Женька и миллион забот

– Вы что себе позволяете? У меня, между прочим, заказчики сидят, – он обвел всех убийственным взглядом, затем снова уставился на Женьку, она неловко сглотнула и повесила трубку на рычаг, так и не попрощавшись с Ниночкой. – Костырина, вы мне нужны, зайдите ко мне в кабинет.

Ну вот, подумала Женька, мне только неприятностей в последний день перед отпуском и не хватало. Она нервно улыбнулась.

– Одну минутку, Валерий Палыч.

– Никакой минуточки, немедленно, – прошипел он. – И захватите эскизы. Заказчик хочет посмотреть предварительные наброски, – он развернулся и зашагал по коридору обратно в свой кабинет.

Женька кинулась к столу, открыла верхний ящик и застыла: набросков здесь, конечно же, не было.

– Верунчик, где наброски?

– В шкафу. Я их туда убрала.

Женька в отчаянии чуть не застонала. Нет, ну почему, почему с ней всегда что-нибудь да приключается, почему даже сейчас она не может обойтись без неприятностей? Давно известно: если Верочка что-нибудь прятала, то наверняка и надолго. Хоть ОБХСС вызывай, чтобы с обыском приходили.

– Ты же все равно уезжаешь, – Верочка небрежно махнула рукой, – проект откладывался…

– Ты же знаешь, что у нашего Палыча семь пятниц на неделе. Теперь их что, с собаками и оперативниками из КГБ искать? Вот ведь подпольщица!

– Ну знаешь! – тут же возмутилась Верочка, переходя от обороны к наступлению по всем фронтам, – да ты мне еще спасибо должна сказать! Разбросала тут свои наброски по всем столам! Ступить некуда. А я, между прочим, позаботилась.

Женька сосредоточенно нахмурилась: что-то эта тирада ей сильно напоминала. Ах, да ладно. Сейчас не это главное.

– Девчонки! Быстро! Все на поиски набросков! – призвала она на помощь дружный коллектив.

– Вот пусть Верка и ищет, – заявила зловредная Раиса, снимая ломтик сыра с дверцы стоявшего у входа платяного шкафа, и демонстративно отправляя деликатес в рот.

– Да ты чо, чокнулась, что ли? Ты видала, какой Палыч сегодня злой? – накинулась на нее Татьянка. – Хочешь, чтобы он нам всем тут сейчас пендюлей понавешал?

– Лаворская, что за неприличности в культурном обществе! – поморщилась Верочка.

– Это кто это у нас тут культурный? – сразу с ехидцей поинтересовалась Татьяна, оборачиваясь и вперяя полный сарказма взгляд в оппонентку. Всем было известно, что Татьяна считала культурными только гуманитариев, а вот Верочку Господь не сподобил родиться с талантом. Она была заурядным бухгалтером.

– Девочки, девочки! – прикрикнула на них Валентина – большая, дородная, она напоминала баобаб, только мягкий и не в меру говорливый. – Давайте делом займемся. – Она подошла к шкафу и решительно распахнула его. И едва успела подставить руки под хлынувший сверху поток бумаги. Поток иссяк, только когда верхняя полка опустела. – Ну вот, половина проблемы решена, – невозмутимо прокомментировала Валентина, – отсюда и начнем…

Минут через десять Татьянке стало очень интересно, что же, собственно, они ищут. Она невинно поинтересовалась.

– Тебе же русским языком сказали: наброски! – вспылила Раиска.

– Ну да, ты, старательная, а кто их кроме Женьки и Веры видел? Я лично – нет. Я вообще представления не имею, как они выглядят.

Валентина с Лидочкой, для видимости разложив на полу какой-то эскиз, что-то тихонько обсуждали, в стороне от остальных.

– Вот я ей и говорю: мне такое платье не пойдет. Не мой стиль, не мой цвет. А она мне: тебе ничего не пойдет, на тебе любое платье, как на корове седло. Нет, ну ты представь! Хамка!

– Девчата, когда мы, наконец, за стол сядем? – с отчаянием в голосе воззвал Жорик. – Есть хочется.

