Побеги древа Византийского. Книга первая. Глубинный разлом

– Нет, – снова коротко, не считая нужным вдаваться в подробности, произнесла она.

– Неужели никто не приедет за вами?!

– Не знаю, – почти резко ответила Даша, показывая, что продолжать эту тему для неё невыносимо.

До конца танца Михаил не проронил ни слова. После финальных аккордов он молча довёл партнёршу до её места. И тут же к ним подлетели Катя с Павлом.

– Ух, здорово! – Катя была, как всегда, весёлая, задорная, раскрасневшаяся. – Жаль, государь и государыня не присутствуют. Но великий князь тут. Вот бы меня пригласил!

– Покажи ему, что танцуешь лучше всех, и он тебя пригласит, – подшутил над сестрой Михаил.

– И покажу! – сразу нашлась Катя. – Сударь, я объявляю следующий танец для себя белым и приглашаю вас, – поклонилась она брату.

– Да ну тебя, Кэт!

– Нет, правда, Мишель! Мы с тобой целый век не танцевали! Пусть великий князь позавидует!

– Тише, болтушка, – оглянулся по сторонам Михаил.

Но когда объявили кадриль, он не сдержался, поклонился сестре, шаркнул ножкой и торжественно попросил:

– Мадмуазель Кэт, позвольте мне иметь удовольствие пригласить вас!

– С радостью, месье Мишель.

Брат и сестра действительно составили прекрасную пару и великолепно танцевали. Это, видимо, и послужило причиной того, что через несколько танцев великий князь и в самом деле пригласил Катюшу.

Танцы сменялись один другим: полька-бабочка, падекатр, венгерка и вновь кадриль. В какой-то момент помощники распорядителя вынесли на шпагах разноцветные ленты-перевязи и короткие, узкие ленточки с бубенцами.

Михаил передал перевязь Даше, и она немедленно надела её на плечо. Потом он попросил девушку подать ему руку и осторожно повязал на неё узкую ленту с бубенчиками. Взглянув в глаза своей партнёрше и задержав руку, юноша наклонился и поцеловал её, вдохнув чарующий аромат французских духов, которые выпускницы уже могли свободно использовать. Это означало нечто большее, чем простая любезность.

Даша оторопела и не придумала ничего лучше, как сделать книксен, прошептав:

– Благодарю вас.

Подошла Катя под руку с Павлом и пригласила всех в буфет. Михаил и Даша восприняли это предложение с энтузиазмом, поскольку уже немного подустали и проголодались.

Когда объявили последний танец – мазурку, стояла глубокая ночь. Михаил не хотел расставаться с Дашей и нежно сжимал её руки.

– Даша, увы, время пролетело незаметно, и я, батюшка и Катюша уезжаем домой. Но мы обязательно встретимся! За вами кто-нибудь приедет?

– Не знаю, – прошептала девушка.

– Как же так? – попробовал было возмутиться Михаил, но тут появилась Катя:

– Даша, поторопись! Нам надо переодеться и собраться!

– Пардон, Мишель, – сразу встрепенулась Даша, высвободила свои руки и ускользнула.

У парадного подъезда выпускниц ожидали разномастные экипажи. Здесь можно было увидеть и богато украшенные кареты, и простые коляски, и лёгкие пролётки, и элегантные ландо. Воспитанницы, на протяжении девяти лет не отличавшиеся друг от друга ни одеждой, ни пищей, ни средствами гигиены, вдруг в один миг превратились в богатых наследниц знатных родов и скромных дочерей разорившихся дворян.

Март выдался холодным, и юным особам, поспешившим сбросить надоевшую форму из камлота, долго стоять на выходе из Зимнего было нежелательно. Одних лакеи в раззолоченных ливреях облачали в соболя, другим подавали меха подешевле – рыжие лисьи, сурковые и даже заячьи.

На широком крыльце задержались только Катя и Даша, вышедшие последними.

– Пошёл! – приказал князь кучеру. – Подъезжай.

Парадная карета Комниных затормозила у крыльца. С запяток соскочил лакей, набросил на Катю роскошную горностаевую шубу и помог сесть внутрь. Лошади тронулись.

Даша осталась в одиночестве, низко опустив голову. На ней было простенькое на вате пальто, купленное на выходное пособие, которое выдавалось выпускницам на первое время после окончания учёбы.

– Постой! – крикнул кучеру Михаил, всё ещё смотревший на девушку в заднее окошко.

Карета остановилась.

Поддерживаемый маленьким оборванцем, к Дашеньке подошёл старый человек, одетый по-крестьянски. Он накинул на её плечи подарок – платок, вязанный из толстых шерстяных ниток, и сунул в руки несколько аршин красного ситца, чтобы она сшила себе столичное платье.

