Арктический узел

Но в то же время в ней загоралась искра. Интерес, почти детский, но сильный. Её тянуло туда, где скрывалось это “по-настоящему странное”. Не из обычного любопытства – скорее из ощущения, что там что-то ждёт именно её. Что она должна это увидеть. Что часть ответа уже где-то внутри, просто не оформлена в слова. И в какой-то момент это ощущение стало сильнее страха и сомнений. Она не знала, зачем идёт – но знала, что не сможет остаться. Любопытство взяло верх. Она развернулась и начала собираться: термос, блокнот, нож, пуховик. Не потому что всё поняла, а потому что что-то внутри решило за неё.

Через полчаса они уже сидели в вездеходе, гружённом термосами, лопатами, геологическими картами и странным ящиком, обитым металлом.

– Это что, экспедиция? – спросила Ольга.

– Почти. Один парень, из тех, что здесь родился, вернулся недавно. У него координаты. Он говорит, что там есть кратер. Его не было раньше, и на спутниковых снимках его нет.

– Метеорит?

Алексей кивнул, глядя вперёд:

– Или то, что прикидывается метеоритом. Мы хотим дойти туда до заката. Там плохо с навигацией. В последний раз у всех компасы начали вести в разные стороны.

Они ехали долго – через серые поля, покрытые мхом и камнями, через полузамёрзшие речки, через ветер, который звучал, как чужая речь. За окном постепенно исчезали линии связи, а с ними – и ощущение времени.

Когда они вышли из машины и пошли пешком, начался самый странный участок пути. Сначала исчезла тень. Потом – звук. Снег под ногами не хрустел. Ветер не гудел. Только шаги и дыхание.

– Мы почти на месте, – прошептал Алексей. – Сейчас будет подъем, а потом… ты сама всё поймёшь.

Они взобрались на гребень холма и увидели: впереди лежал метеорит. Он был – настоящий, массивный, блестящий, с оплавленной поверхностью, словно только что врезался в землю. Кратер вокруг него был идеально круглым, края – гладкими, будто вырезанными инструментом. Но всё это длилось недолго. Как будто отреагировав на их взгляд, метеорит начал терять чёткость, блекнуть, как мираж. В следующий миг он исчез, оставив за собой только пустое место – ровную, серую равнину без следов падения.

Ольга сделала шаг вперёд. И в этот момент ей показалось, что кратер… смотрит на неё.

А потом – исчез. Осталась только равнина. Пустая. Серая. Беззвучная.

Алексей ничего не сказал. Только поставил ящик на землю и достал оттуда зеркальную пластину.

– Попробуем снова. Он не всегда уходит. Иногда ждёт.

Из-за поворота показались ещё трое. Шли неторопливо, словно уже знали, что торопиться здесь бессмысленно. Первым подошёл высокий мужчина в камуфляже – лет тридцати пяти, с коротко подстриженными висками и холодным, математическим взглядом. За ним шла женщина – хрупкая, с длинной косой, перетянутой кожаным ремешком. Она несла карту и стетоскоп, как будто пришла не на полярное плато, а в палату. Третьим был молодой парень с камерой и дрон-пультом, испачканным в песке.

– Это Георгий, – кивнул Алексей. – Геофизик. Очень хочет понять, что здесь. Наталья – бывший медик, теперь на грани между исследователем и травницей. А этот… – он махнул в сторону молодого, – просто всё снимает. Его зовут Артём. Говорит, если исчезнем, хоть останется картинка.

Ольга не знала, что сказать. Все трое поздоровались сдержанно, но без враждебности. Как будто признавали её частью этого странного похода – уже без вопросов.

– Ты видела кратер? – спросил Георгий.

– Я… – она колебалась. – Он был. И будто исчез. Как тень, которая смотрит.

– Так и должно быть, – буркнул он. – Мы засекали на прошлой неделе – то появляется, то исчезает. Магнитное поле скачет. Иногда даже у нас кровь из носа идёт. Иногда – сны начинаются. Странные. Коллективные.

Наталья подошла ближе к месту, где недавно был метеорит, и медленно провела рукой по воздуху.

– Тут пусто, но не совсем, – произнесла она тихо. – Давление другое. Пространство плотнее, как в комнате, где кто-то только что умер.

– У меня тут фото, – сказал Артём, доставая планшет. – Вот это – с утра, а вот – спустя двадцать минут. На первом – метеорит. На втором – ровная земля. Но мы не двигались. Даже GPS подтверждает.