– Вас, мужиков, легче убить, чем прокормить, – даже не обернувшись, заметила Татьяна, продолжая рыться в целой куче бумаг. – Троглодиты несчастные.

Снова зазвонил телефон. Она подскочила и схватила трубку.

– Здравствуйте, Костырину можно позвать? – поинтересовался гнусаво-обиженный женский голос.

– Она у начальника на совещании. Что передать? – Татьяна была не слишком вежлива, вот если бы это был приятный мужской баритон…

– Передайте, пожалуйста, что звонила Нина…

– А вот и она сама.

Женька влетела в комнату, как сумасшедшая:

– Девчата, ну, что-нибудь нашли?

– Пока ничего.

– О, Господи! – Женька в сердцах всплеснула руками.

– Женька, тебя к телефону, – Татьяна подмигнула. – Кажется, снова твоя подружка.

Женя со вздохом приложила трубку к уху.

– Ой, Женечка, нас, кажется, разъединили, а мне так надо с тобой посоветоваться, так надо… – с места в карьер затарахтела Ниночка. – А у меня здесь…

– Нинок, ты меня извини, ради бога, я очень занята. У нас здесь запарка. Давай я тебе немного позже перезвоню, ладно? Вот освобожусь… – и она положила трубку на рычаг. – Татьяна, дай-ка мне наброски, которые у тебя в руках… а то у нас тут заказчики сидят.

– На кой шут они тебе, это же совсем другое… – оторопела Татьяна.

– Да какая разница! Ты думаешь, они хоть что-нибудь понимают? – Женька закатила глаза и потрясла головой. – Уж больно ты высокого мнения о них, – она развернулась и направилась к двери, но в проеме неожиданно остановилась и через плечо бросила: – Да, кстати, если меня еще будут к телефону звать, скажи, что меня нет, была и вся вышла, понятно?

– Куда? – поинтересовалась Татьянка.

– На утруску и усушку! Угар и утечку! Девочки, ищите быстрее. Они там меня уже трясут, как грушу!

– Слушай, да скажи ты им, что ты с сегодняшнего дня в отпуске, – посоветовала Лидочка.

– Вот ты у нас секретарь, ты и скажи Палычу, он мне и так три раза отпуск откладывал, – огрызнулась Женька и снова убежала в кабинет начальника.

Мысленно она уже была в отпуске, и не знала бедная Женька и не ведала, что именно сейчас, когда, казалось, все неприятности остались позади, пара мелких происшествий заставит ее навсегда отказаться от поездки, да мало того, коренным образом изменит весь уклад ее такой однообразной и, прямо надо сказать, скучной жизни.

Дмитрию не работалось. Катастрофически. Не шел текст, да и только. Хоть бери пистолет и стреляйся. Финальная сцена, развязка романа, и на тебе – сидит уже часа два и тупо пялится в последнюю страницу: «Шалый быстро выглянул из-за угла старого ржавого контейнера, окидывая территорию заброшенного склада цепким профессиональным взглядом. Затем обернулся к Горбуну и лишь отрицательно покачал головой. Край контейнера запоздало взорвался ржавым крошевом. Тупит снайпер. То ли новичок, то ли отвлекся на секунду. Шалый перемигнулся с Горбуном.

– С водонапорки…

Горбун молча кивнул, взвесив на лопатообразной ладони последнюю гранату. Шалый только головой покачал, нет, мол, не добросишь. Горбун мотнул подбородком в сторону цистерны с бензином. А что, может получиться неплохой отвлекающий маневр…»

Стоп! Взгляд вернулся на несколько строк выше. Память услужливо подсказала, что эта «последняя граната» уже имела место быть. Писатель прошерстил текст, ну точно: вот она! Переделал. Вернулся к злополучной сцене… а сколько всего было гранат? Четыре? Снова пришлось перечитывать всю главу… Вот же мозготня!

