Война Хаоса

© Борис Воронкевич, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Гора Ниаммиант. Окрестности. Только чуть расширенные зрачки, да нервное поглаживание рукоятки древнегерманского кинжала с серебряной розой выдавало волнение Кауриила. Стоящие рядом военачальники Хаоса молча вглядывались сквозь марево Туманов Калена на разворачивавшиеся в плотноматериальном Мире события. Сам Мир смертных оставался недоступным, можно было лишь по отражениям в ближайших подпланах Бытия наблюдать за происходящим. Все взгляды были прикованы к четверке адептов, стоящих спиной к спине по четырем сторонам света. Всего четверо… Четыре воплощенных разума, четыре дороги, встретившиеся на этом перекрестке Судьбы. Трое мужчин и одна девушка. «Не густо…» – обронил внешне невозмутимый Ланте. На придорожном валуне неподалеку, уставившись в одну точку, в боевом облачении валькирии сидела в своем неповторимом демоническом обличье сама фаворитка Королевского Дома – Эриос. Стоявшая рядом многоопытная Фортуна в белой тунике что-то шептала ей на ухо, но та не обращала никакого внимания. «Надо же было мне со всем этим связаться» – проносилось в ее сознании. «А еще радовалась, когда включили в элитную декурию демонов спецпроекта по работе с воплощенными разумами в плотноматериальных планах под кодовым названием «DAAD», – думала она. Теперь будущее проекта, как и ее висело на волоске. «Сколько у них осталось времени?», – поинтересовался у командира лучшего легиона Хаоса Пута Сатанахии военачальник песчаных Элей Дэв Аршем. «Где-то четыре дня по земному исчислению», ответил тот, не отрывая взгляда от сгустков Мрака, периодически закрывавших обзор.

«Строгадиум, строгадиум…» – беззвучно шевелились бесплотные губы Кауриила «Строгадиум?» – вскинул брови Ланте. «У жрецов Египта уходило на него не менее недели, адлантские справлялись быстрее, но где теперь эта Адлана?». – заметил он. Время тянулось с медленной невыносимостью. Сгустки Мрака начинали формирование вихря, который в конце концов должен извергнуть четверку адептов из плотноматериального мира в подпланы иеростралла. Плацдарм пока держался, но если канал оттуда не будет открыт, то хтонические отряды останутся на исходных позициях и опять потекут тысячелетия власти Мрака. В этот момент как бы невидимая волна пробежала по пространству, самый младший из адептов, вздрогнув, склонился и начал что-то чертить на песке. Неуверенные вначале движения становились все более точными. «Только не ошибись…» – одновременно проносилось в сознании демонов, андрогинов, богов и полубогов Хаоса. Когда адепт прочертил последнюю горизонтальную черту, Вселенная вздрогнула. Три объединенных знака Сатурна загорелись рубиновым огнем. Поток каметивного Света начал свое вращение, превращаясь в вертикальный столб ослепительного пламени и прорываясь на подпланы владений Хаоса. Адепт зашатался и опустился на одно колено, из ноздрей его хлынула кровь. Девушка наклонилась над ним, только старшие стояли совершенно невозмутимо. Ланте, не торопясь поднял правую руку в латной перчатке, серый жеребец под ним, всхрапнув, поднялся на дыбы. Рука резко опустилась вниз. Командиры отдавали короткие, злые и точные приказы. Легионы двинулись. Хаос пошел, и уже не было силы во Вселенной, способной его остановить…

Глава первая. Шахматы

Я белоснежный лист бумаги в реальности. Я идеален и ничем не замаран. Мой лик не имеет формы. Я ничто для люда, которого не ведаю, потому как не лицезрел; мгла над горизонтом, коей нет, ибо всё зримое различимо, невидимого же там, где люди пребывают, нет. Я незряч для вещественного мира. Я глух для величающих Меня как угодно, ибо нет имени тому, что лишено конфигурации. Я изъясняюсь иными словами, и со стороны Я – воздух, не содержащий кислорода. Мне безразличен мир, покуда Я совершенен. Я вне движений, ибо суматоха Мне чужда и Я вне суеты всякой. Я рождён исконно вне перемещений, вне Природы. И доколе Я такой, Я знаю всё, но знания Мне безразличны и потому нет предметов стремления для того, что совершенно.