Ольга чувствовала, как у неё пересыхает горло. Этот кратер, эта группа, эта тишина – всё казалось частью чего-то, что происходило не впервые. Или происходило не с ней.

– Что мы ищем? – спросила она наконец.

Алексей посмотрел на неё долго.

– Ответ. Или хотя бы вопрос, который можно задать без того, чтобы он начал отвечать сам.

Все замолчали. Даже ветер, казалось, прислушивался.

И вдруг, на фоне этой тишины, послышался гул мотора – низкий, ритмичный, надвигающийся. Из-за сопки показались силуэты ещё одного вездехода, затем второго. Машины шли не торопясь, как будто тоже прислушивались к пространству. Ольга сдвинула брови.

– Мы кого-то ещё ждали? – спросила она тихо.

Алексей нахмурился:

– Нет. Никого больше не было в планах.

Обе машины остановились на расстоянии. Из них вышли люди – пятеро. Всё в их экипировке выглядело знакомо: те же комбинезоны, те же крепления на рюкзаках, даже модели датчиков совпадали с теми, что были у Георгия и Артёма. Но лиц никто не узнал. Они двигались уверенно, слаженно, но с осторожной оценкой. Один из них – невысокий, в очках, с планшетом в руках – первым подошёл ближе.

Он провёл взглядом по пустой равнине, затем по лицам стоящих перед ним людей. – Э-э… а где метеорит?

Слова прозвучали с заметным недоумением, даже лёгким испугом, словно он ожидал увидеть нечто определённое – и реальность подвела.

– Вы кто? – уточнил Алексей, пристально глядя на незнакомца. – Простите, вы откуда приехали?

Мужчина в очках чуть помедлил, словно недоумевая от вопроса:

– Мы… отсюда. С побережья. С базы у старого мыса.

– С какого именно мыса? – настаивал Алексей. – Мы сами из Лаврентии. И на побережье всего одна старая база – и она давно пустая.

– Мы… – мужчина вскинул голову и сдвинул брови. – Мы тоже из Лаврентии. И понятия не имеем, кто вы. Как это – одна старая база? Наша база стоит там десятки лет! А вот вас мы не знаем и видим впервые!

– И мы вас, – медленно сказал Алексей. – Ни одного лица.

Настороженность повисла в воздухе. Теперь обе стороны, вместо уверенности, словно искали подтверждение собственной реальности в глазах других – и не находили.

Вторая экспедиция начала перешёптываться. Мужчина в очках обернулся к своим:

– Вы… кто-нибудь знает хоть одного из них?

Женщина с косой нахмурилась:

– Нет. Ни одного. Я всех в посёлке знаю – этих лиц не было никогда.

– А они о себе говорят то же самое, – тихо сказал парень с дроном. – Как будто мы… друг для друга – фантомы.

Молчание стало гуще. Один из членов второй экспедиции мрачно пробормотал:

– Может, мы с ума сошли. Или это какой-то психоз. Коллективный.

Но другой – тот, что со шрамом у уха, качнул головой:

– Нет. Шизофреники не приходят в тундру с оборудованием, картами и координатами. Не координируют действия и не ведут протоколы. У нас всё логично, шаг за шагом. Мы нормальные.

И всё же в его голосе сквозила неуверенность. Как будто он сам пытался поверить в то, что сказал.

Мужчина в очках чуть прищурился и обратился к первой группе:

– Это странно. Мы можем сказать то же самое. Ни одного знакомого лица. Хотя в Лаврентии живём уже много лет. И вот в чём странность – у меня ощущение, что вы не врёте. Всё, что вы говорите, звучит правдиво… только оно не совпадает с нашей реальностью. У меня даже на секунду мелькнула мысль, что вы – шизофреники. Но потом я подумал: да какие шизофреники доберутся сюда, на вездеходах, с картами, приборами, в слаженной группе? Нет. Это что-то другое. И, похоже, мы все часть этого.

Наталья, нахмурившись, шагнула вперёд:

– Где именно вы живёте?

– В северной части. За старой радиостанцией.

– Там пустырь, – твёрдо произнесла она. – Остатки бетонного фундамента и ржавая труба. Больше ничего.

– Не знаю, о чём вы. Мы там каждый день. У нас ангар, склад, лаборатория.

Молчание нависло на несколько секунд. Георгий шагнул вперёд, глядя на лица второй группы.

– Вы точно из Лаврентии? – спросил он. – Не с базы, не из Москвы, не с материка?