Но дальше цистерны с бензином текст не шел. Дмитрий нервничал. Обещал сдать роман еще месяц назад, и вот все никак не может закончить. Последняя глава осталась. А ведь еще вычитывать. Правда, в последнее время у него появился новый бета-ридер под ником «Гога», за неделю текст вылизывает до идеальной гладкости, и когда только мужик успевает? Ведь наверняка своих дел навалом… Стилистику правит, вычищает баги, находит мелкие ляпы, да что там говорить: не бета-ридер, а настоящая находка. Уже два месяца по мылу интересуется, когда же автор, наконец, роман закончит и ему переправит. А автор сидит за компом, репу чешет, и в голове ни одной умной мысли. День за днем одно и то же. И хоть бы какой сдвиг в сознании!

Да, случается.

Дмитрий вздохнул, поднялся с вертящегося стула, взял кружку с остатками кофе и направился в кухню. А зачем? Есть не хотелось. Пить – тоже. В душе гнездилась какая-то непонятная тоска. Вчера из издательства интересовались, когда роман будет готов. Последний роман из трилогии. Понятно: у них свои планы. А он подводит. Дали ему еще месяц, но если не уложится… Авторов много, молодых и талантливых в особенности. Здоровая конкуренция заставляет людей шевелить не только пятой точкой, но и мозгами. А читатель – человек капризный и изменчивый, ему же никакого дела нет – творческий кризис у писателя или просто работа надоела. Ему хочется новых романчиков почитать. А не будешь стараться, не будешь печататься регулярно, забудут, и станешь ты никому не нужным. От одной мысли об этом Дмитрию стало еще тоскливей. Он задумчиво потер подбородок, колкая щетина царапала пальцы. Побриться бы.

И почему так получается? Начинаешь роман, ну всё, думаешь, вот теперь-то я точно напишу настоящий шедевр. А дойдешь до середины, и уже сюжет кажется избитым, и главный герой не такой, как хотелось бы, а к концу работы так вовсе потеряешь всякий интерес. Может, правы те, кто сразу несколько романов пишет? Надоел один, взялся за другой, всё какое-то разнообразие. Дмитрий так не умел. Мысли всегда концентрировались на чем-то одном. Все двадцать четыре часа в сутки.

Это только с точки зрения читателя писатель работает, лишь пока за компьютером или за машинкой сидит. А на самом деле, рабочий день писателя ненормированный. Иной раз ночью подскакиваешь мысли записать. А то и до утра сидишь: то текст поправить надо, то сцену переделать в очередной раз. Вот когда читатель пробегает по тексту взглядом и зачитывается книгой, забывая о времени, тогда, считай, писатель свою задачу выполнил. А если взгляд за каждую мелочь цепляется, если весь текст из предложений на страницу, и, дойдя до середины, мысль теряешь, вот тогда сразу ясно: писателю до читателя дела нет. Мастерство в легкости, когда внутренняя работа не замечается. Иной раз вылизываешь текст, вылизываешь, а потом отдаешь бета-ридеру, и тот незамыленным взглядом с маху находит такие ляпы, что ходишь потом от стыда красный, как свекла.

От досады Дмитрий поскреб затылок. Надо же какие «умные» мысли приходят в голову, когда работа не идет, хоть садись и пиши очередную статью. Но их Дима писал только когда впадал в депрессию. И раньше пессимизм еще можно было как-то оправдать. Жил с родителями, работал на заводе электриком, даже комнаты собственной не было. Печатал на машинке, родители шипели и ругались: «Зачем тебе эта дурь? Лучше бы женился. Лучше бы на вторую работу устроился! Лучше бы на даче грядки переполол…»

А теперь-то с чего депрессия? Ведь не все так плохо. Книги его раскупаются, издательство готово печатать, квартиру купил. Правда, маленькую, старую, но свою. Отдельную. Чего еще желать? Пиши себе в свое удовольствие… Так нет же! Грянул кризис, когда не ждали. Еще Эдик в Москву уехал. Эдик «подрабатывал» литературным агентом. Совсем недавно Дима закончил писать один весьма необычный роман. Не фантастику, не детектив и не триллер, и даже не мистику, а нечто среднее между мифологией и философским трактатом с трагической концовкой, хотя сам ненавидел такие вот драмы. Не было в романе ни веселья, ни жизнеутверждающего начала. Только мрачность да безысходность. И чего вдруг его потянуло написать такую вещь, Дмитрий и сам не мог сказать. Просто хотелось попробовать себя в каком-нибудь ином жанре. Вот и написал, забросив основную работу. А теперь ступор напал.

