- -
- 100%
- +
– Соглашусь. Тем не менее любопытный случай… Что же происходило дальше? Вы говорили, что у вас появилась другая версия для описания происшедшего. Верно?
– Да, но это произошло много позже. Спустя десять лет, когда я вновь увидел его в больничной койке… однако, после пробуждения это был не он.
– В каком смысле?
– У него… по его же словам.. было другое имя, говорил совершенно иным, взрослым я бы сказал голосом, и что самое поразительное… перемены в его поведение и даже организме, вызывали шок.
– Что вы имеете ввиду?
– Группа крови, давление, манера поведения, голос, жесты, походка и даже… до сих пор самому не верится… цвет его зрачков… полностью изменились.
– Вы хотите сказать, что он…
– Именно… дрогнувшим голосом выговорил Андрей… исчез. Максим исчез, а вместо него появился некто… с куда более… иным отношением к жизни… как выяснилось… Это можно было объяснить только…
– Диссоциативным расстройством личности, – подытожил Долгорукий.
Глава 3
Кафе «Сияние» уютно расположилось между Невским и Владимирским Проспектом. Заведение пользовалось большой популярностью, как среди местных жителей, так и туристов. Небольшой размер популярного кафе, компенсировал яркий творческий подход в плане декора и stand-up выступлений. Кроме того, это место считалось излюбленной территорией для фанатов интеллектуальных игр. В частности монополии и мафии. Популярности «Сиянию» добавлял дружественный и молодой персонал, который всегда был “ в теме» и относился к посетителям с максимальной лояльностью. А учитывая постоянно пасмурную погоду Санкт Петербурга, такому месту как это, где всегда тепло и приятно находится, не было равных.
Густой туман с самого утра окружил город непроглядной моросью и сыростью. Ксения надеялась, что хоть в воскресенье, людям не захочется вылезать из своих теплых постелей, чтобы одеться, и затем пройтись по промозглым с ночи улицам, только ради того, чтобы зайти в «Сияние» и купить себе фирменные пончики с воздушным вишневым джемом и ароматной корицей, заказав к ним свежесваренный кофе, который может посоперничать с любым старбаксом в мире. Но преступив порог, она поняла, что все ее надежды до сих пор живы и удача, если можно было так выразится, учитывая обстоятельства, улыбнулась ей. В кафе от силы было пять человек. Атмосферу тусклого утра развевал легкий джаз, а запахи свежей мяты из только что сделанного мохито, успев мимолетно зацепится за обоняние Ксении, вызвал у нее проблеск печальной улыбки. Заняв свое любимое место, в глубинке кафе близ окна, и заказав эспрессо, Ксения, достав из сумочки планшет, погрузилась в чтение «Не навреди» доктора нейрохирурга Г. Марша, дабы хоть как-то отвлечься от нервного ожидания, из-за происшедшего скандала накануне, перед встречей с Игорем Ефимовым.
Неделю назад, в галерее «Мир наизнанку» должна была состояться выставка-открытие известного художника Олега Калюшко. Мероприятие обещало удивить всех и каждого. Автор славился широким кругозором, из-за чего картины, которые выходили из-под его кисти, отличались максимальным разнообразием как по стилю, так и по виду живописи. Как правило, художник творил только в одном направлении, но Калюшко создавал одинаково хорошо пейзажи, портреты, картины в стиле барокко и готики, неореализма* и неоэкспрессионизма**. Среди его техник преобладала пастель, тушь и нередко смешанные техники. Имя автора считалось практически брендом, несмотря на то, что он вел скрытую жизнь и редко появлялся на публике. Его работы нередко отбирались для музеев с мировым именем. В то же самое время предложения о продаже его работ от зарубежных коллекционеров поступали постоянно, однако сам автор не мог адекватно оценить стоимость своих творений и потому всеми вопросами занималась его жена – Ксения. Последняя выставка прошла в Женеве, где была тепло принята критиками и посетителями. С тех пор прошло два года. За это время их отношения не раз были на грани разрыва, в основном из-за резкого характера Олега и его тяги к алкоголю. Новая презентация работ, в родном городе Олега, как считала Ксения, должна была начать новый виток как в их личных отношениях, так и в плане здоровых отношений между известным художником и публики. Увы, весь успех мероприятия (а именно Ксения занималась его организацией) с треском рухнул, не успев начаться. Утром, за два часа до открытия, Олег пришел в галерею будучи сильно выпившим. Его настроение, равно как и поведение отличалось скверностью и злобой. Ксения была ошарашена таким состоянием, т.к перед тем как уйти на ночь в галерею, чтобы все подготовить, Олег был абсолютно трезвым и адекватным. Увы, дальнейшие события, Ксения пыталась как можно быстрей забыть, но яркие воспоминания, будто ножом разрезали ее память и приносили сильную психологическую боль до сих пор. Художник разругался практически с каждым, кто был в то утро в галерее, устроил дебош, разбив люстру, по пути исковеркал несколько своих работ и к тому же завязал драку с главой галереи, разбив ему нос, после чего громко матерясь исчез восвояси. Именно с главой галереи, Ксения и назначила встречу в своем любимом кафе, чтобы обсудить с ним происшедшее и попытаться договориться о новой дате проведения мероприятия. Прекрасно понимая, что шансы все возобновить – ничтожны.