– Мы коренные. Мы здесь родились. Наши дети учатся в местной школе. Наши деды ушли сюда из Наукана, когда из него сделали туристическую зону.

Артём нахмурился:

– Какая туристическая зона? Наукан давно закрыт!

Второй из прибывших – молчаливый, с бородой и длинным шрамом у уха – с удивлением воскликнул:

– Вы серьезно? Да Наукан сейчас в топе мировых туристических мест, крайняя точка Евразии, да еще и плюс события что там постоянно происходят, все это собирает желающих посетить его со всего мира! Даже санкции на него американцы не стали распространять, потому что в доле и получают с него много денег!

Лица обеих групп напряглись. Ольга почувствовала, как волосы на затылке поднимаются. Всё было не просто чужим – оно казалось невозможным.

– Мы все живём в одном посёлке, – медленно проговорил Алексей. – И при этом – не знаем друг друга. Мы приехали посмотреть метеорит – а метеорита то нет! Это…

– …невозможно, – закончил за него мужчина в очках. – Но мы же здесь. Значит – возможно.

– А может, кто-то из нас ошибся, – пробормотал Артём.

Ольга посмотрела по очереди на каждое лицо. Их настороженность была зеркальной. И страх – тоже. Никто не врал. Но все говорили правду, несовместимую друг с другом.

– Тогда выходит… – сказала Наталья. – Что мы все правы и…

В этот момент налетел порыв ветра, резкий, как звук лопнувшей струны. Все инстинктивно прикрыли лица руками. Когда же опустили руки – вторая группа исчезла.

Не было ни людей, ни следов шин на снегу, ни остатков дыма от моторов. Пусто. Пространство, где стояли чужие, словно никто никогда не пересекал.

– Где они? – глухо произнёс Артём. – Они… только что были.

Наталья медленно сделала шаг вперёд и остановилась, глядя на пустоту:

– Они исчезли. Просто… нет.

– Может, это галлюцинация? – шепнула Ольга. – Или сон. Коллективный. Как сны про кратер.

Алексей молчал, глядя в ту же точку, где были исчезнувшие. Затем он тихо произнёс:

– Или они действительно были. И вернулись туда, откуда пришли.

– Подожди, – сказала Ольга, оборачиваясь к нему. – Что значит «вернулись»? Куда? Как такое вообще возможно?

Алексей посмотрел на неё спокойно, но с едва заметной тенью усталости:

– Я не знаю. Но у меня чувство, что они здесь были ненадолго. Как будто пришли из щели, которая открылась на мгновение… и снова закрылась.

– Ты хочешь сказать, они не из… нашей реальности? – прошептала она.

Он кивнул едва заметно и неуверенно, как будто сам сомневался в своих утверждениях:

– А ты не почувствовала? В их словах было что-то… чужое, но честное. Как будто их правда – не ложь, а просто другая. У меня просто нет других вариантов, а про такое я смотрел сериал.

– Что за чёртова нелепица? – неожиданно резко вырвалось у Ольги. – Ты вообще слышишь, что говоришь? Какая ещё «другая правда»? Какая «щель»? Мы что, в фантастике теперь живём?

Алексей выдержал паузу, не отворачиваясь:

– Понимаю, звучит дико. Но ты ведь тоже это почувствовала. Внутри. Мы оба знаем, что это было по-настоящему.

– Но как? – настаивала она. – Как такое вообще возможно?

Он немного смягчился:

– Не знаю. Но надо понять. Я подозреваю, что это… только начало.

– Господи, – выдохнула Ольга, – это всё… это невозможно. Это какое-то… безумие. Мы ехали через молчащий снег, нашли кратер, потом он исчез, потом – другие люди, которых никто не знает, и они исчезли тоже. Ты говоришь о щелях между мирами, и я… я не знаю, что думать!

Она резко развернулась, отошла на несколько шагов и остановилась, сжав кулаки. Дыхание стало тяжёлым, лицо покраснело от прилива крови.

– Так, – заговорила она сама с собой, – спокойно. Спокойно, Ольга. Дыши. Дыши. Это просто перегрузка. Мозг не справляется с… с абсурдом. Так бывает. Главное – не паниковать.

Она закрыла глаза, медленно втянула холодный северный воздух через нос, задержала дыхание, выдохнула. Повторила снова. Колени подрагивали, но она стояла. Руки дрожали, но она удерживала себя на месте. В груди что-то колотилось, как пойманная птица, но с каждым выдохом становилось чуть тише.