И главное: время потеряно, а еще неизвестно, возьмут роман в печать или нет. Тем более что подписался псевдонимом. И то, что роман понравился куче знакомых, вообще не показатель. Эх, был бы сейчас рядом Эдик, он бы наверняка нашел способ поднять настроение.

Дмитрий снова провел пальцами по трехдневной щетине: всё, раз работа не идет, надо отвлечься. Бреюсь, одеваюсь и еду в центр, прогуляюсь по набережной, попью кофейку в уже облюбованной забегаловке, и встряхнусь немного, а еще лучше – отправиться в тренажерный зал. А то пропустил последние три тренировки. Так, решено. Сначала в зал, потом гулять!

Эх, если бы только он мог видеть то, что недоступно обычному человеческому взгляду, он бы заметил развалившуюся на родимом диване незнакомую толстую голую тетку, державшую растопыренные веером карты.

– А я твоего короля шестеркой козырной!

– А у меня вот тебе, вот и еще раз – вот! – задорно кричал маленький старикашка, величиной с небольшую собачку, слюнявя пальцы и выдергивая карты из целого веера в руке. – На, держи!

– Ой, напугал! – толстая баба басовито хохотнула, обнажая белые ровные зубы. – А вот – видел! И еще на! – с таким же азартом выкрикивала она, отбиваясь.

– Слышь, – вдруг словно бы пришел в себя мужичок, – а может, ты того… подкинешь ему идейку-то! А то не ровен час…

– Тьфу! Тьфу! Тьфу! – баба постукала костяшками пальцев себе по голове. – Не каркай. Это еще успеется. Я и так на него пять лет подряд пахала, как папа Карло. Обойдется. Пусть помучается. Ему полезно.

Муза и домовой играли в карты, напрочь забыв о своих обязанностях.

Кирюшку одолевали два чувства: ликование по случаю успешно провернутой операции, и страх, что когда там, наверху, дознаются о том, какой фокус он выкинул, то в обязательном порядке применят к нему административные меры в полном соответствии с Кодексом Порядка. Мало того, что умышленно нанес материальный ущерб высокоментальной живой единице, так еще и раскаиваться не собирался. Кирюшка прислушался к внутренним чувствам. Раскаяния не обнаруживалось. АУ! Где ты? Нет его. Нет!

Наверное, плохой из него ангел индивидуального довольствования. АИД, он и в Африке АИД. Кирюшка вздохнул. Пока он сам был послушником, то Игнат – тоже ангел-хранитель, только с большим стажем работы, заставлял его по струнке ходить. В меру хвалил, в меру ругал. Однажды даже применил физическую коррекцию. Кирюшку невольно передернуло при этом воспоминании. Пять лет он трудился под неусыпным руководством. Вот уж истинно: неусыпным. Как известно, ангелам спать некогда, да и незачем. Сущность у них иная. А вот работы – выше крыши, что называется. Пашешь сутки напролет, и никакой тебе благодарности ни со стороны высшего руководства Верховной Канцелярии, ни от высших эгрегоров, а уж о самих патронируемых и говорить нечего. С ними всегда хлопот полон рот. Не люди, а настоящие ходячие катастрофы! Сами себе зла желают. Только про гадости и говорят! И ладно бы только говорили, а то ведь если к ним в мысли заглянуть! Мама дорогая! Чего там только не найдешь! Пакость на пакости, и пакостью погоняет.

