Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа
- -
- 100%
- +
© Ворон К., 2015
© ООО «Издательство АСТ», 1916
* * *Я узнала, что в России есть свои линии работы, ведущие начало от сибирских шаманов. Мне удалось познакомиться с одной из них. Интеллектуальная основа совершенно иная, чем у нас, но определенные пересечения удалось нащупать. Путь эргов, можно сказать, перпендикулярен пути нагвализма, но это не снижает их ценности. Насколько мне известно, представители эргархии более активно раскрыты в социуме, в отличие от нагвалей, сосредоточенных исключительно на внутренних процессах трансформации.
Дженни Рейноутер, психологСюжет держит в напряжении. Тот случай, когда хочется читать быстрее, чтобы узнать, чем все закончится. Даже если вы не любитель эзотерической литературы, книга будет интересна как необычный роман с интересным и неизбитым сюжетом.
Елена, СамараЯ в восторге от книги! Автору удивительным образом удается держать читателя в напряжении, а техники описаны так убедительно, что после ознакомления с каждой новой откладываешь книгу и приступаешь к практике.
Светлана, ВоронежНе так-то просто в наше время найти достойное произведение современного писателя. Это одно из них. Отдельное спасибо автору за слог – прекрасный русский язык, который не режет слух и заставляет перечитывать несколько раз каждое предложение в поисках смысла.
Ульяна, ЕкатеринбургПредисловие
С Константином Вороном мы познакомились в Киеве в первой половине 80-х. Он был в числе гостей, посещавших занятия в нашей группе «Н», где мы занимались психической саморегуляцией.
В группу эту я попал несколько странным способом.
Во время очередного медосмотра в университетской поликлинике (я учился на втором курсе филфака Киевского университета) мы разговорились с врачом Галиной Н., энергичной дамой средних лет в хорошей физической форме. Разговор плавно перетек на тему паранормальных способностей. Неожиданно Галина спросила: «А ты хотел бы заниматься в группе, которая реально развивает эти способности?» Ощутив захватывающую дух возможность окунуться в неизвестное, я тут же согласился.
Группа «Н» находилась под традиционной «крышей» паранаучных эзотерических группировок того времени – НТО радиоэлектроники и связи имени А. С. Попова. Задачей, поставленной перед группой, было освоение методик подготовки операторов сложных систем. Под эту задачу, как я позднее начал понимать, составлялись отчеты, направляемые в советские надзорные инстанции, и выделялось некое мизерное финансирование. Конкретнее, речь шла об оптимизации процессов распознавания малозаметных (околопороговых) сигналов и оперативного реагирования на них в системах человеко-машинных интерфейсов. Занятия, несмотря на столь узко сформулированные цели, включали элементы самого широкого спектра разнообразных систем: йоги, цигун, боевых искусств, энергетического массажа, танца и даже обучения живописи. Но основными были техники работы со вниманием: его концентрация на определенных объектах и распределение (деконцентрация) по всему полю восприятия.
Мы занимались в полуподвальном помещении жилого дома. Оно было оборудовано под ЖЭКовский клуб. При взгляде на плакаты на стенах становилось ясно, что замысел устроителей заключался в создании ячейки, в которой жильцы повышали бы уровень политической грамотности и глубже пропитывались ценностями социалистической культуры. Наверняка, устроители были бы шокированы, узнав, что подвал используется для повышения уровня грамотности парапсихологической.
Помещение находилось в центре города. Вела группу Галина. Название группы – «Н» – произошло, скорее всего, от первой буквы ее фамилии. Кроме Галины с нами постоянно работали еще несколько инструкторов.
Инструкторы приглашали на занятия людей, якобы обладавших способностями к тонкому восприятию подпороговых сигналов и воздействий. С приглашенными мы должны были проводить различного рода психические интеракции. Среди гостей был и Константин. Некоторым из них, Константину в том числе, разрешалось даже вести отдельные занятия. Для меня, советского студента, неожиданно выяснилось, что в обществе существует весьма широкий круг людей, на практике занимающихся тем, о чем я урывками читал в замусоленных эзотерических самиздатовских переводах книг, написанных индусами или англичанами в конце XIX – начале XX века. Сформировалось целое Движение.
