- -
- 100%
- +
Пальцы экс-капитана убирали снежинки из волос, удерживали подальше от холодного сугроба голову Мари, пока та открывала глаза и подёргивалась, кашляя в кулачок, пытаясь сообразить, что случилось. Рыжий усач только и засыпал вопросами о самочувствии. А у той затянулся порез на руке и рана на лбу. Кровавые следы остались лишь на коже и на одежде.
– Так-то лучше! Пришла в себя, сладкоежка набожная, – проговорил дрожащим голосом, улыбаясь, Бернхард.
– Это всё Алхимик в собачьей маске, его работа! Он точно в рядах Финча, слышал нас, наблюдал за нами всё это время, знает наш каждый шаг и пауком хотел нас взорвать, – нахмурилась присевшая на корточки Ассоль.
– Думаешь, это объясняет порох? – скривившись, оглянулся на неё Бернхард.
– Про порох ничего не знаю… – фыркнула дочка друида.
– А что стряслось? – морщилась Мари и от боли в каждом движении даже правую бровь свою привычно не задирала, стараясь вообще поменьше шевелить чем-либо. – Я помню только…
– Взорвался паук, а телега вся в порохе. И у него внутри хватало «начинки». Подсунул кто-то нам пирожок, брыть…. – проворчал Берн.
– Ругаться – грешно! – задрал палец гном.
– Хорошо ещё этот, – кивнул на него усач, – раздолбал механическую тварь, что всё содержимое высыпалось. Если б паук рванул цельный, нас бы его лапами и деталями пронзило уже насквозь. И сгорели бы заодно вместе с телегой, похожие на решето.
– Это ж как в лаборатории был паук, да? – уточнила Мари, в этот раз-таки поведя бровью.
– Или тот самый, – стоял на своём цверг. – Людские проделки! Локи клятый им на уши нашёптывает! Гномы бы никогда не додумались совместить игрушку и бомбу! Их делают для расчистки завалов и тоннелей! Это люди, похоже, наши доблестные разработки и идеи решили обернуть во зло – пустить в военное дело! Знаете песню про незадачливого прохиндея-фальшивомонетчика Бендера? Так я спою! Я ведь скальд всё-таки! У нас, у гномов, мастера делают бомбы из составных каменных или металлических цилиндров, поджигая и бросая в шахты. Не так скрутишь, не туда нажмёшь – так может в руках рвануть, если искра чиркнет и порох внутри загорится. И поминай, как звали! Вот все помнят Бендера Хитрякова по песне! Тоже захотел взрывчатку во зло использовать, безмозглый дубина, прости, Вотан, его, грешного, и меня заодно, Фригга, за сквернословие. И прими Хель его душу…
– Давай хоть сейчас без своих песен, а? Сами тут чуть богам души не отдали! Темнит наш друг Финч. В углах этой телеги немало было чёрного порошка, когда я наши вещи укладывал. Так Мордред нашёл послушнику своему другое занятие, не дав почистить всё хорошенько, – процедил Берн.
– Не обязательно он. Вдруг кто-то желает его подставить! – воскликнула Ассоль. – Он всё-таки глава алхимиков, в ложе иногда заседает, имеет там право голоса и всё тому подобное… Характер у него, сами знаете, несговорчивый. Вот и решил кто-то подставить или избавиться от него. Вдруг паук предназначался для взрыва внутри здания? Но как-то прицепился к нам. И даже если сделал его Финч, вдруг взрыв планировался не для нас. Может, он хотел, как мы в Нерте, взорвать склад с порохом, куда снова доставят бочки? Если его и вправду делают в алхимической лаборатории…
– А если он этот порох и делает? Не слишком ли много деталей для этого сходится? Я никого не обвиняю, я говорю просто быть отныне нам настороже… – вернулся взором усач вновь к монахине.
– У него дочь ведь погибла, помните? Безумный учёный мог и обиду затаить. Но на кого? На себя только, он же там что-то напортачил… – не соглашалась дочка друида.
