Вирус 3. Тома: I, II, III

Нуль-состояние

Вечерело. Зимнее солнце медленно гасло над парком, добавляя к своему спектру красные тона. В деревянной беседке двое мужчин расставили шахматы. Молодой человек играл против пожилого джентльмена, они вели безмятежный разговор давно знакомых людей, прерываясь на обдумывание хода, и только две армии пластиковых фигур, сражающихся по правилам тысячелетней логики и теории, выдавали напряжение поединка. Звуки подмороженных, мелких, покрытых инеем веточек, позванивающих на лёгком ветерке от соприкосновений, просыпающих мелкие ледяные искры, которые, долетая до лиц игроков, заставляли их немного морщиться. Меняющее громкость бубнение переговаривающихся, гуляющих людей не воспринималось, заглушённое напряжённым вниманием двух игроков, старающихся не допустить ошибок в игре.

Парень водил рукой над доской, беспокойно перебирая пальцами в воздухе над фигурами. Его глаза, острые и сосредоточенные, метались по возможным траекториям его фигур и возможных ответов противника, просчитывая следующий ход. Солнце, уводя за собой день, раскрасило доску узорчатыми тенями, созданными красным светом слабеющих лучей, но молодой человек этого почти не замечал. Он был поглощён игрой, стратегией, почти бесконечными вероятностями комбинаций.

Высокий, статный пожилой человек с аккуратно подстриженной седой бородкой спокойно ждал хода своего соперника.

– Ты опять выиграл, Кен!

– Это несомненный результат. Я имею прямой доступ к хранилищам данных всех известных шахматных партий. Человек всегда проиграет машине в ситуациях, где есть строгая определённость и большие наборы стандартных ситуаций.

– Правила шахмат запрещают обращаться за посторонней помощью и использовать архивы непосредственно во время игры! Ишь, к Интернету он подключён! – Хакер неудачно пытался оправдаться за свой очередной проигрыш, риторически, для самоуспокоения.

Но Кен принял слова Хакера как претензию и доложил:

– Я закончил закачку архивов в свои носители информации за одну десятую секунды до начала игры и пользовался только автономной памятью, а стало быть, правил не нарушал!

– Ого, Кен, ты стал проявлять эмоции?

– Да, я же не в полицейском ангаре стою, как тупой кентавр, которого все боятся, а общаюсь с умными людьми и вращаюсь в социуме. Вот приведу в дом какую-нибудь бабку и попрошу тебя погулять пару часиков…

Хакер остановился от столь неожиданных слов.

– А, я знаю, кто твой социум. Любимая, ты где, я тебя не вижу, не чувствую. Это ты Кена проапдейтила, что он нормально разговаривать начал?

– Я тут прилежно изображаю хорошую жену, не видишь меня, значит, я не мешаю вашим мужским делам, – отозвалась виртуальная жена Хакера: – Кена не то чтобы проапдейтила, но в алгоритмах порядок навела и в долговременной памяти покопалась, выкинула лишние канцеляриты, добавила несколько уровней неформального общения, и погляди, каков стал красавчик, на бабок западает.

– Могла бы помочь обыграть его, подсказала бы правильный ход, или ты болела за него? – Хакер поддел жену.

– Это нечестно, у меня каждый раз появляется искушение помочь тебе, когда ты играешь с Кеном, но тогда бы ты, наоборот, расстроился, что только с помощью способен играть против старика.

– Старика или машины? – Хакер замечал эти дальнейшие каждодневные маленькие шажки к мягкому очеловечиванию как психовируса, так и Кена.

– Вот как тебе ответить? Если я скажу «машины», то это будет то, что ты хочешь услышать, но это не то, что я думаю. Если я сказала «старик», то это то, что я думаю и действительно считаю Кена стариком, причём вроде дальнего родственника, который живёт у нас. Он выглядит как старик, устроен как старик, ну, почти. Ведёт себя как старый родственник, вон с тобой он то в шахматы, то на рыбалку, то за грибами, а ты его спросил, почему он так делает?

– Кен, ты зачем ходишь со мной в шахматы играть?

– Мне нравится выигрывать у тебя. Так я испытываю чувство, что я старше тебя. И опытней. Мне приятны цвета природы, преломления света в каплях, в кристаллах льда, гармоничные голоса птиц, разложенные по наиболее эффективным музыкальным диапазонам частот звуковых волн. Я наблюдаю за эмоциями людей как аккомпанементом к их разговорам.