Встреча была назначена на восемь утра. Ксения надеялась на пунктуальность Ефимова, так как сегодняшний день был плотно расписан и на счету была каждая минута. К счастью, глава галереи, оправдал ее ожидания. Ровно в восемь, китайский колокольчик, расположенный над входной дверью приятно застрекотал и в проеме дверей появился худощавый человек. Его стиль одежды напомнил Ксении персонажа, в мире придуманный Чеховым. Ефимов был высокого роста, одетый в серое пальто и такого же цвета брюки. Шею скрывал длинный черный шарф. Под верхней одеждой просматривался серый пиджак, надетый поверх белой рубашки. Остроносые туфли были черного цвета, как и его перчатки. Голову украшали очки и фетровая шляпа с широкими полями. Через плечо на нем была закреплена кожаная сумка, коричневого цвета от «Tommy Hilfiger». И это был единственный обиход его одеяния, который напоминал о том, что он находился в ХХI веке. Помахав ему, девушка убрала планшет в сумку, отпив уже остывший эспрессо. Походка Ефимова была уверенной и грациозной. В голове Ксении промелькнула мысль, что он своей поступью напоминает бронзового короля***.
– Здравствуйте, Ксения, – представился Ефимов, снимая с себя верхнюю одежду, в том числе перчатки, вешая их на вешалку, стоявшая подле столика.
– Доброе утро, Игорь Денисович.
– На улице туман непроглядный. Ничего не видно…
– Да, погода не радует…, – согласилась с ним Ксения.
– Как и ваша с нами ситуация, – раздосадовано ответил Ефимов, повесив шарф последним, и наконец присев напротив Ксении. Тут же подошедший официант был отправлен восвояси, т.к со слов Ефимова он сюда пришел «на пару минут».
– Итак, Ксения, – начал рассудительно человек в футляре – мы с вами оба занятые люди, поэтому давайте не будем попусту тратить время и перейдем к сути. Я согласился на встречу с вами, только потому что уважаю вас и ваш труд. Мне трудно представить, сколько сил, времени и нервов вам стоило потратить, чтобы организовать подобное мероприятие. И уж тем более не могу представить, каково жить с таким человеком как
Калюшко. Впрочем, это меня не касается. Но вот то, что произошло неделей ранее – с этим мне, увы, приходится разбираться. К тому же пришлось записаться к врачу, – говоря это, Ефимов пристально посмотрел на собеседницу и убедившись в том, что та предельно внимательно его слушает, продолжал – Что ж, оказалось, пустяки. Легко отделался, – продолжал Ефимов, отводя взгляд в сторону. Но вот, ваше положение дел назвать легким, язык не поворачивается. Как я понимаю… вы хотите снова организовать выставку. Верно?
– Да.
– Хм… видите-ли Ксения… я понимаю, что творческие люди отличаются от нас с вами. Мы рациональны, они же – хаотичны. Их разум находятся бог знает где, и тем не менее, это приносит им плоды, в виде их произведений. Но не будем вдаваться в дебри. Ваш муж – редкий талант. Это никак отрицать нельзя. Однако, его необузданное поведение разрушает все, что мы с вами пытаемся создать. Не знаю какие у него проблемы, что происходит в его голове… и какая муха его укусила. Вы поймите, что моя компания имеет определенный вес в широких кругах страны. Отрицательный баланс проводимых встреч никак на руку моей компании не играет. И тут ведь не только я один отвечаю. Как и в любом подобном деле тут замешано большое количество человек, подрывать репутации, которых я не намерен. Вы это понимаете?
– Да.