Деятельность этих людей не оставалась незамеченной окружающими. Не понимая сути и порой немного побаиваясь участников Движения, им придумывали разнообразные прозвища. Звучали названия: эзотерики, психонавты, погруженцы, йоги, энергетики, маги. Наиболее массовый и всем известный термин экстрасенсы непосредственно по отношению к участникам Движения почему-то не использовался. Внутри самого Движения тоже не было единого мнения, как все это назвать. Кроме психической саморегуляции говорилось о практиках работы с энергией внимания. Применялись некоторые другие названия.
О том, что существовало еще одно тайное наименование для посвященных – Движение деев, или Эргархия, я узнал от Константина только много лет спустя.
Константин был лет на пять старше меня, давно участвовал в Движении и знал многих его видных участников, чем я похвастаться не мог. Нас сблизил, с одной стороны, интерес к экзотическим магическим практикам, а с другой – стремление сохранить рационально-скептическое отношение к наблюдаемым явлениям.
Ранней осенью 2009 года я в очередной раз приехал в Москву. В столице было запланировано несколько дел. Среди них – встреча с Константином.
Мы не виделись около двадцати лет, но время от времени обменивались письмами по электронной почте. В одном из них Константин написал, что ему срочно нужно со мной повидаться. Встречу назначили у Института русского языка Российской академии наук на Волхонке, где я числился сотрудником.
Мы встретились у дверей Института русского языка. С заговорщическим видом он сказал: «Отлично, что ты нашелся. Есть дело». И увлек меня в ближайшее кафе на Гоголевском бульваре, где я нередко сиживал с институтскими коллегами. Мы провели около часа, вспоминая общих знакомых и обсуждая ситуацию в Киеве. Напомню, в 2008–2009 годах Украину сотрясал экономический и политический кризис. Пусть и не чета нынешнему, но по тем временам он казался достаточно серьезным. Затем Константин заявил:
– Теперь к делу. Я пишу тайную историю Движения деев сквозь призму своего собственного пути. Ты должен помочь мне сохранить и опубликовать ее, когда придет время.
– Но почему я? Я давно прекратил занятия и сейчас ничем, кроме лингвистических экспертиз и переводов, не занимаюсь.
– Я не могу публиковаться под своим именем. Это очередная привязка к повседневности, а мне необходимо избегать их. Ты находишься у нас в запасе, и сейчас для тебя пришло время действовать.
Я недоуменно посмотрел на него. Он подтвердил:
– Да, да. Те, кто вступил на путь деев, в отставку не выходят. Разве что у них бывает длительный отпуск, как у тебя. То, что ты больше не показываешься в наших кругах, можно считать скорее преимуществом, чем недостатком.
Представление о себе как о бойце резервного отряда Движения деев мне, разумеется, льстило, но казалось бесконечно далеким от действительности. По поводу привязок мне тут же пришла в голову строка из песни Бориса Гребенщикова с описанием обряда чод: «Идет йогин на кладбище отсекать привязанности». Между тем Константин продолжал:
– И потом, ты большую часть времени живешь в Германии. У вас там спокойно. Ты сможешь без особых усилий сохранить рукописи и опубликовать их, когда придет время. Возможно, и с финансированием что-то организуешь. А со мной может произойти всякое.
«Ну вот, – подумал я. – Наконец прозвучали более здравые аргументы».
– А когда, ты считаешь, придет время?
– Я должен пройти этап Двойки, а весь мир при этом переползет из Единицы в Двойку. Тогда и опубликуешь.
– Что еще за Двойка и Единица?
– Наберись терпения. Прочтешь первую часть истории и поймешь. Сейчас я пускаться в объяснения не буду.
