Повесть о настоящем Карабасе Барабасе

Так прошло несколько лет, и Никколо, уже мог более-менее, сносно готовить с десяток блюд. Но вот официально его шеф даже и не думал учить и делиться своими секретами.

Однажды, когда он в очередной раз получил незаслуженный подзатыльник, он плюнул на своего шефа, его таверну и подался в порт, где нанялся на купеческое судно коком. Вот по стечению обстоятельств, он оказался неплохим коком, с фантазией, выдумывавший сам собой новые блюда, которые дегустировали как матросы судна, так и пассажиры с капитаном. Так в течение почти пяти лет он обошёл пол мира, где набрался знаний, где смог конечно, по готовке всего из всего. Однажды, у берегов Африки, в районе золотого рога, их судно попало в шторм и его выбросило на берег. Никто не погиб, капитан принял все меры по спасению экипажа, но вот на берегу, талант Никколо был оценён более чем по достоинству. Никто с голоду не помер, потому что кок, прошелся по берегу и обнаружил плодовые деревья, из плодов которых он приготовил супы и кисель и салаты. Матросы ходили на охоту и рыбалку, в конце концов, спасенные решили, что с таким поваром можно жить и на диком берегу, с ним не пропадешь. Но недолго как говориться музыка играла, в одно прекрасное утро, к их лагерю на берегу пристала шлюпка, с брига, ставшего на якорь. Это был бриг неаполитанского флота. Вот на борту, капитан брига, узнав о таланте Никколо, предложил ему послужить на флоте и кормить офицерский состав корабля. Так он стал военным моряком, командуя кастрюлями и сковородками на камбузе. Через несколько лет, он сошел на берег, в Неаполе, закончив свою службу, и получив солидное вознаграждение, которое он не потратил, а открыл маленькую таверну недалеко от города, с видом на Везувий.

Его заведение стало приносить стабильный доход, и уже он принимал к себе учеников, которых учил готовить вкусные кушанья.

Так постепенно, он сколотил капиталец, и решил переехать на Мальту, где, по его мнению, жизнь была намного спокойнее и сытнее. Как не бежал он к простой и спокойной жизни, но все планы ему расстроил Наполеон. Проведя почти два года в оккупации, он всем сердцем возненавидел французов, с их кулинарными привычками, считая их кухню порождением не утонченного вкуса, а пережитком голодных столетий во время Английских войн во Франции.

Покормить славных воинов банальным мясом, он себе позволить, конечно же, мог, а вот угостить их своим изобретением, считал просто своей священной обязанностью. Начинкой его равиоли, были три вида мяса, – говядина, свинина и баранина, но в пропорциях и специях известных только ему, ибо он в течение нескольких месяцев проводил опыты по пропорциям, и угощал своими опытными блюдами всех своих друзей. В конце концов, посчитав, что его равиоли близки к идеалу, начал кормить ими своих посетителей. Вот и трое друзей оценили его искусство, сидя на лавке и расстегнув пояса.

Переведя дух, и немного переварив съеденное, господа, вольно отпущенные военные, расплатившись за еду и поблагодарив гостеприимного хозяина неплохими чаевыми, вывалились на свежий воздух, построить свои планы на вечер и ночь, ибо спать, где то, им тоже надо было.

– Ну, господа кавалеры и доны, после того, как мы привели себя в должный вид, и набили животы вкусной едой, пора решить вопрос с ночлегом, – предложил Джим, хитро так посматривая в сторону Барти.

– А что тут решать то, – немного возмутился Барти, – я что, своих отцов командиров на улице что ли оставлю. Я тут жил у бабушки, где-то в южной стороне целый дом стоит, там и переночуем.

– На штурм бабушки! – воскликнул Гонзало.

Друзья рассмеялись и пошли искать улицу Святого Патрика, где стоял дом бабушки Люсии.

Так, расспрашивая прохожих, они вскоре определили направление своего штурма и через полчаса, оказались в районе, более или менее знакомого Барти.

– Барти, а бабушка нас пустит, таких красивых то, – поинтересовался Гонзало.

– Ну не оставит же она нас на улице, да её может дома и не быть, опять наверное куда ни будь, уехала по делам. Но там служанка Жозефина, она хорошая женщина, без крыши над головой не останемся, – умозаключил юноша.

Так пройдя ещё около десяти минут, они, наконец-то повернули в тупик улицы, и увидели непонятную картину. Небольшая группа людей, с факелами и криками что-то скандировала у тупикового дома, – дома бабушки. Друзья прибавили шагу и оказались в гуще событий.