Посему Я воззвал к Рисовальщику Вселенной с просьбой о том, чтобы дал Мне священное имя, дал объёмную форму и суету – весь тот багаж, который необходим человеку при жизни во плоти.

И вот Я в подлунном мире…

Series «Libri improbati»

(Серия «Отверженные книги»).

Liber 1. Pictor

(Книга 1. Рисовальщик).

Ландшафт, избранный Хозяином безмятежного царства для встречи со своим преданным псом Бейшеротом, мажорным назвать было трудно. Не было в нём решительно никакой помпы: торчащие то тут, то там приземистые растеньица, характерные для данного типа местности и отчего-то напоминавшие голову лысеющего немолодого уже цирюльника, к тому же неизвестно для кого цветущие своими дивными красками в этом позабытом всеми краю; редкие деревья, лишённые своих изумрудных нарядов, потемневшие и, кажется, впавшие в долгую спячку, из которой им вряд ли удастся выйти; небольшая по размерам лужайка, одиноко выделяющаяся из прочих кочек, укутанная продранными пологами блёклых, висящих у самой чёрной воды, туманов, заботливо окаймляющих её, поросшая влажным мхом, мокрой травой и обильно утыканная по краю сухим камышом – вот, собственно, и весь пейзаж. Болото, одним словом. Стойкий запах метана и слабо дымящие торфяники, сырой и, как следствие, прохладный воздух, тишина, лишь изредка прерываемая лопаньем газовых пузырей, достигших тинистой поверхности, да унылым кваканьем флегматичной жабы, доносящимся откуда-то издалека – всё перечисленное выдавало сквернейшее расположение духа у Владыки и этот, начавший уже перетекать в ночь, вечер, с его режущими глаза сумерками, всё только усугублял. Что до Хозяина, то он избрал довольно необычный, если не сказать экстравагантный, вариант проявления самого себя в зримом облике: тончайшей контурной тенью, вытянув вперёд ноги и немного подавши назад корпус, сидел он на воздухе, словно под ним находился стул с откидной спинкой, изображая ушедшего на вечный покой Господа, почившего от всех суетных дел в Седьмой День творения. Чёрт, мог себе позволить. Едва заметная глазу стороннего наблюдателя линия, исходящая от тыльной стороны силуэта, касалась тени, отбрасываемой кувшинкой, и смешивалась с ней.

«Мирно безумствует» – подумал неизвестно откуда взявшийся лохматый пёс непонятной породы с ушами зайца, широкой длинной шеей, туловищем буйвола, горбом, возвышающимся промеж лопаток, и львиными лапами заместо копыт.

– Едем, Маэстро? – живо поинтересовался он, приблизившись.

«Ни тебе „добрый вечер!“, ни проявленного интереса, мол, „как, ваше Влиятельство, поживаете?!“, ведь из мира Света не видно» – подумал Маэстро, как бы отвечая на мысли диковинного зверя, протяжно выдохнул, наклонился вперёд, поджав ноги и приопустив голову, всем своим видом и поведением выражая крайнее измождение, словно он страшно от чего-то устал.

– Мы никуда не едем – озадачивая верного стража, проговорил Хозяин.

– Почто звали? – настороженно поинтересовался Бейшерот, пытаясь доискаться до обоснованной причины, подвигшей Маэстро на его вызов.

– Присаживайся, расскажу. И будь так добр, смени ты этот наряд, не при грешниках же! – повысил голос Повелитель, который был явно не в себе, что и отображалось сейчас в чрезмерной вежливости последнего. – Живее! – рявкнула тень и эхо прокатилось по просторам бескрайних болот. Жаба ненадолго притихла. Неторопливый всего секунду назад Бейшерот в мгновение ока преобразился, сменив образ на человекоподобный: теперь перед Маэстро стоял мужчина в офицерском мундире, при шпаге и в надраенных до зеркального блеска сапогах.

