Записки следователя. Граница молчания

- -
- 100%
- +

© Владислав Шацило, 2025
ISBN 978-5-0068-3374-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В.Т.ШАЦИЛО
ЗАПИСКИ СЛЕДОВАТЕЛЯ
ГРАНИЦА МОЛЧАНИЯ
Пролог
«Все имена и события изменены, любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны»
Город погружается в сумерки. Тени становятся длиннее, а вопросы – острее. Каждый день приносит новые улики, но вместе с ними – новые угрозы.
Тихий вечер. В моём кабинете царит полумрак. Я сижу за столом, заваленным документами, и смотрю на фотографию, лежащую передо мной. На ней – группа людей, улыбающихся в объектив. Среди них – те, кого уже нет в живых, те, кто за решёткой, и те, кто до сих пор на свободе. Снова и снова перечитываю протоколы допросов, изучаю фотографии с места преступления. На них – следы борьбы, следы лжи, следы молчания. Свидетели исчезают. Одни – физически, другие – морально, прячась за стеной молчания. Каждый такой случай – как незаживающая рана.
«Почему люди молчат?» – этот вопрос не даёт мне покоя.
Я веду учёт каждого случая, когда человек предпочёл промолчать. Анализирую причины, мотивы, последствия.
– Страх за себя.
– Страх за близких.
– Давление системы.
– Обещания лучшей жизни.
– Угрозы.
– Шантаж.
Каждый день я сталкиваюсь с выбором: говорить или молчать. И вижу, как этот выбор ломает судьбы.
Граница молчания проходит там, где заканчивается человечность и начинается страх. Где правда уступает место выживанию. Где система подавляет личность.
Система молчания работает эффективно. Она построена на:
– Страхе.
– Безразличии.
– Коррупции.
– Молчаливом согласии..
Каждый день я задаю себе один и тот же вопрос: как система, казавшаяся незыблемой, могла так глубоко проникнуть в ткань нашего общества? Как люди, дававшие клятву служить закону, стали его главными нарушителями?
Но есть и те, кто выбирает правду. Кто переступает через страх, кто готов бороться и, именно они, дают надежду.
Это записки о деле, которое изменило моё представление о справедливости. О людях, носивших погоны и кравших под видом борьбы с преступностью. О системе, где граница между правосудием и беззаконием размыта до неузнаваемости.
Я продолжаю расследование, несмотря на:
– Угрозы.
– Давление.
– Недоверие коллег.
– Недосказанность свидетелей.
Моя задача – не просто раскрыть преступления, но и показать, что иногда молчание – это ещё и соучастие. Что правда всегда находит путь наружу.
В этих записках – хроника борьбы с системой молчания. История о том, как несколько человек пытаются изменить мир, где молчание стало почти нормой.
Я веду хронику расследования, которое началось с анонимного звонка и закончилось разоблачением целой преступной сети.
В этих записках – история о том, как власть и деньги могут превратить человека в марионетку, о цене молчания и цене правды. О том, как важно не перейти ту самую границу, за которой следователь становится частью той системы, с которой призван бороться.
Каждый день я нахожу новые улики, показания. И каждый день понимаю – это только вершина айсберга. Настоящая глубина коррупции ещё ждёт своего исследователя.
Эти записки – попытка сохранить память о тех, кто не смог молчать. О тех, кто заплатил за правду своей свободой, здоровьем, а иногда и жизнью. И о тех, кто продолжает борьбу, несмотря ни на что.
Граница молчания проходит там, где заканчивается страх и начинается долг. Где человек выбирает – служить закону или стать его тенью.
Завтра будет новый день. Новые вызовы, новые угрозы, новые решения. И я снова буду стоять на границе молчания, выбирая сторону правды.
Мой рассказ – о тех, кто выбрал путь правды. Пусть даже этот путь ведёт через тьму и молчание.
Раздел I. Загадочные тени в тишине
Глава 1. Тихий приезд.
«Молчание – не всегда золото. Иногда это – ржавчина, разъедающая общество изнутри»Портовый встретил его дождём. Не ливнем – вязкой, липкой моросью, которая будто намеренно затягивала город в серую вуаль. Асфальт блестел, как свежеотмытая сцена, и всё вокруг казалось слишком чистым, слишком готовым.
У выхода с перрона стояла машина с гербом управления на дверце. Рядом – мужчина в форме, с прямой спиной и взглядом, который пытался быть нейтральным.
