Пушистый наставник

– Брат, -обратился к нем я, – что случилось? Почему ты в таком жалком виде, грязный, нечёсаный?

– Друг, – всхлипнул он. – Я сбежал из дома.

– Братан, что ты говоришь? Ты же, как «сыр в масле» катался. С тебя же, пылинки сдували. С тобой, как с маленьким ребёнком нянчились.

– Вот именно, как с ребёнком. А Я, – КОТ!!! Понимаешь? Свободолюбивый, исполненный достоинства КОТ!!! Как вспомню, так просто тошно становиться. – «Тишечка, сыночек. иди сюда. Тишечка, сладенький мой мальчик, подойди к мамочке». Я, конечно, мальчик, не спорю, но не её. Я сын своей матери, пушистой ангорской кошки. В общем, брат, не смог, я вынести всего этого и сбежал. Здравствуй воля вольная! – Тишка громко мяукнул.

– Братан, я конечно всё понимаю, но боюсь, что такая вольная жизнь придётся тебе не по вкусу. Сейчас лето, под каждым кустом можно валяться сколько тебе вздумается. А осенью, что ты будешь делать? Как поётся в песне –«Мама, мама, что я буду делать? Когда настанут злые холода. Ведь у меня нет зимнего платочка и нет в наличие зимнего пальто?»

– Нет я шансон не слушаю. Мы с хозяйкой классическую музыку предпочитаем. Шопена, Шуберта, Моцарта, ну на худой конец романсы Вертинского слушаем.

– Ладно, меломан, я тебе не про музыку спрашиваю. Так вот, у нас скоро тоже наступят холода, дождь, грязь. Ты к этому готов?

– Неужели так всё плохо? – Тимофей испуганно посмотрел на чёрного кота.

– Это ещё ничего, а вот зимой вообще кранты. Снег, мороз, холод собачий. В помойке не очень поковыряешься, всё замёрзнет даже не разгрызёшь. И самое плохое, если тебя ни в один подъезд не пускают погреться, и сердобольные бабульки тебя не подкармливают. – Обормот наставлял загулявшего кота на путь истинный. – Так что, братан, подумай ещё раз. Выдержишь ли ты всё это?

Тимофей несколько минут сидел и переваривал услышанное, затем хитро улыбнулся и изрёк. – Я просто её попугаю. Поживу недельку на свободе, а затем вернусь. Пусть знает, как себя правильно вести с благородным котом. Так что, братан помоги мне на первых порах, научи уму разуму, будь моим наставником. Я когда вернусь, из этого увлекательного путешествия, тебя не забуду. Всегда помогу, чем смогу.

Вот с этого момента обзавёлся Обормот ещё одним другом.

Рыжий поначалу ревновал, но потом смирился. Все три кота так сдружились, что как говориться – «водой не разольёшь». На помойку за «деликатесами» ходили вместе. На прогулку по крышам тоже, даже на разборки с соседскими котами ходили вместе. Только амурные дела обделывали врозь. У каждого была своя «Дульсинея», которую не один из них не хотел длить ни с кем, даже с друзьями. Да и вкусы, по части женского пола, у них не совпадали.

Рыжий любил худых, высоких, серых кошек.

Тимка вообще терпеть не мог ни одну из них. Друзья подозревали, что он кастрированный, но спросить об этом не решались.

Обормот хоть и был ловеласом, но, после встречи с белокурой красавицей, не мог смотреть ни на кого другого. Он мечтал только о ней, – о своей «Рапунцель, заточённой злой хозяйкой в высоком замке».

Котяра, как чёрная туча, часами сидел на ветке берёзы, напротив её окна. Иногда ему везло, хозяйка забывала закрыть форточку.

Тогда наш «Ромео» был на седьмом небе от счастья. Путь к любимой был открыт и ничто, и никто не могло его удержать.

Сердца полные любви, наконец, соединялись после долгих дней и ночей ожидания. Влюблённые вкушали такой запретный, но сладкий и манящий миг любви. Правда мига, по правде сказать, было мало.