– Может тебе ещё и свет подать? – сострила тень.

«Юморит» – Бейшерот присел на появившийся из ниоткуда стул и стал ждать, что скажет ему Его Сиятельство. – «Терпеть не могу всех этих длительных церемоний с перевоплощениями. Ими, разве что, время от времени можно насладиться, пугая, к примеру, впечатлительных невежд, не разбирающихся в символике внешностей, принимаемых демонами». Бейшерот не отличался сильным менталитетом и красноречивым словом. Ему, как ярчайшему представителю Пятого Неба мира Света, относящегося к сфере Жестокости и Справедливости, открыты были, скорее, пути Марса, нежели Меркурия. В силу этих причин он уяснил для себя очевидную истину – Хозяин хандрит, причём делает это весьма неуклюже, а заодно и то обстоятельство, что ему приличествует распространять своё настроение на оружающих.

– Тебе этого не понять, Беш, никогда, – произнёс Пан, не скрывая своей способности считывать мысли, – ведь ты личность. И как всякая личность, ты постоянно и неизменно ограничиваешься чем-то одним: одним ликом, одним мнением, одним желанием. Ты предсказуем!

Демон, приподняв одну бровь, словно игнорируя слова Мэтра, подумал: «Пусть выговорится Отец Отцов, всё одно не низложит, не разжалует в оруженосцы, не изгонит на ступени и, чего дурного, не произведёт в шуты».

– Вероятно ты прав, мой полководец, размышляя так. Личностям, подобным тебе, можно доверять. Вам ведомы границы ваших желаний, любое ваше действие направлено на достижение заведомо известной цели, правильны также все решения, принимаемые вами для преодоления противостоящих вам событий и встречающихся на вашем пути преград.

Пока тень высказывалась, перед мысленным взором Беша проплывали картины его собственных мыслей: где и кому из подчинённых ему командиров сейчас необходимо подкрепление в виде резервных полков, какие замки и города необходимо захватить, кому в срочном порядке надлежит объявить войну. Хозяин его не только утомлял, но и начинал бесить, говоря престранными параболами на абсолютно не интересующие его темы.

– Суета! – подытожил Маэстро размышления пса.

– С вами бесполезно спорить, Мэтр.

– Иначе поспорил бы? – поинтересовалась тень, посмеявшись словами вопроса.

Бейшерот, насупившись, глядел на своего Господина. Ему невыносимо надоели реплики Пана, равно как и вся их антимония, длившаяся, как ему казалось, уже целую вечность. Да ещё и это дурацкое болото…

– Полноте, я вовсе не хотел тебя обидеть. Прими мои извинения.

«Заглаживает вину – мелькнуло у Беша в голове. – Надеюсь, хотя бы сейчас он выразит своё намерение отправиться на войну».

– И как доказательство моего искреннего сожаления – продолжала тень – я предлагаю тебе партию в шахматы. – Тут перед ними возникла ручной работы клетчатая чёрно-белая доска с резными бесцветными фигурами поверх неё, повиснув в воздухе на уровне живота. – Предлагаю игру на равных, заметь, это условие обоюдовыгодное.

Глазки Беша сверкнули: «Что ж, партия обещает быть интересной, ежели, конечно, тот, кому правила не писаны, в самом деле исполнит своё обещание».

– И ещё, может поспорим? – предложил пари Хозяин.

«Этого ещё не хватало. Совсем ополоумел Владыка». – только и смог подумать Беш:

– Мне как солдату нечего вам, милорд, предложить. Всё безраздельно принадлежит вам – Земля, Небеса, Небеса Небес, Небеса превыше Небес, Небесная Твердь, Парокет, Пропасть, Хаос, Свет и сама Тьма.

– Так написано в ваших головах особыми чернилами – себе под нос пробубнил Пан, невольно озлобляясь на великое Построение. – Вот я и говорю: мне делать первый ход, как обычно. Бесцветные фигуры на доске окрасились в контрастные цвета. Наступил ход белых.