Вот, например, встречаются три подружки, все такие милые, пушистые, беленькие, аж прямо дальше некуда – ну хоть ангельские крылышки к плечикам лепи. Воркуют втроем, голубушки. Друг другу комплименты отвешивают, обнимаются, целуются. А стоит одной уйти, и начинается:

– Ой, да на ней эта кофточка, как на корове седло!

– А прическа у нее – я у мамы вместо швабры!

– Она вот всё мужиком своим хвастается, а что он из себя представляет? Видала я его – маленький, плюгавенький, кривоногий и волосатый весь, как гамадрил. Так если бы ещё зарабатывал прилично, а то так – задницей к одному креслу приклеился и сидит уже лет десять, и все на дачу скопить не может…

Видели бы эти две дурочки, каких черных сущностей плодят! Самых-самых что ни на есть низших, безмозглых, безментальных, что называется, но уже злых и враждебных ко всему живому. И уж будьте покойны, рассорится эта красавица со своим плюгавым по какому-нибудь вздорному поводу, потому что сущности эти так просто жить на свете белом не могут. Им деятельность подавай – кипучую и плодотворную. А поскольку, раз появившись на свет, такая сущность уже сама собой пропасть не может, то этим же дурехам, которые просто так языками чесали, и аукнется. И начинаются у них сплошные неприятности: то начальник отругал, то ногу подвернула, то заболела, а бывает и того хуже – когда семья разваливается… а потом кричат: сглазили, сглазили! Кого наплодили, от того и страдаете. Этим безментальным ведь все равно, кому пакости делать, а питаются они исключительно отрицательными эманациями, потому как флуктуации от них для чернышей самые что ни есть аппетитные. Так бы эти черныши весь свет и заполонили, если бы ни работники среднего звена. Утилизируют низших, разматериализовывают, что называется. Работа сложная, кропотливая. Ее же – сущность – не просто отыскать, ее поймать требуется. Она же еще и извернуться норовит, локацию сменить, упрыгать в иное измерение, а то и вовсе окраску сменить. Но в бригадах по утилизации такие доки работают, не чета ангелам. Они свое дело на раз секут. Трудятся, не покладая… ну, будем говорить, рук. И ведь не справляются. Людей-то все больше становится.

Эх, жаль: человек не может видеть энергетическую материю. А то бы сразу сообразил, какую дрянь на свет произвел. Была бы его, Кирюшкина, воля, он бы так сделал, чтобы каждый мог углядеть.

Правда, надо отдать должное, не все такие уж плохие. Попадаются и приличные. Так только, слегка в корректировке нуждаются. Но даже с ними возни много. Ты ему подкидываешь, подкидываешь подсказки, а он, как бульдозер – прет вперед, ничего не разбирая. Ну, что твой слепой, только без палочки. И ведь разуй глаза-то! Куда прешь? Впереди стена! Лоб расшибешь! Нет, не видит! Ка-ак лбом навернется! Аж треск стоит… были бы мозги, получил бы сотрясение мозга. И хоть бы раз кто присмотрелся, прислушался. В народе это интуицией называют. Ну да, как же! Ангел во всю глотку орет, а они: интуиция!

Вот, например: собралась патронируемая в магазин на другом конце города. А он (ангел, в смысле) – раз! – и дождь зарядил с утра. В качестве предупреждения. Так нет – ноги в руки, и вперед. Прется, под дождем, по грязи. Он ей следующее предупреждение: машина по луже проехала, грязью с ног до головы окатила. Тут бы ей домой повернуть. Опять прет дальше. Ругается на чем свет стоит, но прет. На остановку придет, маршрутки, как назло, ни одной! И даже после этого ее не остановить! Ну, сдастся ангел, плюнет и руки опустит. И, правда – чего шебаршиться, коли в патронируемом этой самой «интуиции» – что кислороду в космическом пространстве. А потом эта патронируемая припрется в магазин, а там того, чего хотела, и нет вовсе. А если и было, то кончилось. Потом руками разводит, говорит: день неудачный. Да он бы удачным стал, коли бы ты глаза разула да ушки на макушке держала. Но и это полбеды, что называется.

