Полынок книга 2

В такт песни она ритмично затрясла плечами и пошла в круг пляшущих, её юбки разноцветным узором полетели вслед за ней. Следом за ней в круг выскочил цыган, кинул с головы высокую шапку, и такие коленца выдал вокруг Лали, весь трепеща! Они носились по кругу в каком – то бешеном ритме, толпа кружилась и вздыхала грудным стоном многоголосья. У Васьки мурашки поползли по спине. Его охватило какое – то неведомое ему до этого времени чувство. Он, ничего не понимая, стащил с себя поддёвку, кинул её на землю, выскочил в круг и начал плясать. Тело его стало гореть неистовым огнем неведомого танца. Он бил себя по ногам и груди, хлестал по щекам, подскакивал и с размаху падал на колени, вскакивал, крутился волчком в веренице поющих и пляшущих. Пот струился по его лицу, дыханье перехватило, он в изнеможении свалился на траву. Лежал, глубоко дыша , смотрел в тёмное бархатное небо, тело было свободным а душа наполнилась незнакомым чувством. Наплясавшись, цыгане угомонились, снова расселись возле костров, затянули тягучие песни. Слов Васька не понимал, но незнакомый язык щипал его за сердце, он начал плакать, уткнувшись в траву. Ему было стыдно за свои слёзы. Подошла Лали с кружкой чая, присела рядом, толкнула его в плечо.

– Эээ, красивый, что горе льёшь, веселись! Зачем слезы? Видишь: мы радуемся любви Марко и Донке! Счастье девке привалило, свадьбу летом гулять станем в теплых краях!

Васька спросил:

– А у тебя муж есть?

– А ты, кудрявый, жениться хочешь на мне? – захохотала, запрокидывая голову назад, обнажая красивые зубы. Затем закрыла лицо ладонями и покачала головой, – счастье моё в остроге: нашлись «добрые» люди, оговорили мужа моего, брата Донки, и ещё мужа вон той, что вино тебе подносила. Вот мы с табором и кочуем в этих местах. Но теперь барон решил увезти табор к тёплым местам: холод идёт, дети помёрзнут. Сердце моё печалится, но я не лью слёзы! Гуляй, пока сердце стучит – цыганская жизнь не сахар! Сегодня живы – радуемся, поём и пляшем!

К ним подошёл цыган с гитарой, подал Лали руку, она поднялась. Гитара в руках цыгана зазвенела обнаженным нервом. Лали глубоким бархатным голосом запела песню, наполненную любовью, тоской и страданиями. Женщина словно плыла по кругу, она то распахивала огромную шаль на себе, то заворачивалась в неё, то сбрасывала её один конец на землю, и шаль послушным темно – красным зверём ползла за ней, затем, снова в так песни, обвивала её тело! Последние слова песни цыгане подхватили все хором и прокричали, словно все были где – то в небытие. Васька сидел, очарованный её пением, и был уже не прочь остаться с ними навсегда, если бы они разрешили. Снова начались пляски в бешеном ритме, через время они угасали, следом шли песни – долгие, распевные, терзающие душу. От горячего кружки чая его разморило, он прилёг на облезлый грязный ковер возле костра. Народ понемногу угомонился, тихо собравшись кучками возле костров, переговариваясь. Он прислушивался к незнакомой речи, глядя в костёр, ловил сквозь прищур всполохи огня, незаметно уснул.