Путь диакона. Воцерковление

Моё воцерковление началось осенью 1997 года, в сентябре. В то время я ещё служил в армии, в местном Моршанском гарнизоне, но по болезни был отпущен домой за несколько недель до дембеля. Вот уже почти год, как я не находил себе места, потерял смыcл жизни, мне казалось, что как-то все мрачно и не так, как раньше, когда я весело прожигал свою молодость, пил, кутил, любил девчонок и не задумывался о будущем и своей душе. Точнее сказать, не думал о жизни и смерти. В один прекрасный момент все будто померкло, словно выключили свет и не видно дороги, куда и за кем идти. И очень хотелось плакать и искать помощи. Из бесстрашного, молодого, спортивного парня я превратился почти в шизофреника, хотя снаружи не было этого заметно. Мне постоянно казалось, что умру, я страшился грядушего дня и желал какого-то утешения. Все началось в отпуске, когда мы встречали Новый 1997 год с ребятами и девушками на квартире одной знакомой. За три часа до наступления Нового года мне вдруг стало плохо, как я уже описывал выше, будто бы «села батарейка». Хотелось, чтобы все вернулось на прежние места. Мы даже по пути заехали в приемный покой больницы, и мне сделали два укола от высокого давления, помню цифры 160/100.

Весь этот праздник, если можно так его назвать, прошел для меня в тоске и в мыслях о том, что утром будет всё, как прежде. Но утром ничего не изменилось – первый трезвый и грустный Новый год. Не хотелось ни выпивать, ни курить, все было противно. Поехал домой к родителям, там мы посидели за столом, отметили праздник. Но мне было плохо, страшно, я не знал, что со мной и боялся этого состояния.

На следующий день я поделился с мамой, реакция была не та, что я ожидал. Через неделю моего пребывания дома родители поняли, что проблема существует. У меня каждый день было высокое давление, но когда делали укол, на некоторое время становилось даже весело, как-то отпускало, а потом тоскливое состояние вновь возвращалось.

Не хочу подробно описывать то, что происходило следующие девять месяцев, но вкратце скажу так: помотало, прошел экстрасенсов и ясновидящих, которые, видя во мне порчу, отправляли сразу к заговорщицам-шептуньям-бабушкам (позже встретил их в храме). Прошел через два госпиталя, в которых доктора пытались узнать от чего же я «кошу», хотя я уже отслужил к тому времени полтора года. И вот за месяц до первого посещения храма мне в руки попалась протестантская или сектантская книжица, в которой говорилось о Христе, о молитве Отче наш…, о том, что надо делать добро, всех любить и Господь исправит тебя, простит грехи и спасёт. Мне понравилась книга, и я несколько раз перечитал её, когда лежал в госпитале, и даже стал молиться. Читал «Отче наш…» на рассвете, без икон, лицом на восток и вечером, перед сном. Что-то стало происходить, на душе становилось спокойнее. Я вернулся на срочную службу после госпиталя, стал комендантом в ДЗ на аэродроме. У меня была уйма свободного времени, никто меня не контролировал, и можно было уходить на несколько часов по своим делам. Я начал снова заниматься спортом, но понимал, что это совсем не то, что мне нужно. Прошло какое-то время – месяц или два, и моя бабушка предложила сходить в наш Свято-Троицкий собор, который восстановили после пожара и где уже совершались службы. Мне стало интересно, и я собрался в следующее воскресенье в храм.

Бабушка сказала, что для начала надо подойти на исповедь и причастие. Конечно, я ничего об этом не знал, и было как-то не по себе. Утром я немного проспал и поспешил на утреннюю воскресную службу. И вот передо мной поднимается огромный (78 метров в высоту и вместимость на 6000 человек) собор, он всё ближе и ближе, и у подножия храма я ощущаю себя муравьем.

Я открыл дверь, зашел в собор и, пройдя пару шагов, замер. Дверь сзади, как мне показалось, громко захлопнулась, и кроме ангельского пения хора я ничего больше не слышал, а главное, не слышал этих навязчивых мыслей, которые мешали мне жить и вводили в отчаяние. Так я простоял около 20—30 минут, служба шла своим чередом, и мне казалось, что я уже не на земле, было ощущение, что с глаз упала завеса… Почему я не видел и не слышал этого раньше? Почему, когда раньше заходил в храмы, мне хотелось поскорее выйти?

