«Мы – небоги», Том 1. «Убийца собак»

Там, где все говорит о трагедии – жизни не будет. Гаевы не смогли пережить потери, и атомный караван ушел на север – в Общину традиционалистов. Сюда, на Средне-русскую равнину. Налаживать новую жизнь и помогать уже другим людям.

За шесть лет удалось многое.

Отец построил новую генетическую лабораторию и – впервые за историю коммуны! – обзавелся великолепным табуном лошадей-биоников. В бухте у моря просто не было площадей под пастбища.

Удалось наладить взаимодействие с местным термитником. Фермачи далеко не самая обеспеченная Страта, и они были благодарны Эдуарду за то, что тот наладил сбыт их продукции в местную Общину. Члены Страты Фарм получили натуральные продукты и материалы, а коммунары – выносливых животных, лекарства и некоторые технологии из числа не попадающих под Запрет.

Эдуард поладил с Настоятелем коммуны Порецких – довольно прогрессивным для традиционалистов отцом Симеоном. Вместе они отстояли на Сборе Общины право людей на использование простейших технологий.

И вот это все – теперь там, осталось в караване Гаевых и коммунах Найда и Григория. Вместе с шестью годами беззаботного детства. Впереди – только неизвестность.

Вечерний привал Виола провела, как и учили, в небольшом овражке, который талая вода промыла меж корней деревьев. Здесь можно было не только подвесить гамак над землей, но и развести бездымный химический костерок.

На ужин пошла банка тушенки с гречкой. Одна из двух, что Виола взяла с собой. Да, можно бы приберечь на потом, но сейчас Виоле нужно было как можно быстрее уйти дальше от людей, и она предпочитала делать короткие остановки, чтобы не тратить время на приготовление еды.

Охота – это в будущем. У нее есть арбалет, но девочка подозревала, что с поимкой добычи справится и Шрам. По осени в лесу много мелкой и средней дичи. В крайнем случае, Шрам вполне способен выгнать животных на Виолу, а она завершит дело дротиком.

Бесцветный и бездымный огонь лизал котелок, который девочка подвесила на самодельной жерди из толстых веток. Виола с отличием сдала экзамен по выживанию, когда ей было еще восемь. В лесу она чувствовала себя уверенно, и уж костер-то могла развести из чего угодно. Химическое топливо – это лишь для экономии времени.

Виола сварила гречку на родниковой воде и дополнила кашу порцией тушенки. Щепотка соли – и готов простой туристический ужин, питательный и полезный. Заодно и рюкзак стал легче.

Ела она прямо из котелка. Шрам смотрел на нее своим нечеловеческим, застывшим взглядом, не забывая сканировать лес ушами-локаторами.

– У тебя биологическая часть в конструкции есть? – спросила девочка между ложками.

Кибер пошевелил головой влево-вправо. Они условились, что это будет его «нет».

– То есть органическая еда тебе не нужна, – сказала Виола.

Шрам не ответил. И так понятно.

– А мы с отцом так и не придумали, как сделать полностью синтетическое животное, – поделилась Виола. – Дело даже не в батареях на весь жизненный цикл. Просто не удается создать программу, которая создаст эмуляцию сознания. Знаю, что скажешь. Что никто, кроме небогов, не может. И вообще, искины запрещены и все такое. Да-да, я в курсе. Но все равно хочется.

Киберпёс дернул ушами – оба лепестка в одну точку. Раз. Второй. Беззвучный «гав» челюстью. Ещё – и он взвился сразу на четыре лапы.

Котелок выскользнул из рук.

– Да чтоб тебя! – сорвалось у неё.

Шрам обернулся и прожег ее фиолетом глаз. Тише.

– Ладно, – прошептала она. – Что там?

Он повернул к ней оптический порт. Виола нырнула в рюкзак, щелкнула кабелем, подключилась.

ОБЪЕКТ ВОЗДУШН. НЕ ИДЕНТИФ-СЯ.

– Дрон?..

ВЕРОЯТНО (ВЕР-СТЬ 80%).

– Далеко?

400–900 М. ЗАВ. ОТ МОДЕЛИ. ПОКА ТОЛЬКО СЛЫШУ.

– Что делать?

ВЫКЛ. ОГОНЬ. ТИШИНА.

