала выстроилась вся команда: девочка Элли, Железный дровосек, Страшила и трусливый Лев. Не хватало только одного персонажа – собаки Тотошки, но на эту роль так и не нашлось исполнителей.

– Жалко, меня там не было, – сказала Наина, – я бы пошла…

– И я бы… – поддержала коллегу Рита, причём, буквально. За руку. Иначе Наина запросто могла рухнуть со стула. – Спецкору Кло… Клу… Тьфу ты, Клёцке… больше не наливать!

На сцене появился Гудвин, и в зале наступила полная тишина. Надо сказать и барная стойка, и столики, и сцена, и распашные двери – всё тут было, как и полагается быть в аутентичном заведении. Имелась даже символическая коновязь, куда приехавшие на велосипеде, могли припарковать своих двухколесных коней. На вешалке у входа висели ковбойские шляпы, многие из числа посетителей салона весьма охотно пользовались данным предложением, полагая, что если ты даже сильно перебрал и пускаешь сиреневые пузыри, в шляпе оно всё равно как-то солиднее. Требовали ещё и кольты, но Гудвин пока что воздерживался от подобной услуги, ведь даже игрушечным пистолетом при желании можно нанести тяжёлые физические увечья. А такие желания были.

– Вот освоите культуру потребления и укрепите дух, – обещал владелец заведения, – тогда и посмотрим. Теперь всё зависит только от вас, господа, учитесь держать себя в руках!

Господа обещали, но пока у них это не очень-то получалось, в руках приходилось держать в основном не себя, а соседа по столу.

После короткого напутствия Гудвина вся шайка в составе небритой девочки Элли с накладными косами, кривоногого жестянщика Шутова в роли Железного дровосека, школьного дворника Жени по кличке «Толстый Джо» в роли Страшилы и трусливого охранника ЧОПа Льва Борисовича Ойстраха под весёлый свист и улюлюканье тронулась в путь. Время пошло и теперь каждому из них предстояло собрать всю свою волю в кулак и вовсе не для того, чтобы двинуть им компаньону по роже, но лишь для того только, чтобы трезво оценивать собственные силы перед лицом всевозрастающих смертельных соблазнов!

Сначала на путешественников напала коварная Гингема, предводительница Жевунов, которые больше закусывали, чем пили. Закусить, не выпив, получилось не у всех. Так, например, Железный Дровосек, при том, что пропустил целых три маслёнки, есть ничего не стал, лишь занюхал ржавой перчаткой. Это обстоятельство в результате оказалось для него роковым. Как роковым оказалось для Страшилы его согласие принять из рук волшебницы Стеллы Д,Артуа трехлитровую бадью муската, пожалованную путешественникам в знак благодарности за освобождение Страны Розового Сухого от коварного Паука с тремя головами, именуемыми: Сушняк, Блевонтин и Тремор. Что до трусливого Льва Борисовича, то он держался до последнего и сдал свои позиции лишь оказавшись в плену Летучих Обезьян – буквально в двух шагах от заветной цели. Обезьяны эти, державшиеся на лету исключительно благодаря выхлопным газам, налетели на охранника вследствие того, что он, ослепленный блеском злата, самым наглым и непозволительным образом узурпировал Золотую Шапку Бастинды. К тому времени Лев Борисыч уже обрёл храбрость и был готов сразиться с любым, самым жестоким и коварным врагом, но только не с адским зельем, предложенным ему предводителем летучих искусителей, который представился Сариком Обезьяном!

Было неловко смотреть, как путники покидают Жёлтую дорогу, один за другим методично перемещаясь в придорожную канаву. И только небритая девочка с косичками, сумевшая вовремя воспользоваться спасительной комбинацией из двух пальцев, смогла-таки добраться до цели. Но радоваться этому у неё не оставалось ни сил, ни здоровья, поэтому гран-при вручили Коле, так как он сидел с исполнителем роли Элли за одним столом.

– И что это за гран, мать его, при? – спросила Рита в зеркале, в отличие от этой Риты, та, что в зеркале не особенно церемонилась в выражениях.

– Серебряные башмачки… Гангрены… – ответил Коля и указал пальцем на ноги Наины. – Извольте лицезреть…

– Не Гангрены, идиот, – поправила Наина, – а Гингемы! Я бы сама купила, но в универмаге остался только пятьдесят шестой.

Рита настоятельно потребовала объяснений. Коля сказал, что у Стёпчика в родне напрочь отсутствуют представители слабого пола. Как, впрочем, и сильного. Сам же Стёпчик предпочитает кроссовки. Вот он и отказался от туфель. Тогда Коля к маме – та даже смотреть не стала – не её модель. А вот Наине башмачки пришлись и по размеру, и по фасону.