Я был заинтригован и согласился. Сказал Константину, что нам нужно держать связь по телефону и электронной почте. Если он передумает и решит опубликовать историю раньше самостоятельно, он должен мне сообщить. Он кивнул: «Разумеется».
В потоке повседневных дел я начал потихоньку забывать о нашей беседе. И тут, по прошествии шести лет, Константин позвонил мне и объявил: «Первая часть готова». Вскоре после этого по электронной почте пришел сам текст. Выполняя обещание, я его публикую.
Рукопись выходит в основном в авторской редакции. Это почти документальное повествование в жанре, который можно было бы в духе нынешних тенденций назвать аугментированной реальностью.
Книга представляет единственную в своем роде историю Движения деев, или Эргархии, – доселе толком неизвестного общественности синтетического направления в рамках широкой отечественной традиции саморазвития.
Глазами непосредственного участника событий читатель будет наблюдать становление личности практикующего и, вероятно, сможет самостоятельно сделать первые шаги по пути Эргархии.
Книга является путеводителем по чрезвычайно эффективным практикам Движения деев. При последовательном выполнении они приводят к полному раскрытию волевого потенциала личности, ломают привычную картину окружающего мира, а также позволяют с достаточной степенью свободы влиять на окружение и изменять его в нужном направлении.
Ценность повествования – не только в точной передаче атмосферы Движения Эргархии, но и в детальном описании методов и приемов работы. В нем могут найти для себя много полезного все, кто стремится заглянуть за известные грани собственной психики. Например, еще раз убедиться, что какие-то упражнения они выполняют правильно, а какие-то практики, возможно, ни к чему не ведут. Все же необходимо предупредить: полномасштабные занятия без опытного инструктора категорически не рекомендуются.
Повествование основано на реальных событиях. Еще живые участники событий смогут узнать себя: кто-то легко, кто-то не очень. При этом присвоенные Константином клички вместо имен и фамилий делают такое узнавание практически невозможным для тех, кто не участвовал в событиях.
Если кратко рассмотреть культурно-философские корни описываемого пути, то, наряду с очевидными параллелями с ритуалами славянского язычества (славяно-языческий привкус присутствует уже в самом названии «деи»), путем тольтеков, или нагуализмом, как он представлен у Карлоса Кастанеды и его «школы», а также с шаманскими практиками разных народов, напрашивается и менее очевидная параллель с тибетской йогой – традицией шести йог Наропы. Во второй из этих йог йогин также взращивает в себе особое иллюзорное тело – отдаленный аналог волевого существа у Константина, которое затем используется для трансформации.
Леон ИвановМюнхен – Москва, июль 2015 годаПролог
– Напиши обо всем, когда войдешь в Двойку, – сказал мне Инструктор.
Он уже находился в начале самого трудного периода Преобразования – Двойки. Я впервые видел его таким бледным и исхудавшим. Всего месяц назад созданное им Волевое Существо покинуло его тело и сознание. Это всегда драматично, если не трагично. После 12 лет периода Двойки оно либо вернется к нему – и для него наступят 8 лет Тройки, либо нет – и это будет означать, что он потерпел магическое и метафизическое поражение. У меня же начиналась Единица. Я был самоуверен и полон сил. Изменение груза при сохранении равновесия – так называлась наша беседа.
– Напиши, – повторил он, – сейчас весь мир переходит в Двойку, и нужно собрать все, что уцелело от Единицы. Потому все двоечники и пишут. И ты напишешь.
Он посмотрел мне в глаза:
– Для тебя Единица наступает сейчас. А когда войдешь в Двойку – напиши о Нуле. В Единице тебе будет скучно и смешно писать для уличных идиотов. А в Двойке ты снова станешь таким же, даже еще хуже. Ты вспомнишь все и начнешь жить воспоминаниями о Единице и предвкушением Тройки. Вот тогда и запишешь – тебе будет полезно просмотреть свой опыт снизу. Придешь через шесть лет, расскажешь о своей Ночной группе. Не ищи связи с остальными двоечниками. Если твоя Единица начнется правильно, все придет само собой, и я познакомлю тебя с Четверкой. А сейчас иди и работай.