– Что ж…я догадывался, пока шел сюда, что ваша просьба будет именно об этом. И.…я готов согласится. Все-таки ваш муж фигура знаковая. Если мы сможем провести мероприятие гладко, без сучка и без задоринки, это положительно скажется на всех и будет иметь приятные долгосрочные последствия. Это я вам говорю с полностью уверенностью в своих словах. Но, как вы понимаете, я буду готов пойти на это только с одним условием. Понимаете, в чем оно заключается?
– Да.
– Что ж, тогда я готов на это подписаться. Я переговорю со своими коллегами, в том числе и зарубежными. Нам очень повезло, что неделю назад, весь этот сыр-бор начался еще до того, как туда приехали СМИ и сливки нашего с вами общества.
– Понимаю вас, и уверяю, что в следующий раз, Олег будет спокоен и адекватен. Даю вам слово.
– Очень надеюсь, что так и будет. Учитывая все перипетии… думаю, что повторный показ можно будет организовать через недели две-три. Вас это устраивает?
– Более чем.
– Тогда по рукам. Я позвоню вам через пару дней, сообщить как будут продвигаться дела.
– Хорошо, спасибо вам Игорь Денисович. Знаю, что мой муж принес вам много вреда. Но, я снова хочу подчеркнуть, что в следующий раз подобное не повторится.
– Хорошо, Ксения, я верю вам.
С этими словами, Ефимов поднялся из-за стола и сняв шарф, начал завязывать его вокруг шеи.
– Вы хорошо себя чувствуете? Мне показалось, пока я с вами беседовал, что вы… несколько угнетены. Это все из-за вашего мужа?
– Частично. Сейчас у нас и.…у меня лично… трудный период.
– Понимаю. Что ж, надеюсь, у вас все наладится, и вы снова будете полны сил и радости. У вас чудесная улыбка, Ксения, вам говорили?
– Да… Олег… Олег говорил, – скромно улыбаясь ответила собеседница.
– И он чертовски прав. Искренне надеюсь, что и вы окажетесь правы, сумев образумить его. Честь имею.
И откланявшись, Ефимов покинул помещение.
За окном по-прежнему стоял густой туман, а легкий джаз все так же ласкал уши. Ксения после разговора чувствовала себя полностью разбитой, несмотря на раннее утро. В теле чувствовалась ломка, и кажется, она простудилась. Собрав свои вещи, она неспешно оделась и вышла из кафе, думая лишь о том, что необходимо зайти в аптеку, а потом хорошо бы вернутся домой в постель.
Глава 4
Черный кофе, заваренный утром, остыл. Все внимание Андрея было занято статьей, в которой говорилось о новых открытиях в области нейропсихологии. В последнее время, врач-психолог, брался за всевозможные варианты лечения острой формы диссоциативного расстройства. Из-за большой редкости этого заболевания, материала по этой теме было в обрез. Чуковский прилагал все силы, чтобы хоть где-то можно было зацепиться за малую долю информации, которая смогла бы оказать помощь его пациенту. Его физическое состояние, вызванное сильными переживаниями, подкосили его здоровье, из-за чего у него остро развивался невроз. Несмотря на это, Андрей был полон решимости добиться значимых результатов. Дочитав статью до конца, не найдя в ней полезной информации он, закрыв ноутбук увидел чашку, и тут же вспомнил про кофе. Желание насытиться зерновым напитком бесследно пропало, а в висках уже начинала пульсировать боль. Разговор с Долгоруким, прошедший три дня назад, не оставлял надежду на то, что он сможет заинтересоваться его случаем. После того, как профессор понял в чем суть его прихода, у него зазвонил телефон. Оказалось, срочный, внеплановый вызов. Долгорукий был вынужден лететь в Уфу. Прощаясь, они договорились встретится снова. Во вторник, в девять утра. Андрей уже утратил всякую веру на разрешение этого крайне сложного и что самое худшее – личного дела. Долгорукий был его последней надеждой, которая помогала ей не угаснуть. Бросив беглый взгляд на ноутбук и посмотрев на часы, Андрей встал из-за стола и пошел в прихожую. Через полчаса у него снова появится возможность рассказать всё полностью, и убедить профессора взяться за его случай.
Прилетев в Москву заранее, в понедельник, он остановился дома у своего друга. Тот работал барменом в одном из московских клубов и дома бывал редко. Целый день Андрей находился в его квартире, размышляя о том, как же ему преподнести информацию так, чтобы она заинтересовала Долгорукого. В конце концов Чуковский смог убедить себя в том, что он не коммивояжер и не продает товар, а всего лишь делиться своей личной проблемой. И потому не нужно ничего придумывать, а стоит все рассказать, как есть, без утаек.