Это был её отец. Слепой разорившийся дворянин, оставшийся без денег и семьи, пришёл в сопровождении мальчика-поводыря пешком из Черниговской губернии. Дрожащими от волнения руками он обнял дочку и в растерянности целовал её, плачущую от жалости к нему, к себе и к своей горькой судьбе. Она знала, что он снял номер в дешёвой гостинице, едва отличавшейся от ночлежки, на самой окраине Петербурга. Сейчас они должны были найти извозчика, чтобы доехать до этого злополучного места.

Катя, бывшая в курсе всех бед подруги, быстро рассказала обо всём отцу и брату, внимательно следившим за Дашей из кареты. Михаил вопросительно посмотрел на отца, и тот, поняв сына без слов, кивнул.

– Разворачивай! Подъезжай! – крикнул Михаил кучеру.

Карета развернулась и подъехала к крыльцу. Из-за плеча отца Дашенька с ужасом видела, как понравившийся ей юноша приближается к ним, а вслед поспешает слуга. А она-то думала, что Катя с братом уже уехали, и сейчас готова была сгореть от стыда! «Боже, Боже, пусть разорвётся моё сердце, пусть я умру, только бы он не увидел меня в таком положении!» – лихорадочно молила она Господа, пряча заплаканное лицо.

– Дашенька, покорнейше прошу простить меня. Мой отец, Катя и я приглашаем вас с вашим батюшкой отужинать сегодня у нас.

Испуганно и непонимающе смотрела Даша на Михаила. Ей уже было всё равно, апатия и равнодушие, так часто сменяющие колоссальное нервное напряжение, сделали её безучастной.

– Дочка, мне кажется, можно принять предложение этого любезного молодого человека, – спас положение её слепой отец. И, повернувшись на голос Михаила, добавил: – Мы благодарим вас за доверие и доброту.

Михаил взял Дашу под руку и осторожно повёл к карете. За ними лакей и мальчишка-поводырь повели её отца.

После ужина, несмотря на приподнятое настроение, все отправились почивать. День выдался трудный, чувствовалась усталость. Катя увела подругу в свою комнату, а отцу Даши выделили отдельное помещение для гостей. Мальчишку отправили ночевать в лакейскую.

Устроившись спать рядом, как привыкли в дортуаре Смольного, девушки ещё долго беседовали, перебирая события столь важного в их жизни дня.

– Катюша, мне кажется, я влюбилась в твоего брата, – с каким-то отчаянием призналась подруге Даша, привыкшая доверять ей свои девичьи тайны.

– Это пройдёт, Дашутка! Ты же помнишь, как мы восторженно относились к любому представителю мужского пола, не важно, священник это, учитель или император. Вспомни, как мы дарили предмету своего детского обожания подарки на праздники, проходили «ритуальные» мучения, чтобы быть его «достойной»: вырезали ножиком или даже выкалывали булавкой инициалы «божества», ели в знак любви мыло или пили уксус, пробирались ночью в церковь и молились там за его благополучие. Бог мой, какие мы были глупышки!

– Да, Катюша, но эти наивные восторги давно позади, мы выросли. Здесь другое… Уже взрослое. Мишель необыкновенный! – со странной улыбкой произнесла Даша. И лишь спустя некоторое время опомнилась: – А как тебе Павел?

– Ничего, симпатичный, – скривилась Катя и зевнула. – Давай спать, уже так поздно.

Зная подругу, Даша поняла, что Катя не испытывает к Павлу того, в чём призналась она.

В июне воспитанники старшего специального класса Пажеского Его Императорского Величества корпуса сдали выпускные экзамены. По их результатам выпускник Михаил Комнин был отнесён к первому разряду. Это означало, что он будет выпущен корнетом в гвардейскую кавалерийскую часть. Павел был отнесён ко второму разряду, а значит, он также выпускался в гвардейскую или армейскую части. Напоследок выпускникам предстояло пройти военные учения в Красном Селе под Петербургом.

– Посмотри, как здорово! – проговорил Михаил, показывая рукою на расстилавшийся перед ними пейзаж.

– Красивое место, – согласился Павел, внимательно всматриваясь в окрестности.

Они стояли на возвышенности, где находился главный лагерь, тянущийся на несколько вёрст с севера на юг параллельно Балтийской железной дороге – фронтом, то есть лицом, на запад. Пажеский барак находился на самом краю лагеря, на левом фланге. Напротив него располагалось Дудергофское озеро с его купальнями и многочисленными лодками. На противоположной стороне водоёма виднелся авангардный лагерь, который занимали военные училища и гвардейские кавалерийские части, в одну из которых предстояло выпускаться Михаилу.