– Ты сильная. Ты рациональная. Это не сон. Это не психоз. Это просто… неизвестное. Всё ещё можно понять. Всё ещё можно объяснить. Просто не сейчас.

И когда она открыла глаза, серое небо будто стало на полтона светлее. Словно реальность, пусть и треснувшая, приняла её попытку остаться в себе.

Георгий провёл рукой по воздуху:

– Пространство чистое. Как будто здесь никого и не было. Ни энергетики, ни осадка. Только… странное эхо.

Ольга почувствовала, как дрожит у неё внутри. И в этой дрожи был не только страх – было что-то ещё. Признание. Что-то внутри неё знало, что границы зыбки. Что Лаврентия может быть не одна.

Алексей медленно поднялся, стряхнул с куртки снег и произнёс:

– Похоже, ловить здесь пока нечего. Мы ничего не добьёмся, если останемся. Надо вернуться в посёлок.

– И что, просто уйдём? – спросил Артём. – После всего этого?

– Нет. Мы вернёмся. Но теперь у нас есть вопрос. И его нужно задать тем, кто знает больше. Или хотя бы притворяется, что знает, – ответил Георгий.

– А если и в посёлке ничего не прояснится? – тихо сказала Ольга.

Алексей посмотрел на неё и кивнул:

– Тогда будем копать глубже. Это только начало. Главное – не растерять то, что уже увидели. Даже если не понимаем, что именно мы видели.

Он поднял взгляд на остальных и вдруг с жаром произнёс:

– Ну серьёзно… вы что, не хотите докопаться до правды? Неужели никому не хочется понять, что это было? Что на самом деле происходит?

На секунду повисла тишина. Потом один за другим участники экспедиции начали кивать. Медленно, с тревогой, но с решимостью в глазах. Ольга кивнула первая. За ней – Георгий. Наталья стиснула губы и сжала плечи. Артём поправил камеру и тихо добавил:

– Я здесь именно за этим. Чтобы понять. И показать, если получится.

Они пошли обратно, в сторону вездеходов, уже без разговоров. Ветер усилился, тянул за капюшоны, нёс в себе солёную взвесь и неясные звуки, похожие на шепот. Дорога казалась длиннее, чем утром. Усталость накапливалась. И в этой усталости у Ольги вдруг возник вопрос, который она не могла больше держать в себе.

– Алексей… – сказала она, приотстав и подойдя ближе к нему. – Почему никто ещё не приехал? Я имею в виду… из центра, из Москвы, из министерств. Это же… ну, это же ненормально. Почему нет ни одного представителя?

Алексей долго не отвечал. Потом прищурился, глядя вперёд, и сказал:

– Потому что они не верят. Они всегда не верят. А когда верят – бывает уже поздно. Когда закрывали Наукан, всё уже затихло. В момент, когда туда добрались, ничего необычного не происходило. Они решили, что это слухи. Туристические легенды.

Ольга нахмурилась:

– Но ведь ты знал. Ты же говорил, что там были странности. Почему никто не зафиксировал?

– Потому что здесь важно одно: попасть в сам момент. В ту тонкую линию, когда всё искажается. А она ускользает. Она не по расписанию. Она как прилив – приходит, когда хочет. А когда уходишь – следов не остаётся. Ни для протокола, ни для отчёта.

Ветер закрутил вихрь снега перед ними. Алексей добавил:

– Поэтому и надо спешить. Пока окно открыто. Пока не захлопнулось.

Когда они подъехали к Лаврентии, небо уже затягивало медленным вечерним туманом. Но и сквозь эту пелену сразу стало видно – на окраине, там, где раньше были только ржавые конструкции старой базы, теперь стояла целая станция. Современная, с антеннами, металлическими мачтами, контейнерами, проводами, тянущимися по периметру. Несколько фигур в комбинезонах сновали между ангарами, и среди них Ольга с изумлением узнала лица второй группы.

– Ты это видишь? – прошептала она.

– Вижу, – сказал Алексей, не веря собственным глазам.

– Это… та самая база? – неуверенно спросила Наталья, сдвигая брови. – Но её же… не было.

– Я фиксирую! – воскликнул Артём, уже наводя камеру на станцию. – Если это снова исчезнет, у нас хотя бы останется видео.

Георгий прищурился, вглядываясь в фигуры у ангаров:

– Это они. Те же лица. Те же жесты. Как будто ничего не произошло. Как будто они просто… продолжили своё.