– Я ведь не в первый раз доставляла серебро Финчу, – прокашлялась Мари. – Я его знаю. Его поторапливали с демонстрацией при дворе. Вот он и ошибся в расчётах, недоглядел, слишком спешил… Так что, иными словами, ваша теория не безосновательна, он может иметь зуб на императора. Тем более что тот закрыл все его проекты. В том числе упразднил и безликих, которых он снабжал масками.
– Или продолжает снабжать… – процедил Берн. – Ты лучше лежи и отдыхай, – держал он её, – хорошо раны затягиваешь, даже собственные… Но слишком уж много случайностей, совпадений, не находите ли? Мордред не спал в поздний час, когда мы пришли в первый раз, у него схожий плащ, железная маска лежала удобно с краю стола, словно её только что туда вернули на место. И главное: та убийца с букетом. А на чьём гербе символично распускаются белые лилии?
– Не хотите ли вы сказать, что… – вздрогнула в его руках Мари, задрав одну бровь и желая попятиться, сидя в снегу.
– Да нет! Глупости! Не может же наш знакомый алхимик быть тем самым «Алхимиком»! – удивилась Шанти. – А мы? Типа, не замечали? Не можем же и мы быть так глупы!
– Она может, – кивнул Берн на Ассоль.
– Эй! – сжав кулачки, насупилась девушка. – Ща как дам больно!
– Улики все косвенные. Никаких прямых доказательств. Хочу просто сказать, что к Мордреду Финчу стоит проявить повышенное внимание. Слишком уж много мелких, но крайне уж подозрительных деталей, указывающих на его причастность, – игнорируя угрозы девчонки, говорил Бернхард. – Не слишком ли много «человек науки» знает всяких религиозных баек? И уж, разумеется, тот факт, что именно в его лаборатории создают и маски, и конструкции с дополнительными руками.
– От меня убегал мужчина на двух здоровых ногах, а Мордред – хромает, – высокомерным тоном, словно с укором, подметил Вильгельм.
– Ну, это ещё его не оправдывает, братец, – проворчал, подняв на него глаза, Берн. – Уличные артисты вон любую походку могут изобразить.
– По-моему, у него и вправду белая лилия на застёжке, только геральдическая, – припоминала Ассоль.
– Они в мозаиках там повсюду, – произнёс усач. – Чередуются совы и белые цветы. Первое, возможно, герб покровителей лаборатории – Дарвудов, которые построили здание, содержат его, финансируют, допустим, исследования и разработки Мордреда и его людей. А вот лилия – уже явно герб рода Финчей.
– Но он же вас вылечил, много раз! Мы же всецело ему доверяли… – воскликнула дочка друида.
– Может, потому-то и вылечил? – оглянулся на неё Бернхард.
– Втереться в доверие? – не поняла Ассоль.
– Мы же втёрлись там к Поттеру и другим, пытаясь найти братство безликих… – ответил ей Берн, снова повернув голову к Мари. – Ну, как ты?
– Ах, ох… Было бы лучше, если б угостил карамелькой… Обо мне тебе беспокоиться точно следует меньше всех, – попыталась та встать.
– А я беспокоюсь вот больше всех. Ничего с собой не могу поделать, – хмыкнул усач.
– Вот лучше б смог бы, – фыркнула Шанти. – Ни дать, ни взять!
– Не можешь с собой ничего поделать, когда дело касается выпивки! – воскликнула монахиня. – Лучше б себя в руках держал, а не меня!
– Но тебя-то приятнее, – проворчал на это усач.
– Милые бранятся – только тешатся, – с улыбочкой проговорил Аргон.
– Ёж-поварёш, прекратите! И вы серьёзно теперь думаете, что Финч за всем этим стоит?! – скривилась, прикусив нижнюю губу, Ассоль.