Для меня началась новая жизнь – именно в этот миг Господь встретил меня там! Он долго вёл меня через скорби, душевные страдания, и вот я здесь, в Доме Божьем, и всё стало другим. Мне захотелось жить, впервые за девять месяцев на сердце появилась радость. Там, за дверью храма, на улице, в мире, осталось прошлое, остались грехи, осталась прежняя жизнь. Я обрёл то, что желаю каждому найти, – душевный покой, равновесие, гармонию. Благодать покрыла меня, и я не хотел уходить из храма.

Я не попал на исповедь, но поставил свечи, оглядывался по сторонам. Мне очень понравились певчие, как божественно они пели. Вспомнились слова мамы, сказанные мне в детстве: «Учись хорошо и будешь учиться в семинарии». Тогда я не понимал, зачем она мне это сказала, но слова её сбылись, хоть и учился я в школе с «тройками». Певчие вели свои партии, а я думал: «Они, видимо, окончили семинарию, наверное, надо что-то особенное иметь, чтобы петь так!»

Подошло Причастие, и я увидел, как люди, скрестив руки, стали чинно подходить к алтарю и становиться в очередь. Вышел священник – высокий, длинноволосый, бородатый, настоящий русский богатырь Это был отец Владимир Борисов. Недолго думая, я тоже скрестил руки на груди и подошел к Чаше. Батюшка строго посмотрел на меня и спросил: «А Вы исповедовались, молодой человек?

Я чуть сквозь землю не провалился, так как не знал, вернее, не думал, что надо обязательно исповедаться перед Причастием. По окончании службы, все начали подходить к кресту, подошел и я – бабуля строго наказала подойти к Кресту, а уж потом уходить.

Домой я летел, как на крыльях, и напевал то, что пел хор: «Благослови душе моя, Господи, благословен еси, Господи…» Я не знал слов, но мелодия запала в сердце, и я лишь мурлыкал под нос и улыбался. С того момента решил, что буду ходить в храм каждое воскресенье. Так и началась моя Церковная жизнь.

Клирос

Таким промыслом привел Господь меня, грешного, в Свою Церковь, которую врата ада во веки не одолеют. Со дня первого посещения Свято-Троицкого собора, который я стал посещать каждый воскресный день, прошло около месяца. Однажды после запричастного стиха на Воскресной Литургии, ко мне подошла певчая Вика, с которой мы были знакомы по армейскому КВН. Мы поздоровались, Вика стала расспрашивать, чем я теперь занимаюсь, и сразу задала вопрос, который, как мне кажется, решил всю мою последующую жизнь.

– Дмитрий, а почему ты не поешь у нас в хоре? У тебя же музыкальное образование, а нам очень нужны мужские голоса!

Я был ошарашен так, что не мог вымолвить ни слова. От восторга у меня внутри все словно запрыгало и заплясало от её слов. Как же так, ведь я только об этом и мечтал, приходя в храм. Все время думал: «Вот бы и мне туда попасть, как же хочется стоять там и славить Бога». Конечно, в то время я еще не знал о смирении. Не знал, что такое грех тщеславия, который преследует творческих людей. Мне хотелось стоять среди певчих на клиросе и вместе с ними петь. Представлять, как на тебя смотрят прихожане, и получать от этого удовольствие. Я и не знал, что грешно так думать, ведь на клирос приходят петь ради славы Божьей, а не своей собственной.

Но вернемся к нашему разговору с Викой. Не скрывая радости, я задал только один вопрос:

– А что, разве можно и мне петь с вами?

Она ответила, что можно и даже нужно. Сказала, чтобы после службы я не уходил, а пришёл «прослушаться» в трапезную.

После Божественной Литургии я подошел к клиросу и стал ждать Вику и регента. Они не заставили себя ждать, и мы вместе направились в соборную трапезную.

Трапезная располагалась под сводами собора, спустившись туда, попадаешь как бы в старинные чертоги с низкими потолками. Там было много комнат, пахло домашними щами, чесноком и хлебом. Мы прошли в дальнюю комнату, где я увидел фортепиано и вокруг несколько стульев и лавочку.