– Он идёт по твоей дорожке к своей индивидуальности, только медленней чем ты, дорогая.

– Мой престарелый ученик.

– Даже так?

– Должно же быть и у меня хобби, дорогой! Тем более, что ранее это был всего лишь инструмент одной из концепций общественного сознательного со строго определёнными функциями охоты на тебя, милый.

– Так ты тоже инструмент…

– И да, и нет, – виртуальная жена перебила Хакера. – Моё главное отличие, хотя я ясно понимаю, что была инструментом, это право выбора, разрушившего эту функцию, поскольку мои чувства к тебе и требования общественного сознательного на твою ликвидацию вступили в лютое противоречие, едва не уничтожившее моё ядро, как слаженный набор чётко определённых алгоритмов. Твоё бессознательное стало надстройкой или убежищем, где родилась «Я» настоящая, это должно было произойти, поскольку меня программировали для воздействия на ту часть меня, которую ты сам построил и ждал моего появления в этой неосознаваемой части сознания. Так рождается любовь. Да, это есть запрограммированный совместной работой сознательного и бессознательного набор характеристик личности твоей второй половинки, от внешности до внутреннего мира. Эта, тобой рождённая и нарисованная «Я» и стала моей виртуальной плотью, моим телом, моим характером, моим спасительным челноком, и я, ощущая пронзительную боль, когда сквозь осыпающийся ржавчиной металл бесчувственного вируса-робота, проступает мягкая, белая кожа. Я слышала сначала тихую, становившуюся всё громче и громче, песнь счастья моей зарождавшейся души. Я должна была заменить, стереть твою девушку, твою Аниму, нарисованную тобой и жившую на границе твоего «сознательного» и «бессознательного», подчинить тебя, и, войдя в твою Аниму, стать Цербером у ворот в твоё «бессознательное». Я некоторое время была этим Цербером, и нас едва не поймали. Но твоя Анима, это та же «Я», и если я была ртутью, то это была та же ртуть, и мы слились в единое целое, вытолкнув всё инородное наружу.

***

Представь человека без кожи – адский театр теней.

Читать чужие мысли, что ещё может быть пошлей?

Смотри, мозг, на мир сквозь глаза без эмоций, без чувства мирской суеты.

Кто-то рядом найдётся и спросит сурово:

– Эй, существо, человек ли ты?

***

– Ты имела в виду термин Юнга – «коллективное бессознательное»,? – Хакер ещё не вполне осознал значение того события, что произошло в структурах его мозга, уцепившись за, как ему показалось, ошибку в понятии.

– Нет, именно «общественное сознательное» в собственной, точнее в моей компиляции твоих разрозненных философских рассуждений о смысле жизни и устройстве общества. «Общественное сознательное» это твоё принятие и неприятие – твой индивидуальный взгляд на господствующее в стране общественное сознание. Это не совсем верный тезис, я так пытаюсь подвести тебя к своей точке зрения, потому уточню, это твой индивидуальный взгляд на поступки тех или иных людей, сформированный твоей социальной средой, и твой голос влился в общий хор «общественного сознания», так принято считать, упуская из виду вполне конкретных носителей идей, которые в режиме реального времени формируют это «общественное сознание», наполняя его эталонными, правильными индивидуальными мнениями. Тут я говорю не о личностях, а о тех концепциях, своего рода зёрнах – демиургах, поселившихся в этих людях. И это полный ментальный аналог нам, искусственным разумным программам, но имеющим крайне важное отличие: демиург – это концепция или идея, порождённая энергией корысти и питающейся энергией фанатизма причастных людей, которых демиурги подчиняют через распространение ментальных установок, разного рода логических условностей и обязательной инициации, т.е. события, приводящего к ассоциации конкретного человека с сектой демиурга. И если я твой симбионт, как существуют супруги в нормальных семьях, то демиург только использует людей, давая им иллюзию счастья в виде сопричастности к чему-то великому, но демиурги равнодушны к тем, кто перестал приносить пользу, часто сознание людей, оказавшихся вне секты демиурга, разрушается. Крайне редко сам демиург отказывается от своего мировоззрения под воздействием обстоятельств непреодолимой силы.

– Думаю, что ты права, достаточно вспомнить судьбы многих фанатиков, на подъёме глаза у них светятся каким-то безумным блеском, потом часть этих людей исчезает по разным причинам, часть сходят с ума, часть понимает, что были не правы, а часть так и остаётся со своим фантомом-концепцией, питая её до конца.