Пока приноровишься (всё-таки чужое место), пока раскачаешься, минимум минут десять пятнадцать пройдёт. Да и по сторонам приходиться оглядываться, чтобы тебя веником или тряпкой не огрела подоспевшая хозяйка, – всё это порядком отвлекало от любовных игр.

Но минуты, побыть с любимой, стоили этого!

Обормоту везло, он не разу не был застигнут на «месте преступления».

Так в заботах и хлопотах пролетело лето.

Рыжий Персик, Тимка и Обормот по-прежнему жили одной семьёй. Рыжему, как и Обормоту некуда было деваться, а Тимка так увлёкся свободной жизнью, что и думать не хотел о возвращении домой.

Так бы они и жили вместе, втроём, беззаботно наслаждаясь погожими деньками, – только вот в один их таких дней пропал рыжий.

Прождав его у заветных кустов, где они отдыхали после очередной трапезы, коты забеспокоились.

Где их рыжий друг? Жив ли? Кто его знает, что случиться с нами в следующий момент в шумном, многолюдном городе всё может произойти. Машина собьёт или извращенец поймает. Ищи потом своего друга в какой-нибудь лагманной, чебуречной, или пирожковой, недра которых поглотили собак, кошек и ещё непонятно каких животных.

Но всё обошлось.

Через несколько дней Персик сам пришёл, да ещё и сардельку с собой приволок.

– Братки, вы что такие смурные? Жив я здоров и нашёл себе место тёпленькое, где можно перекантоваться на зиму. Одна старая мадам была просто очарована мною и предложила, разделить с ней и стол, и кров, и даже кровать. Так что братва, гуляем! – Персик придвинул к друзьям сардельку.

– Ну что ж. мы рады за тебя, только к такому закусону не грех и валерьяночки полизать! – облизнулся Обормот.

– Валерьянку я вам не гарантирую, а вот в соседнем баке видел бутылки. Можно хоть их полизать, но из-под чего они я и сам не знаю.

Друзья, прихватив сардельку, отправились к мусорным бакам.

– Фу, это просто гадость! Даже лизать не хочется, – скривился Тимофей, обнюхав найденные бутылки. – Увольте, я отродясь такой гадости не пробовал. Если вам нравиться, то оставайтесь, а я пойду навещу хозяйку. Соскучился я по своей любимой бабулечке, да и задержался тут у вас. Пора и честь знать. Надышался я в волю вольным воздухом, на весь мой кошачий век хватит. Пойду в свою «золотую клетку» буду сосиски с «Вискасом» трескать. Пардон, нахватался я уличных слов, – он, спрыгнув с бака и задрал трубой хвост. – Лучше пойду, светские манеры вспоминать да под гитару романсы петь, но напоследок вам, братва, я скажу, вернее спою. Мохнатый хмель на душистый шмель. Цапля серая в камыши, а я, молодой, к бабуле родной по зову кошачьей души, – громко промяукал он, затем, спрыгнул с края бака и побежал в сторону своего дома.

Глава 5

Эх, молодость, молодость

Рыжий Персик и Обормот печально взирали на удаляющегося друга.

– Да жалко терять друга, – мяукнул Персик, но что за отсебятина. Во-первых, – мохнатый шмель, а не хмель. Во – вторых, душистый хмель, а не шмель. И не к бабке родной, а в совершенно другое место. Тоже мне бард новоявленный! – фыркнул рыжий.

– Я смотрю ты тоже, в музыке разбираешься. Ну ладно, Тимка, он кот голубых кровей, а ты откуда нахватался таких знаний?

– Э, брат, не всегда я был уличным котом. В далёкой юности и у меня был «стол и дом», как сказал, великий баснописец, Иван Андреевич Крылов. – Он задумался на минуту, потом указав вниз на дорожку, изрёк. – Друг, пойдём отсюда. здесь воняет, да прихвати сардельку. а то оставим ненароком. Мы её и так схомячим без всякого запивона, а то, кто знает, чего там намешано? Сейчас веры нет! На этикетке написано – «Коньяк», а внутри гремучая смесь непонятно из чего.

