Тьма: Начало

- -
- 100%
- +
Она стояла неподвижно секунду… две… три. Потом медленно, почти лениво, выдохнула сквозь зубы:
– Если бы любил… Она наклонила голову. Её голос стал холодным, как декабрьский лёд.
– …то сам бы решился бы уволится.
Пауза.
– И меня бы с собой забрал.
Она подняла ворот шубы. Глянула в отражение витрины, будто проверяла не тушь ли размазалась.
– А так… сам виноват. – она повернулась и пошла дальше, звеня каблуками.
1.5 Тем временем…
Рыцарь слегка наклонил шлем, будто тоже услышал эту фразу, эхом пронёсшуюся по эфиру.
Пальцы его доспеха чуть сдвинулись. Полицейский едва заметно вздрогнул.
Вертолёт завис в полной тишине. Люди в прямом эфире по всему городу сидели с открытыми ртами.
И только рыцарь стоял абсолютно неподвижно —
– глядя то на умирающего мужчину, то на девочку, которая вот-вот должна проснуться.
Над районом уже кружили два вертолёта. По крышам расставились снайперы – чёрные силуэты на фоне прожекторов, как тени, застывшие в снегопаде.
На общей частоте зашипела рация:
– Браво, как слышите? – … Искажённый шум… Альфа прибыло. – Чарли готова к наступлению. – Приняли. Всем группам – держать позиции.
Командир спецотряда медленно склонился над планшетом, на котором транслировалась картинка вертолётной камеры. Рыцарь стоял посреди улицы, как из кошмарного театра: в руке – изломанный, едва живой коп; рядом в снегу – маленькое тело Люси, неподвижное.
– Контакт вижу. Подтверждаю: заложник у него в руке. Девочка рядом… возможно, мертва.
В рации наступила мёртвая пауза. Только треск помех и далёкий звук винтов.
– Не советую рисковать, – сказал командир хриплым голосом. – Пресса нас уже зацепила, камеры висят на каждом углу. Одно резкое движение – и нас всех утопят в помоях.
Он сжал зубы, глядя, как оператор вертолёта суёт камеру чуть ниже, чтобы поймать лучший ракурс.
– Действуем аккуратно. ОЧЕНЬ аккуратно. Пока камеры на нас – никаких грубых манёвров. Это приказ.
– Так точно, сэр! – почти хором ответили группы.
Группы окружили улицу: Браво – со стороны парковки. Альфа – с крыш, держа рыцаря в перекрестии оптики. Чарли – в переулке, готовые к рывку.
Но никто не стрелял. Никто даже не шевелился лишний раз.
Все видели, что он делает с машиной. Все видели, что произошло с теми, кто пытался приблизиться.
И сейчас, в морозном воздухе под прожекторами, они наблюдали, как рыцарь медленно поднимает голову. Словно чувствовал их. Словно уже знал, где каждый стоит.
В рации прошелестел чей-то шёпот:
– Господи… он будто смотрит прямо на меня…
А рыцарь действительно повернул шлем ровно в сторону снайпера на крыше.
И сделал маленький, едва заметный шаг.
Такой тихий, что снег даже не хрустнул.
Но этого шага хватило, чтобы у всех в сердцах что-то рухнуло.
– Внимание всем! Он ДВИЖЕТСЯ! – Ждём приказа, сэр! – Сэр, камеры сейчас показывают это на весь город! – Что делать, сэр???
Командир напрягся, глядя на экран. В его глазах читалось одно:
Если он ударит – мир увидит это в прямом эфире.
И никто… никто не забудет.
Рыцарь медленно поднял руку… и вдруг отпустил копа. Тело полицейского рухнуло в снег, как мешок убитого зверя оставляя борозду алой крови. Снайперы затаили дыхание – никто не понял, это жест милости или начало кошмара.
Он сделал шаг назад. Его доспехи треснули по швам, будто изнутри их разрывала буря.