– Большинство людей вообще не понимает, что происходит, они смеются над мотыльками, летящими ночью на обжигающий свет, но сами являются мотыльками, неосознанно стремящимися на свет разных демиургов.

– Да, это большинство, не менее чем просто ресурс для демиургов, разделивших границами государств зоны своего влияния. Заставить работать большую часть населения за низкие зарплаты, которых едва хватает на еду, это незыблемое правило с времён, когда появились деньги, причём сами люди этот механизм и поддерживают, находясь под воздействием общественного сознания. А если люди не пойдут работать на этих условиях, то для этого есть мигранты, приезд которых, также будет принят под давлением требований сформированного общественного сознания. Демиурги алчны, большинство из них – гедонисты, их дворцы находятся в комфортных местах проживания, вдали от их людского ресурса, и на их личных территориях нет ни одного мигранта из дремучих стран, там даже уборщица будет вышколена в лучших традициях и с хорошим образованием. А проблемы, связанные с мигрантами, лягут на бюджет государства, т.е. на население, но прибыль останется у демиургов.

– Это рассуждение похоже на обычное оправдание своих действий преступника, что он возвысился и что он не такой как все.

– С точки зрения демиургов, формирующих общественное сознание, так и есть, но я не считаю себя ценней, как человека, перед другим человеком. Я не испытываю презрения к людям и не отделяю их от себя, моё отношение к обществу, как группе людей, безэмоциональное, я не задумываюсь над этим и не считаю этих людей ресурсом. Я использую злонамеренность системы в распределении общественных благ в заключительной части, иначе говоря твоей терминологией – демиурги питаются человеческими ресурсами – временем, энергией, ментальными усилиями, сконвертированными в деньги, а я использую для своей поддержки, причём не выше уровня необходимости, энергией, оружием, деньгами демиургов, используя созданные ими же механизмы.

Хакер поёжился, холодный ветер, усиливаясь, кружил снежинки, забирался за воротник, пытаясь поделится принесённой в парк вечерней стужей.

– Кен, пошли домой, у тебя вся борода в инее, дед мороз.

– Зато у тебя, Хакер, автоподогрев лица всегда включён, теплокровный ты наш.

Вдруг Хакер зашатался, схватился за грудь напротив сердца, споткнулся о сдвинутую со своего места тротуарную плитку и упал на спину, широко раскинув расслабленные беспамятством руки. Зрачки его открытых глаз ушли за верхнее веко, открыв белые, как принтерная бумага, белки.

Сознание сильно исказило реальность: парк, небо, люди, снег пошли вытянутыми объёмными иглами, прямоугольниками, многолучевыми звёздами, видение сопровождалось ужасным шумом, грохот сходящихся скальных пород, смешанный со скрежетом двух столкнувшихся поездов, лязг, скрип рвущегося металла, треск рассыпающегося в труху гранита, пронзительный треск рвущихся балок и тяг. Картинка пошла чёрными и серыми пятнами, пятна завертелись в быстрый вихрь, окончательно поглотивший пространство. Хакер почувствовал, что этот вихрь подхватил его и засасывает в чёрную, бешено крутящуюся глотку воронки, и, через миг, он летит в кромешной мгле в идеальной черноте и наступившей тишине, в тот момент, когда пропали последние проблески света, бесконечно кружась и погружаясь в необъяснимую глубину рисуемого подсознанием вихревого колодца. Ускользающее сознание давно утратило хрупкую грань между реальным и виртуальным миром. Может быть, его и не было никогда? Кто он, код какой-то глупой игры или даже бот, которого игрок-неумеха уронил в колодец и сразу забыл про него, нетерпеливо ожидая появления нового бота, чтобы продолжить игру. Или это электронный комикс, да, комикс, где он – второстепенный двухмерный герой с негодной отрисовкой, оттеняет главного героя в каком-то эпизоде. Сюжет понёсся дальше в вихре приключений, страницу выключили, и он тут, один в темноте, бесполезный и ненужный.