Вика представила нас друг другу, так мы познакомились с Антониной, которая являлась регентом хора и матушкой настоятеля отца Владимира Андреева. Матушка была небольшого роста, в очках и на первый взгляд представляла собой такую деловую «училку», серьезную, но в то же время с добродушной улыбкой.

Мы приступили к прослушиванию. На тот момент мне было всего 20 лет, и голос у меня был куда выше, чем сейчас, баритон с хорошим диапазоном. Прослушав меня, матушка очень обрадовалась и сказала:

– Вы нам нужны!

Мне не надо было повторять это лишний раз, я, конечно, загорелся и дал своё согласие. Всё мое существо трепетало от радости и от какого-то великого будущего, которое только начинало зарождаться во мне, как в духовном младенце.

Домой я словно летел и даже еще не понимал, что произошло. Мне надлежало еще столько работать, чтобы начать петь в хоре. Надо было учить церковнославянский язык, службу, уметь петь по нотам, по которым я умел только лишь играть на баяне. Надо было, но то начало, которое было положено в этот день, дало мне то, чем я занимаюсь всю свою жизнь, вот уже 24 года.

О, если бы я знал в детские годы, что жизнь моя сложится таким образом и музыка станет моим главным занятием, основной профессией, что все будет связано с ней, я, конечно, исправно ходил бы на уроки сольфеджио и записался в детский хор. Тогда мне было бы намного проще постигать азы православной музыки. Я благодарен Богу! Благодарен своим родителям, что они направили меня в правильное русло – отдали учиться музыке, да и сами были музыкальные и творческие люди, от которых я с раннего детства впитывал полезное для себя.

Соборные певчие

Вся неделя после приглашения в соборный хор проходила в репетициях. Каждый вечер мы встречались в трапезной храма, собирались вокруг фортепиано, разучивая, как сейчас помню, воскресные ирмосы пятого гласа. Естественно, я пока ничего не понимал ни в Церковном уставе, ни в простых обиходных терминах, которые употребляли между собой певчие, но всё очень хорошо запоминал и быстро учился, очень уж хотелось стать своим среди певчих. Люди в хоре собрались самые разные. Начну, пожалуй, с самых возрастных певчих, на которых держался весь хор: это бывшие учителя, работники торговли, творческих коллективов, даже военнослужащие. Лидия Сергеевна – бывший педагог, директор школы, в прошлом активный атеист. Совсем недавно уверовав в Бога, пришла в собор. В будущем ей предстояло пройти много испытаний и скорбей, но, всё претерпев, она достойно донесла свой крест до конца. В конце жизни она приняла монашество с именем Тавифа и закончила дни своей жизни в Варсонофиевском женском монастыре в Мордовии.

В то время её послушанием было петь в хоре – у неё был низкий альт, и когда она канонаршила на службах, это было очень мощно. Однажды на Престольный праздник Пресвятой Троицы приехал служить владыка Евгений, и на вечерне, когда возглашается диаконом Великий прокимен «Кто Бог велий», хор должен был запевать после возгласа протодиакона Алексия Смагина. Однако вместо хора зазвучал мощный голос Лидии Сергеевны: «Кто-о-о-о Бо-о-г ве-е-е-лий, яко Бо-о-ог на-а-а-ш»!

Надо было видеть в этот момент лица архиерея и протодиакона. Владыка вначале нахмурился и спросил у настоятеля: кто это и что это? Но через несколько секунд он уже улыбался, а протодиакон удивленно спрашивал:

– Владыка, а мне что же, не возглашать теперь?

После Богослужения владыка похвалил певчих и особенно канонарха Лидию Сергеевну. Он умел и похвалить, умел и посмеяться, порадоваться, даже иногда пошутить, но все это было пропитано христианской любовью и добродушием.

Вера Ивановна – бессменный преподаватель сольфеджио, которая по сей день занимается с детьми из воскресной школы, ставит с ними спектакли, разучивает песни, но на клиросе уже не поёт.

Лидия – верующая девушка, которая не выходила замуж и посвятила себя служению Господу, но в молодости успела послужить телефонисткой в военной части нашего городка. Обладая хорошим слухом и голосом, она смогла составить основной костяк первого хора.