– Майор Туманов, уголовный розыск, – представился он, протягивая руку. – Вас ждали, Виктор Александрович.
Зацепин кивнул, не отвечая сразу. «Ждали. Значит, знали. Значит, утечка. Или предупредительная суетливость. Кто-то в Главке проболтался. Или кто-то здесь слишком хорошо слушает».
Он сел в машину. Водитель молчал. Туманов – тоже. Только дождь шуршал по крыше, как будто пытался что-то сказать.
День первый.
Управление полиции – двухэтажное здание с облупленной штукатуркой и новыми пластиковыми окнами. Внутри – суета. Кто-то спешно убирал бумаги, кто-то поправлял галстук, кто-то просто исчезал в коридоре, как будто его не было. Один из оперативников тихо прошептал:: «Он уже здесь»…
Зацепин вошёл. Не громко, не быстро. Просто вошёл. И сразу почувствовал: его ждали. Не как коллегу. Как ревизора.
Зацепин прошёл по коридору, не торопясь. Он не смотрел по сторонам – он чувствовал. «Суета – не от радости. От страха. Или от желания казаться нужными».
Туманов провёл его в кабинет. Кабинет ему выделили на втором этаже. Кабинет был пуст. Зацепин начал осматриваться. На столе – папка с надписью «Оперативная сводка. Портовый». Он открыл её, пролистал. Всё было слишком аккуратно. Слишком гладко. Окно с видом на задний двор, где стояли служебные машины.
– Если понадобится – я рядом, – сказал Туманов, стоя в дверях.
– Понадобится, – ответил Зацепин, не поднимая глаз.
Он достал из сумки тетрадь. Старая, потёртая, с загнутыми углами. Открыл на чистой странице. Почерк – твёрдый, с нажимом.
«Портовый. Встреча – неофициальная. Машина – заранее. Туманов – вежлив. Суета – неестественная. Город – готовился. Значит, боится».
Сделав первую запись, он закрыл тетрадь – и тут в дверь постучали.
– Виктор Александрович, – вошёл майор Туманов, – вас приглашает начальник полиции. Хотел бы лично поприветствовать.
Голос у Туманова был ровный, но в нём чувствовалась натянутая вежливость. Он держался прямо, но глаза избегали взгляда Зацепина. «Не привык к таким, как я. Или уже получил инструкции – быть любезным, но не близким».
Зацепин встал, кивнул. – Пойдёмте.
Знакомство. Кабинет начальника полиции.
Кабинет начальника полиции находился всего в нескольких шагах от кабинета Зацепина. Перед входом в приёмную Туманов жестом пропустил Зацепина вперёд. Секретарь – миловидная женщина с собранными волосами – улыбнулась вошедшим.
– Проходите, пожалуйста. Вас уже ждут, – сказала она мягко, без лишней формальности.
Подходя к двери, Зацепин бросил беглый взгляд на табличку, прикрепленную чуть выше глаз. На ней, выгравированные ровным шрифтом, читались слова:
«Полковник Хитров Валерий Николаевич».
Надпись была выполнена аккуратно, с лёгким блеском – как будто подчёркивала статус и порядок. Зацепин отметил фамилию, имя. и отчество. Валерий Николаевич Хитров. Звучит как человек, который привык держать всё под контролем.
Войдя в кабинет, Зацепин быстрым взглядом осмотрел его.
Кабинет оказался просторнее, чем ожидалось. На стене – грамоты, фотографии с мероприятий, портрет президента. На подоконнике – аккуратно подстриженное комнатное растение. За столом – мужчина лет сорока пяти, в форме с погонами полковника, с аккуратной стрижкой и улыбкой, которая была натренирована, но не фальшивая.
– Виктор Александрович, – поднялся он, протягивая руку, – добро пожаловать. Рад, что вы теперь с нами.
– Спасибо, – ответил Зацепин, присаживаясь. – Я здесь не для радости. Я здесь по работе.
Полковник усмехнулся, не обидевшись.
– Конечно. Но всё же надеюсь, вы быстро освоитесь. У нас коллектив хороший, дисциплинированный. Город спокойный. Так, несколько мелких краж, и то «залётных!», несколько бытовых драк. А так преступность в пределах нормы.
