Дух мщения

Я выпрямился, расправил плечи и внимательно посмотрел ей в глаза. Они, спешно бегая в разные стороны, полностью осмотрели меня, но искорка узнавания в них так и не зажглась.

– Я дам подсказку, в тот день на улице было очень много луж, а ещё машины ездили так небрежно, что буквально заливали грязью всё вокруг.

После этого она сразу всё поняла, конечно, ведь она была умной девушкой.

– Осенью, – её голос дрожал, и хоть она и пыталась предать ему уверенности, получалось скверно – в магазине… грязь на штанах…

Она неожиданно прервала свой поток мыслей, но и того что уже сказала, было достаточно для того, чтобы я ответил:

– Бинго, вот ты меня и узнала, да это я, и знаешь, я ведь так и не сумел сказать тебе спасибо тогда. Каюсь, виноват, исправлюсь сейчас – я премного благодарен за помощь. Но не будем на этом сильно зацикливаться, ведь у тебя ещё есть один вопрос, воспользуйся им с умом.

На этот раз она уже не колебалась, и спросила со всей твёрдостью, какой могла снарядить свой слабый голос.

– Что вы собираетесь со мной сделать?

Я улыбнулся, нужно было спорить с самим собой, и я бы в любом случае остался бы в выигрыше.

– Это отличный вопрос. Но мы ведь договорились, перейти на «ты», – чтобы было проще в дальнейшем, я назвал ей своё имя, – а теперь, когда мы с этим разобрались, я предлагаю вернуться к твоему шикарному вопросу. Итак, что же я собираюсь с тобой делать. Всё просто, для начала я хочу накормить тебя, а после сводить в ванную.

Услышав последнее слово, она вся побелела, я понял, какие мысли проникли в её голову, и поспешил объясниться:

– Я не имею желания совершать над тобой сексуальное насилие, это противоречит моим принципам, всё должно быть по обоюдному согласию и по любви, иначе никак.

Она снова немного успокоилась, и я, покопавшись в сумке, достал оттуда свежий круассан.

– Он из того кафе где ты обычно любишь завтракать.

Я поднёс его к её рту, но она отстранилась, сглотнула и быстро проговорила:

– Сначала я хочу узнать, для чего я здесь?

– Резонно, – я убрал круассан в сторону, – я думал сперва накормить тебя, но нетерпение правит пылкими умами, что ж, изволь – ты здесь, потому что я люблю тебя, потому что ты нужна мне и я, увы, совершенно не вижу своей жизни без тебя. Ты словно лучик света, что пробивается через тенета мрака, и ты одна можешь сделать меня счастливым.

Повисла немая пауза. Вероятно, я сказал лишнего, потому что она вновь попыталась отстраниться. Бедняжка, она думает, что я ненормальный, что я помешанный психопат. Что ж, может быть так и есть, но я не мог поступить иначе. Она должна была ощутить меня, проникнуться моей болью, в конце концов, я должен стать единственным, что должно её волновать. Но пока что ей рано об этом знать. Взяв дичь на прицел, я не хотел торопиться, ведь лишнее резкое движение могло позволить пуле уйти в сторону. В своей жизни я и так слишком часто промахивался, пришло время выстрелить в цель.

– Что если мы поступим так, – решив, что она так и не скажет ни слова, я попытался разрядить накалившуюся обстановку, – я сниму наручники, уверен, у тебя от них затекли запястья и щиколотки, а после этого мы не спеша поднимемся наверх, и сходим в ванную. Я думаю, прошлая ночь была для тебя слишком… нервной. Но я очень хочу, чтобы ты поняла, что я не имею никакого желания тебе навредить.

Она выглядела потерянной. Разбитая милашка, как фарфоровая кукла, которая упала с комода и у неё отломились милые глянцевые ножки, если бы она вдруг ожила, то не сумела бы убежать, и так и осталась бы лежать на полу с этим глупым выражением её раскрашенного личика. Но мне не нужна была поломанная игрушка. Она должна была быть живой, мыслить, реагировать, воспринимать мои слова. Впрочем, для начала было достаточно и того, чтобы она просто молча слушалась моих указаний, ведь они в первую очередь были продиктованы тревогой и заботой о её здоровье.