– Да брат, ты прав. Сейчас каждый норовит обмануть и написанному нельзя верить. Вон на заборе, – чёрный кот лапой указал на бетонный забор, около мусорных баков. – написано х…, а на деле его там нет.

– Вот в какое время мы живём. – подтвердил рыжий. – Друг, а ну его, этот запивон, нам и без него хорошо.

Оба кота продефилировали к ближайшим кустам.

Удобно там расположившись, Персик, наконец, поведал свою историю.

История рыжего Персика.

Когда я был молодым, пушистым и наивным и как певала черепаха Тортилла – «всё вокруг казалось дивным», у меня тоже был хозяин – молодой длинноволосый парень. Он сносно играл на гитаре пел очень красивые мелодичные песни, но к нему приходили такие же длинноволосые парни (как вспомню их так жуть берёт). Они орали свои песни под гитару, не хуже мартовских котов. И всё было бы ничего, но эти длинноволосые нюхали какую-то дурно пахнущую траву. После неё даже у меня были глюки.

Музыку, ту, что они играли, даже музыкой нельзя было назвать. Они «лаяли» словно охрипшие собаки, носились по комнате, а потом, без сил падали на пол.

Конечно, такое поведение им не прошло даром. Соседи вызвали серьёзных, злых людей, одетых в одинаковую одежду. Они всегда приезжали в железной коробке (я потом узнал – это была полицейская машина), с красиво светящейся пипочкой(мигалкой). Это «чудовище» завывало, как стая злых голодных волков.

Вся эта хренотень продолжалась довольно долго. Но, как говориться, – «сколько верёвочке не вейся, а конец всё равно будет», так и данном случае, всё закончилось.

Однажды, после очередного «концерта», всех «исполнителей» забрали злые, суровые, жестокие люди. Они одели на всех железные браслеты и подгоняя палками, усадили в машину.

После этого я их больше не выдел.

Спасибо, что меня не выкинули на улицу.

Сердобольный сосед взял меня к себе, но у него я долго не задержался. Скучно там было, – ни музыки, ни пахучей травки, (к которой я уже начал потихонечку привыкать), ни нормального корма.

Длинноволосый меня всегда кормил вкусно. Давал рыбку, кусочки мяса, сосиску, жаренную картошку. В общем всё, что ел сам, то и мне перепадало. Ели мы с ним на пару за столом. Вернее, он за столом, а я на столе.

А этот старый жмот не позволял запрыгивать на стол. Купил мне блестящие чашечки и поставил их в углу кухни. В одну наливал воду, а в другую насыпал жёсткие, маленькие. похожие на какашки, засохшие кусочки. Называл он их – кошачьим кормом. Если уж ему они так нравились, то и ел бы их сам, а не тыкал меня мордой в миску.

Я долго терпел все эти надругательства над моей свободолюбивой личностью. Хотя иногда очень хотелось отомстить: помочиться в его тапки, ободрать обои и разбить что-нибудь.

Но всему приходи конец и моему терпению он тоже пришёл.

Последней точкой всему этому послужил ошейник.

В один злополучный день, старик нацепил на меня, как на собаку, ошейник. Объяснив это безобразие весомым словом – от блох! Боже, как будто блохи ему мешали? Да на мне их просто не могло быть! Старикан, каждую неделю, мыл меня в ванне особым кошачьим шампунем.

Это было ужасно! По началу я истошно орал. вырывался и царапался, но силы были не равны, Я быстро уставал и затаив злобу, покорно переносил это унижение.

В общем я не выдержал.

Еле-еле, дотерпев до весны, я сбежал через открытую форточку.

Наконец долгожданная свобод! Свобода для меня и моих боевых блох!

Вот так, дорогой друг, я стал уличным котом. Бабульки меня любят, подкармливают, берут на зиму к себе. И все говорят, что я симпатичный.

Так, что жизнь моя – МАЛИНА!

Глава 6

Чудо в перьях.

Ещё с одним представителем семейства кошачьих, которого мы (я и мои доруганы) называли не иначе, как «чудом в перьях», верней никаких перьев у него не было и шерсти кстати тоже, я хочу вас познакомить.

Мы с моим рыжим другом увидели его как раз тогда, когда он собирался присесть по нужде, в ближайших кустах.