Поняла. Она сорвала пласт дерна, накрыла химический костер. Воду – нельзя: шипение, пар, может выдать. А так под дерном огонь съест кислород и задохнется. Руки работали быстро, голова – холодная.

Возвратившись к псу и планшету, она увидела новые строки:

ЗВУК БЛИЖЕ. ФИКСИРУЮ Э/М СЛЕД.

– Это значит…?

ТИХО. ПОЛНАЯ ТИШИНА.

Дышать тихо. Не шевелиться. Шрам окаменел рядом. Затем он резко кивнул – штекер сам выскочил из порта – и рванул вперед так, что земля из‑под всех четырех лап ударила ей по лицу. Пыль во рту, кашель. Хорошо, глаза успела закрыть.

Она подняла голову: не следы, а вспаханная полоса, шедшая меж деревьев. Оттуда же – треск ломаемых веток.

Только не в сети, дурень! Она заставила себя дышать ровнее. Образ охотника всплыл сам – огромный паук, может кибер, может нет. Это все ее страхи, еще от Фермасвалки, поди.

Вдали коротко вскрикнули. Потом сухо хлопнуло. Выстрел. Из чего – не знала, но выстрел – точно. И – тишина.

– Шрам? – позвала она. – Шрам, ты цел?

Глупый вопрос, конечно. Но ей был нужен знак. Хоть какой.

Знак не пришел.

Она встала, отряхнулась.

– Шрам! Ко мне!

Плохая идея: искин знает маршрут лучше, чем сама Виола. Но ответ прилетел – двойной «гав», слабый, далекий. Однозначно: «сюда, я нашел».

Виола вздохнула, быстро все собрала. Кашу – под куст (жаль), котелок – на карабин (потом вымоет). И пошла по собачьей «борозде». Следопытом быть не надо: пес пробил прямую, как из арбалета, траекторию. Тропа вывела на неправильную ровную полянку – будто сделанную рукой. Утоптанный, приятный ногам грунт.

Слишком приятный.

Она ступила – и на втором шаге земля провалилась.

Спас ее котелок. По правилам он должен был лежать внутри, закрытый. Но болтался снаружи – и скоба как раз зацепилась за обрубленный корень в стенке. Лямки дернули по плечам, грудная стропа впилась в шею. Хорошо, всегда застегивала обе – и грудную, и поясную. Вот поясная и вывезла, перехватила часть веса – а то бы висеть сейчас Виоле за шейку.

Она качнулась, как парашютист в кроне, ударилась спиной о стенку и огляделась. Ловчая яма – метра два с лишним. Потолок – ореховые прутики, лопухи, тонкий слой земли с хвоей. Обвалился только ее сектор.

Вниз. Кольев нет. Значит, не убойная, а ловчая. Где Шрам?

– Ничего себе поросенок! – раздался сверху женский голос.

В проломе на фоне темнеющего неба – силуэт. Скорее девчонка: две косы по бокам. Больше контровый свет увидеть не давал.

– Ты кто? – спросила фигура с косичками.

Виола промолчала. С тем, кто едва не покалечил, не беседуют – пока не ясно, что он затеял.

Хрусть! Рюкзак дернуло, и она просела еще пальца на два. Грудная лямка глубже врезалась в горло.

– Помоги, – прохрипела.

Попытка перехватиться лишь усугубила: замок сбруи лопнул, и она едва не ухнула вниз головой. В последний момент ухватилась за подвес с карабином, что цеплялся за за котелок. Повисла.

Минуту держалась. Ладони вспотели, капрон оказался стеклянным. Держать было не за что – гладкий, да еще и острый. Срез стесывал с пальцев кожу, напитываясь красным.

– Хватайся! – крикнули сверху. – Палка рядом!

Она оторвала одну руку, махнула – пусто.

– Другой!

Что‑то ткнуло в плечо. В пролом спустилась толстая кривая ветка. Отлично. Виола схватилась обеими руками. Узлы и наросты дали опору ладоням.

По коре уже капало – черное, кисло‑соленое. Капрон разрезал до крови.

– Ухватилась?

– Угу, – выдавила она. Дышать с вытянутыми руками было почти невозможно.

– Продержись минуту. Сейчас.