– Условились же играть по правилам. Слон не может походить через всё поле таким диким способом, игнорируя попутно все фигуры, а в довершение взять и съесть моего Ферзя!

– Даже если это шпион?.. Шучу я, шучу! – явно раздосадованный реакцией Беша, Мэтр вернул все фигуры на их законные места, после чего скомандовал пешке: Е2-Е4. Пешка, не посмев ослушаться, послушно передвинулась на указанную клетку. А тень, обращаясь к своему псу, продолжала: Тем самым я желал показать тебе, что правил на самом деле не существует, все они – лишь условности, произвольно выбранные для отсрочивания поражения одной из сторон и создания видимости честной игры. Тебе не любопытно, отчего я не объявил во всеуслышание о предмете спора и не сказал о призе?

– Свои мотивы, Церог.

– Ну бойся, бойся. Андрогин на твоём месте посмеялся бы, но я тебя не виню – каждому своё место, отведённое существующим положением дел. Как говорится, уши выше лба не вырастут! Но полагаю, что в твоём случае эта поговорка нагло лжёт – сказал Мэтр и залился громким, но непродолжительным смехом. – Не будучи осведомлённым о законах трансцендентного мира Света, какой-нибудь скончавшийся в мире физическом бедолага, выброшенный во владения дядюшки Пимы, не то что не поймёт как ему отныне проводить свою жизнь, а и наипростейших действий проделать будет не в силах, скажем, глаза открыть таким образом, дабы узреть хоть что-нибудь помимо тусклого Света. Вызывает сомнение и тот ещё факт, чтоб обычный смертный человечек, доведись ему даже увидеть всё то, что содержит в себе мир Света, смог бы полноценно оценить увиденное, как оценивает оное тот же андрогин.

Маэстро сорил фигурами, жертвовал пешки, а Бейшерот жадно и с азартом поглощал их, особо не вникая в слова Мастера. Всецело отдавшись игре, он уже предвкушал скорую победу над своим Хозяином.

– А известно ли тебе, что в мире материальном живут те, кто либо не может выжить в параллельном ему мире Света, либо скрывается на время от своих недоброжелателей?

Беша, казалось, вопрос не коснулся. Ничего более не замечая, он вымещал свою стихию в шахматной баталии, что велась в рамках игрового поля. Мэтру, как и следовало ожидать, очень скоро наскучило общение с личностью, везде и повсюду наблюдающей единственно военные действия и стремящейся всё если не уничтожить, то уж непременно захватить. Маэстро отметил для себя, что за время его отсутствия в мире Света никаких существенных и кардинальных перемен в демонской природе не произошло. Только он так помыслил, как раздался довольный голос пса:

– Вам мат, Маэстро!

– Поздравляю, этим и ограничимся. Признаться, ты ничего не заслужил, ибо решительно никуда не продвинулся, оставшись таким, каким я знаю тебя уже давно, следовательно, моих нотаций ты не уразумеешь. Свободен! – скомандовала тень, а пёс в тот же миг испарился, словно ожидая этого подарка и наконец получив его.

«Да, – мысленно констатировал Вечный Дух, – это вам не андрогин». И позвал к себе Тафнипока.

Следует заметить, что обыкновенно появление андрогинов сопровождается нешуточным изменением окружающей среды, ознаменованным их гиперактивной природой. Как следствие, им сопутствует шквальный ветер, громовые раскаты при молниях, вздымающиеся волны, песчаные или снежные бури, приличествующие типу местности и доминирующей черте в стихии существа. Но на сей раз ничему подобному случиться было не суждено. Хоть и славился Тафнипок грозным царём морей и несметных глубинных сокровищ обладателем, но шёл он, прежде всего, на ковёр, засим – в гости и уж только потом – на великосветские посиделки, посему – увы! – закипанию болот не суждено было сбыться. Андрогины выше всякого Света чтили законы мира Тьмы – единственного мира, способного проявить их суть во всей полноте, не умаляя их разнообразия.