– Ещё раз тебе говорю. В телеге везли порох. Всё, что осыпалось, при езде распределилось вдоль бортов. Не важно, что на гербе, кто подложил паука, Финч поставляет чёрный порошок. Помните, сколько раз вспыхивал какой-нибудь дуралей в его лаборатории? – оглянул Берн вех вокруг. – Там много всего воспламеняющегося, но могут ведь вполне и порох делать.
– Это тоже всё весьма косвенно… – произнёс Вильгельм.
– А маска, господа? Он сказал, что она последняя, единственная, мы не видели никакого культа на поляне вообще! Никого в масках, кроме фигуры «Алхимика». У него даже просили такую, а он сказал, что их нет, – напомнил Вильгельм.
– Просто придумайте, как нам его проверить. Скажем, что встретились с мужиком в собачьей маске, к примеру, он взял кого-нибудь в плен. Златовласку, к примеру, – кивнул Берн на анимага. – С женщиной перепутал. И просит, мол, новый прототип для Седьмого. Руки тому заменить. Уговорим Финча поспособствовать и устроим ловушку. Если он заявится на место встречи, посмотреть, какой такой другой Глава Гончих Псов выискался, там-то мы и схватим его. А если не придёт, придумаем, что сделку сорвали, Вильгельма спасли и прототип вернули.
– Лишь бы он какую-нибудь сыворотку правды нам не дал перед всем этим, – подметил Аргон.
Когда все более-менее пришли в себя и принялись собирать пожитки среди обломков телеги, Вильгельм ринулся выслеживать Гейронуль. Довольно скоро он осознал, что за кобылой по пятам следуют и волки этого леса. Друзья – далеко, серая стая заходит с разных сторон, а лошадь сторонится ещё и него, удирая вглубь чащи.
Злой ветер то и дело свирепыми порывами срывал снег с деревьев да рассыпал его по тонкой корочке поблёскивающего, как бриллиант, наста. Свистящая вьюга грозилась перерасти вскоре в метель, если снегопад вдруг усилится. Требовалось поскорее найти Гейру да ночлег, обзавестись тёплым укрытием с крышей над головой. Но вот серые хищники были не прочь сперва пообедать аристократом, а уже потом сделать за него всю работу по поиску лошади, чтобы напасть и на неё.
Пришлось сразиться с вожаком, отбивая «добычу», и использовать все свои навыки в лучшем виде. Вильгельм сам обернулся косматым волком, бил лапами по морде, рычал, старался опрокинуть на спину… Но желтоглазая хищная стая уходить не хотела. Анимаг чувствовал их мысли. Звери прекрасно понимали, что гурьбой они невесть откуда взявшегося выскочку наверняка загрызут. Правда, лезть на него кучей что-то не торопились.
Аристократ ощутил, что многие волки смекнули, что, если потратят сейчас силы в борьбе за еду, они будут сильно измотаны. А каждый после поражения вожака мечтал сам прийти к власти, бросить тому вызов. А для этого требовалось сохранить себя в боевой форме. Так что серые хищники поспешили отступить, и их вожаку пришлось помчаться следом, дабы не остаться с рычащим анимагом один на один.
Лишь когда стая ушла весьма далеко, анимаг принял человеческую форму и, утопая по колено в снегу, принялся дальше идти по следам лошади. Замерзая, постоянно потирая руки, Вильгельм поглядывал по сторонам в поисках Гейры. Чем дальше он шёл, тем менее глубоко проваливался, так как здесь кроны деревьев уже задерживали большую часть снега на себе. Но от этого становилось не легче. Морозный ветер сильно кусал нос и щёки, метель всё усиливалась, отчего видимость с каждым мигом всё ухудшалась.