– А как же Правило № 1 – «Знания Ночи никогда не передаются Днем»?
– Мир изменился. День высказал все, что мог. Теперь Ночь должна рассказать о себе. Пришло время перемен, которого мы ждали столетиями. Правила меняются. Это долгий процесс. Когда ночные знания превратятся в дневные, Ночь породит новые реальности. День единственен. Ночь бесконечна.
Потом, правда, выяснилось, что все гораздо сложнее. Время перемен коснулось и ночных групп. И оказалось для нас весьма драматичным. А для некоторых – трагичным.
И вот я в Двойке. И начал писать. Это очень больно – очутиться в Двойке после всего, что было в Единице. Там у меня была своя Ночная группа, и я знал о Единице все, что должен знать Дей нашей линии. Инструктор и люди Единицы называли идущих по пути воли Деями – действующими, в отличие от всех остальных – страдающих. А учение Деев получило название Эргархии. Это название очевидно стало своеобразной данью наукообразию, которому Деи нашей линии предавали столь большое значение.
Для понимания Единицы необходимо знать подготовительный этап – Нуль. О Нуле я и начал писать. Мне еще предстоит описать Единицу с позиции «уличного идиота», как любил говорить мой Инструктор.
– Двойка, – говорил мне Инструктор, – это либо пародия на Богооставленность, либо ее символическое отражение в мире деев. Отражение становится пародией в случае неудачи Преобразования. Двойка – это время неопределенности. Никто не знает, вернется ли к дею то Волевое Существо, которое он создал и вырастил за 12–16 лет Единицы. А это зависит от того, стало ли оно реальностью, или осталось лишь описанием. Различить их, находясь в Единице или Двойке, невозможно. Если Волевое Существо реально, оно возвращается и происходит Воссоединение. С этого момента начинается Тройка.
«Вступая в Единицу, мы делаем негарантированный выбор. Это страшный выбор, – говорил мой Инструктор. – Ты можешь потерять все, либо выиграть многое. Самое неприятное – ты не знаешь: реальность преподает тебе в Нуле Инструктор или описание. Когда узнаешь – будет поздно. Двенадцать лет Единицы пройдут напрасно, придется начинать все сначала».
Двадцать девять лет назад я сделал выбор. Мне повезло – Волевое Существо вернулось к моему Инструктору и, завершив Двойку, я смогу продолжить свой путь. Если мое Волевое Существо вернется ко мне. А узнаю об этом я только в 2021 году.
Я заявляю, что мое описание правдиво и точно. Я ничего не прибавил и думаю, что ничего не исказил. Я лишь заменил имена и фамилии кличками. Кроме того, я не указываю точной хронологии событий. Сделано это по требованию Инструктора.
– Свои узнают, а чужие пусть попотеют, – сказал он при нашей предпоследней встрече.
На самом деле для такой легкой маскировки есть свои причины. «Изменять Мир нужно правильно», – такой лозунг висел на стене у одного из моих учителей, Скандинава.
Часть 1
Глава 1
Дзен
Обычно воспоминания начинаются с обстоятельного рассказа о себе, семейном окружении и прочих неинтересных подробностей. Но моя книга – рассказ о пути Деев, или Эргархии, и потому я сообщу о себе лишь то немногое, что позволит понять, как я очутился в их мире, который со временем стал и моим.
Я родился в Москве в обычной интеллигентной семье. В тот год, когда начался мой путь в мир Деев, я учился в Московском государственном университете, на третьем курсе механико-математического факультета. Заканчивался июнь, летняя сессия была позади. Мне только что исполнился двадцать один год. На следующий день после этого события мама преподнесла мне сюрприз, не догадываясь, чем этот подарок обернется для ее сына.