Не дождавшись ответа, я достал из кармана маленькие ключики и один за другим снял с неё наручники. Как я и думал, те места, где они сжимали её нежную кожу, сильно покраснели и вздулись.

– Я не хотел причинять тебе боль, – горечь в моём голосе ясно свидетельствовала об искренности моих слов, – но по-другому было нельзя. Позволь же мне загладить эту вину.

Её взгляд по-прежнему блуждал по подвалу и чтобы привлечь внимание, я взял её за руку, она вздрогнула и уставилась на меня так, будто я был гигантским питоном, готовившимся к атаке, но в отличие от него у меня были самые добрые намерения.

– Мы сейчас с тобой поднимемся наверх и пройдём в ванную комнату, я не стану связывать тебе руки, не буду заклеивать рот скотчем, я хочу, чтобы ты видела, куда мы идём, чтобы ты доверилась мне, но также, взамен я буду вынужден потребовать такого же доверия и от тебя. Я попрошу тебя не вырываться, не кричать и не пытаться сбежать. Если мы будем доверять друг другу, то всё сложится очень хорошо, в ином же случае… я думаю, ты поняла.

Судорожно сглотнув, она кивнула. Это уже было хоть что-то, первый контакт. Она понимала меня, слушала, что я говорю, и это сейчас было самым главным.

Я помог ей подняться, и мы медленно двинулись в сторону лестницы. Её ноги сильно затекли, поэтому первые шаги давались ей с трудом. Один раз она даже чуть не упала, я уже был готов её подхватить, но, увидев это моё стремление, она так испугалась, что едва не отпрыгнула в сторону. Я выставил руки ладонями вперёд, показывая, что безобиден и не прикоснусь к ней, если только ей не понадобится помощь.

По ступенькам мы поднимались вместе, аккуратно шаг за шагом. Мы были, словно солдаты на одном из военных парадов в Москве, шли нога в ногу. От такого мышечного единения мне даже захотелось улыбнуться, но я сдержался. Дойдя до двери, я вышел вперёд отомкнул её, развернулся и, смотря ей прямо в глаза, проговорил:

– Когда мы выйдем отсюда, ты пойдёшь впереди, а я буду координировать твоё движение, хорошо?

Она снова кивнула. Надеюсь, моё признание не отбило у неё умение разговаривать, было бы очень печально больше никогда не услышать этот прелестный голос.

Следующие несколько минут обещали быть напряжёнными. Я доверился ей, не стал связывать и заклеивать рот, но меня всё же сильно волновало, что я не мог предсказать её действия. Конечно, я был выше и сильнее её, если бы она бросилась бежать, я бы поймал её в два счёта, но люди в стрессовых ситуациях способны на непредвиденные, уникальные поступки… Я открыл дверь и пропустил её вперёд. Сделав шаг, она остановилась и инстинктивно поднесла руку к глазам. Виной этому был резкий яркий свет, после полумрака подвала он мог на время ослепить её, я понимал это, и поэтому спокойно ожидал пока её зрение придёт в норму. А затем мы вместе добрались до ванной. Я завёл её внутрь и замкнул за собой дверь.

Обернувшись, я улыбнулся, она выполнила условия нашей договорённости, а это значило, что первый шаг к доверию был сделан. Довольный этим, я двинулся было к ней, как вдруг её лицо исказилось, она вся словно сжалась и едва слышно прошептала:

– Пожалуйста, не надо.

Я застыл в недоумении. Добрую минуту пытался понять, чего она боится, как вдруг меня, наконец, озарило, и я поспешил её успокоить.

– Нет-нет, ты неправильно меня поняла, я запер дверь из предосторожности, чтобы ты не сбежала, пока я включаю воду и настраиваю температуру на водонагревателе. Я же уже говорил, что не собираюсь проявлять к тебе физическое насилие. Несмотря на то, что ты мне очень симпатична как девушка, я уважаю, твои чувства и не стану… хмм… торопить события.

