Женщина в скафандре. Освобождение души

Книга 1: Падение

Часть 1: Прежняя жизнь

Глава 1. Зеркало и Трещина

Солнечный зайчик, горячий и настырный, поймал ее в прицел прямо сквозь стреху окна в гостиной. Анна зажмурилась, отводя взгляд от ноутбука, где застыл чертеж нового бизнес-центра – строгие линии, стекло, бетон. Ее личный мир был выстроен так же четко: карьера архитектора, набирающая обороты, уютная квартира в историческом центре, пахнущая свежемолотым кофе и старой книжной пылью, и Максим. Просто Максим. Его присутствие ощущалось даже сейчас, когда он уже полчаса как уехал в офис, – оставленная на подлокотнике пиджака складка, легкий шлейф парфюма с нотками кожи и чего-то древесного.

Она потянулась, с наслаждением чувствуя, как приятно ноют мышцы после вчерашней пробежки. Ее взгляд упал на большое венецианское зеркало в позолоченной раме, доставшееся им от бабушки Максима. В его глубине отражалась она сама – тридцатилетняя женщина с еще студенческой легкостью в движениях. Темные, упрямые волосы, собранные в небрежный пучок, из которого уже выбились несколько прядей. Лицо без макияжа, с легким загаром и парой веснушек у переносицы, которые она всегда пыталась вывести. И глаза – серо-зеленые, живые, с легкой усмешкой в уголках. «Не дурна», – мысленно ухмыльнулась она, вспоминая вчерашний разговор с Ольгой.

Ольга. Мысль о подруге вызвала легкую рябь на спокойной поверхности ее дня. Вчера они снова спорили. Вернее, Ольга с пафосом рассказывала о новом «прорывном» проекте, а Анна слушала, подпирая подбородок рукой, и в конце концов не выдержала.

«Жить для соцсетей – все равно что строить дом из песка, Оль. Придет волна – и смоет».

«А твои чертежи останутся? – огрызнулась та. – Бетонные коробки? Это вечно?»

«Нет. Но они дают крышу над головой. Реальную».

Разговор зашел в тупик, как всегда. Анна вздохнула и собралась было углубиться в работу, как услышала скрип двери из прихожей. На пороге гостиной замерла Мария, ее младшая сестра.

Мария была ее полной противоположностью. Хрупкая, почти воздушная блондинка, она словно сошла со страниц романа XIX века – большие голубые глаза, всегда слегка влажные, как будто от незаслуженной обиды, и губы, сложенные в капризное бантиком. Сегодня на ней был шелковый халатик, явно из гардероба Анны, который сидел на ней чуть мешковато.

«Ань, не будет ли у тебя наличных?» – голос у Марии был тихий, виноватый, но в ее глазах читалась непоколебимая уверенность в своем праве спрашивать.

Анна отложила ноутбук. «Снова? А карта?»

«Там уже лимит… Я знаю, что это неудобно, но мне нужно заказать такси, съездить на одно собеседование. Очень перспективное!»

«Перспективное» – любимое слово Марии. За последние полгода, что она гостила у них, «перспективными» оказались места баристы, менеджера по продажам косметики и ассистента режиссера в клипе, который так и не сняли. Анна знала, что сестра просто ищет самый легкий путь, а их квартира с Максимом, который ее терпел, стала для нее удобным пристанищем.

«В ящике тумбочки, кошелек. Возьми, сколько надо», – Анна махнула рукой, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало раздражение.

Мария тут же просияла. «Спасибо, ты лучшая! Я тебе обязательно верну!» Она юркнула в спальню, а Анна снова взглянула в зеркало. Рядом с ее отражением, в его глубине, на стене за спиной, была едва заметная трещинка, идущая от потолка вниз. Старый дом. Максим все собирался ее зашпаклевать. Анна провела пальцем по экрану ноутбука, выводя его из спящего режима. Чертеж снова замер перед ней – четкий, логичный, предсказуемый мир, который она умела контролировать. Она не знала, что эта трещина на стене скоро станет для нее единственным окном в другой мир, а ее собственное отражение в зеркале – изображением незнакомки из прошлой, такой прочной и нерушимой жизни.