Это ходячее недоразумение, был уникальным!

Он, единственный в нашем районе, кто был не похож, ни на добропорядочного кота, ни на маленьких шавок, которых выгуливали в нашем районе. Он был УНИКАЛЬНЫМ!

Ни один, уважающий себя, кот не захотел бы водиться с этим…. Тьфу не знаю как это ходячее недоразумение назвать.

Большеголовый, с огромными глазищами и почти ослиными ушами; длинным туловищем и совершенно голый, он был похож на инопланетянина.

Пожилая дамочка выводила его гулять всегда на поводке, всегда одетого то в комбинезон, то ещё в какие-то заграничные шмотки. Тут и дураку понятно, что без одежды, пардон, без шерсти холодновато гулять, да и срамно!

А что бы этому голозадому, было легко справить нужду, в его комбинезоне были сделаны отверстия. Но нельзя отрицать, что это ходячее недоразумение всё-таки был котом и у него, как у каждой мужской особи, было своё, довольно весомое, мужское достоинство, которое иногда проглядывало в дыру комбинезона. Тьфу, срамота какая!

Имя, у этого недоразумения, было ему под стать – Софик. Тьфу, сразу видно иностранец. Ведь ни один, порядочный кот не согласиться на такую кликуху.

Его хозяйка, бывшая балерина, жила одна и Софик заменял ей и мужа, и ребёнка. Носилась она с ним как с «писанной торбой». Только и было слышно, когда мадам выводила своё чадо на прогулку.

– Софик, не ходи туда! Софик, не нюхай это! Софик, ты промочишь свои лапочки, там лужа!

Мы всегда недоумевали, как он может промочить лапы, когда он был обут в маленькие туфельки, да еще с бантиками, как у девчонки. СРАМОТА!

Софик был очень надменным, избалованным и себялюбивым котом.

С гордо поднятой головой, он вышагивал, как король во время прогулки, только вместо многочисленной свиты у него была лишь хозяйка.

Коты нашего района, прозвали его «ходячее чмо». Они с любопытством взирали на гордо дефилирующего в очередном сногсшибательном наряде, с такой же гордой и непреступной, молодящейся хозяйкой.

Мадам всегда одевалась модно и ярко, и была непохожа на бабулек, сидевших на скамейке возле подъезда. Кстати, наши местные бабульки её тоже недолюбливали.

– Вон фифа заморская пошла, – говорила, главная сплетница нашего района, баба Кланя.

– Да, – соглашалась с ней баба Маня, – совсем на старости лет, стыд потеряла: брови выщипаны, губы накрашены, лицо припудрено. Фу, гадость какая! Клоун, чистый клоун!

– А одежда то, одежда. Кофты, – с большим декольте, на шее брюлики всякие заграничные. Юбки, – чуть закрывают колени. А серьги то, серьги -, уши оттягивают, – худая, высокая бабулька, с редкими волосиками, выкрашенными хной, внесла свою лепту в общую беседу.

– Ты, Галка, сама крашена! Так что помолчи, дойдёт черёд и до тебя. – Кланя строго посмотрела на соседку. – Ты, лучше, на руки её, на руки посмотри. Ногти накрашены. Я не удивлюсь. если и на ногах у неё педикюр сделан.

– Да Клань, ты права, – не унималась тощая. – Она, что себя восемнадцатилетней возомнила? Вот умора!

– Девочки, не надо злословить, – осадила подружек баба Рая. – Каждый одевается по своей воспитанности и наличие чувства такта, и вкуса.

Баба Рая была интеллигентной женщиной (всю жизнь она проработала в школе педагогом русского языка и литературы). Она всегда одевалась скромно и со вкусом и старалась соответствовать своим семидесяти годам.

– Хватит! Угомонитесь балаболки, – прикрикнула на соседок дородная баба Валя. – Ну нет у человека ни вкуса, ни понимания, и ничего стоящего, – она похлопала по большой выпирающей из-под халата груди. – Вот и рядиться во всё яркое и броское, как попугай, чтобы люди, хоть так, на неё внимание обратили.

В основном, по сути своей, бабульки были не злобные, – просто свободного времени у них было очень много.

Они, все, жили одни. Дети, внуки давно от них переехали и жили своей жизнью, и чтобы восполнить «вакуум общения», они собирались, по вечерам, на скамейке, около подъезда и перемывали всем косточки.

Доставалось не только людям, но и их питомцам. Нас же, дворовых, бродячих котов, они привечали: ставили около подъездов чашки с едой, зимой всегда пускали погреться в подъезды, а иногда и свою квартиру.

Так вот, это ходячее чмо, это голое существо, эта пародия на кота, однажды порвав поводок, сбежало от своей хозяйки. Что уж там взбрело ему в голову? Кто знает?

Мадам долго не могла смириться с пропажей. Несколько дней тщательно искала его по всем улицам, развешивала объявления с его отвратительной физиономией и сидя на лавочке, что было ей не свойственно, плакалась, рассказывая местным бабулькам о своей любви к этому ходячему недоразумению.

Оказалось, что маленьким котёнком, его подарил ей партнёр по сцене, с которым она больше двадцати лет прослужила в большом театре. Они была знакомы ещё с хореографического училища и даже собирались расписаться, но злая судьба сыграла с ними злую шутку.

Стасика, её любовь, её партнёра по сцене, соблазнила близкая подруга, танцевавшая Одиллию в балете Петра Ильича Чайковского «Лебединое озеро». В отличии от балетного сюжета, где принц Зигфрид влюбляется в Одетту, Одиллия одержала победу. Стасик оказался «слаб на передок» и властная Оксана (так звали разлучницу) воспользовалась этим и соблазнила его. Стасик, как порядочный мужчина, должен был взять её в жёны. Оксана, подозрительно, быстро забеременела, родила дочку, затем сына, ушла из театра и стала жить жизнью простой домохозяйки.

– Видели бы вы её сейчас, – всхлипывала мадам. – Оксана, обабилась, располнела, стала похожа на драную кошку. Стасика мы похоронили год назад. Перед смертью он приходил ко мне, просил прощение и подарил этого сфинкса.

Бабульки согласно кивали ей в ответ.

После этой исповеди, они радикально изменили своё отношения к ней и единогласно приняли бывшую Одетту (так они её окрестили) в члены своей команды. В команду бабушек старушек, которые, как в песне Вячеслава Добрынина, всегда сидят у подъезда и у которых «ушки на макушке», поэтому они всё слышат и про всех всё знают.

Конечно, такой душераздирающий рассказ не мог оставить нас, благородных котов, безучастными.

Я и мой рыжий братан поклялись отыскать паршивца и направить его на «путь истинный», даже если придётся это делать силой.

Через несколько дней мы нашли засранца на чужой территории, в соседнем районе, в сквере. Он, этот поганец, сидел, как небывало и весело болтал с «Нашей Люси». Увидев нас, эта гнусная пародия на кота, немного струхнул, но, быстро взяв себя в руки, пардон, в лапы. картинно чихнул в нашу сторону. Показывая этим своё пренебрежительное к нам отношение.

Мы не хотели разборок на глазах всеми обожаемой, любимой, родной «Нашей Люси».

Подойдя поближе к сидевшему с надменным видом, поганцу, мы спокойно поздоровались и объяснили молодому наглецу. что его ищут, по нему скучают и переживают. На что, это недоразумение, отвернув свою морду с большими ушами, похожими на ослиные, с такой же ослиной тупостью, послало нас туда, куда нормальные коты ни за что не пойдут – к ветеринару на кастрацию.

С его стороны это был явный перебор. Даже «Наша Люси», округлила глаза и помахав лапкой у его морды, изрекла золотые слова истинны.

– Ты, конечно, умный, всезнающий кот, – она ласково посмотрела на наглеца, – Но у нас, у простых котов, не принято сразу посылать туда, куда не следует ходить. Сначала выслушай, а уж потом можешь посылать его туда, куда тебе вздумается.

Лупоглазый, скорчив свою острую морду, милостиво махнул лапкой, – мол давай, говори, мы послушаем.