Утро вторника выдалось дождливым. Небо было затянуто грозовыми тучами, негласно намекая, что пасмурная облачность будет продолжаться еще долго. Из всех времен года, Андрей больше всего ненавидел осень. Он отдавал предпочтение весне, но понимал, что раньше срока увидеть, как природа обретает свои дивные краски, не получится. И сжав зубы, подняв воротник куртки повыше, зашагал по осенней Москве к остановке. Приехав до места на такси, рассчитавшись с водителем, Андрей поднялся на уже знакомый пятый этаж и, как и в прошлый раз, вежливо постучался. Услышав «войдите», он, приоткрыв дверь, зашел внутрь. Кабинет выглядел так же примечательно, как и несколько дней назад. В этот раз из колонок играл последний альбом The Weeknd – «Starboy», а панорамное окно, выходящее в парк, стояло приоткрытым, из-за чего шум дождя, был едва слышен. «Да уж, мужик явно держит руку на пульсе современной культуры» подумал про себя Чуковский. Сняв обувь, Андрей, сделав несколько шагов, снова очутился на чрезвычайно удобном диване горчичного цвета. Музыка тем временем прекратилась и в помещении воцарилась на долю секунды тишина. И только звук дождя, шедший за окном, издавал минимальный звук и словно проказник, был готов подслушивать.
– Как съездили, удачно?
– Не совсем. Случай был тяжелый. Но, все-таки моя помощь возымела эффект.
– Отрадно слышать.
– Спасибо. Ну-с, дорогой Андрей Станиславович, продолжим наш диалог. Если мне не изменяет память, то мы говорили кажется о.…о том, что ваш давний пациент страдает раздвоением личности, так?
– Именно. Он первый раз пришел ко мне вместе с матерью, когда у них дома случился…
– Тот самый инцидент. Да-да, я вспомнил. Мы прошлый раз не договорили, прошу прощения. Но сегодня, уверяю вас, нас ничто не потревожит, и я всецело буду рад оказать всевозможную помощь. Поэтому, без долгих предисловий, предлагаю вам продолжить.
– Вы не против, если сегодня я буду немного прохаживаться по кабинету?
– Да, конечно, – как всегда улыбчиво ответил Долгорукий, – те, кто ко мне ходит регулярно частенько выбирают именно такой способ общения.
– Спасибо.
Андрей встал с дивана. Перед тем как начать, он мысленно пробежался по своей памяти, для того чтобы точнее выразить свои мысли. Ему понадобилось около минуты, в процессе которой, он спокойным шагом ходил по столь замечательному ковру психолога. «Он был прав, ковер и вправду творит чудеса» Нахлынувшие воспоминания, в процессе поиска, сбили его с основной мысли. Внезапно пульс в висках начал пульсировать сильней прежнего, из-за резкой вспышки боли он едва мог удерживаться в состоянии спокойствия, и потому продолжив вспоминать, его походка из спокойной, сменилась хаотичной. Чуковский начал ходить вдоль и поперек по кабинету, пытаясь совладать с раскатами боли, потирая виски ладонью. Дождь, тем временем, усиливался словно стараясь увеличить градуса накала внутри Андрея.
– Видите-ли… как я уже говорил ранее, – наконец заговорил Чуковский, – я к тому времени… когда встретил Макса, был отцом четырехлетней дочери. Во время второй недели, которую я проводил в клинике, меня навещала жена с дочкой. Так вышло, что во время перерыва, в ходе сеанса… Ксения и Макс.…они познакомились. И быстро подружились. Жена приходила еще дважды на той неделе. Макс и Ксюша вновь встретились и были рады друг другу. Так вышло, что наши семьи сдружились. В течении следующих лет наши дети росли бок о бок. Оказалось, что даже наши дома расположены всего в двадцати минутах езды друг от друга.
Рассказывая вам все это, я.…начинаю теперь верить и в мистику, т.к уже неоднократно в мою жизнь врывались события, окруженные числом «двадцать».
Андрей прервал свой монолог. Боль была адской. Он облокотился руками на спинку позади дивана. Его дыхание было тяжелым и прерывистым. На лбу проступили капельки пота.
– С вами все в порядке?