Заметив впереди каменное сооружение, мужчина направился туда, выйдя к старинному склепу с отделкой из змеевика. Над входом красовались громадные барельефы голов ворона, медведя, быка и волка. Похоже, здесь весьма чтили Велеса – четырёхрукого бога перевоплощений, домашнего хозяйства и друидизма. Стены – в угловатых остроконечных рунах, двери покрыты медной лозой, оплетающей символы коловорота и опять же головы животных, но уже выплавленных в профиль для декорирования вытесанных заранее в горной породе выемок.
От склепа через лесную опушку вела дорога, на которой сейчас и била копытом Гейронуль, тоже явно уставшая бродить средь леса по глубокому снегу. Вильгельм направился к ней, однако двинулся не в сторону видневшегося города. Сперва нужно было вернуться к своим, так что на пару с кобылой предстояло опять шагать через чащу.
Остальная компания складывала разбросанные припасы. Когда аристократ-анимаг вышел к ним, то явно осознал, что ему и самому, скорее всего, придётся опять становиться конём. В руках и на одной Гейре всё это увезти бы не получилось. Даже с Вильгельмом всё равно какую-то часть пришлось попросту бросить среди обугленных досок и щепок, уже изрядно так занесённых снегом за всё это время.
– Пальцев не чувствую… – дрожащим голосом пожаловался анимаг.
– Душечка, давайте разотрём вам ладони спиртом? – предложила ему цыганка.
– Да я о ногах… – пояснил тот. – Пусть тогда уж копытами станут, а то совсем отвалятся, пока мы куда-то придём, – вздохнул он, обращаясь конём.
– Вроде ещё не Близзардис на дворе, а лишь месяц Ариус, а вьюги воют, бураны кружат, метели метут будь здоров! Батюшки-светы… – не радовалась непогоде Шанти, задирая кошачью мордочку ввысь на кружащий снегопад. – Ещё и звёздного неба не видно, чтобы знаки судьбы изучить, – вздохнула она.
Компания, водрузив всё, что только можно, на лошадей – в том числе Берн настоял, чтобы и Мари после случившегося ехала верхом, – неторопливо двинулась дальше, так как достичь города сейчас было перспективой куда более приятной, чем оставаться на морозном воздухе в надежде, что проедет ещё какая-нибудь телега. Да не из Зайнца, а туда, и не доверху гружёная, а желательно полупустая. На такое чудо уж точно рассчитывать сейчас не стоило.
Они шагали сквозь метель по основной, ведущей в ближайший город дороге, так что про склеп им поведал сам анимаг. Путь туда лежал обособлено к лесу, не пересекаясь с иными дорогами от города. Мороз «кусал» за нос и щёки. Холод в этих местах был серьёзный, суровый.
Уже издали было видно насыпь и на ней какого-то колосса из соломы, которого возводили местные труженики. Огромные ноги и основание туловища, куда сейчас по лестницам поднимали новые вязанки. А на окраине города повсюду располагались овчарни и скотные дворы с мычащими коровами да кудахчущими курами.
Жизнь бурлила, на улицах раздавалось многоголосье собачьего лая, детвора резвилась между редких кустов и деревьев в городской черте, перебрасываясь снежками, с домов сбивали сосульки, причём не на землю, а в особые тары для талой воды, чтобы потом отнести в дом, вероятно, поближе к печи, где бы лёд начинал вскоре таять.
Родители, заслышав усиление ветра, со скрипом теребящего флюгеры, зазывали ребятишек по домам. А вот те, кто усердно работал, закутавшись шарфами и потуже натянув шапки на уши, не слишком-то паниковали из-за ухудшавшейся погоды.
Особо высоких домов и каких-либо башен здесь не было. Капище на холме вместо церкви, где высился каменный бородатый идол, а по правую и левую стороны от него «ёлочкой» располагались высокие женские фигуры берегинь из дерева. Ни колокольни, ни водонапорной башни, в основном – бревенчатые избы да дощатые сараи.