– Люда и Гриша приглашают тебя недельки на две в гости, – сказала она, войдя в мою комнату.
Люда – моя тетя, мамина младшая сестра, а Гриша – ее муж. Они жили в Киеве. Гриша, человек буйный и веселый, часто бывал в Москве и обычно останавливался у нас. Он всегда привозил «Киевский торт» для мамы и пару бутылок «Перцовки» для отца, которые распивали в первый же вечер его приезда. Питие сопровождалось занимательными рассказами о киевской жизни. Как говорил Гриша – «из жизни поведенных ученых». Поведенных на магии и колдовстве.
Наверное, эти рассказы создали вокруг его родины какой-то особый магический ореол. Подобно тому, как многие иностранцы всерьез думают, что в Москве зимой медведи бродят по улицам, мне казалось, что на каждом перекрестке Киева можно увидеть ведьм, прилетевших на помеле прямо из Конотопа.
– Отвезешь это письмо в киевскую лабораторию биоэлектроники, – сказала мама и вручила мне пакет, – Гриша поможет ее разыскать.
Моя мама увлекалась Рерихами и биополями. Она посещала занятия в лаборатории биоэлектроники, которая располагалась в то время в Фурманном переулке. Это была общественная организация, возникшая по недосмотру тогдашних властей. Ее филиалы расползлись по всему Советскому Союзу. Те, кто там занимался, называли себя экстрасенсами. Мама приводила туда и меня.
Экстрасенсы щупали биополя, видели ауру, предсказывали болезни и тайком их лечили. Я тоже пробовал ощутить биополе. Надо сказать, что кое-что действительно получалось. Я чувствовал рукой край стола при закрытых глазах и даже видел свечение вокруг голов самых продвинутых экстрасенсов.
Одно только не удовлетворяло меня на Фурманном – там не было никакой тайны, не было ничего магического, ничего запредельного. Сухие наукообразные рассуждения о биополе, энергоинформационных полях и матрицах. Плюс Агни-йога. Мне же хотелось той сладкой жути, которой были пропитаны книги о тибетских ламах и африканских колдунах.
В то время моя голова напоминала мусорное ведро, заполненное объедками самых разных оккультных школ. Я побывал в нескольких группах, участвовал в экзотических сеансах медитации, но каждый раз уходил разочарованным.
Руководители школ оказывались или слащавыми проповедниками банальных истин, или сексуально озабоченными шарлатанами, которые стремились не столько передать своим ученикам древние знания, сколько затащить в постель наивных девочек. Впрочем, встречались и умные люди, хотя и зацикленные на идее своей богоизбранности. Больше всех мне импонировал Вар Авера, но вступать в его секту не хотелось из-за царившей среди его адептов атмосферы какой-то болезненной извращенности, демонстративной агрессивности и жестокости.
В лаборатории на Фурманном глухо враждовали между собой тайные группировки. В соперниках они видели ставленников темных сил, а к провинциальным лабораториям относились как к союзникам или противникам в борьбе за влияние в своей среде. Молодая киевская лаборатория считалась ветвью той группы, к которой принадлежала моя мама. К ее письму прилагалась схема прибора, позволявшего получить кирлиановские свечения – «изображения биополей». Какие-то тонкости в строении прибора позволяли определять «темные составляющие» свечений и тем самым разоблачать «агентов тьмы».
Кирлиановские свечения представляли собой странную загадку. Университетский курс физики позволял полностью объяснить механизмы свечения предметов в высокочастотном электромагнитном поле, из-за чего слова солидных обитателей Фурманного – профессоров и академиков – о «фотографиях ауры» вызывали у меня ехидную усмешку. Теперь-то я понимаю, что в их словах проступали пусть и беспомощные, но все же реальные попытки отразить войну, идущую на грани Дня и Ночи. Для них кирлиановские свечения были не физическим явлением, а тайным языком, на котором светлые и темные силы говорили с людьми.