– Или мы – те, кто остался позади, – тихо добавила Ольга, чувствуя, как сжимается горло.

– Но они… – Наталья сделала жест рукой. – Они ведь исчезли. Мы все это видели. Или нет?

– Мы точно видели, – сказал Алексей. – Вопрос в другом – кто они теперь и что это значит.

Ольга не сводила глаз с базы, с антенн, с движений людей. Сердце било тревогу, будто предупреждая: слишком много загадок в одном дне, и слишком мало ответов.

Но тут из-за сугроба на обочине выбежали трое детей – лет восьми-девяти, с весёлыми криками они начали кидать снежки в сторону вездехода. Один снежок попал в лобовое стекло. Ольга машинально закрыла глаза рукой, а когда снова посмотрела – станции не было. Пустота. Только ржавые остатки. И ни одного человека.

Артём тут же начал просматривать только что записанное видео. Он перемотал к нужному моменту, нажал на паузу, затем медленно воспроизвёл запись. Все склонились к экрану. На видео была станция – но не та, которую они видели. На записи была старая, разрушенная база, давно знакомая им по реальности. Ни новых мачт, ни ангаров, ни людей. Только снег, ветер и корявая труба.

– Вот… – выдохнул он. – На видео – наша база. Та, что была всегда. Та, что мы знаем.

– Значит, мы действительно это видели только… глазами? – прошептала Наталья.

– Или это снова «окно», – тихо произнёс Алексей. – Только оно оставляет следы не на плёнке, а в нас самих.

Тишина накрыла всех в кабине. Даже дети исчезли, будто растворились в воздухе вместе с миражом. Лишь тонкие вихри снега кружились по тому месту, где мгновение назад была оживлённая база.

Глава 3: Фантомная станция

Ночь в Лаврентии была долгой и вязкой. Снег то усиливался, то стихал, и казалось, что ветер носит не только кристаллы льда, но и шёпоты тех, кто жил здесь до них. Ольга не могла уснуть. Перед глазами снова и снова всплывала фантомная станция: мачты, контейнеры, люди, занятые своим делом – и как всё исчезло вместе с детскими криками и снежками.

Утром они снова собрались вместе – Алексей, Георгий, Наталья, Артём и Ольга. Каждый выглядел так, словно ночь не принесла отдыха.

– Мы все это видели, – начал Георгий. – Но камера показала другое. Я не знаю, как это объяснить.

– Фантом, – тихо сказала Наталья. – Станция, которая есть и которой нет. Вижу её я, видите вы, но техника фиксирует только то, что признано «настоящим».

– Вопрос в том, – заметил Алексей, – что настоящим признано именно нашей техникой. А если где-то есть другая – может, она покажет обратное.

– Ты хочешь сказать, что есть две версии одной реальности? – спросила Ольга. – И каждая фиксирует только себя?

Алексей посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на согласие.

Артём тем временем молча щёлкал пультом от дрона. Его руки дрожали. Он поднял глаза на остальных:

– Я хочу попробовать поднять дрон к тому месту ещё раз. Если станция появится – может, хотя бы техника что-то поймает. Хоть на миг.

– Это рискованно, – сказал Георгий. – Но выбора у нас всё равно нет. Мы обязаны проверить.

Они направились к окраине, где вчера видели мираж. И снова – техника оставалась слепой, но их глаза различали очертания станции. Она стояла там же, но словно дышала: мачты колебались, контейнеры чуть подрагивали, будто готовые сорваться в движение, но оставались на месте. С северной стороны угадывался вход – тёмный проём, похожий на коридор, ведущий внутрь. На этот раз внутри и вокруг станции никого не было видно: ни фигур, ни движения, словно она ждала их, затаив дыхание.

– Там вход, – прошептала Наталья. – С северной стороны.

– Точно, – добавил Артём, указывая рукой. – Как будто ждёт, чтобы мы зашли.

Все переглянулись. Решение пришло без слов: они должны были войти внутрь и посмотреть, что скрывается за фантомными стенами.

Они двинулись вперёд, шаг за шагом приближаясь к странной конструкции. С каждым метром ветер усиливался, налетал порывами, словно пытаясь оттолкнуть их назад. Снежные вихри били в лица, слепили глаза, забивали дыхание. Тело сопротивлялось, но ноги упорно делали шаг за шагом. Капюшоны трещали, шапки съезжали на лоб, перчатки промокали от ледяной крошки. Казалось, сама тундра выталкивает их прочь, но они двигались дальше. В ушах стоял гул ветра, но в груди билось одно общее чувство – нужно дойти, нужно увидеть. И станция с каждым мгновением вырастала перед ними всё отчётливее, как будто сама ждала их приближения.