Из щелей вырвались огненные искры, прошивая воздух.
Рыцарь ухватился за рукоять своего меча, глубоко вонзившегося в его собственный панцирь. Металл не поддавался, будто прирос к телу.
Он дёрнул. Ещё. Сильнее.
И когда вырвал клинок, мир оглушил низкий металлический вой боли, который вырвался из его грудной клетки.
На мгновение он качнулся. Даже опустился на одно колено.
Силы, которыми он пользовался, словно пытались разорвать его изнутри – по всему телу вспыхивали электрические разряды, словно броня была клеткой, из которой рвётся что-то большее.
Но он выстоял. Поднялся. Выпрямился, будто гигант, который вспомнил, кто он на самом деле.
Снайперы начали переговариваться:
– Он ослаб! Он на коленях! – Это шанс, сэр, разрешите открыть огонь! – Сержант, нам нужно подтверждение!
Командир только успел открыть рот, чтобы отдать приказ…
Но рыцарь уже двигался.
Одним быстрым, невозможным шагом он оказался в центре улицы. Размахнувшись мечом, он начал вращаться, как смерч из стали и тумана. Лезвие сорвало с воздуха звук, будто он разрезал саму реальность.
И вдруг – удар.
От меча оторвалась тонкая, прозрачная, почти невидимая волна, похожая на лезвие ветра, и ушла в сторону крыш.
Ветер прошёл между домами… Тишина продлилась секунду. И ещё одну.
А затем верхние этажи озарились бликами – словно кто-то разлил кровь по снегу.
Там, где стояли снайперы, теперь лежали две половины их тел. Разрез чистый, идеальный, как хирургический.
Тишина по рации сорвалась в крик:
– БРАВО НА КРЫШЕ ПАДАЕТ! У нас… у нас ДВОЕ СРАЗУ! – Что это было?! – Он… он РАЗРЕЗАЛ их с расстояния?! – Господи…
Командир побледнел. Руки дрогнули.
– Всем подразделениям… держать дистанцию от него… – прохрипел он. – Он опасен на любом радиусе…
Рыцарь остановил вращение. Его шлем медленно повернулся вниз – к Люси.
Люси не была без сознания ни на миг. Она просто лежала неподвижно, сквозь дрожь пытаясь сделать дыхание ровным, будто тело её давно уже стало мёртвым грузом. Но глаза… глаза предали её.
Рыцарь остановился.
Он медленно повернул шлем в её сторону – так медленно, что казалось, металл скрипит не от движения, а от удовольствия, что он наконец заметил маленькую дрожащую искру жизни.
И Люси поняла: Он видит, что она смотрит на него.
Её сердце разлетелось на тысячу острых стуков. Она почувствовала, как кровь леденеет, будто сама смерть играла пальцами по её позвоночнику.
Рыцарь шагнул. Его тень накрыла её, как крышка гроба.
И тут – крик:
– К ЧЁРТУ ВСЁ!!! – голос из отряда «Альфа». Солдат, стоявший позади рыцаря, не выдержал давления, страха, ожидания. Он сорвал предохранитель и открытым огнём стал поливать рыцаря длинными очередями прямо в спину.
Пули били в броню как град по стальной стене – звонкие, бессильные, разлетающиеся искрами.
Но рыцарь даже не повернул головы.
Он продолжал смотреть только на Люси.
Её губы дрогнули. Она не могла закричать – не было воздуха. Всё внутри сжалось, как лист бумаги под пламенем.
И тут…
В ушах возник шёпот. Тихий. Глухой. Знакомый.
Не чей-то голос. Не внешний. Её собственный. Но старше. Злее. Увереннее.
…тебя роняли часто… всегда толкали… заставляли падать… Все только этого и хотят… чтобы ты лежала… чтобы не поднималась…
Рыцарь наклонился ближе. Его тень стала тяжелее.