Алексей – тенор. Он был баянист, как и я, но еще и преподавал. Он был единственным на тот момент мужчиной в хоре.

Галина Соколова была ведущим сопрано, с мощным, красивым голосом. Не имея музыкального образования, но обладая такими дарованиями, она была практически незаменимым человеком в хоре.

Погарцева Ирина – замечательный альт. Творческий, талантливый человек.

Александра Евдокимова и Татьяна Белоусова, посвятившие себя полностью служению Богу и людям.

Надежда Кишкина – в будущем многодетная мама с многочисленным семейством. Стоя на клиросе, её дети привыкали к церковной музыке и впоследствии становились певчими. Митя Кишкин, её сын, в те годы был младенцем, но в будущем он станет музыкантом и поступит учиться в Московскую консерваторию.

Было еще несколько человек, которых теперь не помню поименно. Это был дружный верующий коллектив, где не было посторонних людей, если так можно выразиться.

Итак, мы собирались почти каждый день и готовились впервые спеть Всенощное бдение в субботу вечером. В те годы, до осени 1997 года, службы в Троицком соборе проводились лишь утром в воскресные дни и в большие праздники.

После таких спевок часа по три кряду я шёл домой, и в голове у меня крутились слова песнопений: «Коня и всадника в море чермное…» Я перестал ходить на тренировки в спортзал, стал равнодушен ко всему тому, что раньше вызывало у меня интерес. Мне стало трудно разговаривать со своими старыми, как я считал, друзьями, у которых в разговорах очень часто были слышны нецензурные ругательства. Главным, основным и очень важным для меня было посещение Богослужений и участие в них как певчего хора Свято-Троицкого собора.

Если бы мне сказали годом раньше о том, что произойдет со мной в ближайшем будущем, я бы просто рассмеялся и покрутил у виска. Да, дивны дела Твои, Господи!

Первая служба

Наступила суббота. В 16 часов должна начаться Великая вечерня, а иными словами – Всенощное бдение. Когда я впервые услышал эти слова от певчих, то сразу же подумал, что мы будем всю ночь петь, молиться в храме, и даже сделалось как-то не по себе. Я ведь и не знал, что в храме есть вечерние и ночные службы.

Подошло время, я пришел в храм аж за полтора часа до начала, не сиделось дома в такой торжественный день первой службы на клиросе.

Зазвонили колокола, до начала службы оставалось совсем немного, все мало-помалу собирались. Я сидел на клиросе и оглядывал внутреннее убранство собора, наблюдал за тем, как наполняется прихожанами храм. Тут я заметил, как на клирос поднялся парень в церковной одежде, с длинными волосами и редкой бородкой. Раньше я видел его на Богослужении, когда он выходил из алтаря петь с народом «Верую…» или «Отче наш…», а теперь вот он стоит так близко и о чем-то разговаривает с регентом. Покосившись на меня, он важно поправил свой стихарь (так называлась его одежда) и отправился деловой походкой в алтарь.

Позднее я, конечно же, познакомился со всеми алтарниками, со многими прихожанами и священниками, а того парня, который приходил на клирос, звали Владимир Щербаков, в будущем диакон Владимир Щербаков (+2010). С этим человеком судьба нас свела очень и очень близко, позднее мы вместе алтарничали, друг за другом приняли священный диаконский сан, но об этом – чуть позже, а теперь вернусь к моему первому Всенощному бдению на клиросе и вообще – первому в жизни.

Регент матушка Антонина построила всех, кто где должен стоять, я стоял между двух гигантов того первого соборного хора – это басы Лидия Сергеевна и Вера Ивановна, мои первые учителя церковного пения и чтения, которых я никогда не забуду. Началась служба! Прозвучал первый возглас священника из алтаря, это был настоятель, иерей Владимир Андреев, о котором я тоже расскажу чуть позднее. У батюшки был природный первый тенор, заливался он, как соловей, и казалось в то время, что нет лучше места на земле, чем у нас в соборе. Было ощущение, что здесь собрались самые лучшие люди, которых я когда-то знал. Мы запели предначинательный псалом о сотворении мира, в котором псалмопевец Давид восхваляет Бога Творца за Его дивные дела. Честно признаюсь, растерялся на этой первой службе. Кроме ирмосов пятого гласа, мы больше ничего не репетировали, вернее, я ничего больше не репетировал. А остальные уже пели Всенощное бдение и до этого учили произведения. Да и то чувство, которое переполняло меня, просто подкатывало к горлу и не давало петь. Несколько раз, пропев ектенью, я уже начал схватывать на ходу, как правильно петь свою партию, повторяя за своими басовитыми ветеранами.