Выдохнув, она вся сдулась словно распущенный снизу воздушный шар. Протиснувшись мимо, я провёл все нужные манипуляции, дал ей попробовать воду, и когда убедился что она подходящей температуры, указал ей на деревянную корзину для белья.

– Здесь лежат вещи, которые могут тебе понадобиться: полотенце, шампунь, гель для душа, разные крема, всё, кроме бритвы, которую я не мог положить в целях собственной безопасности. Купайся сколько тебе нужно, я не стану мешать и входить без разрешения, даю слово.

Затем я вышел и замкнул дверь. И только тогда заметил, с какой силой в груди билось сердце. Оно буквально разрывало свою костную клетку в желании выбраться наружу. Последние несколько десятков минут отняли у меня много сил, я почувствовал себя вымотанным. С трудом дойдя до противоположной стены, я ощутил спиной её прохладу, медленно стёк вниз, откинул голову назад и закрыл глаза.

– Ну же, – Лекси игриво улыбнулась из ванны, – иди ко мне, вода стынет.

Её обнажённое тело лишь слегка прикрывала, густа белая пена. Я не мог оторвать от неё взгляд, и так и стоял около двери, покуда она не окликнула меня ещё раз, настойчиво приглашая присоединиться к ней. Опомнившись, я неуклюже стащил с себя всю одежду и залез в воду. Она была горячей, очень горячей. Вероятно, это было видно по моему лицу, потому что Лекси сказала:

– Ничего, скоро привыкнешь, идеальная температура, чтобы расслабить тело.

Я глянул на неё, и, улыбнувшись, покачал головой:

– Я не верю, что это может быть правдой.

– Что именно?

– Мы с тобой здесь вместе, в другом городе, в отдельной квартире, где нам никто не помешает, можем заниматься тем, чем хотим и когда хотим. Это предел мечтаний, идеальная жизнь, к которой я всегда стремился.

Она хмыкнула, а затем, уперев руки в борта ванны, аккуратно поднялась, наклонилась ко мне и поцеловала. Всё моё тело пришло в движение, я готов был раствориться в этом поцелуе, весь без остатка погрузиться в неё, стать одним целым и больше никогда не расставаться. Как жаль, что этот миг не мог продлиться вечно, отстранившись, она, словно прочитав мои мысли, тихо прошептала:

– Привыкай, теперь мы сами сценаристы своих жизней.

Она откинулась назад, а я был счастлив. Счастлив, наконец, вырваться из Льюистона, счастлив, покинуть дом матери, властной женщины привыкшей контролировать всё и вся, счастлив, быть с ней, открывать новые миры и заново погружаться друга в друга как в первый раз.

Я посмотрел на Лекси, и она улыбнулась мне самой милой улыбкой на свете.

– Ты не должен показывать своих чувств и переживаний, помни, чей ты сын, помни какой у тебя статус, ты должен быть выше этого, и обязан не позорить нашу семью.

Услышав последнее слово, я снова всхлипнул. Я не понимал, как она могла говорить о семье, когда её больше не существовало. Она умерла там в гостиной. Закончилась и больше уже не могла появиться вновь. Отчего-то я понимал это очень отчётливо, а она, видимо, нет, иначе она бы не сделала то, что сделала. Наклонившись, она сдвинула брови – делала так всегда, когда злилась, и отвесила мне пощёчину. Хотела привести меня в чувство, бесчувственная холодная снежная королева. А затем она сунула меня в машину и повезла в школу.

Льюистон маленький городок, и если вечером в субботу один из его жителей заканчивает своё бренное существование в петле, то утром в понедельник об этом знают даже те, кто знать не должен. Конечно, все в школе были в курсе произошедшего. Учительница весь день вела себя со мной так, будто я неизлечимо болен и завтра умру. Впрочем, я не был уверен, что этого не произойдёт. Казалось, весь мой мир рухнул, и его было уже не спасти, как вдруг появилась она. Развернув стул, она села напротив меня, внимательно оглядела сверху вниз и сказала:

– Нет, так не годится, оттого что ты будешь молчать, тебе не станет лучше. Моя мама говорит, что если больно, нужно встать и громко крикнуть, выпустить эту боль наружу.