Здесь уместно будет сказать несколько слов о местопребывании духов низших и высших: Наивысший пребывает вне всякой суеты, разумея весь примитивизм образов и форм, всю ту ограниченность, которая присуща миру Света; высший находится где пожелает, безо всяких ограничений; низший же – там, где единственно сможет выжить. Нужно учитывать также условия проявления: захочет ли существо высшего порядка ограничиться и принять форму, которой наделит его Свет, сообразно своим возможностям и требованиям. Посему каждый представитель Иерархии занимает строго отведённую ему нишу, не стремясь оказать помощь духам более слабым. Поскольку андрогины бесполы, ввиду своей завершённости, всевозможная суета низшего характера в них целенаправленно подчинена и упорядочена, то есть доведена до возможного совершенства, а потому бурлит иными страстьми, внешне никак не проявляясь, притом что каждый без исключения андрогин вправе выбирать, каким ему быть. Тафнипок, допустим, избрал, видя настроение Мастера, вид благообразный – запахнутое в римскую тогу светлокожее тело мужчины, на ногах сандалии, голову опоясывал медный обруч. Тёмные волосы постоянно терзались отсутствующим ветром. Сплошь чёрные глаза лучились глянцем, выдавая принадлежность их обладателя к миру Тьмы. Моложавое, с лёгкой иронией – реакцией на окружающее – лицо, как и само тело, находящегося в расцвете сил человека, горделивый подтянутый вид.

Не мешкая и предполагая, что стул предназначен для него, без особых церемоний, он, усевшись, откинулся назад и, прервав длительное молчание Владыки, полюбопытствовал:

– Кого-то ещё ждём? После этих слов он принялся сшибать шахматные фигурки, отвешивая каждой из них по хорошему щелбану, покуда места на доске не освободилось ровно столько, чтобы иметь возможность положить на неё правое предплечье. Покончив с последней, Тафнипок подался вперёд и уложил руку на доску. Так ему было гораздо удобнее.

«Условия создаёт – подумал Папа, довольствуясь приветствием. – Комфорта ищет». На потемневший небосклон медленно карабкалась Луна, бледный лик которой сравнительно легко угадывался сквозь толщу туч, скрывавших от взора начавшие уже проявляться звёзды.. В те редкие моменты, когда ночному светилу удавалось распространить свой приглушённый свет на стоячие воды, заболоченные бугорки земли, сухие деревья и пни, протянувшие свои искривлённые кисти навстречу небесам, в тумане появлялись и исчезали замысловатые тени. Окинув взором столь живописную картину, Мэтр произнёс:

– Разве что времени подстать попросить прийти артистов, уместных для этих декораций?.. Вокруг ни души, пора бы им появиться. Пок, сдержанно усмехнувшись, поинтересовался:

– И когда им суждено прибыть?

– Да прямо сейчас! Тут вдруг отовсюду поползли тощие вытянутые сизые тени, одетые, казалось, в длинные ниспадающие мантии серого цвета, с накинутыми на головы капюшонами.. Их лица выражали некую безотрадную фатальность. Подёргивающиеся, нечёткие и какие-то выцветшие они бесшумно заскользили по болоту, не передвигая ног. Временами кто-то из них тяжело вздыхал, а иные издавали сдавленные стоны. Понурые взгляды мутных глазниц призраков были пусты и бессмысленны, напоминая нынешнее состояние Владыки.

Тафнипок, подавляя смех, попытался выразить свою реакцию спокойно и пристойно, чтобы случайно не перебить творчество Мастера, решившего попробовать свои силы в жанре готики:

– Милые создания! Жаль только, что в нашей с вами реальности всё куда печальнее и откровеннее, чем вы это представили. Утрируете, шеф.

– Скорее мистифицирую, Пок. Мне, как и человеку, свойственно приукрашивать. Человеку же свойственно уставать от однообразия проявлений возможного, единственно возможным способом проявляемого. Мэтру было забавно наблюдать грустные портреты траурных персонажей, деланных по собственному желанию, по большей части хранящих молчание, бредущих в неизвестном направлении и не сдерживаемых никакими естественными препятствиями.