– Если вам не трудно… – просипела она, вспоминая старую сцену из кино, и сразу же подтянулась на первом изгибе. Мало времени – сейчас мышцы забьются. Второй рывок дал еще несколько сантиметров – хватило, чтобы скрестить лодыжки и поймать конец палки.

Так висеть было легче. Но левая ладонь уходила. Боли Виола уже не чувствовала – это плохо: скоро рука разожмется.

– Держишься? – сверху.

– Ща созрею!

– Жди. Твоя собачка ищет удобнее, чтоб тебя вытянуть.

– Шрам?

– Что?

– Робопес?

– Не знаю таких. По‑моему, робот.

Она цыкнула сквозь зубы. «Тоже мне – по‑моему». Ладно.

– Почему палка не падает?

– Так она от дерева протянута.

Странно. А ветви, листья?

Приглядевшись сквозь полумрак, она увидела: все срезано подчистую каким‑то скребком. На толстых сучьях – отметины, как от собачьего прикуса. Она знала эти следы: в детстве коммунарские псы мучили ее своими «бросай палку».

Шрам. Здесь.

– Держись!

– Ага.

– Поехали!

«Тоже мне, Гагарин».

Палка пошла вверх – рывками, но плавно. Пару раз ее в самом деле едва не «созрело». Но вот – край ямы уже близко. Чья‑то рука схватила за предплечье. Виола осторожно разжала пальцы, переложилась на чужую ладонь, подтянулась. Корни царапали, глина сыпалась в рот. Она вывалилась на край, легла, отдышалась, сплюнула.

– Сильна, мать, – сказала девчонка сбоку. – Вся в крови, а ни пи‑пи.

Виола повернула голову.

Ее спасительница лежала рядом, тоже тяжело дышала. Но хотя бы не плевалась. Вместо этого она пыталась вырвать из косички застрявший там обрывок корня.

– У меня кусачки есть, – сказала Виола просто для того, чтобы что-то сказать. – Можно обрезать.

– Сдурела? – буркнула девушка. – Я с младых лет косы отращиваю.

– Я про деревяшку.

– А, это… Не, уже не надо, спасибо.

Девушка справилась с корешком в волосах и пульнула его куда-то за спину. Потом одним быстрым движением поднялась, встала на ноги и протянула руку Виоле. Во второй раз за последние пару минут.

Виола тоже поднялась и, баюкая разорванную руку, встала напротив. Теперь она смогла оглядеть обладательницу косичек.

Молодая деваха, выше нее, куда массивнее, широкоплечая, широкобедрая, с широкой талией и широким лицом в конопушках – таких ярких, что отлично виднелись и в вечерней полутьме. Пожалуй, про девушку можно так и сказать – вся она была широкой. Лицо располагающее, круглое, с огромными глазами. Какие по цвету – сказать по темноте сложно, но точно светлые. Как и волосы, заплетеные в косы почти по пояс. В целом внешностью девушку бог не обделил, вот только грудь подкачала. Для такой массивной особы она была очень даже небольшой, из-за чего туловище походило на приталенный бочонок.

Одета незнакомка была в самошитую одежду вообще без фабричных элементов. Широкие штанины грубой ткани от ступни и до колен были перемотаны рукодельными обмотками, на ногах – такие же самопальные высокие боты из грубой кожи. Подошва – тоже кожа, но мягкая, без каблука и колодки Поверх портов – рубаха до середины бедра из того же грубого полотна того же цвета. Оттенок в темноте понять сложно, но ближе к зеленому или темно-серому. Поверх рубахи – кожаная распашонка-дубленка, но со шнуровкой – опять же кожаными шнурками. Плотная, совсем не женская талия в несколько слоев обмотана ремнем без пряжки. Ну да, кожаным.

– Бирта, – сказала широкая девушка.

– Что?

– Зовут меня так. Бирта из Поповки.

– Виола Гаева, – представилась девочка. – Соответственно из коммуны Гаево.

– А, коммунарка! – улыбнулась Бирта и протянула руку для пожатия, но уперлась глазом в кровавую капель и вздрогнула.

– У меня в рюкзаке пакет первой помощи, – сказала Виола. – Помоги снять, пожалуйста.