– По какому поводу нарушаем порядок? А? – гаркнул Гонзало. – Вы что, распоряжение властей не исполняете, в замок в подвал захотели?

Толпа немного стушевалась, а потом один из толпы, не самого честного вида мужчина в засаленной одежде и с перегаром изо-рта, в свою очередь принялся громко, играя на публику орать на друзей.

– А ты кто такой, заступник, – дыша на друзей перегаром и выйдя вперед из толпы, разразился речью мужик, – может и ты французская подстилка, как только мы выгнали лягушатников, так и объявилась мадам. Пока мы тут воевали, она первая собрала шмотки и умотала, мы все видели. А сегодня она объявилась, как ни в чём не бывало. Вот мы и пришли спросить с неё. И не вам….

Договорить мужик не успел, кулачище Гонзало с хрустом сломало нос буяна, кровь и зубы полетели на стоявших рядом бузотеров. Толпа резко замолчала и отхлынула, от грохнувшегося на булыжную мостовую и завывшего диким воем побитого мужика. И в этой тишине, отчетливо был слышан шелест вынимаемого Барти клинка, к которому присоединились щелчки взводимых курков пистолетов, оказавшихся в руках Джима.

– Что ты сказал сучий потрох? Кто тут французская подстилка? – тихо, но жестко прошипел Барти, – Это ты то, вонючий труп кальмара, доблестно воевал с лягушатниками? – продолжил Барти и приставил остриё своего родного оружия к животу мужика и надавил на него так, что у буяна образовался небольшой порез на грязной рубахе, из-под которого засочилась кровь.

– А ну-ка, чёртовы бунтовщики, быстро исчезли. Или я вам, ваши тупые головёнки прострелю, а того, кто выживет, мой юный друг сделает скопцами. – Холодно, с угрозой скомандовал Джим.

Толпа молча, посматривая в сторону воющего зачинщика, быстро раздвинулась в стороны, поредела, и через две минуты, тупик оглашал только вой, перешедший в скулёж.

– Барти, у твоей бабушки есть хороший подвал? – озадачил юношу нетривиальным вопросом Гонзало, присев рядом с мужиком на корточки.

– У бабушки всё есть, – раздался приятный женский голос со ступенек дома.

У открытой двери в дом, в свете факелов развешанных по обоим сторонам массивной двери, стояла Люсия, держа в руках массивный монстро-образный мушкетон, стреляющий картечью.

– Валькирия! Твою в стремя, – просто по военному ругнулся от увиденной красоты Гонзало.

– Мэм, – приподнял край шляпы Джим.

– Бабушка! А это я. Я с войны пришел. – Не зная, что ещё и сказать, захлопал глазами с улыбкой от уха до уха Барти.

– Так джентльмены, берите этого висельника и за мной, устроим ему ночлег как положено, а позже поговорим, кто тут с лягушатниками отважно воевал. – Взяла в свои руки дело Люсия.

Как лучшая в Валетте хозяйка, после водворения пленника в подвал, в настоящую камеру, без окон, Люсия предложила троице спасителей дома, привести себя в порядок и отужинать чем бог послал. Друзья, конечно-же помыли руки, но вот по поводу отужинать, поблагодарили бабушку и вежливо отказались, прямо ей заявив, что они так набили себе животы в «Перевёрнутом галеоне», что им хочется только пить, да и где ни будь голову приложить, а то сегодня был у них трудный день.

– Ну, тогда все разговоры до завтра, господа, – заключила Люсия, – Жозефина! Определи мушкетеров на постой, – с ласковыми нотками дала она распоряжение.

Барти спал как убитый, он давно не нежился на бабушкиных перинах. И сны то снились ему яркие и красивые. Только под утро, ему приснились отрубленные руки, в синих, окровавленных, обрывках мундиров которые сжимали и разжимали кулаки или составляли из пальцев какие то фигурки. И конечно же он слышал во сне голос, какой то из далека, – «Барти очнись, очнись Барти».

Барти резко поднялся и присел на кровати, рядом сидела на стуле бабушка и гладила его по руке.

– Я испугалась за тебя, мой дорогой, ты под утро застонал и завыл, но потом замолчал, я испугалась и пришла к тебе. Наверное, кошмар приснился.

– Да ничего особенного, немного войны.

– Такое бывает, надо просто хорошо отдохнуть и кошмары прекратятся.