– Козырные черевички! – похвалил туфли зеркальный Коля. – Надо бы обмыть!

– Меня это всё время поражало, – прокомментировала Колины слова Рита, – как в одном, на вид вполне интеллигентном человеке могут уживаться столь взаимоисключающие лексические системы! Типа, говорим «партия», подразумеваем Ленин»! Теперь по вашему поводу, мадам! – Рита развернулась к Наине, после чего помогла той подняться со стула. – А ну-ка, пройдись-ка – плясать выходи!

Сплясать у неё вряд ли получилось бы, а вот пройтись, Наина прошлась. На обувь было приятно смотреть!

– Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи,

Я ль на свете всех милее, всех румяней, и белее?

– Ты прекрасна – мой ответ! В мире лучше нет штиблет!

– Короче, резюме! – прервала междусобойчик двух Наин Рита. Она тяжело подошла к столу и наполнила рюмки. – Есть у Гудвина и его «Изумрудного города» перспективы или нет? Как думаете, Николай Николаевич?

– Вы у меня спрашиваете? – отозвался зеркальный Коля, широко зевая.

– У вас тоже.

Рита достала из сумочки духи и помаду. Делу это не помешало – реставрация начальственного образа заняла всего лишь несколько минут.

После того, как выпили и закусили, все вернулись на свои места.

– Думаю, перспективы есть, – подытожил Коля. – Население хоть медленно, но верно из сточных канав перебирается под сверкающие своды Изумрудного города. Люди стали лучше говорить. Стали правильнее оформлять свои мысли и желания. Появились свои завсегдатаи, свои законодатели моды. И главное, теперь не нужно шнырять по темным закоулкам в поисках павших товарищей, отягощённых трагическим наследием предков! Все звери в одном зверинце! Таково моё мнение. Через пару дней подготовлю статью.

– Как и договаривались, – завершил отчёт Коля в зеркале и снова зевнул, да так, что косточки в скулах щёлкнули!

– О, кей… – Колина отповедь, похоже, вполне устраивала Риту. Есть повод понравиться Гудвину. Неплохо бы получить кое-какое вспомоществование на тему нового лазерного оборудования. А вдруг? – Пятничный номер в твоём распоряжении. Дерзай.

– Продолжаем посиделки, – на всякий случай напомнила Наина. – Моя очередь?

И все-таки она попыталась станцевать, серебряные башмачки буквально рвались в бой! Но как Наина ни старалась, чечётка вышла сирой и убогой. Коля сказал, что ему ещё никогда не было так стыдно за коллегу!

– Тихо! – Рита приложила указательный палец к губам. – Тс-с-с..

– Что такое?

Чей это был вопрос – непонятно. Может, ничей. А может, его и не было. Может, просто это все так промолчали выразительно – в форме вопроса.

– Анонсирую схождение в ад! – страшным голосом сказала Рита. – Спорим? Проиграю – ухожу в монастырь.

Только собрался Коля что-то ляпнуть про поцелуй, как в здании вырубили свет. Такое хоть и случалось время от времени, но вот именно сейчас подобное развитие событий, да ещё предсказанное заранее, воспринималось, как конец света в библейском смысле. Единственным человеком, кто оказался готовым к апокалипсису, был сторож Кузьмич. Утомлённый бесконечным вращением колеса судьбы, он крепко спал, сидя перед померкшим экраном телевизора.

В связи с установившейся темнотой, количество празднующих по известным причинам сократилось вдвое – возникло отчётливое чувство тоски и одиночества. Каждый в своем роде подумал о бренности и хрупкости персонального бытия, когда в один момент все твои мечты, желания и надежды может поглотить всепожирающая тьма! Просто так, без всякого умысла. Без чьего-то умысла. Просто так! Бездумно! Бессистемно! Безнадёжно! Единственная вещь на свете, которая могла ка-то подтвердить то, что они всё ещё живы – это голос. Обыкновенный человеческий голос!

– Ой, – воскликнула Наина, такое впечатление, что девушка резко переместилась под стол. – Прям, как в жопе у слона! Лёгкий щелчок выключателя и закусывающие легко превращаются в закуску!

– Девочка сошла с ума! – почему-то осипшим голосом проскрипел Коля. – Тьма окончательно поглотила её и без того ущербное сознание! Ещё немного и она может превратиться в кучу дерьма! Маргарита Васильевна, велите немедленно дать свет!

При том, что обращение Коли звучало довольно глупо, в призыве его, тем не менее, просматривалось нечто здравое – уж, наверное, тот, кто накликал мрак, может позаботиться и о свете.