Через десять минут с рукой сладили. Бирта оказалась знающим лекарем: и обезвредила грамотно, и бинтовую повязку наложила без ошибок. Хотя было видно, что фабричный перевязочный материал Бирта видит впервые в жизни.

– Вот, смотри, цивилизация и до Поповки дошла, – усмехнулась Виола.

Разорвав руку и чуть не свернув шею, девочка как будто временно переродилась в древнюю амазонку – бесстрашную и сильную. И потому сменила интеллигентную речь врача и ученого на простую, жесткую манеру изъясняться, более подходящую лесному разведчику. Сильному и ловкому.

Только на всю голову долбанутому.

Угодить в ловчую яму, разве что не фонарями размеченную. Это ж позорище-то какое!

С Биртой они почти подружились. Девушка хоть и выглядела грубой, но на деле оказалась довольно милой и даже в какой-то мере отзывчивой. Если бы только не эта ее деревенская речь!

Костер не разводили. Виола обошлась тем, что прислонилась к стволу дерева, рядом с которой были сложены припасы Бирты, и блаженно закрыла глаза. Плечи болели, лицо саднило, а руку дергало так, что хотелось отрезать и оставить до поры в яме.

– Вы же не лесные, ась? – спросила Бирта. – Чего в чаще забыла, да еще с волчонком своим железным?

– Это кибер.

– Эй, кибер, привет. Меня Биртой зовут. Ты меня понимаешь?

Девушка повернулась влево, где в паре метров от них преспокойно сидел шрам. Пасть его была измазана землей, а из зубов торчал целый веник из прутьев и сучьев вперемешку с ободранными листьями.

Это он очищал ветку орешника, на которую Бирта в ловчей яме ловила Виолу. Потом он же эту ветку и тянул, а девушка лишь помогала.

– Его Шрам зовут, – подсказала Виола.

– Так Шрам или Кибер?

– Он – кибер. Зовут Шрам.

– Ну, дело ваше, конечно, – фыркнула Бирта. – Мы у себя по два имени не жалуем. Да и в железе не очень. Ну, мать, ты понимаешь.

– Я не мать еще, – заметила Виола.

– Еще б, в таком-то возрасте, да еще без сисек! – хохотнула Бирта. – Ладно, вырастут еще. А коль нет, так и не волнуйся. Парни только на словах за ними бегают, а на деле им другое надо. Вон, у меня тож не холмы, как видишь. А ничо, мужиков не ищу, сами набегают.

Виола не знала, как заткнуть этот фонтан не самой изящной словесности. Поэтому попросила Бирту позаботиться и о Шраме.

Та подошла к собаке и принялась очищать ему пасть от веток. На это ушло минут пять, и все это время Бирта сохраняла молчание. Виола от такого счастья чуть не уснула, несмотря на дикую боль в руке.

Когда с очисткой было покончено и Бирта вернулась к своему деревенскому красноречию, Виола поняла, что отдохнуть ей не дадут.

Решила пообщаться с роботом.

Девочка абсолютно не понимала, что произошло, а выспрашивать у Бирты из Поповки не хотелось. Она и так уже в своих рассказах углубилась во времена начала Второй Цифровой, а может и дальше.

Виола подошла к рюкзаку и обнаружила, что подвес порван в трех местах. Вздохнула, кое-как одной рукой раскрыла застежку и вытащила планшет. Зажав планшет под мышкой, подошла к Шраму и размотала шнурок. Тот послушно повернул голову, чтобы открыть разъем.

Вот ведь! Если не везет, то сразу много.

В оптическом порте торчал наполовину отломанный штекер. Видимо, сломался, когда Шрам рванулся в темноту леса.

– Козью ж мать, – выдохнула Виола.

– Воооот, – протянула Бирта. – А я сдуру подумала, ты из этих, интигилентных.

– Интеллигентных, – медленно произнесла Виола чуть ли не по слогам.

Вернулась к «своему» дереву и снова села. Ну как села. Плюхнулась, едва не стерев спину о кору древесного ствола.

И чуть не взвыла. Какой-то корень подвернулся под попу и ударил в нервный центр около крестца. Слезы из глаз – костер затушишь!

Виола сидела на холодной земле и глотала сопли. Надеясь, что в опускающейся тьме Бирта не заметит ее беззвучной истерики.