– Лет тридцать прошло, как повсеместная вера в Творца разделилась на многобожие, а тут эти истуканы стоят, будто испокон веков. Потёртые, древние. Кажется, Зайнц свою старую веру хранил сквозь столетия, – подметил Вильгельм. – Видать, какое-то влияние имел, поставлял, может, что, раз церковная власть его не трогала.
– Может, как раз наличие мощного артефакта не позволяло ничьим рукам Зайнц забрать… – предположила цыганка.
Самым роскошным домом выглядела усадьба местного пана, служащая заодно и городской ратушею, так как всё здесь решалось через него и различные бумаги, постановления и летописи тоже хранились там. А его помощники-слуги и были чиновниками города, отвечая за различные дела: от организации ярмарок до распоряжений в кузницу об изготовлении таких-то изделий.
С учётом близости к лесу, было не удивительно обилие мастерских столяров и плотников, мебель довольно простенькой топорной работы водружали на телеги и отправляли с купцами в соседние деревеньки. А вот никакого трактира по пути не попалось. Только рюмочная, из которой валил густой пар от многообразия самогонных аппаратов.
Наверное, оттуда наружу исходил бы и соответствующий аромат хмеля да алкоголя, всяческой браги и, может, ещё фруктового вина, ведь в черте города росло немало плодовых деревьев, вот только озорной ветер, играющий с мелким, насыщенным снегопадом, уносил прочь все запахи с городских улиц.
У Аргона аж глаза на лоб полезли, как по-хитрому там всё устроено, но пока они с Берном на пару не решили продегустировать все напитки, которыми здесь согревались в холодные зимние вечера, все остальные с силой потащили их к ратуше.
Подметая крыльцо, путников заметила молодая женщина в лисьем полушубке, бело-зелёной юбке и с головным убором на манер диадемы или даже венка, напоминавшего плетёный колос из металлических плоских и широких цепочек золотисто-медного цвета, но не держащегося на лбу, а лежащего как бы поверх её русых волос цельным кольцом. Сзади же причёска была собрана в широкую косу. Костяшки её пальцев аж побелели на сильном морозе, сама кожа рук была всё от него же ярко-розовой, а глаза выдавали, что она сегодня сильно не выспалась. Видать, трудилась здесь с раннего утра.
– Здравствуйте, – слегка опешила она от такой компании гостей. – Откуда ж вы к нам в такую метель?
– Вам здоровья и пану! – поприветствовал её жестом руки Берн. – Да вот из столицы пожаловали. А подскажите, где нам тут переночевать можно? Трактира с комнатами что-то не встретили на центральной улице.
– Трактира? – удивилась зеленоглазая женщина. – У нас ничего такого и нет… Зайдите к отцу, он что-то придумает. У нас если кто и останавливается на ночлег, то стучится в дома. Купец или путешественник, паломник какой, никогда больших компаний не видели. А вы из Клира? – уточнила она, разглядывая Мари.
– Сопровождаем монахиню, – ответил ей Берн. – Нам всего на одну ночь бы парочку комнатушек дух перевести.
– Сударыня! – вдарив по струнам, подскочил к загородке крыльца цверг. – Ваши изумрудные глаза греют тело и душу даже в такую погоду!
– Ой, ну что вы… – заскромничала женщина, розовея щеками и прикрывая ладошкой лицо. – Видят и уже хорошо, глаза как глаза.
– Нет-нет, вы бы знали, как вы прекрасны! Ваша роскошная коса подобна вашему украшению! Как дополняет рыжий мех утончённый образ работящей и прелестной женщины. Как белая часть подола чиста, словно первый снег, и как зелёная напоминает о весне, призывая её поскорее в ваши края!
– Вот уж действительно, странник-бард, – вздохнула девица с метлой. – Никогда ещё прежде такой холодной зимы в Зайнце не было, уж жертвенные костры для Живы разжигаем, клича весну. Я – Лидия, а вас как…
– Пропали! Две есть, третьей нет! – высоким голоском причитал какой-то бегущий сюда старик. – А потом… А потом ещё!