Наконец они достигли входа. Ветер стих, словно за порогом действовали иные законы. Коридор внутри был широким, с металлическими стенами, от которых отражался их дых и шаги. Свет исходил от ламп в потолке – ровный, белый, как в современных лабораториях, хотя снаружи станция выглядела полуразрушенной.

Они шли медленно, оглядываясь. Вдоль стен стояли аккуратные ряды шкафов с приборами, столы, на которых горели мониторы с графиками и непонятными символами. В воздухе стоял запах озона и металла.

– Это невозможно… – прошептала Ольга. – Такое оборудование я видела только в в научных центрах в Москве.

Дальше коридор вывел их в просторное помещение, похожее на лабораторию. Здесь стояли прозрачные капсулы, заполненные жидкостью, мерцали панели с датчиками, а на стенах светились схемы, похожие на карты неба. Современность и даже нечто будущее витали в воздухе, делая каждый шаг всё более нереальным.

И вдруг из глубины лаборатории вышли пятеро человек. Они были старше их группы – лица усталые, но в них сквозила странная знакомость, словно герои видели их когда-то в толпе или на старых фотографиях. Новые фигуры остановились у панелей и заговорили между собой.

– Опять эти приборы, – сказал один, с раздражением ударив по клавише. – Всё списанное, всё старьё. Сколько можно?

– Мы просили новые спектрометры, а получили то, что уже двадцать лет пылится в подвалах, – добавил другой, пожилой, с морщинами, похожими на следы мороза.

– Современного оборудования мы не видели, – вступила женщина с туго затянутым шарфом на шее.

Слова их звучали жалобно, обыденно, но в этой обыденности было что‑то пугающее. Молодые герои переглянулись: вокруг сияли новейшие панели, капсулы и мониторы, приборы, которых они никогда раньше не видели.

– Подождите… – не выдержала Ольга. – Какое «старьё»? Это же самое современное оборудование. Я таких систем даже в Москве не встречала.

Артём кивнул, указывая на панели:

– Да, всё выглядит как из будущего. А вы говорите, что это – хлам?

Пятеро старших переглянулись. Их лица оставались серьёзными, словно они действительно верили в свои слова.

– Вы серьёзно считаете это устаревшим? – сдержанно спросил Георгий. – Эти панели реагируют быстрее, чем всё, что я видел за последние годы.

– Вы просто ничего не знаете, вы не понимаете в этом, – отрезал один из старших. – Для нас это пережиток прошлого. Мы работаем с этим десятилетиями, и оно давно изжило себя.

Ольга вспыхнула:

– Ничего не знаем? Да мы только что вошли сюда и увидели то, о чём на материке можно только мечтать!

Артём сжал кулаки:

– Если это рухлядь, то я хочу увидеть хоть одну вашу «настоящую» машину, которая лучше работает.

Георгий нахмурился, голос его стал жёстким:

– Мы инженеры и исследователи, не дети. Не нужно обращаться с нами так, будто мы ничего не понимаем.

Старшие лишь переглянулись, и в их глазах сквозила смесь снисхождения и печали, словно они знали то, чего молодые ещё не могли постичь.

– Но это оборудование на уровне лучших институтов, – возразила Ольга, чувствуя, как в голосе дрожит удивление. – Всё здесь – новейшее!

– Новейшее? – хмыкнула женщина в шарфе. – Да эти капсулы мы списывали ещё пятнадцать лет назад. Они небезопасны и ненадёжны.

Артём сделал шаг вперёд, почти с вызовом:

– Тогда объясните, почему они работают без перебоев? Почему ваши «старые» приборы показывают данные, которых не даст ни один современный датчик?

Старшие переглянулись и вдруг рассмеялись. Смех был сухим, нервным, но в нём звучала уверенность.

– Работают без перебоев? – переспросил один, всё ещё улыбаясь. – Вы, должно быть, шутите. Эта рухлядь ломается каждую неделю. Мы уже забыли, когда последний раз видели приборы, способные держаться месяц без ремонта.

– Для вас это, может, блеск и новинка, – добавила женщина в шарфе. – А вот в Москве действительно настоящая техника. Там приборы дают погрешность не более одной миллионной единицы. А это – хлам и мусор, который только мешает работе.