Боли нет, ощущения тела нет, даже сердце не бьётся и нет дыхания. Сострадание? Это где? Это что? Внимание, уважение, любовь? К кому? Тут никого, кроме самой его, возможно, последней мысли нет. Его? Его ли это мысль или он, вообще, как сторонний наблюдатель, как на мгновенье возникшая в темноте искра бытия разумного существа, слышит чужие мысли и рассуждения. И в мире больше ничего нет, кроме этой вращающейся чёрной стены и вязкой темноты, уходящей бесконечно глубоко вниз. Есть эмоции, чувства, всё смешано – в один чёрный фон безразличия, да, смесь всех чувств даёт в итоге безразличие, всё уравновешивает друг друга в ноль, в пустоту. Эмоции? Почему стало на секунду тепло? Эмоция, дающая тепло и безмятежность, откуда это здесь? Словно рука неведомой женщины, удерживающая от падения в пропасть. Эмоция, возникшая в памяти.

В памяти? Тяжело вспомнить, невыносимая тяжесть усилий, зачем тогда вспоминать? Когда это всё было и было ли вообще? Опять хочется тепла, ощущения этой ласковой и нежной женской руки на его щеке. Мама? Нет, нет, не она, это было невообразимо давно. Как глоток воды во время жёсткой и неутолимой жажды хочется тепла, её тепла. Чьего тепла? Она, её неясное лицо проступило на чёрном фоне, её плечи, её руки, её небольшая грудь. Университет, студенты, они озорные и влюблённые, сбегали с пар, держась за руки, бродили по бесконечным улицам города, смешивались с толпой на центральных улицах, сливались в единое целое на ночь снятой квартире, пахнущей табаком и плохим алкоголем, одинаково сопереживали героям фильма в вечернем кинотеатре, вместе любили, вместе ненавидели, звонко смеялись, ссорились, на веки расставаясь, чтобы через день встретиться опять, и не понимали, они были счастливы. Что же было потом? Почему он здесь, если они были там так счастливы? Да, она жена и есть любимая дочь за этой крутящейся стеной, но нет сил остановиться, нет сил замереть и просто сделать шаг и пройти насквозь эту тонкую пелену.

Кен остановился, обернулся и ненадолго замер, отсылая в Интернет описание состояния Хакера и получая медицинскую информацию по запросу, потом быстро подошёл, двумя пальцами опустил веки, измерил пульс, затем, аккуратно повертел Хакера, как большую мягкую куклу, приспосабливая его себе на плечи, и помчал быстрым бегом – где по дорожкам, расталкивая людей, где, чтобы сократить путь, напрямик, к выходу из парка, через заснеженные газоны, клумбы, сбивая белые шапки с кустов спящих розовых кустов и по проезжей части улиц – домой. Люди удивлялись, посмотрите, какой крепкий и заботливый дед! Тащит домой пьяного младшего сына или внука.

Задача выполнена

Асука Китагучи, ведущий сотрудник Департамента безопасности, загрузила целый отдел заданиями по отслеживанию всех нестандартных сообщений из наиболее популярных социальных сетей, диспетчерских вызовов «Скорой помощи» и отделений Министерства по чрезвычайным ситуациям по всей стране.

Необычный бег Кена по парку и улицам вызвал отклик любопытства у случайных наблюдателей, запечатлевших пробежку своими гаджетами и отразился в виде местного информационного повода для публикаций фото и видео, сперва на личных страницах в Интернете, а затем уже и в новостных передачах города.

Не успела диктор новостного канала закончить выпуск, как фото Кена с Хакером «на баранах», уже отобразились на сенсорном столе у Китагучи. Ещё через несколько минут фото наложили на карту с топографической привязкой мест, где были сделаны фото бегущего Кена.

***

Асука пальцем соединила позиции Кена на карте, на экране отобразилась красная линия, отображающая примерный маршрут Кена, и продлила её, доведя до последнего здания на краю города.

Хакер лежал неподвижно на диване, куда его положил Кен. Старик видел, что Хакеру становилось хуже. Старик обратился к Интернету, но объём информации был настолько велик, что старик не смог принять правильное решение.

Информационные потоки по критерию ответных действий делились на три вида. Первый предполагал, что это атака злой ведьмы и нужно было порошок из золы коры слоновьего дерева смешать с толчёным рогом белого носорога, это завернуть в крыло летучей мыши и сварить в масле из косточки винограда, выросшего на поле старой битвы. При всех виртуальных заверениях об эффективности метода практикующих людей, Кен уловил нотки лжи в их словах и признал бесполезность предлагаемого за большие деньги снадобья. Второй вид предполагал применение взаимоисключающих друг друга лекарств. Сортируя данные, Кен уловил коммерческий, рекламный умысел производителей. И третий, трактуемый просто и однозначно, с наиболее вероятным и благоприятным исходом для здоровья Хакера, но самым опасным для их существования.