– Норма – понятие растяжимое, – заметил Зацепин. – Особенно если её определяют те, кто её создаёт.
На секунду в кабинете стало тихо. Даже часы на стене будто замерли.
– Я слышал о вас, – продолжил Хитров. – В Главке вас уважали. Говорят, вы не боитесь копать глубже.
– Я не копаю. Я просто не останавливаюсь, когда становится неудобно.
Валерий Николаевич, у меня к вам просьба: дать распоряжение, чтобы мне сообщали обо всех чрезвычайных и нестандартных ситуациях.
Хитров молча кивнул. Пауза. Потом – чуть мягче:
– Как доехали? Уже устроились с жильём? Если нужно – можем помочь. Кстати, о бытовом. Есть ведомственная квартира, правда, она сейчас в ремонте. Но жильём вас обеспечим. Мэр лично выделил для вас квартиру – недалеко от управления. Майор Туманов займётся поселением, всё организует.
– Благодарю. Пока справляюсь, но это удобно.
– И ещё – если вдруг с обедом… У нас столовая приличная, не хуже, чем в Главке. Борщ – настоящий, не из порошка.
– Хорошо. Я не привередлив.
– Это радует. Привередливых у нас система сама отсекает. Потом добавил: – - Хорошо. Если что – не стесняйтесь. Здесь не Москва, но мы стараемся держать уровень.
– Спасибо. Пока справляюсь.
Хитров добавил. Я распорядился закрепить за вами машину с водителем.
Зацепин сдержанно поблагодарил.
Управление. Утро. Знакомство с личным составом.
После короткого разговора – экскурсия по управлению. Хитров идёт чуть впереди, открывает двери, представляет:
Хитров – Это наш следователь, полковник Зацепин Виктор Александрович. Здесь – отдел по наркопреступлениям. Тут – аналитики. Это Левченко, специалист по наружному наблюдению. Громов – технический блок: прослушка, камеры. Костюк – аналитик, мозг операции. Здесь – участковые. А это наши оперативники.
Он указывает на группу сотрудников.
– С майором Тумановым вы уже знакомы. Капитан Кравец. Капитан Ломакин. Старший лейтенант Литвинова – аналитик. Лейтенант Серебров.
Зацепин кивает каждому.
Хитров:
– А вот следователь, капитан Климов – в отпуске. Через три дня выходит. Он в теме, но пока вне игры.
Зацепин (сдержанно):
– Понял. Работаем с тем, что есть.
Хитров: Ну а теперь пройдёмте в лабораторию. Познакомлю вас с нашим медэкспертом. Он у нас уже около десяти лет.
Они подходят к двери. Хитров открывает её, пропуская Зацепина вперёд.
Хитров:
– Константин Ильич, мы к тебе.
Возле микроскопа сидит мужчина в очках – медэксперт Шаров.
Хитров: «Это полковник Зацепин, следователь. Прибыл к нам из Главка».
Шаров встаёт, пожимает руку.
Зацепин после знакомства возвращается в свой кабинет.
«Так. Впечатления. Лица – настороженные. Кто-то улыбался, кто-то просто кивал».. Зацепин не запоминал имена – он запоминал глаза.
«Те, кто боятся, смотрят мимо. Те, кто в доле, смотрят слишком прямо». Ладно, определимся в работе».
Запись в тетради:
«Хитров – гладкий. Говорит правильно. Слушает – не до конца. Заботится – формально, но не без интереса. Его фамилия – посмотрим её соответствие. Туманов – напряжён. Коллектив – насторожен. Город – улыбается. Но я уже слышу, как он дышит».
Сквер. Начальник полиции звонит Соколову.
Хитров выходит из кабинета, направляется в сквер неподалёку. Убедившись, что поблизости никого нет, достаёт телефон.
Хитров (в трубку, негромко): «Привет. У нас гость». (Пауза) 2Да, тот самый. Из Главка».
Соколов (на другом конце, настороженно): «Понял. Он уже в городе?»
Хитров: «Уже. Двигается тихо, но ты сам знаешь – лучше перестраховаться».
Соколов: «Ясно. Займусь»..
Соколов вызывает начальника охранной организации.
Офис логистики. Соколов вызывает начальника охранной фирмы – подполковника в отставке, ныне гражданского специалиста, по фамилии Рогов.
Соколов:
«Слушай, у нас тут интересный визит. Следователь Зацепин. – Нужно, чтобы за ним аккуратно приглядели. Без шума».