Я потупил взгляд в стол, но она уже тогда не намерена была сдаваться без боя. Взяв мои руки в свои, она пододвинулась ближе и, едва слышно шепнула:

– Твой папа сейчас на небесах и смотрит на тебя, уверена, он бы не хотел, чтобы ты грустил, ведь так?

Я нашёл в себе силы кивнуть.

– Тогда давай покажем ему, что с тобой всё хорошо, давай встанем и крикнем ему, так громко, как только сможем. Он услышит и обрадуется.

Идея была глупой и безумной, но её заразительная уверенность и энергия, бившая через край, не оставили мне ни единого шанса. Не выпуская моих рук из своих, она поднялась на стул и громко вскрикнула, через секунду я присоединился к ней. Мы кричали, покуда не привлекли внимание учительницы, пулей, ворвавшейся в класс. Сурово глянув на нас, она хотела было что-то сказать, но передумала, увидев на моём лице улыбку. Слова этой девочки оказались правдой, мне стало гораздо легче.

– Вот, так уже гораздо лучше, – она звонко рассмеялась и протянула мне руку, – я Лекси, Лекси Коллинс.

Он настоящий кретин и урод. Я понимал это очень отчётливо, так же как и то, что он изменяет ей с той мулаткой черлидершей. Сомнений быть не могло, не зря я проследил за ним, какой же мерзавец!

Войдя в класс, я весь буквально кипел от злобы, естественно Лекси это сразу же заметила и спросила что случилось. Я не стал скрывать и ответил сразу же, сходу, не смягчая всю правду такой горькой, какой она была.

Лекси была шокирована, удивлена и опечалена.

– Ты точно уверен? – спросила она спустя минуту.

– Абсолютно, – ответил я, – я сам видел их.

Она покачала головой и уткнулась головой в ладони, через несколько секунд я услышал всхлипы. Она плакала, он заставил её плакать. Желваки на моих скулах начали ходить ходуном, руки сжались в кулаки. Я желал мести, желал справедливости, никто не смел её обижать, никто не смел заставлять её плакать. Чистая, светлая, добрая, она была ангелом, а я любил её как никого и никогда…

Всё случилось в коридоре. Я ожидал, что будет сцена, ведь они всегда виделись там после занятий. Так было и на этот раз. Весь такой из себя мачо, он, как ни в чём не бывало, подошёл к Лекси сзади и приобнял её за талию.

– Эй, детка, а тебе говорили, что нельзя быть такой горячей? – выдавил он из себя очередной мерзкий комплимент.

Резко развернувшись, она оттолкнула его в сторону и бросила:

– Ты мне изменяешь, Лэнс, какого чёрта?

Он изобразил на своём тупом лице удивление.

– Изменяю? Ты о чём, детка?

– О том, что тебя видели зажимающимся с какой-то шлюхой из группы поддержки!

Поначалу показалось, что правда выбила его из колеи, но уже через секунду он вновь вернулся к своему привычному, тупому состоянию, и начал строить из себя крутого.

– Да ну, детка, это бред, у меня ничего нет с Анжеликой.

Глаза Лекси округлились, и тут он понял что проболтался.

– Я не говорила её имени! – взревела она. – Подлый мерзавец, я видеть тебя больше не хочу!

Она развернулась и уже собиралась уходить, как вдруг он резко схватил её за руку и грубо потянул к себе.

– Отпусти! – закричала Лекси. – Мне больно!

– Никуда ты не пойдёшь, – огрызнувшись, прорычал он, – пока мы не поговорим!