В конце июня я вышел из поезда, прибывшего в Киев, не подозревая, что вскоре начнется приключение, которое изменит всю мою жизнь.
Тетя Люда жила в двадцати минутах езды от Вокзальной площади. Еще не было и восьми утра, как я успел позавтракать со своими родственниками. Гриша шутил над маминой «рерихнутостью», цитируя строчки из «Агни-йоги» о вреде резиновых тапочек. Впрочем, активистов лаборатории биоэлектроники он хорошо знал – киевских экстрасенсов приютили в одном из помещений института, где он работал.
– Ну, у нас эти ребята хотя бы Рерихами не страдают и послания Высшего Космического Разума по понедельникам не оглашают, – примирительно ворчал Гриша. – Все пытаются доказать, что у них там сплошная наука. Цветочки облучают, на культуры тканей в Институте генетики биополями действуют. Мути в голове тоже хватает, но протоколы ведут, статистику собирают. Делают вид, что ученые.
– Да ладно тебе, – возражала Люда, – твой начальник, и тот у них по вечерам пропадает.
Я не прислушивался к их вялой перебранке и решил избавиться от пакета в тот же день.
Почему-то все лаборатории экстрасенсов обитали в переулках. В Москве это был Фурманный, а в Киеве – Чеховский. Занятия, как и в Москве, проходили по вечерам.
В шесть часов я вошел в полуподвальное помещение и обнаружил там маленький кинозал с авиационными креслами, расставленными перед белым экраном. Сзади виднелось окошечко с кинопроектором.
Ко мне вышел невысокий плотный человек с черными усами, лет тридцати – тридцати пяти.
– У меня пакет из Москвы для Генерала (так в дальнейшем я буду называть этого человека из-за его явной связи со спецслужбами).
– Генерал будет завтра, – ответил усач, – но если хотите, можете отдать пакет руководителю занятий, он передаст.
Мы прошли в небольшую комнатушку. За столом сидел худощавый длинноволосый молодой человек. На вид ему не было и тридцати, но чувствовалось, что на самом деле значительно больше. На нем был белый халат, и я сразу дал ему кличку Доктор.
– Садитесь, – сказал он, – что новенького на Фурманном?
Я честно признался, что имею к лаборатории весьма отдаленное отношение.
– Если хотите, можете посмотреть на наши занятия, – явно из вежливости предложил Доктор.
Я хотел так же вежливо отказаться, но тут дверь открылась, и в комнату заглянула красивая смуглая девушка. Наши глаза встретились. И я ответил Доктору:
– Да, конечно.
Зал постепенно заполнялся людьми. В основном это были парни и женщины двадцати-тридцати лет, хотя встречались и сорока-пятидесятилетние. В Москве было иначе – там как раз преобладали дамы и мужчины солидного возраста.
Вошел Доктор. Все расселись по креслам и минут на десять погрузились в глубокое расслабление. Основную часть занятий вел Доктор, иногда его сменяла яркая блондинка с холодными и злыми глазами. Упражнения, которые они давали, напоминали московские – явно чувствовались заимствования. Новыми был только прием, сопровождавший «определение биополя» (будущим экстрасенсам предлагалось перевести внимание с предмета на края поля зрения), и название «ауры» – ее Доктор называл «иллюзией контрастных границ».
Мы сосредоточивали внимание на своих ладонях, сближая их и пытаясь ощутить упругость, тепло или покалывание. Это называлось «сенсорным шумом». Вообще, наукообразные термины были у киевлян в почете. Затем, переместив внимание на край поля зрения и проводя ладонями вдоль выставленных у стены растений с мясистыми листьями, определяли границы, на которых возникал такой же «сенсорный шум», как и в ладонях. Делали это сначала с открытыми, а потом – с закрытыми глазами. У меня уже был приличный опыт подобных занятий в Москве, и определить границы удавалось совсем неплохо.