Рогов:
«Понял. Наружка, без контакта?»
Соколов:
«Именно. Пусть думает, что просто ветер в лицо».
Он показывает фото Зацепина. Рогов фотографирует его на свой телефон.
Рогов:
«Будет сделано».
Соколов:
«Смотри – аккуратно. Он опытный. Чтобы не заметил».
Рогов:
«Не беспокойтесь. Поставлю самого опытного и надёжного»..
Вернувшись в офис, он вызывает охранника – сержанта в штатском, по имени Артём Кулагин. Показывает фото.
Рогов:
«Вот он. Следи. Без контакта. Только наблюдение».
Кулагин кивает и уходит
Завтрак, которого не было.
После знакомства с личным составом и короткой экскурсии по управлению, майор Туманов снова появился у кабинета Зацепина – уже с новой миссией.
– Виктор Александрович, – сказал он, чуть натянуто улыбаясь, – машина ждёт. Разрешите, я возьму ваш чемодан – поедем заселяться. Комната новая, меблированная. Ведомственная – пока в ремонте, как говорил начальник. А гостиница, сами понимаете, не вариант.
– Понимаю, – кивнул Зацепин. – Заселюсь позже. Сейчас – работа.
– Он также предлагает позавтракать. В ресторане, недалеко отсюда. Хотел бы обсудить город, обстановку, познакомить вас с местными особенностями…
– Я не голоден, – отрезал Зацепин. – И с особенностями предпочитаю знакомиться лично. Без гарнира.
Туманов замялся.
– Тогда… может, машиной? Чтобы вы могли осмотреть город? Водитель ждёт.
– Пешком, майор. Я хочу почувствовать, как он дышит. А в машине – только ветер слышно.
– К моему возвращению подготовьте материалы. Начну с них знакомиться.
Туманов кивнул, не скрывая лёгкого удивления.
– Ну… тогда хотя бы возьмите ключи от комнаты и адрес.
– Положите на стол, – коротко сказал Зацепин.
Зацепин вышел – не оглядываясь, не уточняя маршрут. Он шёл по городу, как по книге, которую ещё не читал, но уже чувствовал, что страницы кое-где вырваны.
Глава 2. Прогулка.
Он вышел из управления и пошёл по улицам. Без карты, без маршрута. Просто – туда, где меньше людей, где асфальт трескается, где вывески облезли.
Портовый был странным. В центре – чисто, ровно, как будто вымыто. Кафе, банки, аптеки. Люди двигались быстро, не задерживаясь, не глядя по сторонам. Люди – быстрые, вежливые, но не смотрят в глаза. На окраинах – тишина. Не та, что от спокойствия. Та, что от страха. Вывески – яркие, но одинаковые. Всё казалось выстроенным, как витрина, за которой ничего нет.
Он прошёл мимо школы – закрытые окна, охрана у входа. Мимо склада – камеры, но одна повернута в стену. Мимо порта – грузовики, один без номеров.
На углу – лавка. Старик продавал рыбу. Зацепин остановился.
– Свежая? – спросил он.
– С моря, – ответил старик, не глядя. – Но море нынче молчит.
– А город?
– Город слушает. Но не говорит.
Взгляд с причала.
Вечер был тихим, почти ленивым. Зацепин шёл вдоль берега, не спеша, будто сам город подталкивал его к размышлениям. Пляж – узкая полоска песка, зажатая между заборами. Всё вокруг – склады, ангары, стоянки. Места для людей почти не осталось.
Вышел к причалу, где среди ржавых контейнеров и потрескавшихся досок сидел старик с удочкой. Тот сидел на перевёрнутом ящике, удочка лениво покачивалась в воде. Плащ – старый, выцветший. Сигарета – почти догорела. Зацепин подошёл.
– Добрый вечер, – сказал он.
– И вам, – отозвался старик, не оборачиваясь.
– Клюёт?
– Не для рыбы сижу. Для тишины.
Он сидел на перевёрнутом ящике, будто на троне, вырезанном из ржавчины и тишины. Плащ – выцветший, но аккуратно застёгнут. Удочка – старая, с облупленной ручкой, больше как повод для присутствия, чем для

рыбалки. Лицо – сухое, с резкими чертами, как будто выточено временем. Глаза – серые, глубоко посаженные, с тем самым взглядом, который не просто смотрит, а оценивает.