…но ты не можешь сдаться…
Пули продолжали лететь в него и отлетать, как горох. Солдат кричал, ругался, но звук становился дальним, будто тонула рация в воде.
…ты всегда вставала…
Люси сжала кулаки. Ногти оставили кровавые полумесяцы в ладонях.
Пускай… так будет… снова.
Её глаза резко открылись шире, взгляд стал живым, ярким – в нём появилась искра, которую нельзя было убить.
И рыцарь увидел это. Он остановился.
Он понял, что принцесса больше не притворяется мёртвой.
Солдат «Альфы» уже поднялся. Колени дрожали, но он стоял. Он хотел прикрыть её, закрыть собой – хоть на секунду.
Но рыцарь даже не посмотрел на него.
Одним движением, почти ленивым, он толкнул Люси в грудь.
И она упала.
Как всегда. Как в детстве. Как в школьной столовой. Как на холодном полу больничной камеры.
Падает, падает, падает…
Но падение не кончалось. Асфальт был ближе, а будто нет. Время искривилось. Её тело висело в воздухе, как в бесконечном кошмаре.
И тогда что-то щёлкнуло внутри неё.
Не страх. Не отчаяние. Не боль.
Память.
Она вспомнила каждое толкание. Каждый пинок. Каждый момент, когда мир хотел, чтобы она просто лежала. Чтобы её сломать тихо, незаметно, постепенно.
– …я падала… всегда… – прошептала она сама себе, ощущая, как горло сдавливается.
Слёзы хлынули снова – но на этот раз они летели вниз быстро, тяжело. Они не замерзали.
Они были тёплые.
Живые.
– Хватит… – прохрипела Люси.
Асфальт наконец коснулся её ладоней. Руки дрожали.
– Хватит!!! – закричала она, и крик сорвался, будто вырвался изгрызть небо.
В этот момент воздух взорвался светом.
Не вспышка – это было как рождение второй луны. Как удар молнии изнутри её грудной клетки.
Вертолёт сверху качнуло. Камера полетела вниз. Оператор успел только вскрикнуть.
Лопасти сорвались с ритма. Машину завело, перекрутило – и она врезалась в боковую стену здания. Лопасти, вращаясь, прошли через солдата «Альфы», который ещё секунду назад стрелял. Разрубили его, а затем исчезли в взрыве огня, который мгновенно съел переулок, как глоток кислорода.
Рыцаря вспышка отбросила назад. Туман разлетелся волнами от его массивной фигуры, как вода от удара камня.
Но он не упал.
Он выдернул свой меч.
Металл шипел, будто живой. Он воткнул клинок в асфальт и встал – держась за рукоять, будто она была единственным якорем в этом мире.
Его броня трещала и искрила, но он удержался. Он качнулся вперёд, затем назад. И замер.
В его шлеме тлел тусклый огненный свет – будто внутри него теперь горел не человек.
А нечто злое и тёмное.
И когда он поднял голову, тень от него стлалась по земле как разломанная чёрная река – и ползла к Люси.
Та дрожала. Но не от страха.
Она впервые смотрела на него не как жертва.
А как что-то равное. Или даже – опаснее.
Первые лучи солнца прорезали туман так резко, будто кто-то разрезал ночь пополам. Оранжевый свет коснулся улицы – и всё вокруг затихло. Не было выстрелов, не было крика рации, не было шагов.
Только он и она.
Рыцарь, стоявший над Люси, на секунду замер. Его броня, ещё мгновение назад тёмная и тяжёлая, вдруг дрогнула – по ней побежали тонкие трещины, будто от внутреннего давления.
Из прорезей пошёл чёрный дым.
Он опустил голову, и Люси впервые услышала, как он тяжело дышит – не от боли, а от какого-то древнего, скрытого напряжения. Будто свет разбудил в нём то, что не должно было просыпаться.
Он поднял руку, словно хотел коснуться её… но не смог.