Ей было плохо, больно и тоскливо.

Она больше не поговорит с единственным близким ей существом. Шрам окончательно онемел. Как минимум, пока Виола не отремонтирует шнурок. Учитывая обстоятельства, это значит не раньше, чем небог ведает когда.

Ну или если все-таки доберется до цели раньше, чем кончатся силы.

– Эй, мать, – раздался голос деревенской девки. – Ты что, плачешь, что ли?

Бирта из Поповки оказалась траппером – охотником на зверя при помощи ловушек. Ловчая яма – одна из таких. Правда, девушка и помышлять не думала заманивать туда Виолу или Шрама. Яму вырыли на кабаньей тропе давно, и Бирта просто шла мимо с обходом. Посмотреть, не завалился ли туда хряк или еще кто.

Метров за двести до ямы она услышала какой-то непонятный гул. Как будто осиный рой летит на новое место, только вот осы никогда не углубляются в лес. Нет им тут интереса. Это полевые насекомые, им простор да цветы подавай.

Когда звук роя усилился так, что не заметить его стало просто невозможно, Бирта на месте ос увидела непонятно что. Будто птица меж ветвей. Застыла на месте, размером с аиста, но почему-то со стрекозиными крыльями. Не успела девушка удивиться, как диковинная птаха резко потеряла высоту, а потом и вовсе произошло что-то чудное – из спины птицекозы, как обозвала ее Бирта, вылезла металлическая палка, а рядом с ней – еще одна поменьше. И обе оказались направлены на девушку. Бирте показалось, что маленькая палка как будто испускает бледный зеленый луч.

Бирта не успела ничего предпринять, когда кто-то массивный ударил ей в спину, и она рухнула в траву. Мгновением позже последовал выстрел.

Из ружья. Уж что-что, а охотничье ружье Бирта по звуку отличить могла от чего угодно.

А потом неясный шорох, глухой удар и звук, похожий на затухающее зудение. Впрочем, оно тут же оборвалось.

Бирта поднялась с земли, выплюнула траву, и осмотрелась. В двух метрах перед ней стояло чудище неведанное – железный волк с глазами, что горели страшным фиолетовым огнем. Из пасти его торчал зубищи в полруки длиной. Ну прям волколак, каким детишек пугают. Девушка прямо тут чуть и не отдала богу душу, настолько страшной была эта картина.

Но шли секунды, и волколак не собирался Бирту грызть. Придя в себя, она поняла, что не волколак это никакой, а чей-то странный, в собаку вылитый, робот из железа. И вовсе не страшный, а очень даже милый. На овчарку чуть похож, только больше. И не скалится он вовсе, и зубов сабельной длины при нем нет. Просто во рту собаки-робота до сих пор зажаты какие-то железки и, вроде бы, даже та самая палка, что из спины птицекозы вылезла.

Все это Бирта поведала Виоле, когда та попросила рассказать, что произошло. Правда, пришлось, как через густую чащу, пробираться сквозь присказки и пословицы. Просто так, по-человечески, девушка-траппер говорить не умела.

Иногда это было непонятно, часто совершенно без фантазии, но иногда смешно до колик в животе. Например, когда один из цветастых оборотов речи Бирта закончила фразой «птицекозья мать».

Виола как попыталась представить себе это явление во всей красе, так чуть и не задохнулась от смеха, хохоча и одновременно плача от боли. Впредь Виола про себя стала называть Бирту птицекозьей матерью. Ну или проще – Птицемать.

Виола попросила Бирту показать место, где Шрам поймал летучий ужас с зеленым лучом. Птицемать пробурчала что-то о сумерках, но все-таки провела Виолу, куда та просила.

Девочка достала из кармана химфонарик, надломила стержень и посветила на землю.

– Иисусе, – непонятно шепнула Бирта за спиной.

– Чего? – спросила Виола.

– Свет в ночи без огня! Чудеса, да и только!

– Это просто химический фонарь – пояснила девочка. – У вас таких нет?

– У нас и свечей-то нет, покуда к Борису не сходишь.

Виоле было не до объяснений Птицематери.

– Это оно? – спросила Виола, указывая рукой на кучу механического барахла под деревом.

– Да, оно. Вон еще в стороне глянь. Большая трубка. Та, что на меня смотрела.