Зацепин присел рядом, на бетонный блок. Пауза. Потом, как бы невзначай:
– Город интересный. Многое изменилось?
– Смотря с какой стороны смотреть. Для туриста – всё красиво. Для местного – за каждым забором своя история.
– А заборов, кстати, много. Я вот шёл – пляжа почти нет. Всё огорожено, склады, стоянка, какие-то ангары.
Старик усмехнулся. Медленно повернул голову, окинул Зацепина взглядом. Отвернулся. Помолчал. Потом снова посмотрел – уже внимательнее. Взгляд был коротким, но точным. Зацепин уловил его сразу. Это был не просто взгляд любопытства. Это был взгляд профессионала.
Он знал такие взгляды. Видел их в допросных, в коридорах, в кабинетах. Это был человек, который умеет наблюдать и умеет молчать.
Старик вздохнул. Вздох был тяжёлым, с оттенком сожаления. И начал говорить.
– Вон тот ангар, с зелёной крышей, – раньше лодки ремонтировали. Сейчас – охрана. Частная. Вон там – таможня.
Он говорил, не подбирая слова, не спеша, но и без лишних слов. Каждое предложение – как выверенный шаг. Зацепин слушал. Не перебивал. Только изредка вставлял короткие фразы, чтобы не сбить ритм.
После каждого его слова старик поднимал глаза – едва заметно, словно невзначай. Но Зацепин чувствовал: он оценивает. Смотрит, как реагирует. Взвешивает, стоит ли говорить дальше.
И всё больше Зацепин убеждался: перед ним – не просто рыбак. Не просто старик. А человек, который привык замечать. Привык анализировать. Привык помнить. Привык молчать – когда молчание говорит больше, чем фразы. Привык говорить только тогда, когда это действительно нужно.
Это был не просто старик. В нём чувствовалась выправка, привычка к наблюдению, внутренняя собранность. Каждое его движение – экономное, точное.
И, даже в том, как он вздыхал, была осторожность. Как будто каждое слово проходило внутреннюю цензуру, прежде чем выйти наружу.
Он не стал спрашивать, кто он. Не стал выяснять, кем был. Просто слушал. Потому что понимал: сейчас ему дают то, что не найдёшь ни в отчётах, ни в архивах. Ему дают правду. Осторожно. По капле. Но дают.
Старик прервал разговор и замолчал. Молча сидел рядом с ним и Зацепин, не задавая вопросов.
После продолжительной паузы старик, снова бросив на Зацепина не только быстрый, но и оценивающий, цепкий взгляд, как показалось Зацепину, который успел перехватить почти неуловимый взгляд старика, продолжил свой рассказ.
– -А вот склад, у самой воды… – он кивнул. – С ним всё странно.
– Почему?
– Формально – временное хранилище. А по факту – никто не знает, что там. Вывески никакой нет, а охрана, хотя днём практически никто не подъезжает. Но фонарь горит. Всегда.
– А вот ночью тут бывает движение. Не рыбаки. Не грузовые. Свои. Особые рейсы. Без огней. Без шума. Я пытался разобраться. Пару раз даже подходил. Потом сверху дали понять – не лезь.
– Кто дал?
– Те, кто умеют говорить без слов. Один звонок – и ты уже не участковый. А просто старик с удочкой.
Зацепин молчал. Смотрел на склад. На фонарь, который действительно горел, хотя вокруг было пусто.
– Вы не боитесь?
– Уже нет. А вот вы – подумайте, прежде чем идти дальше.
Пауза. Ветер качнул удочку. Сигарета догорела.
Зацепин встал, поправил воротник.
– Удачной вам рыбалки,
– Спасибо. Хотя рыба тут давно плохо клюёт. А вот тени – всегда рядом.
Они обменялись коротким взглядом. Без слов, но с пониманием. И Зацепин пошёл прочь – не спеша, будто нёс на себе вес сказанного.
Кафе «Причал». Слежка.
Улица была пустынной, но не безжизненной. Зацепин шёл вдоль старых фасадов, мимо закрытых лавок и облупленных стен. На углу – кафе. Неброское, с видом на порт. Вывеска – потускневшая, но стекло чистое. Внутри – свет, тишина, запах кофе.
Он вошёл. Девушка за стойкой кивнула, не спрашивая. Кафе было почти пустым.