Свет ударил сильнее.
Броня засветилась изнутри, будто в ней загорелись угли. Обломки металла начали плавиться и исчезать, как пепел, уносимый ветром.
Люси, почти не в сознании, видела всё расплывчато – но достаточно ясно, чтобы подумать:
«…он горит… он умирает…»
Рыцарь медленно опустился на одно колено. Тень под ним зашевелилась, закрутилась, будто пыталась удержать его – но вместо этого её словно втянуло куда-то вверх, в золотую полоску света.
В последний миг он поднял голову. Сквозь трещащую, распадающуюся броню прорвался тихий, едва слышный шёпот:
«…красная… луна…»
Но Люси уже не различала слов. Её разум плыл.
Солнечный луч прошил рыцаря полностью. Его фигура вспыхнула, как стеклянная тень, и рассыпалась в воздухе – без взрыва, без крика, просто исчезла. Остался лишь чёрный след на асфальте, словно ожог.
Тишина.
У Люси дрогнули пальцы – и она обмякла, падая на холодный снег. Сила, пробудившаяся в ней минуту назад, полностью её покинула, оставив только опустошение и слабость.
Мир снова стал слишком тяжёлым. Слишком ярким. Слишком живым.
Её веки сомкнулись, и тьма накрыла её мягко, как чёрное одеяло.
Она вскинулась – вдыхая резко, будто вынырнув из-под воды.
Мир был другим.
Белый потолок. Скрип кровати. Запах дешёвого стираного белья. Открытое окно, в которое бился холодный ветер.
Интернат.
Она лежала в своей комнате. Одетая в ту же больничную пижаму, которую носила днём раньше. Без ран. Без крови. Без рыцаря.
Как будто той ночи не было.
Как будто она просто… уснула.
Но руки у неё дрожали. Сердце билось слишком быстро. А на подушке, рядом с её ладонью, лежала маленькая, едва заметная чёрная песчинка – как будто уцелевший фрагмент распавшейся тени.
И в груди возникло чувство, слишком знакомое:
Он не умер. Он вернётся.
Палата была залита спокойным белым светом – ровным, чистым, как лист свежей бумаги. Воздух пах лекарствами и тишиной. Аппарат у кровати мерно отбивал ритм пульса – уверенный, живой.
На койке лежал сержант Дэниелс. Надёжно перебинтованный, с зафиксированным плечом и синяками, тянущимися под повязками. Но он был жив – вопреки всему, что случилось ночью.
Дверь открылась настолько тихо, будто даже она не хотела тревожить раненного. Вошли двое офицеров и мужчина в тёмном строгом костюме – представитель городской администрации.
Офицеры стояли прямо, почти по-военному. Мужчина в костюме – чёртовски серьёзен, будто сейчас читает документ на заседании.
– Сержант Дэниелс, – начал он. Голос уверенный, торжественный. – Город благодарит вас за проявленную храбрость. Вы действовали вопреки угрозе собственной жизни. Ваш поступок спас людей и предотвратил большую трагедию.
Дэниелс попытался подняться, но боль резко дернула грудь. Офицер рядом осторожно придержал его за плечо.
– Лежите, – прошептал он. – Вы это заслужили.
Мужчина в костюме продолжил, чуть расправив плечи:
– Вы будете представлены к награде. «Медаль отличия за доблесть». Мы не вручали её более двадцати лет.
Он открыл небольшую бархатную коробочку. Внутри лежала серебряная звезда, сияющая так ярко, что казалось – она сама излучает свет.
Сержант еле заметно улыбнулся. Совсем немного – уголок губ дрогнул, но в этой слабой улыбке было больше силы, чем в любых громких речах.
– Честь служить… – хрипло произнёс он.
– Восстанавливайтесь, – сказал один из офицеров. – Город гордится вами.
Они ушли так же тихо, как пришли.