– Уж не о тверди ли ваши последние слова?

– О ней, голубушке, о ней… В последнее время я, признаться, мало о ней размышляю. Кто творил, тот пусть и голову ломает. Я ведь изначально был против, ну несостоятельно всё это. Ради развлечения, разве что, – понаблюдать, чем занимаются блохи.

– Хорошо они в действительности этого не умеют, в смысле, протаскивать себя сквозь всевозможные предметы… Конечно, Ссир, если не будет на то вашего волеизъявления.

– Отчего же нет?! Установим поблажки – месяц в году, время от и до, а то тыркаются во всё как бездомные. А ты против?

– Если они что-то заслужили, просветите. Мне представлялось иначе… Или я что-нибудь пропустил? – Пок изучающе посмотрел на коллекцию невыразительных чучел, стадно гулявших по округе. Ему вдруг подумалось, что они обладают коллективным интеллектом. От этой мысли он даже дёрнул головой. Ну не находил он в себе возможности как-то по-особенному, даже после всех улучшений Вседержителя, относиться к натурально мёртвым теням, давно изживших себя астроидей.

– Дальше Туманов не сгинут, параллельно тверди им самое место. Ну, сударь! Как часто нам выпадает время подумать о нищих духом, а именно – нами. И потом, когда б все души людей имели схожесть с отжившими свой век астроидеями – хотя бы! – меня, возможно, что-то в них и заинтересовало бы, ведь я не знаю, как это тогда выглядело бы. А так всё ясно и понятно: несведущ в царствах моих – получай, что заслужил. Нате и не морщите носик! Отчего вам ваше не нравится на метафизический лад? И поверь мне на слово, Пок, человеку грех жаловаться, он сам загнал себя жить в рамках души, предпочтя её моей стихии… Да, умел Батя расставить точки над «е» и «и», чтобы нечем было возразить. Не чета пресветлому Саве – каков сам, таковы и законы отданного ему в управление мира Света. Вот пример: По мере выхода из Тьмы на Свет форма проявляет и искажает первоначальный характер существа, тем самым всесторонне ограничивая его. Покидая Хаос, с сущностью происходит метаморфоза, умаляющая все его достоинства – Свет попросту обкрадывает входящего. Таким образом, если в Хаосе дух являлся всем и пребывал во Всём, то на Свету он становится единицей, выраженой сообразно набору его индивидуальных черт. В частности, темперамент и манеры поведения в обязательном порядке запечатлятся на внешнем облике, получив наименование сигнатур. Обратные явления происходят с покидающим Свет и вступающим во Тьму: по мере усвоения себя ей, дух всё более освобождается от необходимости образа, приобретает полноту познания составляющих Хаоса и растворяется в этой полноте безграничным пониманием Всего, оставаясь при этом индивидуумом. Итог напрашивается сам собой: Бог несовершенен, Свет ограничен и так будет всегда. Не устраивает – стремися к большему!

– Скукота, Пок… Но я чувствую, ты со мной не согласен – продолжил Темнодержец. Тафнипок небрежно закинул край тоги за плечо, обнажив мускулистые ноги, что было явным пренебрежением по отношению к этикету и заведённым традициям, откинулся назад, уложил подбородок на скрещенные пальцы рук и изобразил на лице умный вид. Бессмертный Кош от увиденного немного повеселел, хотя виду и не подал. Просидев так с минуту, андрогин заговорил:

– Мне, всё ж таки, хотелось бы побеседовать на тему начального построения миров, в связи с чем было бы интересно услышать твою точку зрения по данному вопросу, учитывая то простое обстоятельство, что именно ты доводишься и родоначальником Всему сотворённому, и единственным очевидцем тех незапамятных событий. Согласись, ведь мышление элементаля и демона диаметрально противоположно, в свою очередь, гермафродит на порядок превышает своим пониманием их обоих, но и его интеллектуальные способности ничтожны в сравнении с менталитетом андрогина. Неужто история элементарного духа аналогична истории демона и наоборот?