Это было уже слишком. Я и так долго сдерживался, пытался подавить в себе гнев. Не потому что я боялся его, хоть Лэнс и был самым сильным парнем в школе, я считал его лишь грудой биомусора, а из-за того, что не хотел ещё больше испортить настроение Лекси. Но сейчас я должен был вмешаться. Никто не мог останавливать её против воли, никто не мог указывать ей, что делать, никто не мог причинять ей боль.

– Живо отпусти её.

Я вышел из толпы. Пылающий, словно Призрачный гонщик, я встал напротив него и сжал руки в кулаки. Он перевёл на меня удивлённый взгляд, но так и продолжил сжимать её руку своей. Выводил меня из себя.

– Ты что не слышал, придурок? Я сказал, немедленно отпусти её!

На этот раз он послушался, но не из-за желания угодить мне, а потому что решил разобраться с источником такой невиданной наглости.

– Смотрите кто это у нас тут растявкался, – его голос сквозил надменной уверенностью, – забейся в какой-нибудь угол щенок, и не вылезай оттуда, пока я не дам разрешения.

Решив, что этого достаточно, он вновь развернулся к Лекси. Черта была подведена, и шаг через Рубикон сделан. Не стерпев такой наглости, я сорвался с места и ринулся к этому куску накаченного дерьма. Мой толчок вышел сильным, настолько, что отлетев в сторону, он едва не впечатался в стену. Бедняге понадобилось время для осознания того что произошло. Наверное, в его тупой голове не укладывалось, что кто-то в школе решился тронуть его. Но это стоило сделать уже давно, сбить с него спесь, и показать ему, где находится его место в этом мире.

Придя в себя, он зарычал словно дикий буйвол, его маленькие глазёнки налились кровью и, сжав свои руки в кувалды, он двинулся на меня. Я никогда не любил драться, считал себя выше этого, но клянусь богом, этот урод заслужил того, чтобы его проучили. Правда, как именно это сделать я не знал. За то короткое время пока он шёл ко мне, я мысленно перебирал в голове тактику предстоящего боя и, в конце концов, понял, что влип. Я в любом случае проиграл бы этой горе мышц, и скорее всего именно так всё и закончилось, если бы он не открыл свой рот и не выдал следующее:

– Придурок, – его физиономия искривилась в гневной усмешке, – ты думаешь, что бросив мне вызов, сможешь заграбастать себе мою девчонку, думаешь, у тебя это получится? Ведь ты ничтожество! Лекси моя и только моя, и я буду делать с ней всё что захочу!

Ему определённо не стоило этого говорить. Конечно, он хотел вывести меня из себя, сделать посмешищем и унизить перед всей школой, но вместо этого передвинул рычаг в моей голове с состояния «гнев» в состояние «слепая ярость». Адреналин ударил мне в голову, инстинкт самосохранения полностью выключился, и я принялся выполнять лишь одно указание, которое красным неоном светилось в моём мозгу – заставить его заплатить за эти слова.

Минута затишья… выдох-вдох… я не любил драться… я дрался в первый раз… и я едва его не убил. Моё тело двигалось молниеносно, его огромные ручищи просто не поспевали за моими движениями. Минутой ранее я и представить себе не мог, что смогу так уворачиваться. А мои руки, о… они превратились в остро жалящие кинжалы, наносили удары резко быстро и точно. Вот я ударил его в бок, вот он пропустил болезненный тычок в плечо, а вот я заехал прямо по его красной роже. Последний удар вышел таким сильным что он, потеряв равновесие, с грохотом завалился на пол. Почувствовав кураж, я навис над ним и принялся удар за ударом разносить вдребезги его лицо. Я полыхал от гнева, испытывал желание отомстить, и оно едва не завело меня за ту черту, после которой возврата не было. Я остановил себя одним лишь неимоверным усилием воли, слез с него и, только сделав три глубоких вдоха, смог оценить весь масштаб своего «разрушения». Лицо Лэнса превратилось в изрытое воронками поле боя. Он был весь в крови и ссадинах.

Поначалу я испугался того чего сделал, страх был и в глазах окружающих, но оно того стоило. Я понял это когда посмотрел на Лекси, заворожённая, она, не отрываясь, смотрела на меня, и ради этого взгляда, я бы вернулся к Лэнсу, и с радостью проломил бы ему череп.