Палата вновь погрузилась в тишину. Только монитор размеренно «пикал», подтверждая: он жив, он держится, он справится.
На столике у кровати лежал аккуратный букет от коллег. Карточка с пожеланием скорейшего выздоровления. И тёплый солнечный луч, пробившийся через шторы, падал на его лицо, будто сам мир давал ему возможность отдыхать.
Дэниелс закрыл глаза.
И впервые за эту длинную ночь заснул спокойно.
1.5 Красота главное оружие
Утро стелилось по городу лениво и болезненно, будто сам свет пытался не смотреть на то, что произошло ночью. С крыш ещё капала талая вода, а на асфальте блестели следы разрушений, которые никто не решался убирать.
На высокой крыше, где ветер гулял почти свободно, сидела красивая девушка, свесив свои идеально ухоженные босые ноги вниз. Пальцы ступней нервно подрагивали – не играючи, а потому что внутри неё зрело настоящее раздражение.
Она выдохнула тяжело, почти рыча, и провела рукой по лицу, размазывая по щеке лёгкий блеск утреннего макияжа.
– Н-невероятно… – протянула она срывающимся хрипловатым мурчанием. – Такой красавчик… такой мощный мужчина… и взял да умер, как внезапный дождь на каблуках.
Она хлопнула пяткой по краю крыши, досадливо, как расстроенная кошка, которой не дали ласки.
– Мой чугунный принц… – почти жалобно произнесла она, опуская голову. – Я уж думала, мы вальсируем ночью под белой луной. А ты… бац – и всё. Разочаровал.
Она легла на спину прямо на бетон, вытягивая ноги к небу. Они блестели в лучах света, её безупречный педикюр сиял, как произведение искусства, созданное явно не для улиц, забрызганных кровью.
Лилия куснула губу, хмуро:
– Такой заказ… такой… – она развела руками, будто показывала размеры рыбы. – Деньги, о которых я только мечтала. Новый пентхаус, новая ванна, новая коллекция кремов… М-м-м… всё улетело в трубу.
Она фыркнула, похожая на раздражённую девушку после неприятного свидания.
– И всё потому, что один рыцарь решил умереть раньше времени. Эгоист…
Она снова села, упёрлась руками в край крыши, глядя вниз, туда, где всё случилось. Её взгляд был смесью тоски, злости и лёгкой истерики.
– Хоть бы тело оставили красивым… – пробормотала она. – Я бы хоть посмотрела, за что бы боролась…
Ветер взъерошил её волосы, и Лилия зажмурилась, словно борясь с разочарованием, а потом тихонько сказала:
– Хех… а я ведь уже почти была влюблена.
Она снова свесила босые ноги вниз и, чуть покачивая ими, мрачно добавила:
– Ладно. Если заказ сгорел – я просто найду новый способ заработать. Я всегда нахожу.
Её улыбка была тонкой, яростной… но в глазах впервые появилась тень лёгкой грусти.
1.6 Три главные фигуры
Также в тоже время в подполье задыхалось от табачного дыма, яркого неона и тяжелого запаха алкоголя. В этом месте время текло не вперёд, а по кругу – ночь, азарт, телесные тени, звон фишек, и снова ночь.
Бар «Гнездо» был известен только тем, кому он должен был быть известен: здесь проигрывали состояния, покупали людей, продавали секреты и заказывали смерть. В углу сцены полуголые танцовщицы лениво извивались, подсвеченные розовым светом, будто куклы из другого мира.
На огромном экране над барной стойкой диктор новости отчётливо произносил:
– …таинственный вооружённый субъект, предположительно в доспехах неизвестного происхождения, уничтожил половину элитного спецотряда и вывел из строя почти всех сотрудников на месте. Однако, по данным официальных лиц, угроза была локализована. Выжившие офицеры получают почести…
Трансляцию слушали не все, но за центральным столом трое слушали очень внимательно.