Он был в сероватом наряде, с почти сползшим с волос колпаком, в одних тапочках на костлявых тощих ногах. Длинная седая борода его выглядела неухоженной, со лба текло так, словно какая-то ведьма воды прокляла пожилого дедулю, устроив над густыми бровями источник.
– Дазлей, что с вами? – изумилась его такому виду не меньше гостей и сама женщина у крыльца.
– Змеи! – задирал руки кверху бородач, сверкая своими голубыми глазами. – Было две, третьей нет! Пропала! И не она одна! А потом ещё! И теперь это всё уже другое! Понимаете? – ответил тот и взглянул на пожаловавшую компанию незнакомцев.
– Вы потеряли змею, душечка? – не поняла Шанти.
– В созвездии! В созвездии! – тыкал пальцем вверх, в небо, старичок. – Зна-зна-зна… Знак свыше! Зна-зна-зна… знамение! А медведь всё смотрит и смотрит! – вытаращил старик глаза. – Было одно созвездие, стало – другое! Надо пану сообщить! – ринулся он к ступенькам. – Нет! Потом! – остановился и развернулся он, скользя на своих тапках из заячьего меха. – Ещё раз лучше всё проверю! – помчался он по морозу в своём не то халате, не то ночной рубашке, не то мантии, тряся верёвками завязок и заодно ручонками с оттопыренными указательными пальцами. – Знамение звёзд!
– Простите, пожалуйста, наш звездочёт, кажется, не в себе… – глядя ему вслед, своим визитёрам произнесла женщина с метёлкой в руках. – Обычно Дазлей немножечко адекватнее…
– Немножечко? – уточнил Берн, исказившись в лице.
– У него свои причуды, – со снисхождением произнесла дама с крыльца. – Я в звёздах вижу лишь красоту и бесконечную россыпь небесных сияний, а он – те или иные предзнаменования.
– Позвольте помочь вам, сударыня? Цверги – самый чистоплотный народ Иггдрасиля! – заявил Аргон.
– Нет-нет, не стоит, я сама подмету, вы хотели снять комнаты? – оглядела женщина спутников гнома. – Папа и близнецы не слишком обрадуются представителям церкви… Но посмотрю, что можно будет сделать. Входите, пожалуйста, – отставила Лидия свою метлу на крыльце, прислонив к боковой стенке, и зашагала по крыльцу к главному входу усадьбы-ратуши.
– Идём, бобры! – махнул своим рукой бард.
– А поклажа? – плавной трансформацией из коня приобретал привычный облик златовласого молодого аристократа Вильгельм.
– Ой, ничего себе! Друид-анимаг! – заметила его превращение женщина и стремглав помчалась со ступенек не внутрь здания, а к гостям. – Скорее идёмте! – взяла она за руку, а сама встала на одно колено и низко поклонилась. – Прошу! Пан и весь Зайнц вам очень обрадуются!
– Вот это номер… Любезная, я польщён, но не нужно же так пресмыкаться, просто умею обращаться в животных… – растерялся тот, старясь убрать руку, но женщина просто её не отпускала.
– Оп-ля! Какая удача! – заулыбалась Мари, игриво приподняв правую бровь. – Нам здесь будут рады. Может, даже угостят чем-нибудь вкусненьким!
– Разумеется! Это же знак свыше! Вы здесь буквально королевская особа! Вечный почёт! Да благословят Велес и Жива наш городок! – смотрела поднимающаяся с колена барышня на Вильгельма с искренним восхищением, буквально влюблёнными глазами. – Вам и вашим спутникам мы обязательно найдём комнаты, – затараторив, пообещала она. – Будьте нашим почётным гостем, господин анимаг, – вновь склонила женщина перед ним голову.
Вильгельм только переглянулся со своими, явно опешив от такого внимания. Тем не менее его сразу же повели внутрь особняка, а остальные не отставали. Женщина на крыльце свистнула пару слуг, повелев позаботиться о вещах гостей, так что рослые парни в кожаных курточках на сером меху поспешили внести в дом мешки и сумки путников.