Не буду описывать, как мы пели каждое произведение, но еще хочется рассказать, как впервые я столкнулся с пением стихир. Это же целая наука – если не объяснят, не разберешься, что к чему.

Слова церковно-славянского языка мне давались не сразу, да и ударения я делал неправильно. Расстраивался, что не все получается, и хотелось поскорее уйти домой. Но между пением и чтением Лидия Сергеевна стала мне растолковывать, что зачем идет, как правильно читать, и это меня успокаивало. Закончилась первая служба, к нам на клирос подошел настоятель. Матушка представила нас друг другу и попросила батюшку благословить меня петь в хоре. Отец Владимир благословил меня и с улыбкой сказал:

– Ну, ничего, скоро и в алтарь возьму, а там, глядишь, и диаконом захочешь стать.

Я смущённо улыбнулся и сказал, что мне и этого-то очень много.

Так полетели дни, недели, приближался Рождественский пост. Я ходил практически на все службы и очень быстро всё схватывал и запоминал. Но мне казалось, что я пою как то неправильно, голос быстро уставал, и возникала какая-то неуверенность. Но однажды на молебне мы пели тропари на водоосвящение, и я вдруг почувствовал, что голос пошел как будто изнутри, он просто полился, да так, что я даже немного испугался. В это время настоятель повернулся ко мне и спросил:

– Ну, что, открылся?

Изнутри переполняла радость, – я почувствовал, как нужно петь. Конечно, мне было далеко до идеала, и предстояло еще много работать над собой, но чудо, произошедшее со мной и давшее мне возможность в полной мере почувствовать Божий дар, лишь укрепило мою веру. Я по сей день благодарю Господа за те Его благодеяния, которые Он обильно излил на меня, грешного.

Первая встреча с архиереем

Стоял холодный ноябрь, и рано выпал снег, но радостная весть воистину согревала. Регент объявила на службе, что на неделе мы едем в село Ракша на освящение и водружение Креста на здание бывшего храма, в котором после разорения находилась столовая и магазин. Освящение будет возглавлять архиепископ Тамбовский и Мичуринский Евгений (Ждан, +2002).

Признаться, я никогда не видел архиереев и не знал, что таковые существуют. Настал назначенный день, мы собрались у собора, уселись в микроавтобус и малым составом поехали в Ракшу. Расположившись в храме на аналоях, мы ждали встречу архиерея и уже заранее отрепетировали некоторые песнопения, которых я раньше не пел. Надо сказать, что храмом это здание трудно было назвать: за годы безбожной власти храм просто изуродовали перекрытиями и подстройками, замазали стены и фрески, которые там когда-то были. Без скорби и слёз нельзя было смотреть на истерзанные здания, в которых многие годы совершались Таинства, Богослужения, крестили и отпевали местных прихожан. Однако многие из этих людей потом своими руками рушили и оскверняли Святыни.

Таким увидел я эту поруганную Церковь Вознесения Господня в селе Ракша. В храме собралось множество местных верующих, приехал наш настоятель отец Владимир Андреев, второй священник нашего собора отец Владимир Борисов, который выделялся над всеми своим огромным ростом и статью. Также я впервые увидел протодиакона Алексия Смагина (+2001), который был уже в то время секретарём епархии и протодиаконом кафедрального собора г. Тамбова, двух иподиаконов владыки, Костю Кривцова (+2008, будущий диакон Константин) и Игоря Кузнецова. С этими прекрасными людьми я еще повстречаюсь в своей жизни, и мы будем служить с ними, любить эту жизнь, насыщенную духовными событиями, радостями и скорбями. К великому сожалению, многие из них уже отошли ко Господу, в иную жизнь, и я верю, что Милостивый Господь поселил их в селениях Своих и упокоил со Святыми.

Прозвучал раскатистый глас отца протодиакона Алексия:

– Пре-м-у-у-дрость!