Три мафиози, три хозяина трёх районов, три человека, чьи имена произносили в городе с дрожью или шёпотом. Они играли в карты – лениво, словно ставки в миллионы были для них не больше, чем разменная монета.
При словах о рыцаре все трое синхронно подняли взгляды на экран. Карты легли на стол.
Первым засмеялся Григорий «Грифон» – массивный мужчина с золотыми зубами и шеей, похожей на треногу от пушки.
– Хах! Так вот почему я вчера с кровати упал! – он хлопнул ладонью по колене так, что стол вздрогнул. – Я думал, это вы, козлы, ночью на меня напали. Тряска была лютая!
– Если б мы напали, – усмехнулся Ильмар «Ледяной», – ты бы не проснулся вовсе.
– Да пошёл ты, – не обиделся Грифон. – Это ж надо… железный псих какой-то так бахнул, что полгорода дернуло.
Третий, самый молчаливый – Арчи «Шепчущий» – просто смотрел на экран, не отрываясь. У него была привычка наблюдать за тем, что все остальные пропускают.
В этот момент к ним подошла девушка, звеня каблуками, как своими собственными наручниками. Абсолютно голая, с ровно выверенной улыбкой, с кожей, которую ценили дороже некоторых бриллиантов.
Она остановилась рядом и мягко, будто мурлыча, произнесла:
– Принять заказ? Не хотите ли чего-нибудь ещё, господа?
Арчи, не отводя взгляда от экрана, коротко махнул рукой:
– Займись другими. Не мешай.
– Да, конечно… – девушка изящно поклонилась, грудь почти коснулась колен, и она исчезла так же тихо, как и появилась.
Новости продолжали идти, бар шумел, карты лежали замершими.
Грифон снова выдохнул:
– Если такой тип появился в городе… нам это может как помочь, так и похоронить всех. Предлагаю узнать, кто он такой.
Арчи склонил голову набок, рассматривая кадры разрушений.
– Уже работаю над этим.
Григорий «Грифон» откинулся назад, проведя пальцем по шраму на щеке – жест, которым он скрывал напряжение. Его пронзающие глаза бегло отметили, как Арчи «Аристократ» перелистывает свои контакты, пытаясь выцепить нужного информатора. Взгляд Грифона стал особенно холодным. – Ты ищешь того, кто нам нужен… или того, кто нужен тебе, Арчи? – пробурчал он, щурясь.
Арчи поднял глаза, лениво, почти оскорбительно. – Я ищу того, кто принесёт результат. Не каждый из нас умеет работать головой, да? – он слегка улыбнулся, смахнув пылинку с лацкана дорогого пиджака. – Хотя… некоторым хватает когтей.
Грифон сжал чашку так, что та едва не треснула. Но прежде чем он успел ответить, заговорил Ильмар «Ледяной», тихо, ровно, ледяным голосом, как будто его слова сами по себе опускали в помещении температуру.
– Перестаньте мериться амбициями, – произнёс он, не поднимая глаз от стакана с прозрачным, как лёд, алкоголем. – Нас интересует сила. Та, что уничтожила половину спецотряда. Та, что выдержала огонь, сталь и ночь.
Ледяной на секунду прикрыл глаза, словно смакуя мысль: – Тот рыцарь… Он – не просто мускулы. Он невиданная мощь. И кто первым его ухватит… тот перекроет остальным кислород.
Грифон коротко хмыкнул, наклонившись вперёд. – Вот именно. Так что, Арчи… мне интересно знать, кому ты хочешь его продать, когда найдёшь. Себе? Или тем, кто заплатит больше?
Арчи улыбнулся властно, красиво, но холодно. – Я никому его не продам… пока не пойму, что он стоит. А стоит он, судя по вчерашнему шоу, ну очень дорого.
Грифон наклонился ещё ближе, почти рыча: – Значит, ты уже строишь планы?