За окном выл ветер. День шёл своим чередом, я спокойно пообедал, позвонил матери, удивительно, но у неё даже было хорошее настроение, а затем вышел из дома и направился к университету. Я шёл, а вокруг Бостон весь словно расцветал под бойкой кистью весны. Она убирала с домов уже порядком надоевшую серость, оживляла деревья, одаривая их новыми почками, и устилала парки коврами свежей зелёной травы.

Моё состояние мгновенно подстроилось под её мягкий мотив. Я чувствовал лёгкость, и ощущал всю полноту жизни. Мне казалось, что теперь так будет всегда. Да, я был наивным глупцом.

Лекси уже должна была освободиться. Второй семестр потихоньку близился к концу, и мы с ней хотели сегодня распланировать предстоящее лето. Моя голова была полна идей, и мне не терпелось как можно скорей ей их высказать, но, увы, пришлось отложить обсуждение из-за того что у неё была пересдача. К счастью, всё это было позади, теперь оставалось подождать каких-то несколько минут и я вновь увижу её. Мысли об этом успокаивали мою мятущуюся душу.

Быстрым шагом повернув за угол, я прошёл несколько десятков метров и остановился перед пешеходным переходом. Глянул вперёд в надежде, и она сбылась – Лекси стояла напротив и мило мне улыбалась. Я до сих пор вижу эту улыбку в своих кошмарах.

Когда загорелся зелёный свет, она махнула мне рукой, но я отрицательно покачал головой, не хотел дважды переходить дорогу. Она выразительно закатила глаза и сама пошла ко мне. Один шаг, второй, третий, вот она уже достигла середины, как вдруг, где-то сбоку раздался оглушающий свист шин, и на пешеходный переход ворвался старый «Мерседес». Казалось, водитель хотел проскочить, но в последний момент увидел, что на переходе кто-то есть. Он попытался свернуть в сторону, резко крутанул руль, но не успел. Развернувшись, машина на полном ходу смяла опешившую Лекси, а затем, потеряв управление окончательно, накренилась набок и перевернулась.

Всё произошло настолько быстро, что я не смог среагировать. Никто бы не смог. В один миг все мечты и надежды рухнули. Их скинули с обрыва, вырвали сердце из груди и разорвали его прямо у меня на глазах. Я впал в ступор. Кто-то вызвал скорую, полицию, вся улица озарилась мигалками и гудками. Я не двигался, всё стоял и смотрел, видел страх в её мёртвых глазах устремлённых на меня. Видел непонимание, видел боль, видел желание оставаться живой. Её красивые светлые волосы были залиты кровью, тело выгнуто в неестественном положении…

В тот день я осознал, что бога не существует. Если бы он был, то не позволил бы Лекси погибнуть. Либо же он просто жестокий садист, убийца, который, не ведая правды, забирает всех, и правых и виновных в горнило своего раздутого эго.

Потом, когда приехала скорая, я опомнился. Ринулся к ней. Размазывая по белому как мел лицу слёзы, ехал с ней в больницу. Держал руку. Слышал что состояние критическое. Потом узнал, что мы её теряем. А затем она умерла окончательно. Занавес опустился, актёры разошлись по домам.

Робкий стук в дверь заставил меня вырваться из пучин воспоминаний. Как раз вовремя, ибо пробудь я в них ещё минуту, точно перерезал бы сам себе горло. Быстро поднявшись с пола, перебарывая потемнение в глазах, я ухватился за ключ и несколько раз провернул его в замке. Она нажала на ручку с другой стороны и открыла дверь. Я сделал шаг назад и сразу же очутился во власти чарующих запахов жасмина и ванили. Она стояла передо мной с мокрыми волосами в одежде, которую я ей купил. И она была прекрасна. Ангел спустившийся с небес для того чтобы оживить моё мёртвое сердце, богиня дарующая своему несчастному слуге счастье и покой.