– Ну, тогда давай отдыхать, а то за год войны я забыл как выглядит кровать и подушка, и что можно кушать из тарелок и ходить в нормальный клозет, а не под кусты с лопатой.

– А зачем с лопатой то, не поняла сразу Люсия.

– Бабушка, это кротам норки закапывать, а то сядешь в кустики, а там крот из норки, он тебя цап за одно место, ты от боли подпрыгиваешь, а в тебя в это время стреляют.

Бабушка рассмеялась на незатейливый юмор внука

– Ладно, давай вставай, буди своих отцов командиров и за стол, у нас сегодня много дел.

– Йес мэм, – и Барти отдал честь бабушке.

За практически праздничным завтраком, пошли разговоры о том, что кому делать дальше, после войны. Джим, сославшись на некое начальство, сообщил, что он зайдёт к Английскому коменданту, узнает про свою дальнейшую судьбу, он же всё-таки носит эполеты. Гонзало ещё сам не знает, но всё будет зависеть от коммерческих предложений, если их не будет, он вернётся на Сицилию. Ну а Барти возложил эту ответственность на бабушку, при этом сообщил, что если и будет предлагать свою шпагу, то только на флоте. Война на земле его не впечатлила.

– Вот ты становишься мужчиной мой мальчик, ласково произнесла Люсия.

– Он уже давно мужчина, синьорина, – вставил в лирику Гонзало, – у Барти уже своё собственное кладбище на южной окраине города.

– Я не в этом плане, Гонзало, – так же ласково произнесла Люсия и посмотрела на Барти любящим бабушкиным взглядом.

– И в этом плане то же, – просто, по-солдатски, без всяких намёков, сообщил он бабушке.

Люсия, аж отпрянула от стола от такой новости, и прикрыла ладошкой свой рот.

– Как так получилось, а почему я не знаю, – пролепетала Люсия.

– Как становиться мужчинами на войне, вам очаровательным женщинам лучше не знать. – Закончил Гонзало, под ухмылки Джима и тяжелого вздоха Барти, косо посмотревшего на своих друзей, – виновников так сказать омужичивания.

– Так, хватит меня просвещать, пора заниматься делами. Но сначала, надо как следует допросить нашего пленника, а потом отдать его коменданту, – закончила завтрак Люсия. – Только Бартоло, ты в это время пойдешь к Анне и закажешь ей для себя новый костюм, пора тебя выводить в свет.

– Какая дальновидная синьорина, – сделал комплимент Гонзало. За что был одарен скромной улыбкой. – За дело господа.

Вот так Барти надев свою кожаную куртку, сапоги – подарки от Анны, приладив палаш, двинул к госпоже Анне в салон, для того, что бы вскоре выйти в свет в приличных одеждах.

– Синьор Бартоломео, это вы? – Встретил его вопросом мэтр Поль. – Проходите, госпожа дома, и как раз пьёт кофе, вы и составите ей компанию, а то что-то она сегодня не в духе.

Пройдя на второй этаж салона, где располагались апартаменты Анны, пройдя практически на запах кофе, Барти обнаружил её в гостиной, сидящей в кресле, в светло изумрудном с блёстками пеньюаре, пьющей кофе и о чём то думающей. Барти, сразу обратил внимание, на её стройные ножки, кокетливо отдававших белизной, и уложенные ножка на ножку, из-под слегка откинутых в сторону частей дамского аксессуара.

– Тук-тук-тук, я вам не помешаю, сеньорита? – Сделал замаскированный комплимент Барти, рассматривая красавицу с кофе.

– О, Барти, мой мальчик, ты вернулся к своей доброй тётушке Анне прямо с войны? – Поставив чашку на стол и поправив полы пеньюара, она подошла к Барти, обняла его, расцеловала в обе щеки и потрепала за одну из них.

– Нет, я не с войны, я от бабушки пришел, – так сказать одеться и обуться для выхода в свет. – Совсем не смущаясь сюсюканий с ним Анны, которые если честно, были ему даже приятны.

– Тогда давай выпьем ещё по чашечке кофе, и ты мне расскажешь, как ты воевал и как тебе мои обновки, понравились ли, не стесняли ли в размерах?

– Эх женщины, – пронеслась мысль в голове Барти.

Барти рассказал ей всё, что можно было рассказать не прибегая к солдатским ругательствам, описывая некоторые свои военные дела аллегорически, дабы не вызвать нервный стресс у женщины.

Он дал высокую оценку её подарку, который ни один штык не возьмёт, а так же прекрасным рубашкам из шелка, в которых он форсил перед маркитантками, про них он умолчал.