Арчи слегка развёл руками. – А ты разве нет?
Повисла пауза. Глубокая, густая, как дым. Все трое знали: за этим столом нет друзей. Есть только временное перемирие, потому что рыцарь – огромный кусок власти, и каждый из них будет ждать момента, когда другие чуть-чуть ослабнут…
И Ильмар мягко, почти ласково проговорил:
– Если кто-то из нас возьмёт его под контроль… остальные двое будут мертвы в течение недели.
Он поднял взгляд. Там не было эмоций. Только холодная математика смерти.
Грифон сжал кулаки. Арчи слегка улыбнулся.
И каждый понял: Союз закончится в тот миг, когда рыцарь будет найден.
Город жил в тревоге, будто подслушал собственную судьбу. Снег ложился мягко, украшения переливались, но всё это не спасало от чувства, что ночь принесла не праздник – а предупреждение.
Три главаря – Грифон, Ледяной и Арчи – в ту же ночь подняли свои районы. Они не сговаривались, не делились информацией – наоборот, каждый мечтал быть первым, кто найдёт таинственного рыцаря. Слишком уж высока была обещанная награда, слишком привлекательной – сила, которой он владел.
По всему городу разошлись люди. Они искали, спрашивали, подслушивали. Три тени шли одновременно, и каждая хотела обогнать другую.
Но не было ничего. Ни следа. Ни намёка. Будто земля сама спрятала его.
В штабе элитного подразделения стояла тишина. Только страницы отчётов шелестели под пальцами генерала Рейнса.
– Нет тела, – наконец произнёс он. Голос был низким, выжатым. – Нет останков. Нет признаков того, что существо погибло.
Офицеры переглянулись, но никто не решился прервать его.
– До главного праздника осталось шесть дней, – продолжил генерал. – Шесть дней, чтобы разобраться, что за тварь появилась в нашем городе. И если она жива… она вернётся.
Он поднял взгляд, холодный, тяжёлый:
– Начать полномасштабный поиск. Любые слухи, любые странности – докладывать немедленно.
Пауза.
– Мы не можем позволить панике поднять голову раньше времени.
Но никому в городе даже в голову не приходило, что рыцарь уже сделал свой ход.
И что тишина – это только первый вдох бури.
АКТ II – ТРЕЩИНЫ МЕЖДУ МИРАМИ
2.1 Я хочу быть свободной…
Голова Люси пульсировала так, будто внутри черепа билось второе сердце. Каждый луч света из окна обжигал глаза – слишком ярко, слишком больно. Но никто не позволил ей оставаться в постели.
Её грубо подняли, переодели как куклу, и повели по коридору. Время не ждало. Приказы сверху тоже.
У двери стоял он. Тот самый человек, которого Люси боялась больше ночных кошмаров.
Куратор интерната. Сальная улыбка, хищный взгляд, довольная походка, будто это он вчера победил рыцаря.
Он уже ждал.
И когда девочку ввели в кабинет, он даже не попытался скрыть удовольствие. Наоборот – расправил плечи, развёл руками, как актёр, вышедший на сцену.
– Ох-хо-хо… ну здравствуй, Люси, – протянул он сладким, скользким голосом. – Как голова? Болит? Правильно, должна. Ты ведь натворила дел. Сбежала из места, где тебя любят. Где о тебе заботятся.
Он говорил так, будто каждое слово – плевок.
Люси молчала. Смотрела в пол. На тени своих собственных ног.
Он сделал шаг ближе. Его дыхание пахло сигаретами и кофе, пролитым на бумаги.
– Значит, вот как… – он наклонился к ней, хлопнув ладонью по спинке стула. – Уже бегаешь по ночам? Уже изображаешь из себя героиню? Хах. Ты? – Ты даже от собственных слёз убежать не можешь.
Она вздрогнула. Не от слов – от его голоса. Он звучал как замок, щёлкающий у неё в голове.