Глава 2. Хрупкая геометрия

Вечер натянулся над городом, как тонкий, пропитанный городским светом шелк. В квартире пахло жареной картошкой с грибами – Максим, вопреки всем их негласным договоренностям о здоровом питании, иногда баловал себя «студенческим ужином». Анна, свернувшись калачиком в углу дивана, наблюдала за ним. Он стоял у плиты, широкоплечий, собранный, в дорогих матово-черных брюках и простой белой футболке, которая идеально сидела на его атлетическом торсе. Рукава были закатаны, обнажая сильные предплечья с проступающими венами. Он ловко встряхивал сковороду, и облако ароматного пара на мгновение окутало его. Он был ее скалой, ее самой надежной точкой опоры в этом мире.

– Папаша наш, прямо, расцвел, – тихий, слегка слащавый голос Марии прозвучал с другого конца дивана.

Анна перевела взгляд на сестру. Та сидела, поджав под себя ноги, в одном из своих изящных комплектов – короткие шорты и обтягивающая топ нежного, пудрового цвета. Ее светлые волосы были уложены в идеально небрежную прическу, на лице – легкий, почти невесомый макияж, подчеркивающий голубизну глаз. Она выглядела как инсталляция «Идеальная девушка на отдыхе». В ее руке был смартфон, и большой палец машинально листал ленту.

– С чего это? – отозвался Максим, не оборачиваясь. В его голосе прозвучала усталая терпимость.

– Ну, я смотрю, ты и готовишь, и по дому все, и с Аней возишься, – Мария сделала маленькую паузу, чтобы ее слова обрели вес. – Просто я помню, каким ты был до… Ну, знаешь. Вечный дедлайн, вечные встречи. А сейчас… Домовитый какой.

Анна почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки. Фраза «возишься с Аней» прозвучала так, будто она была его хобби, коллекционной куклой или, того хуже, обузой. Она посмотрела на Максима, ожидая его реакции. Он лишь плечом пожал, сосредоточенно перекладывая картошку на тарелки.

– Жизнь меняется, Маш. И приоритеты тоже.

– Это я понимаю, – вздохнула Мария, переводя свой взгляд, томный и немного оценивающий, на Анну. – Просто ты у нас совсем зазвездилась, сестренка. Карьера, проекты… Хорошо, что хоть Макс тебя на землю опускает. Настоящий мужчина, он должен быть опорой, а не тенью.

Воздух в гостиной сгустился, стал вязким, как сироп. Анна медленно выпрямилась на диване. Она ненавидела эти пассивно-агрессивные выпады сестры. Мария всегда умела вставить ядовитое словцо, прикрытое маской заботы.

– Знаешь, Мария, – начала Анна, и ее голос прозвучал тише обычного, но в нем зазвенела сталь, – моя карьера – это не «звездность». Это моя работа. Та самая, что оплачивает половину счетов в этой квартире, включая твои бесконечные такси до «перспективных» собеседований. А Максим – не моя «опора» в том смысле, что он мне что-то должен. Он мой партнер. Мы – команда. И в нашей команде нет того, кто кого-то «опускает на землю».

Она не отводила взгляда от сестры. Та сначала попыталась выдержать его, ее кукольное личико сохраняло маску невинности, но потом губы ее дрогнули, и она опустила глаза на экран телефона, делая вид, что ее что-то заинтересовало.

– Я не это имела в виду… Ты все всегда так серьезно воспринимаешь, – пробормотала она.

Максим в это время расставлял тарелки на обеденном столе. Он подошел к дивану, его высокая фигура на мгновение отбросила тень на обеих женщин. Он наклонился к Анне, и его крупная, теплая ладонь легла ей на затылок, сильными пальцами помассировав напряженные мышцы шеи.

– Перестаньте, девочки, – сказал он спокойно, его бархатный бас, казалось, впитал в себя всю напряженность в комнате. – Аня, не кипятись. Маша, хватит провоцировать. Идите есть, пока картошка горячая.

Его прикосновение было, как всегда, исцеляющим. Напряжение внутри Анны стало понемногу рассеиваться. Она подняла на него глаза и встретила его взгляд – карие, глубокие глаза, в которых сейчас читалась усталость, но и бесконечная поддержка. Он понимал. Всегда понимал.