– Да я.…просто… в последнее время… самочувствие неважное…
– Вы уверены? Вы плохо выглядите, – с нескрываемой тревогой в голосе произнес профессор.
– Не стоит, правда. Я… обойдя диван и вновь на него присев, это сейчас пройдет… это приступ. Ничего серьезного… просто… голова раскалывается…
– Приступ? В вашем возрасте? Из-за чего же?
– На нервной почве. Это все из-за…
– Макса?
– Да. Тут замешан не только он… как я вам говорил первый раз по телефону, это личное дело.
Долгорукий с тревожным видом продолжал разглядывать человека, пришедшего к нему буквально пять минут назад, будучи на вид полностью здоровым и теперь, после краткого рассказа, выглядел очень слабым.
Долгорукий встал из-за своего стола и быстро подошел к Чуковскому, положив свою ладонь ему на лоб.
– Да вы весь горите!
– Я говорю вам, это ерунда. Так мой организм реагирует на стресс…
– Так организм реагирует на вирус, друг мой. А ваше состояние больше смахивает на подозрение, близкое к микроинсульту как минимум. Вы прилягте, Андрей Станиславович. И раз уж вы не хотите, чтоб я вызвал карету скорой, тогда вам стоит как минимум принять две таблетки валокордина. И одну – аспирина. И даже не отпирайтесь. Я настаиваю.
С этими словами, Богдан Васильевич, подошел к столу, и открыв верхний ящик извлек оттуда упаковку валокордина, выдавив из нее две таблетки белого цвета. Затем откупорив новую упаковку с аспирином, изъял оттуда белесую капсулу, направившись к Чуковскому, по пути наполнив пластиковый стакан воды из бидона. Любезно предложив его Чуковскому, тот держась за голову, молча проглотил все, что дал ему Долгорукий, залпом выпив содержимое стакана. – Спасибо, профессор, – тяжелым голосом ответил Чуковский. В прошлый раз у меня нечто похожее было с собой, в бутылке из-под бонаквы.
– Ах вот оно что! То-то, я смотрю на вас минералка действовала положительно, улыбаясь широкой улыбкой ответил профессор. Предлагаю вам полежать минут десять, а затем мы продолжим. Я пока отлучусь, но в одиночестве вас не оставлю. Как вы могли заметить, я меломан и слушаю самых разных музыкантов. Кого вы предпочитаете? У меня большая коллекция пластинок. Думаю, смогу вам подобрать что-либо по вашему вкусу.
– Weeknd мне подойдет. Признаться, был удивлен, что вы в курсе даже о таких исполнителях.
– Тут нужно сказать спасибо моему сыну. Благодаря нему, я все еще остаюсь в тренде. А музыка этого парня действительно классная. Расслабляет. Что ж, тогда решено.
Включив мелодичного певца, родом из Эфиопии, Долгорукий покинул кабинет.
Андрей, чувствуя себя посредственно, старался вслушиваться в музыку, однако быстрое нервное истощение организма привело к его полной отключке уже спустя несколько секунд, как только профессор удалился.
***
– Ну, как вы? Готовы продолжать? Или может, лучше перенесем визит на другой день?
Голос Богдана Васильевича раздавался будто эхом из далека. До Андрея начало доходить осознание того, что он уснул. Приоткрыв глаза, он увидел смутные очертания прежнего кабинета.
– Я бы на вашем месте, все-таки обратился в больницу. Видок у вас не из лучших. Долгорукий снова дотронулся до его лба, – Аспирин подействовал. Жар явно спал, хотя не факт, что на долго. Предлагаю все же перенести визит, даже ввиду такой срочности для вас.
– Нет, нет! Не нужно! Я готов продолжить! Правда… мне… мне уже лучше. Спасибо вам, – придя в себя, Андрей говорил на удивление вполне бодро, присев на уже успевший полюбится ему диван, – Нужно было сразу сказать об этом… я.…простите, просто в последнее время я сам не свой… столько дел… голова идет кругом.
– Понимаю. Мне знакомо это чувство. Давление, множество задач, сроки, переживания… к тому же, Боруссия Дортмунд на пятой строчке в таблице за пару игр до конца чемпионата… какие же тут к черту нервы, так ведь?
Звонкий смех обоих раскатился по всему кабинету.
– Это вы прямо в точку сказали! – все еще смеясь ответил Чуковский. Откуда вы знаете, что я болельщик Дортмунда?