Виола подошла к указанному месту и, зажав фонарь в зубах, здоровой рукой подняла трубку. Та на поверку оказалась оружейным стволом. Нарезы на внутренней части демонстративно пахли порохом, напрочь исключая любую версию своего происхождения, кроме оружейной.

Девочка вернулась к куче технологического барахла возле дерева. Поближе поднесла фонарь.

Действительно дрон. Орнитоптер с двумя парами маховых крыльев, сейчас изломанных и с разорванной мембраной обшивки. Батарейный блок сгорел вместе с электроникой.

– Вот еще трубка, что поменьше, – подсказала Бирта. – В земле торчит.

Виола нагнулась и вынула из грунта стандартный лазерный прицел для ночной стрельбы. Настолько стандартный, что это было даже странным. Вплоть до крепления на зубчатую рейку – Виола забыла, как она по оружейному называется.

– Она зеленым лучом колола, – шепнула Бирта. – Как игла прям.

– Лазерный прицел, – сказала Виола и спросила сама себя, почему-то вслух. – Интересно, зачем он дрону?

– А я-то почем знаю? – тут же отозвалась Бирта. – Может, ослепить?

Виола уже хотела объяснить девушке, что попасть лазерным лучом с дрона в глаз – куда сложнее, чем прицелиться вообще без лазера, и уже открыла рот, но тут ее осенило.

Дело не в ослеплении!

Дело именно что в прицеливании. Орнитоптер стандартный, без системы управления огнем. Он, как человек, использует лазерный луч как точку прицела. На коротких дистанциях – работать будет.

– Забудь, – произнесла Виола. – Говоришь, оно в тебя стреляло?

– Как свят!

– Чего?

– Говорю, да, в меня прямо. Луч этот зеленый не попал, поверх головы бил. А ружье точно должно бы меня порешить, если б не волчонок твой. Он же меня с ног сбил. От верной смерти спас.

Виола повернулась к Шраму.

– Это так?

Вместо ответа Шрам склонил голову к земле, как самая обычная собака, и нижним нюхом проводил Виолу и Бирту чуть дальше от места расправы над дроном. Метрах в тридцати он – снова по-собачьи – сел возле дерева и уткнулся носом в ствол на высоте около полуметра.

Виола подошла ближе и посветила фонарем.

В дереве засела пуля. Носика не видно, но тыльник совершенно обычный.

– Есть нож? – спросила Виола свою спасительницу и привычно переложила фонарик в рот.

– Спрашиваешь, мать! – хохотнула Бирта.

Через секунду в протянутую ладонь Виолы легла ручка огромного – больше кухонного – тесака. Ручной ковки и по весу – граммов триста. Ручка, разумеется, обмотана шнурком из натуральной кожи.

Поковырявшись в дереве, Виола в конце концов вырубила пулю вместе с куском древесины. Просто резать этому тесаку было тесно.

Девочка посмотрела на пулю.

Да, обычный охотничий двадцать второй. Виола почти не разбиралась в оружии, но легендарный довоенный калибр знали даже девчонки. Оружия и особенно патронов под него наделано – половину Земли можно заново в могилу уложить, и еще для двух волн зомби останется.

Вот только эта пуля была особой.

Во-первых, слишком длинной – раза в два длиннее, чем стандартная. Наверняка это как-то влияло на ее баллистику, но сейчас это неважно.

Важным было то, что пулю делали под конкретную задачу.

По центру удлиненного тела, сразу за буртиками для нарезов, пуля была проточена. Где-то до двухмиллиметрового прутка, может чуть толще.

В проточке виднелись странные наросты. Присмотревшись, Виола обнаружила четыре миниатюрных катушки со сверхтонкой навивкой из графеновой проволоки. Виднелись и какие-то электронные части, но уж совсем миниатюрные, в свете фонарика не разглядишь. А главное, навершие пули было бронебойным. Контакт с древесным стволом, разумеется, никак ему не повредил, зато жженая смола отлично подсветила четкую границу перехода из латуни в карбид вольфрама.

Особая же. Потому что обычной пулей двадцать второго калибра метапластовую броню робота-охранника не взять. А без электромагнитного импульса, который генерировали микрокатушки пули, кибера и не остановишь даже.