Один темновласый паренёк с чёлкой на один глаз, увидев Ассоль, аж застыл на месте, с интересом разглядывая девчонку с зелёными волосами, словно никогда ничего такого прежде не видел. Другие молодые парни старались на морозном воздухе не задерживаться, спешно выбегая с крыльца да хватая рюкзаки поклажи своих гостей, занося в дом.
Кругом фигурки кукушек – символы Живы – из дерева, олова, керамики и стекла, да на изображениях. А ещё попадались, в том числе ещё раньше – на узорах крыльца и в прихожей, силуэты ласточек. Шанти аж облизнулась на такое количество птиц, а вот Лидии её реакция на пернатую живность совсем не понравилась.
– Кто первый увидит ласточек в небе по весне – благословлён и становится новым жрецом! – пояснила она. – Для нас эти птички священны!
Гостей провели по коридору к лестнице на другой этаж, но зашли в комнату справа, а не поднимались наверх. Там, в довольно просторном помещении с большим белым камином, круглым столом и помпезной кроватью у окна курил седовласый усач с лысым лбом, сидевший на кресле-каталке.
Неподалёку от него стояла высокая рыжая женщина немного за тридцать, в длинном узорчатом платье с накидкой, утеплённой в плечах, перебирая какие-то листы бумаги, что-то вычитывая и пытаясь отыскать в тексте. Волосы её были собраны в два пучка по краям головы, округлые скулы резко выделялись на фоне крохотного подбородка, словно лицо её росло больше вширь, хотя сама она при этом была довольно-таки стройной. Округлый кончик носа её казался слегка розоватым, словно она стояла подле открытого окна или недавно пришла с мороза.
– Так-так, у нас гости, – скрипучим, громким и пронзительным тоном первой заговорила она, завидев вошедших.
– Папа! Папа! – приведшая путников в дом молодая женщина чуть ли не светилась от радости и готова была буквально воспарить.
– Лида, что там опять за базар творится? – раздался сухой и гремучий голос пана, первым делом взглянувшего на дочь, а не на её загадочных спутников. – Чучело до сих пор не возвели? Сегодня вечером нужно ритуал совершить.
– Папа, к нам в город прибыл анимаг! Я сама видела, как он из коня стал человеком! – радостно заверещала барышня, подбегая к отцу.
– Да? Знак Велеса Велеяра! Благословение богов! – развернулся тот, поглядев на вошедших.
Женщина схватилась сзади за поручни его кресла и покатила пожилого пана ближе к камину и гостям их поместья. Тот продолжал пускать густой дым, стиснув покрепче зубами сигару средь седых моржовых усов, и взором выразительных тёмно-зелёных глаз оттенка змеевика изучал, в первую очередь, блондина-аристократа.
Дама с бумагами тоже не отрывала от вошедших свой любопытный взор подведённых сиреневым оттенком глаз. Тем самым она отвлекалась от чтения и отложила парочку листов на небольшой столик возле стеллажа с документами. Она сделала пару шагов, но держалась поодаль. Наряд её в алых широких спиралях, чем-то напоминавших кружева, выглядел довольно роскошным. Здесь она явно была из небедных персон.
– Покажите ему что-нибудь! Пожалуйста! – взмолилась Лида, выпрашивая анимага проявить способности.
– Ох, любезные… Я ведь не диковинка из зверинца, мы продрогли в пути, я ног не чувствую вовсе… – ответил Вильгельм.
– Что-нибудь! Ну хоть в кого-то… А можете лебедя? Просто убедите папу, вам будут оказаны все великие почести, я сейчас же наберу таз горячей воды и мы пропарим вам ноги, устроим роскошный обед! – щебетала женщина. – А ещё там Дазлей опять прибегал со своими предсказаниями…