Теперь бабушка меня послала к вам, что бы вы меня одели, для выхода в свет.

– Не переживай мой мальчик, я так думаю, что весь этот свет будет локти кусать, когда они тебя увидят, а уж невесты выстроятся в очередь, что бы тебя охомутать. Мерки твои известные, предпочтения твои тоже, так что дня через три сможешь приходить на примерку готового костюма.

Эээ нет, не смогут они его охомутать, запретный когда-то сладкий плод он уже вкусил, куда теперь ему торопиться, выжил на войне, погуляет, да и определиться – идти ему под венец с какой-то красоткой, или не идти.

Поворачивая в бабушкин тупик, он чуть не столкнулся с телегой, которая везла воз с сеном. Он очень удивился, что кому тут нужно сено, это же город, но не придал данному факту значение, возят и возят, может так и нужно. Придя к бабушке домой, он застал картину в гостиной, где Люсия сидела беседовала с Джимом и Гонзало. Заметив юношу, бабушка пригласила его сесть за стол и поучаствовать в беседе. А разговор то был серьёзный.

Сегодня они немного поговорили с пленником, который оказался зачинщиком беспорядков. Но не это главное, он оказался из Палермо, мало того, что он из Палермо, так он ещё честно служил в службе маркиза Антонио Северина, посланника по особым поручениям Неаполитанского короля.

Его задача была выявление членов Общества и по возможности ликвидировать его главных участников, в числе которых маркиз числил и Люсию Альчерито. Услышав от арестованного, про маркиза, Джим, попросил всех покинуть подвал. Проведя там, около часа и беседуя с агентом маркиза, по прошествии этого времени, Джим вышел из подвала и с огорченным лицом сообщил, что этот гражданин умер от сердечного приступа и его тело надо вывезти и утопить в море. Вот теперь Барти и догадался, что везла телега с сеном. Но у Джима могут быть и свои тайны, он всё-таки носит эполеты и тайны маркиза, тоже могут быть интересны короне.

В этот же день, Джим Хиг, откланялся после обеда, и отбыл в Английскую миссию. Джим с Барти крепко обнялись, пожали друг другу руки, решили, что в случае необходимости связь будут держать через бабушку. После чего, Джим ушел, служить своему королю.

Гонзало же, сославшись на дела в Сицилии, тем же вечером отправился в порт на один из кораблей, следующего в Сиракузы, нагруженный баулом и каким- то мешком, которого Барти у него раньше не замечал.

– Вот бабушка, все друзья разъехались, теперь ты можешь вести меня в свет, ведь никто не расскажет этому свету, как Карабас освобождал Валетту.

– Это кто тут Карабас? Ты что ли мой мальчик?

– Да бабушка, известный всей армии офицер, с утра до вечера стрелявший по Валетте и разбивший южные ворота, это твой внук Барти, по прозвищу Карабас – «Громовой». Я надеюсь, ты на меня не в обиде за ворота с башней?

– Ну что ты, пусть все знают, что у каждой Сицилийской бабушки, есть внук, Сицилиец, который разобьёт любые ворота, снесёт любую башню, если бабушку кто-либо обидит. Да Бартоло? – произнесла Люсия и поцеловала Барти в лоб, как мама его целовала в детстве.

– Конечно бабушка, если кто тебя обидит, я его порублю и пристрелю одновременно.

– Я не сомневалась, мой кавалере.

В салоне Анны Паулины, Люсия с Барти пробыли не менее часа. Анна предоставила Барти самому выбирать цвета одежды, но мэтр Поль, предложил свои услуги Барти, так как он разбирался не хуже хозяйки во всех этих модных веяниях. В результате недолгих споров и перипетий с Полем, к взору щебечущих дам, вышел Барти, которого не легко было узнать в новом костюме. На нем был черный фрак, бардовый жилет, белая кружевная рубашка с бардовым же шейным платком и черные сапоги из мягкой кожи. Барти был одет по последней Лондонской моде. А заканчивался образ черным цилиндром и тонкой тростью. Обе женщины восхищенно запричитали, окружили его и идя по кругу крутили его, что-то дергали, где-то поправляли, а когда убедились, что вид Барти достиг идеала, отошли в сторону полюбоваться последними штрихами. Если раньше Барти просто терпел бы хождение вокруг него, то теперь он был даже немного польщён вниманием двух красивых женщин, ибо понимал, что они в этой моде понимают во сто раз лучше его и спорить тут бесполезно.