Зацепин сел у окна, заказал простую еду: борщ, хлеб, чёрный кофе. Без сахара. Без молока. Отсюда было виден склад. Тот самый. Фонарь всё ещё горел.
Еда была горячей, но без вкуса. Как будто и она боялась сказать лишнее.
Он ел молча, наблюдая за официанткой, которая не смотрела в глаза. За мужчиной у стойки, который слишком часто проверял телефон. За улицей, где всё двигалось, но ничего не происходило.
Зацепин сидел у окна, спиной к залу, лицом к порту. Кофе остывал, но он не пил – просто смотрел на склад, на фонарь, который всё ещё горел, будто не знал, что день закончился.
Он сделал вид, что листает блокнот. Но на самом деле – наблюдал. В отражении стекла он заметил движение. Мужчина – в углу зала, за газетой. Газета не менялась. Рука – не двигалась. Кофе – не тронут.

Зацепин слегка повернул голову, будто потянулся. Взгляд – мимолётный, но точный. Мужчина – лет сорока, короткая стрижка, куртка без опознавательных знаков. Сидит слишком ровно. Смотрит не на меню, а на него.
Профессионал. Или хорошо обученный.
Зацепин знал такие взгляды. Не любопытство. Не случайность. Это – наблюдение. Оценка. Фиксация.
Он сделал глоток кофе. Медленно. Спокойно. Про себя подумал.
«Однако… Не успел приехать – уже устроили слежку. Всполошились. Что-то готовят. А не знают, зачем я здесь. Да ещё – перед их мероприятием, как они, видимо, решили. Нужно срочно посмотреть дела. Понять, что они задумали. От чего так д1рнулись».
Он встал, будто собирался уходить. Подошёл к стойке, расплатился. И, проходя мимо мужчины, бросил короткую фразу – тихо, но достаточно громко:
– Газета вчерашняя. А кофе уже остыл.
Мужчина не ответил. Только слегка напрягся. Зацепин вышел, не оборачиваясь.
Он свернул за угол, остановился. Достал телефон. Набрал номер Туманова.
– Игорь Олегович. У меня «хвост». Кафе у порта. – Проверьте, кто он. – И главное – кто его прислал.
Он посмотрел на улицу. На серый асфальт, на пустые окна. И понял:
«Расследование началось. Не по приказу. Не по протоколу. А по долгу».
Переговорив с Тумановым, он вернулся в управление.
Работа.
На столе – стопка папок. Туманов подготовил всё: текущие дела, архив, сводки. Зацепин сел, открыл первую, потом вторую, потом десятую.
Всё было аккуратно. Слишком. Дела закрыты – без объяснений. Отдельные протоколы – без конкретных деталей. Показания некоторых свидетелей – без чётких пояснений и деталей.
Он читал, делал пометки, откладывал. «Если всё чисто – значит, кто-то хорошо убирает».
За окном стемнело. В кабинете – только настольная лампа и тень, которая ложилась на папки, как напоминание: в каждом деле – что-то не сказано.
Он взял чемодан, стоявший у стены, и вышел.
Комната.
Комната, предоставленная мэром, была новой. Мебель – свежая, постель – чистая, запах – нейтральный. Окно – закрыто, но шторы – чуть приоткрыты. На столе – бутылка воды, не тронутая. Тишина была не пустой – она слушала. Он знал: если всё правильно – значит, кто-то старался. А если старался – значит, знал, кто приедет. Всё было правильно. Слишком правильно.
Он поужинал в соседнем кафе – быстро, без разговоров. Вернулся, закрыл дверь, сел за стол. Достал тетрадь.
Некоторое время сидел в тишине. Вспоминал. Сопоставлял. То, что видел – с тем, что слышал. То, что ему сказали в Главке – с тем, что город, на его взгляд, пытался скрыть.
Открыл тетрадь. На первой странице первые – его краткие записи. Он немного подумал. И написал перед первой записью:
ЗАПИСКИ СЛЕДОВАТЕЛЯ
После некоторого раздумья он продолжил свои записи-впечатления о городе, о тишине. «Комната – новая. Завтрак – предложен. Машина – выделена. Всё – слишком заботливо. Значит, боятся. Пешком – слышно больше. Город – не говорит. Но я уже слышу, как он молчит».
О том, что начинается… и поставил жирный вопросительный знак.