Впрочем, испуг и растерянность мало-помалу исчезли – глаза начали привыкать к темноте и она уже не казалась столь зловещей. Уличные то фонари продолжали светить, а это значит, что ничего страшного, всё ещё вернётся на свои места!

Рита так и сказала:

– Ничего, мать его, страшного! Скоро вы получите свои несовершенные изображения обратно, думаю, что в слегка отреставрированном виде. Так что, друзья мои, всякая перезагрузка на пользу! Главное не выключили возможность говорить, а слово, как известно, и есть Бог!

Под воздействием выпитого она, обычно тщательно отбиравшая слова, на этот раз то и дело скатывалась в пошлое просторечие и удивительным образом получала от этого удовольствие. Тоже, знаете ли, перезагрузка!

– Я всё-таки упала, – призналась Наина, хоть и плохо, но видно было, как девушка с третьей попытки оседлала стул. – Праздник продолжается?

– Ещё бы… – Коля полез за телефоном, но Рита решительным жестом пресекла попытку. – Так лучше – сказали же…

– Спасибо, босс! – поблагодарила Наина начальницу. – Итак, «Ночь ротозеев»!

Никаких поручений, заказов или прочего планового редакционного насилия в данном случае применено не было, каждый сотрудник действовал исключительно по своему личному усмотрению. А поскольку Наину больше интересовали культурные события, ибо именно там – в «возвышенной сфере» находила она полноту жизненных впечатлений, то и «рылась» она больше в малопривлекательной навозной куче, состоящей из гастролей, концертов, выставок и прочих культурно-просветительных мероприятий, чаще всего замешанных на этнографии и осовремененных народных традициях. На вопрос, что хорошего находит она во всём этом «унылом старье», девушка с задором отвечала:

– Прогрессивную новизну!

И приводила какой-нибудь пример, типа:

– Вот вы только представьте себе, что на городской улице, переполненной всем этим орущим и бездушным сверхтехнологичным хламом, вдруг появляется скромная, слегка поскрипывающая, повозка… везущая хворосту воз. Ну, или, не знаю, карета, фаэтон, дилижанс… Что-то такое. С колокольчиками, бахромой и извозчиком. Непременно, с извозчиком. И с цокотом копыт по мостовой! Вообразили? А теперь, скажите, разве можно себе представить что-то более современное, чем цокот копыт по мостовой?

А потом ещё добавляла для куража:

– Помяните моё слово: через несколько лет все культурологи мира будут твердить, что египетские пирамиды – классика модерна.

Умение выражаться точно и метафорично подкупало и привлекало на сторону девушки всё большее число поклонников и первой в их ряду несомненно была Рита.

Пока Наина рассказывала, так и сидели в темноте. И было уютно, доходчиво и по-свойски.

Неподалёку от посёлка прямо посреди равнины, сплошь покрытой соснами и елями, совершенно непредсказуемо возвышался холм, прозванный в народе «Шерлоком». Кто именно и когда дал ему это название неизвестно, но топоним прижился и уже никто не мыслил себе родного края без этого самого Шерлок Холмса, ставшего со временем для местного населения культовым местом.

Холм был каменистым, склоны его украшали в основном дикие заросли шиповника, ежевики и ещё, бог знает, какие колючки. От подножия на вершину вела пешеходная тропа, подняться на гору в каком-то ином месте без ущерба для здоровья было невозможно.

Чем тебе не заветная дорога в Изумрудный город?

Ходили сюда – кто с чем. В одиночку и компаниями. То было единственное место в мире, где не жгли костров, не мусорили и не справляли нужду, будучи даже в самом непотребном состоянии! Ходили в праздники и на поминки. А ещё тридцать первого декабря. Встретить новый год на вершине холма стремились даже те, кто уже и по земле то ходить не мог. Нужно было лишь как-то доползти до начала заветной тропы, в этой точке силы твои кривые ноженьки вновь обретали былую крепость, взор светлел и тогда уж до вершины человек шёл как и полагается – по человечески, во весь рост! С воображаемой винтовкой наперевес! С лёгкостью одолев подъём и оказавшись на вершине мира, просители счастья шептались со звёздами, поливали друг друга шампанским и громко пускали газы и салюты. И каждый свято верил в то, что Шерлок Холмс отыщет всё, что когда-то было утрачено, растрачено, либо просто проигнорировано по причине жадности, тупости и прочих наследственных заболеваний. Отыщет и вернёт – хоть по праву, хоть без оного.

Вот именно эта процедура и легла в основу духоподъёмного флешмоба с подкупающим названием «Ночь ротозеев», проводимого местными энтузиастами на протяжении последних десяти лет. Штука в том, что участником фестиваля позволялось быть каждому желающему – был бы рот, отсутствие всего остального не только прощалось, но даже и поощрялось. Рот – буквально!