– Вау! – оживился в голосе Правитель, не шевельнув ни единой точкой своей контурной тени. – Ты, случаем, не переутомлялся в последнее время? Чувствуешь-то себя как? Может, над чем-нибудь работал интенсивно? Слишком интенсивно! В смысле, гиперактивно… Хм, что же до твоего вопроса, то отвечу – и да, и нет. Согласись, Пок, крайне неразумно предлагать элементалю историю устроения миров, начиная со ступеньки демонов. Вспомни, ведь стихийному духу демон не собрат и даже не побратим, а создатель! Не всех их, конечно, производят на свет бравые ребята, варианты появления существ низших бывают разные: от связи между самими элементалями, при освобождении информации из ментального поля демона или, скажем, как результат несерьёзного отношения некой сущности, развившейся до ступени Божества. Это каша Савы, пусть он её и разгребает. В случае утвердительного ответа элементаль просто ничего не поймёт, поскольку из истории демона явствует, что конечным результатом для него является никто иной, как он сам – демон. В этой истории чётко прорисовывается картина его возникновения, путь его развития в рамках его разумения и предлагается готовая методика достижения поставленных задач на демонский манер, поэтому я и сказал, что история, с одной стороны, верна… Он сделал паузу, чем-то восхищаясь в глубинах своего я, но чем именно, наблюдавший за ним андрогин сказать не мог – у Владыки отсутствовал образ. Единственное, что оставалось – порадоваться за него.

– Мда, прямо какая-то «Инструкция о том, как правильно быть демоном». Тоска зелёная – с грустью протянул Тафнипок, вовсю проникшись настроением Повелителя.

– Ну а отрицательный ответ – продолжил Маэстро, – наверное, в меру тех причин, что творилось всё не для того, чтобы докапываться впоследствии до верного понимания последовательного возникновения всего сущего, а чтобы скрасить суетой разнообразия мнений о сотворённом Построении бессмысленную саму по себе Иерархию планов и миров. Именно поэтому, мой дорогой Пок, о существовании единой точки зрения по интересующему тебя вопросу можно попросту забыть – её не было, нет и никогда не будет, так как этого в принципе невозможно добиться! В проявленном никогда не было смысла, ибо, повторяю, смысл мною в творимое не закладывался. Забавно, но всё сотворённое отчего-то страстно желает оправдать своё существование и не жалея сил и средств доказывает друг другу о своём первородстве, превосходстве или какой-никакой значимости. О каком вообще смысле может идти речь, когда всё, что может сообщить о себе любое без исключения существо, кого ни коснись, окажется вложенной мною в него информацией; а всё, что может сделать всякое такое существо, суть набор персональных возможностей, помещённых в него, опять же, мною. Познавать окружающий мир оно способно только установленными мною способами, равно как и взаимодействовать с ним ему приходится по заведённым мною правилам. Развиться оно, разумеется, может лишь настолько, насколько я установил в нём пределы его развития… Поразительно, но смысл появился, когда Единство стало дуальным: Тьма, в доказательство меньшей ограниченности в сравнении со Светом, получила его как противопоставление себе. С тех самых пор Adversa Contrariis Referunt! Отсюда же пошло умозаключение «всё познаётся в сравнении». Иначе говоря, от всемогущества Создателя мы неизбежно возвращаемся к идее о бесцельности его бытия! И мои последние слова идеально вписываются в универсальную магическую доктрину, которая безотказно работает с момента разобщения Целостности на ХАОС и Иерархию. Не так ли? Что касается моей обязанности – центрующий я и в этом наиглавнейший ключ. И покуда отсутствуют проявления более сильного мира, нежели Тьма, я Центром был, есть и буду. А вы – вы моя суета. И радость, и печаль, и утешение: от состояний мы все зависим. Тафнипок, разведя руки в стороны, опустил их со шлепком на колени: