Тощие ветви ивы

Тощие ветви ивы.

Художественно-документальная история

о любви, выстоявшей в аду Освенцима.

Ива.

Тянущая свои ветви к небу даже тогда, когда под корнями – лишь пепел. Хрупкая, гибкая, тонкая.

Она продолжает жить. Ива не ломается под ветром. Она склоняется. Она выживает. Даже когда весь мир вокруг погрузился во тьму. Эта история – о тех, кто, как ива, сохранил в себе свет.

ЧАСТЬ I. Когда мир был цел.

Глава 1. Когда мир был цел.

Я родилась в Лодзи.

Это был город-фабрика, рынки, церкви и сотни историй, пахнущих хлебом и пролитым потом.

Я росла среди людей простых, крепких, умеющих любить и работать.

Когда я стала взрослой, то выбрала путь акушерки.

Не потому, что это было легко и прибыльно – нет.

А потому, что приход в этот мир новой жизни, казался мне самым главным требованием, что может сделать человек.

Наш дом стоял на окраине Лодзи, там, где за окнами начинались поля, а весной так звенели жаворонки, что казалось – само небо поёт.

Муж работал на фабрике. Дети – двое сыновей и дочь – носились по двору, сбивая пыль, как ветреные кони.

Жизнь шла неторопливо и прочно, как сшитая вручную теплая рубашка: стежок за стежком, день за днём.

Я принимала роды – иногда в домах, где пахло свежей выпечкой и ладаном, иногда в тесных, прокуренных комнатах рабочих кварталов, где дети рождаются не в тишине, а под скрип кроватей и криками старших братьев.

Не было разницы. Новая жизнь всегда пахла одинаково – молоком, кровью и надеждой.

Каждое новорождённое дыхание я воспринимала как тяжёлую победу.

Я держала на ладонях новорождённого – и благодарила Бога за это чудо.

Это был мой мир. Мир, в котором жизнь побеждала.

И я думала, что так будет всегда.

Но в 1939 году воздух словно задрожал.

По улицам пошли слухи.

Женщины шептались, оглядываясь через плечо: «Война…»

В аптеке я услышала: «Говорят, немцы уже на границе».

А дома вечером муж мрачно молчал, долго не зажигая лампу.

Я обняла детей, мне хотелось сохранить их тепло навсегда.

Всё менялось незаметно. На улицах стали появляться люди в форме, затем пошли первые аресты: за разговоры и помощь евреям.

А я продолжала принимать роды. Когда женщина стонала от боли, мне было всё равно – катится ли мир в пропасть или рушатся небеса.

В эту минуту существовало только одно: ее дыхание, ее сердце, ее малыш, который стремится родиться, несмотря ни на что.

И я, стоящая рядом, была последним мостом между жизнью и смертью.

Но однажды пришли и за мной. Не в больницу, не на работу, а домой.

Поздним вечером, когда в окнах уже дрожала синяя лунная ночь.

Я услышал тяжёлый стук в двери. Муж поднялся, бледный, на дрожащих ногах. Где-то внутри мы уже всё знали.

Они забрали нас всех вместе. Меня, Сильвию, сыновей Станислава и Генрика.

После допросов нас разделили. Сильвия осталась со мной.

Сыновей – отправили на каторжные работы в Маутхаузен. (Каменоломни под открытым небом).

Я не знала, что будет с ними и даже не успела поцеловать их на прощание.

Только стояла в коридоре, задыхаясь от страха, чувствуя, как подламывается земля под ногами.

Муж… Муж остался там, в Лодзи, на свободе. Где-то в городе, полный облав и криков.

Я думала о нем. Где он теперь? Жив ли ещё? Или уже потерян для нас?

Тогда я училась жить дальше – не опираясь на надежду.

ЧАСТЬ II. Дорога в ад.

Глава 2. Дорога в неизвестность.

Мы шли к поезду – среди сотен таких же людей.

Сгорбленных, потерянных, оберегаемых в своих узлах последнее: крошка хлеба, фотография, письмо.

Товарный вагон был темным, низким, пахнущим старым деревом, потом и страхом.

Нас загнали внутрь, плотно, как дрова в топку.

Женщины, мужчины, дети – крепко, спиной к спине, лбом к лопаткам.

Я чувствовала, как кто-то дрожит рядом, как в мое пальто вцепились, ободранные пальчики.

Где-то плакал младенец. Где-то шептали молитвы. Кто-то просто смотрел в узкую щель между досками – туда, где весеннее небо скользило клочками света.

Я держала Сильвию за руку. Крепко. До боли.

– Мама, мы вернёмся? – Шептала она. Я не знала, что ответить.

Я только поцеловала ее в макушку, как в детстве. Пока мы были вместе – мы были домом.

Поезд вздрогнул и потянулся вперед. Медленно. Как змея с перебитым хребтом. Сквозь щели я видела весну. Как она осмеливается цвести, когда нас везут на убой?

Мир шёл своим чередом, а мы шли в ад.

Иногда кто-то начинал говорить. – У меня в саду росла сирень… – Шептала седая женщина у стены.

– А у нас кошка родила четверых котят, – улыбнулась сквозь слезы девушка.

На секунду вагон наполнялся человеческим теплом. Жизнь, которая не сдавалась.

Но поезд снова вздрагивал – и слова обрывались, как нити.

Я прислонилась лбом к холодной стенке и про себя шептала:

Бронислав. Генрик. Станислав. Сильвия, чтобы не забыть и не потерять.

Когда поезд наконец остановился – мы не обрадовались. Мы замерли.

Здесь не было конца дороги, а началось нечто другое. Чужое и нечеловеческое.

Впереди был Освенцим, а мы были – лишь крошечными пылинками, занесёнными в горнило ада.

Глава 3. Перрон смерти.

Поезд остановился с резком, и чужим скрипом.

Деревянные стены дрожали, как будто сами боялись открыть нам этот новый мир.

Тишина стояла такая густая, как запекшаяся старая кровь.

И вдруг – лязг засовов, двери распахнулись и в нас ударил свет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.