– Что-то тут не хватает, Люсия, ты как считаешь?

– Да, нужен последний штрих, дорогая.

– Я, знаю, чего не хватает, подожди минуточку, – и Анна вышла из комнаты.

А когда она вернулась, у неё в руках была маленькая коробочка. Подойдя к Барти, она извлекла из коробочки какую-то золотую вещицу, и чуть привстав на носочки, приколола её на шейный платок. Это была великолепная золотая заколка в виде солнца и луны, расположенных рядом друг с другом, мало того, они улыбались друг другу.

– Вот теперь, всё. Ты теперь первый жених в Валетте мой мальчик, – с нотками радости произнесла Анна.

– Ой, дорогая, ты мне забалуешь внучка.

– Ничего, он молодой ему нужно быть в свете, бабушка, хи хи.

Когда они покинули салон, Анна спросила у Поля, – ну, как прошла примерка, были проблемы, что мне сказать мастерам?

– Всё в порядке мэм, всё подошло идеально. Только вот я заметил, когда он разделся, что этот юноша достоин уважения. Анна, на нём нет живого места, он весь в шрамах, а один так вообще чуть ли не по всем ребрам, кривой и розовый, жуткое зрелище. Мы немного опоздали с курткой, я же принёс её, когда он был в госпитале. Зато до конца войны он больше не был ранен. Надеюсь, ваш подарок сберег его.

– Береженого, – Бог бережет, надеюсь, мы помогли мальчику выжить.

– Мужчине Анна, мужчине.

Вечером, во время вечерней молитвы, она как могла, помолилась и за Бартоломео, чтобы ему всегда способствовала удача, и Бог берег бы его от раны и смерти. Когда она перекрестилась, на окончание молитвы, по её щекам текли слезы, и она их не вытирала. Пусть все вытекут.

По случаю победы и освобождения от супостатов, в театре Маноэля был дан светский приём, на который собрались видные члены Мальтийского общества, военные и представители Английской военной администрации. Над центральным входом в театр был высечен девиз – «Для честного отдыха и развлечений». Бартоло остановился, поднял голову, и прочитав подумал, что отдых конечно народ заслужил, а вот развлекаться пока рановато. Ещё свежи были в народной памяти подвиги революционных солдат, но слава Деве Марии их с острова выкинули.

Приём Барти не сильно порадовал, какой то праздник тщеславия и пир после чумы одновременно. Однако, бабушка подвела его к группе английских офицеров, среди которых он узнал и Джима, в форме морского офицера и при эполетах. Вот так Барти и был представлен Александру Боллу, первому руководителю английской военной миссии.

– Так ты и есть тот самый Карабас, который громил башню с утра до вечера. Какой вы юный, но уже герой. – Начал разговор Болл, после представления.

– Так точно сэр, это моя работа. – по военному отрапортовал Барти.

– Я наслышан о твоих подвигах сынок, – посмотрел в сторону Джима мистер Болл. – Так же я наслышан, что ты мечтаешь о службе на королевском флоте, и я помогу тебе.

– Мистер Хиг, вы составите протекцию своему соратнику.

– Так точно, сэр, почту за честь рекомендовать синьора Бартоломео на службе флота его величества. – отчеканил Джим.

Ну и прекрасно, а сейчас извините меня господа, мне надо пообщаться с некоторыми людьми. Все друг другу раскланялись, и мистер Болл пошел к группе аристократов острова.

– Я рад за тебя дружище, – прошептал на ухо Барти мистер Хиг. – я подготовлю рекомендацию, но думаю, что она не пригодится. Скоро в Валетту должен прийти фрегат на ремонт и пополнение запасов, там капитаном мой старый приятель, я поговорю с ним.

– Смотри Джим, как тебе будет лучше, считай сам, мне как то неудобно вот так с рекомендацией.

– Эх, Барти, Барти, весь мир так устроен, я тебя рекомендую и я за тебя в ответе, теперь ты мой человек, мы вместе воевали, спали в одной палатке и ели из одного котла, я тебе верю как себе самому, и мы должны помогать друг другу. Вот такая вот история дружище.

Проведя на приёме ещё пару часов, пообщавшись с молодыми девушками из семейств Валетты, потанцевав с ними, выпив пару бокалов шампанского, послушав какие-то тосты и спичи, праздник тщеславия уже порядком надоел Барти, и он предложил бабушке покинуть, так сказать позицию. К тому же он просто проголодался.