Первые десять дней камер-пажи специального класса занимались топографической съёмкой в окрестностях Петергофа. Это занятие было весьма увлекательным. Местность делилась на участки площадью примерно с квадратную версту, которые разыгрывались вслепую между парами камер-пажей. Пары подбирались выпускниками самостоятельно, работа вдвоём была обусловлена тем, что управляться в одиночку с мензулой и кипрегелем было затруднительно. Будущие офицеры визировали характерные точки на местности, определяли расстояние до них по дальномеру, высчитывали по вертикальному углу и расстоянию превышение точки, прочерчивали на мензульном планшете линию и проставляли размер дальности. Выполненную работу принимали офицеры Генерального штаба. По её результатам выставлялись отметки. Михаил и Павел неизменно оценивались по высшему баллу, что учитывалось при распределении в воинские части.

После того как курс топографической съёмки завершился, камер-пажи старшего специального класса были направлены для ознакомления в воинские части, куда по получении приказа о присвоении офицерского звания им надлежало выпускаться.

В начале июля документы были получены.

– Михаил, куда тебя? – поинтересовался Павел, держа в руках свой листок.

– Кавалергардский Ея Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны полк, – слегка красуясь, произнёс Михаил. – А тебя?

– Лейб-гвардии Конный полк, – в тон товарищу ответил Павел.

– О! В одной дивизии будем служить! И даже в одной бригаде.

Михаил, конечно, знал о ходатайстве отца перед государем с просьбою определить его в Кавалергардский полк, в который принимались не только отпрыски древних и знатных родов, но и те, кто был способен оплачивать престижную и дорогостоящую службу.

Друзья познакомились с командованием и офицерами полков, с будущими сослуживцами. Весь август был насыщен марш-бросками, выездкой, конными атаками на условного неприятеля и джигитовкой, которую ввели для воспитания силы и ловкости, умения ориентироваться в сложной боевой обстановке и спасать свою жизнь и жизнь товарища. В джигитовке тренировались стрельба с коня и рубка, захват предметов с земли, подъём на коня пешего товарища и транспортировка раненого одним или двумя всадниками. Далеко не всем удавалось выполнять эти непростые упражнения.

В полдень двадцатого августа из Петербурга прискакал посыльный:

– Завтра парад! Будет присутствовать сам государь!

Камер-пажи засуетились и принялись взволнованно готовиться к этому ответственному мероприятию. Завтра они официально станут офицерами! Экстренно приводилась в порядок парадная форма, два месяца пролежавшая в ожидании важного дня.

Ровно в двенадцать часов в главный лагерь прибыли государь император с супругой и наследник – великий князь Алексей Николаевич. Подойдя к строю, государь принял рапорт директора корпуса и в сопровождении блестящей свиты прошёл перед застывшим по стойке смирно пажеским строем. Затем он произнёс речь, в которой коротко поздравил выпускников с окончанием обучения, и передал слово директору Пажеского корпуса, который напутствовал собравшихся:

– Не забывайте, что имена ваши принадлежат Пажескому корпусу! Каждый паж будет краснеть за вас или гордиться вами – в зависимости от ваших поступков! Желаю вам, чтобы последующие воспитанники нашего корпуса по прошествии многих лет с чувством благодарной гордости могли сказать, вспоминая вас: «И он был пажом».

Следом были зачитаны приказы о присвоении камер-пажам воинских званий с вручением погон. По традиции император вручил приказ своему пажу – Михаилу Комнину, императрица – своему, а военный министр всем остальным. Получая приказ из рук государя, Михаил внутренне собрался и, глядя императору в глаза, тихо произнёс вне устава:

– Служу царю и Отечеству!

– Спасибо, паж! – ответствовал государь.

Зазвучала команда:

– К церемониальному маршу…

Вынесли знамя корпуса.

После окончания парада, на котором выпускники продемонстрировали отличную строевую подготовку, государь обратился к молодым офицерам:

– Благодарю вас, господа, за службу, за вашу бескорыстную преданность, за ваше честное служение престолу и Родине! Я твёрдо уверен, что эти заветы, передаваемые из поколения в поколение, всегда будут живы в вашем сердце. Пример прежних пажеских поколений, многие потомки коих присутствуют здесь, убеждает меня в том, что и вы с тою же доблестью, столь же честно и верно будете служить вашему императору и дорогой нам Родине – нашей России! Желаю вам здравия на многие годы!

– Рады стараться, ваше императорское величество! – нестройно прокричали выпускники и грянули громовое «ура».

На следующий день в церкви при военном корпусе был произведён торжественный молебен. На прощание бывшим пажам выдали по пятьсот рублей подъёмных на пошив гвардейского обмундирования и первоначальное обустройство.