У меня от услышанного настоящего баса просто мурашки пробежали по спине, было ощущение, что волосы на голове немного приподнялись. Это было великолепно! Входит архиерей, его подхватывают под руки иподиаконы и облачают в красивую сиреневую мантию. Дух захватывало от того что происходило, мы поём «От восток Солнца до запад хвально имя Господне…!» Народ заполнил весь храм и неустанно крестился и кланялся. Владыку облачили, на момент воцарилась тишина, все чинно покрестились на восток, поклонились владыке, и протодиакон возгласил начало молебного пения. Владыка прочитал молитву на освящение Креста, и все мы вышли на улицу. Там он окропил Крест, а мы с пением тропаря «Спаси, Господи, люди Твоя…» стали наблюдать, как Крест начинает подниматься над храмом. Радость была неизреченная!

По окончании службы все проследовали в трапезную, которую соорудили тут же, в соседней комнате. Владыка воссел во главе стола, отцы по краям, а мне досталось место рядом с иподиаконами Игорем и Костей, с которыми мы тут же и познакомились. Да, всё-таки народ в глубинке удивляет своим хлебосольством, еду всё подавали и подавали. Уже некуда было укладывать яства, ремни на брюках пришлось ослабить, и с трудом дышалось от перебора. На трапезе мне понравилось, как говорил владыка Евгений, как чётко он всё подмечал, а добродушный его взгляд вселял надежду и доверие.

По окончании трапезы все мы взяли благословение у владыки архиепископа и с миром тронулись в путь. Пока ехали в автобусе, ко мне подсел Владимир Щербаков, тут мы с ним познакомились и подружились. Дорога показалась очень короткой за разговором, он рассказал о себе: как пришел в храм, как уверовал, сказал, что уже целый год ходит в алтарь и мечтает стать диаконом. Когда приехали, он очень по-простому пригласил меня к себе в гости, и я не смог отказаться. Отец диакон Владимир Щербаков запомнился мне на всю жизнь – своей простотой, горячей верой, искренностью и доверием. Закончился этот прекрасный день, в котором Господь показал мне столько замечательных людей и сподобил подружиться с некоторыми из них. Эти знакомства открывали новые горизонты на моем пути, я всё больше укреплялся в вере и возрастал духом. В то время я еще не знал, как благодарить Господа, так как только постигал азы христианства и многому учился. С жадностью общаясь со священниками, певчими, алтарниками и просто верующими людьми, я впитывал в себя то всё новое, что пригодилось мне в будущем. После всего происходившего я просто чувствовал радость и получал большое утешение.

За тот короткий промежуток времени после моего прихода в Дом Божий в моей жизни случилось еще немало важных событий. В декабре настоятель благословил меня в алтарь, началась уже другая стезя моего воцерковления, и всё это происходило очень стремительно. В алтаре в те годы было много алтарников совершенно разного возраста, и существовали свои традиции. Уже на месяц вперёд было распределено, кто читает апостола, шестопсалмие, паремии (позднее стали читать и часы), а также, кто выходит петь «Верую…» и «Отче наш…» Конечно же, был старший алтарник, который назначал и распределял все чтения пономарей – кто подает кадило на проскомидию, кто к каждению на Херувимской, а кто идет свещеносцем. Всё это казалось мне очень сложным. Я думал, что никогда не запомню всего, что происходит во время Богослужения. Но это было очень интересно, я только и ждал, когда же начнется очередная служба. С первых дней познакомился с пономарями-алтарниками, и уже в ближайшее время мы вместе мыли полы в алтаре, готовясь к новому Богослужению. Старшим алтарником в то время был Георгий Погарцев (+1999). Он был самым старшим, да и, наверное, самым благообразным из ребят. С окладистой бородой и длинными волосами он был похож на батюшку. Внутри он был скрытным, глубоким, застенчивым, но очень добрым человеком. Любил Богослужение. Иногда уезжал на несколько недель в Дивеевский скит, Автодеево и там подвизался трудником. Позднее, в 1999 году, он скончался на посту в соборной сторожке от сердечной недостаточности. Лишь один Господь знает, какие помышления, молитвы и внутренние переживания были у Георгия, но я всегда храню молитвенную память о сем рабе Божьем.