– Наблюдательность, друг мой, не только у вас развита, – все с той же широкой улыбкой отвечал Долгорукий. – На вашем рюкзаке прикреплен их значок. К тому, же я помню это из нашего тогдашнего разговора, на семинаре. Вы хвалили их нападение, но ругали оборону. Что ж, как я и сказал по телефону, – вы оказались проницательны.
– Даже не знаю, что и сказать. Вы просто современный Холмс. Не иначе, – с восхищением и облегчением ответил Чуковский.
– Да ладно вам, Андрей Станиславович. Вы тоже, как я мог убедится, не промах.
Долгорукий еще несколько секунд всматривался в своего гостя, который постепенно приходил в норму. Удостоверившись, что человеку ничего не грозит, он вернулся за свое рабочее место.
– Если вы готовы, то, будьте любезны – продолжайте, – мягким голосом произнес профессор и вновь скрестил руки на поясе, устремив, как и прежде, сосредоточенный взгляд на собеседника.
– Готов. Мне уже правда лучше. Я остановился на… не напомните?
– Вы говорили о личном деле, а до этого про мистику цифры «двадцать»
– Да, точно. Двадцать… вам никогда не доводилось видеть подвох в цифрах?
– Я предпочитаю во всем делать рациональные выводы, опираясь, прежде всего, на логику и здравый смысл. Что касается цифр… люди видят то, что хотят видеть. Проще всего обмануть самого себя, как говаривал физик Ричард Фейнман.
– Пожалуй, с вами соглашусь.
– Я бы не стал на этом зацикливаться. И вам не советую.
– Что ж, кажется, сегодня я получил куда больше, чем ожидал, – с виноватой улыбкой ответил Андрей.
– Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Бендер, надо признать, был прав. Простите, я бывает, увлекаюсь цитатами. У меня на этом бзик. Итак, вернемся к Максу, согласны?
– Да. Итак… Макс.…Как я упоминал ранее, наши семьи начали дружить. Детство наших детей проходило легко и беззаботно. Я уверен в том, что они оба довольны тем временем, которые мы с ними проводили. О конфликтах даже никогда и речи не шло. Наши взгляды… я имею ввиду себя и свою жену, касаемо воспитания детей, с Викторией были во многом схожи, если не во всем. Мы были уверены в том, что ребенку требуется любовь, забота, здравое воспитание… что нужно создавать условия, в которых чаду было бы комфортно и любопытно открывать/познавать новый мир.
– У вас отличные семейные ценности. Должен сказать, что я полностью разделяю вашу точку зрения.
– Спасибо. Макс в раннем возрасте начал проявлять две отличительные черты. Это касалось спорта и живописи. Бурно увлекаться спортом он начал лет в семь. Со второго класса, на уроках физкультуры. Повезло с учителем. С Константином Олеговичем дети и впрямь тяготели к физической активности, а не ходили для галочки. Дальше была легкая атлетика, гимнастика и затем его последнее увлечение – баскетбол. К тому времени Максу было уже десять. Он показывал неплохие результаты, учитывая возраст, однако… тренера сходились во мнении, что звезд с неба он хватать не будет. И по большому счету я был согласен с ними. Не то, что бы у него не хватало старания… просто ему нравились соревнования на среднем уровне. Но, когда ребенку только десять, согласитесь, что трудно делать выводы и строить далеко идущие планы. Пусть нередко можно сказать наверняка о будущих результатах, глядя на ранние успехи.
– Соглашусь. А как обстояли дела с живописью?
– Тут как раз таки его стараний и вдохновения хватало с лихвой. Первые зачатки, что крайне важно, появились именно после инцидента с отчимом. До этого, как говорит Вика, она не замечала за ним ничего подобного. Видимо, этот случай, все-таки внес свои коррективы в его сознание, пусть и незаметно ни для наших, ни тем более для его глаз.
– Что же он рисовал?
– Тематики были самые разные. Напомню, что, когда он начинал ему было только четыре. В таком возрасте дети рисуют каракули на бумаге, либо ими же разрисовывают стены. Крайне малый процент детей может создать что-либо стоящее в четыре года. Судя по всему, Макс входил именно в этот процент. Он любил рисовать звезды, пустыни… морские просторы. Когда ему было десять, его рисунки начинают приобретать более детальные и локальные черты. От масштабных панорам он переходит к крупным инженерным конструкциям и архитектурным изваяниям. К четырнадцати годам в его полотна начала просачиваться биология. Диапазон, нужно признать, был объемлющим. Начиная от микробов и насекомых, заканчивая детальными портретами людей.