Ни один Мальтиец в стенах театра так и не догадался, что Британский лев, пришел навсегда.

Покинув театр, Барти предложил по старой памяти заглянуть в таверну «Перевернутый галеон».

Зайдя в таверну, Барти махнул рукой хозяину как старому знакомому.

– Добрый вечер синьорина Люсия, приветствую вас синьор Бартоло, – с улыбкой в усах встретил им Николло.

– А вы что знакомы? – удивился Барти.

– Да, Барти, синьор Николло мне давно знаком. Ты забыл, наверное, что мы на острове, а на острове все друг друга знают.

– Николло, друг мой, мы так сильно проголодались, покорми нас, пожалуйста, своими равиоли, а мне ещё салат из тунца, а Барти кальмаровый салат по Мессински, – дала распоряжение Люсия.

– Всенепременно сеньорита Люсия. К тому же ваш спутник уже оценил моё творение по достоинству.

Так закончился день выхода в свет молодого кавалера. Прекрасными равиоли, салатом и Испанским вином, что ещё нужно молодому человеку, после посещения светского раута, правильно, – хорошо поесть.

Барти стоял впереди фок мачты, облокотившись на фальшборт судна, впереди по курсу в дневной дымке виднелась, ставшая уже родной Сицилия. Море улыбалось юноше, и подмигивало солнечными зайчиками, отраженными от волн лучей солнца. Ветер, своим теплым потоком продувал ему грудь, охлаждая от горячих лучей солнца, а рубашка его трепыхалась на ветру продуваемая нежным ветром.

Ему было приятно и счастливо одновременно, ведь перед самым форштевнем выпрыгивали из воды дельфины шалуны, сопровождавшие парусник с середины пролива, разделяющего Мальту и Сицилию. Места эти ему были знакомы, хоть это и море, но ориентиры были видны на Сицилии, и каждый моряк держит их у себя в голове и никогда не забывает.

Целая стая дельфинов резвилась вокруг судна, и ему хотелось прыгнуть в воду и составить им компанию в их маленьких дельфиньих шалостях. От этих дельфинов шла какая-то положительная энергия, на душе становилось весело и легко. Скоро, очень скоро, он увидит своих родственников, расскажет о своих приключениях, встретится с мамой и сестрой, которым накупил подарков в салоне Анны.

На следующий день после светского мероприятия, Люсия за завтраком предложила совершить вояж в Ликату, что бы навестить родственников и перевезти Марию с Катериной в Валетту, она думала, что у неё им будет лучше и ей будет веселей, внучок то собрался во флот, и ей опять придётся заниматься своими делами одной.

Барти был не против, он так намаялся за время войны, что ему просто захотелось отдохнуть, развеяться, да и по маме он соскучился.

Из Ликаты они сразу направились в Альчерито, куда перебралась из Борго, мама с Катериной. После длинной дороги, их радушно встретило всё семейство деда Винчензо, счастливая Мария и красивая девушка, которая по стечению обстоятельств оказалась Катериной, которую Барти сразу и не узнал, так она повзрослела и похорошела.

Праздничный ужин, всё семейство Альчерито в сборе, дождались представителей Борго, все друг с другом делятся своими новостями, смех и удивления, охи и ахи, в общем, обыкновенный Сицилийский ужин в кругу большой семьи. Винчензо, даже не удивился, когда Барти не отказался от пары бокалов, домашнего вина из винограда с собственной плантации Альчерито. Барти как знаток вина, с некоторых пор, оценил вино и сделал комплимент Винчензо, за вкус этого божественного напитка. Винчензо из уважения к законам гостеприимства предложил Барти пригубить граппы, но Барти отказался, сославшись на то, что ему и виски поперек горла встали однажды, а граппа несомненно крепче той, что он пробовал в армии.

Мария, сидевшая рядом, по простецки, поинтересовалась, это кто же её мальчику налил стакан виски, на что получила такой же простецки ответ Барти, данный им автоматически: – да наш хирург коновал, кто же ещё. – И над столом образовалась тишина. Люсия то знала эту историю, а вот мама нет.

Мария поняла сразу, что её сын не просто попал к хирургу, тому была веская причина. И она заплакала навзрыд, обнимая Барти, она поняла, что он остался жив благодаря её ежедневным молитвам и Божьей воле. Барти успокоил её как мог, мол, и рана пустяковая, и он скоро вернулся в строй, да и вообще сидел и стрелял из пушки далеко от французов и видел только их силуэты. Но за столом уже не было такого веселья.