В последнюю ночь зимы в специальном месте у основания холма устанавливался прибор, измеряющий силу звука человеческого голоса – шумомер. Рядом с прибором устраивалась комиссия, состоящая из технического директора и трёх его ассистентов, все вместе они назывались «Большое Жюри». Должность директора являлась выборной и строго ротировалась. Согласно общим правилам «избирались», в основном, представители районной администрации и бизнесмены. То есть, люди сомнительные и мало уважаемые.

В этом году председателем был выбран местный радиоведущий с редким и прямо скажем, дурацким, именем Алмас. Во-первых, кто ещё лучше разбирается в тонкостях обращения с голосом, как не работник радио, а во-вторых, именно канал «Глас Алмас» за последний год стал сильно востребован в среде его же земляков, проживающих в посёлке Лучистый неподалёку от райцентра. В эру тотального мультимедиа эта ветхоформатная дедовская коммуникация каким-то чудесным образом возымела у аудитории довольно мощный отклик, став для пользователей чем-то большим и важным, чем делопроизводство, выпивка и даже пенсия! Как и подобает радиоведущему, Алмас модерировал мероприятие исключительно в режиме «он лайн», то есть, по радиосвязи.

Так вот, жюри фиксировало результаты «заоров» и после объявляло победителей, а именно тех, кто выдавил из себя наибольшее число децибел. Кричать нужно было с вершины холма, куда участники поднимались строго поодиночке. Судьи непреклонны, регламент суров – на всё про всё отпускалось десять минут: пять на подъём, три на подготовку и две – собственно на крик. Двух минут вполне хватало, дальше не выдерживали лёгкие. Известно, что мировой рекорд в состязания на силу горла принадлежал англичанке из Кента Джил Дрейк, умудрившейся озвучить своё присутствие в этом мире с силою в 129 децибел. А это, между прочим, всего на 10 децибел ниже, чем звук реактивного самолёта на старте! Интересно, что именно кричала мисс Дрейк в момент установления рекорда? Может, «занято»?

Как бы там ни было, но для павловцев важно было не просто крикнуть громче, в смысле издать звук, но и сделать это осмысленно – типа «послать запрос». Тематика желаний не ограничивалась традиционными требами новой избушки, новой машины или новой жены. Просили и о куда более экзистенциальных вещах – например, о чуме – для соседа, геморрое – для начальника или об установлении круглосуточных «дружественных» отношений со всеми любушками в округе. В общем, как считалось в Павловске – если уж орать, так орать с пользой для дела. Чем громче обращался ротозей к миру, тем больше у него было надежды на то, что запрос его будет, где надо услышан и кем надо удовлетворён.

– Ах вот оно что, – не утерпела Рита. – А я всё думаю, чего это у неё с голосом – мороженного что ли переела! Надеюсь, не посрамила честь мундира?

– Ещё бы, вашу мать! – призналась Наина. – Второе место!

– А первое?

Поискали в сумерках Колю – тот шарил во мгле в поисках заветного сосуда. Нашёл. Налил «по булькам» и повторил свой вопрос:

– Почему не первое?

– Потому, что первое у Стёпчика.

– Постой, – удивилась Рита. – Это что же – у немого?

– Ну да, – сказала Наина. – Но в данном случае это неважно!

– Да как неважно? – Рита даже на стуле подскочила. – Как неважно?

– Да так! Мычать то он умеет.

– Это правда! – Коля сделал несколько глотков, посмаковал. – Замычишь тут, когда ничего другого не остаётся.

– И всё же, – не унималась Рита, – проиграть в подобном состязании немому – это, извините меня, нонсенс! А что хоть ты крикнула то, можешь сказать?

– Жопа, – просто, немало ни смутившись, ответила Наина. – Ничего другого на ум не пришло!

– Боже мой! – схватилась за голову Рита. – Боже мой! И это лучшая журналистка в области!

А тут как раз и свет дали. Стало как то не по себе – появилось ощущение, будто тебя застукали. На улице пошёл мокрый снег вперемешку с дождём, оконные стёкла помутнели и покрылись влагой, промозглая слякоть обрела черты наглого и навязчивого соседа, досаждающего своей агрессивной неуместностью.

– Прошу выпить и закусить! – Коля разлил по бокалам остатки горячительного. – А вам – вот! – И он показал зеркалу кукиш.

Ответ был адекватным.

«Типичный самообман, – подумала Рита. – Как всякий из нас, этот новоявленный поручик Ржевский надеется на самого себя, как на кого-то, кто существует извне!»