Хуже, когда патронируемый только о плохом и думает. Увидел девушку: глаза косые, ноги кривые, попа толстая… Приятеля встретил: и улыбается он не так, и одет плохо, и беседу заводит не о том. Или, купил, к примеру, спальный гарнитур. Домой привез, и начинается: кровать недостаточно широкая, матрац не такой мягкий, как хотелось бы, в тумбочках места маловато… а вот у соседей какой гарнитур! Какие ковры! И серебра столового навалом! Вот бы мне! И начинает завидовать. Или: а почему это Ивана Ивановича Иванова назначили начальником отдела, а меня – нет? Чем я его хуже? Он же – форменный козел. Туп, глуп и блеет не по-нашему!

А как начинает патронируемый кому-то завидовать, тут, считай, дело пропало. Не вывезешь его из ямы никакими средствами.

Кирюшке еще повезло. Повезло во всех отношениях. Во-первых, на свет он появился сразу ангелом-хранителем, то есть со средней светлой ментальностью. Во-вторых, наставник ему попался толковый – Игнат. Где он теперь? Чьи-то грехи разгребает. В-третьих, послушником ему всего пять лет довелось побыть. Иные по сотни лет из послушничества выбраться не могут. Выездная Комиссия по ментализации, она ведь из таких спецов состоит, что еще не всякий даже заслуженный послушник освидетельствование пройти может. Десять шкур сдерут, пока статус повысят. В-четвертых, патронируемая у него легкая. Не злая, не завистливая, разумная, в меру талантливая, молодая… вот только аура у нее – что твой нимб у святого. Ей бы самой в эгрегоры. Но это, что называется, запрещено. Это только после распада материальной оболочки, а пока…

…пока Кирюшка мучился с ней несказанно. Он и в самом деле волок ее к счастливому ЗАВТРА. Но Женька упиралась, как могла. Формировала собственные события. Только Кирюшка сделает все, как надо, только вздумает отдохнуть да расслабиться, ан глядь! – снова все сикось-накось. Это напоминало ему войну с переменным успехом. Только покажется, будто победа не за горами, как тут же на тебе бронебойными по флангам!

К примеру, год назад, только он приглядел ей приличного парня с дуальной ментальностью, как эта дурында возьми и спишись со своей подружкой из Америки. Та ей и подсунула своего двоюродного братца. Теперь вот собралась в Америку ехать. А зачем? Только деньги зря протренькает. А счастья там никакого не найдет. Уж это-то Кирюшка точно знал. Да и не хотелось ему, если честно, тащиться туда. Это же сколько тысяч километров от родной локации! Уму непостижимо! Да и кто знает: отпустят ли его вместе с Женькой на место новой локации. Может статься, нет. А если так, то придется Кирюшке помахать лапой на прощание своей патронируемой, пустить в замызганный платочек скупую ангельскую соплю и утереться.

Он набрал полную грудь воздуха и выдохнул, подняв целый фонтанчик пыли. Сидел он на конторском шкафу, в котором хранились многочисленные проекты, и никто здесь, конечно же, не думал убирать. Вот и приходилось ему пылью дышать. Это еще хорошо, тут домовой покладистый, иногда порядок наводит, а то бы эти живые Веды (как вы уже сами поняли, это понятие от сокращенного «высокоментальная единица») фиг чего нашли в таком перманентном бедламе.

Кирюшка сверху вниз посмотрел на суетившихся женщин, которые уже готовились усесться за праздничный стол. Ничего, пусть веселятся, будет и на его улице праздник. А пока придется поработать.

За следующие два часа ему еще предстояло устроить увольнение Костыриной. Как там говорится в «Кодексе Порядка»? Запрещено наносить моральный, материальный, физический ущерб? А вот вам, видали? Кирюшка задорно показал пустому потолку кукиш. Надо будет, так еще и не то сделает. Кирюшка хмыкнул и мгновенно переместился, поменяв локацию. Потревоженная его пушистой попой пыль наконец успокоилась и улеглась на законное место – досматривать свои пыльные сны.