Она кивнула и встала с дивана, слегка встряхнув головой, словно отряхиваясь от неприятного разговора. Мария, с надутым видом, нехотя поплелась за ней к столу. Геометрия их вечера была нарушена. Треугольник, некогда прочный и равносторонний, дал трещину. Анна села за стол, глядя на золотистую, хрустящую картошку на своей тарелке. Она все еще чувствовала тепло ладони Максима на своей коже. Но где-то глубоко внутри, в самом укромном уголке ее сознания, впервые шевельнулся холодный, неприятный вопрос: а что, если эта хрупкая конструкция, которую она называла своей жизнью, не такая уж и прочная? Что, если однажды ее скала даст трещину? Она отогнала эту мысль, как назойливую муху. Сейчас был вечер, пахло вкусной едой, а ее муж сидел напротив и улыбался ей через стол своей особой, немного сдержанной улыбкой, которая была предназначена только для нее. Этого было достаточно. Пока что.

Глава 3. Искусство показухи

Субботнее утро застало Анну в ее любимом кафе «У Клемана». Заведение пряталось в арочном проеме старого дома, его стены были выложены потертым кирпичом, а в воздухе витал стойкий аромат свежеобжаренных зерен и слоеной выпечки. Анна заняла столик у окна, за которым копошился оживленный утренний рынок. Перед ней стоял латте в глиняной кружке, а рядом лежала папка с эскизами. Она с наслаждением делала пометки на полях, чувствуя, как творческая энергия наполняет ее после недели рутинных расчетов.

Этот маленький ритуал – суббота, кафе, эскизы – был ее личным святилищем. До того, как появилась Мария со своим вечным «можно я с тобой?».

Дверь кафе звякнула, впуская порцию уличного шума и Ольгу. Она вошла, как выходит на подиум – медленно, давая себя рассмотреть. На ней был струящийся плащ цвета пыльной розы, дорогие кожаные ботильоны на каблуке-шпильке и огромные солнечные очки, скрывающие половину лица. Она помахала Анне изящной рукой с безупречным маникюром и направилась к ее столику, по пути на ходу снимая плащ и оставляя его живописно висеть на спинке стула. Под плащом обнаружился ультрамодный костюм – короткий жакет и юбка-карандаш.

– Ну, привет, затворница! – голос Ольги звенел, как хрустальный колокольчик. Она присела, окинув взглядом Анну, ее простую белую рубашку и джинсы. – Все в своих чертежах? Мир снаружи совсем не интересует?

– Интересует, но выборочно, – улыбнулась Анна, откладывая карандаш. – Ты сияешь. Новый трофей?

– Трофей? – Ольга сделала глаза еще больше, изображая невинность. – Я просто живу, солнышко! Хожу на йогу, открываю для себя медитацию, вчера была на потрясающей выставке современного искусства… Федя водил.

«Федя» – это, судя по всему, был новый спутник. Федя сменил Сережу, а Сережа – Игоря. У Ольги была коллекция, но не мужчин, а их подарков и впечатлений, которые можно было выставить напоказ.

– И как искусство? – спросила Анна, отхлебывая латте.

– Гениально! Абсолютно эпатажно! – Ольга оживилась. – Представь, огромный зал, а в центре – груда ржавых гаек, и все это называется «Рождение Венеры в эпоху пост-индустриализма». Фотка просто огонь! – Она уже листала галерею на своем телефоне, чтобы продемонстрировать.

Анна смотрела на нее и думала, что Ольга и сама была произведением искусства – искусства жить напоказ. Каждый ее жест, каждое слово, каждый предмет гардероба были тщательно подобраны для создания идеальной картинки. Не было в ней ни одной трещинки, ни одной живой, неотполированной эмоции.

– А ты не задумывалась, Оль, – медленно начала Анна, вертя в пальцах карандаш, – что все это – йога, выставки, Феди – оно тебе надо? Или надо просто для ленты?

Ольга на мгновение замерла, ее идеальное лицо дрогнуло. Затем она снова надела маску легкой обиды.

– Вот всегда ты так! Всегда ищешь какую-то подоплеку. Не всем же, как тебе, наслаждаться скучными чертежами и сидеть вечерами с мужем у телевизора. Я познаю мир! Я ищу себя!

– Я не ищу подоплеку, – Анна положила карандаш и посмотрела на подругу прямо. – Я просто вижу, что ты не живешь, а играешь в жизнь. Как в сети – выставляешь напоказ только глянцевые моменты. А что там за кадром? Пустота?

– У тебя очень удобная позиция, – голос Ольги стал холоднее. – У тебя есть все: карьера, муж, уютное гнездышко. А у кого-то этого нет! И кто-то пытается наполнить свою жизнь яркими красками, а не серым бетоном, как ты!

– Мои «серые» бетонные коробки дают людям реальные стены над головой, Ольга. А твои «яркие краски» смываются первым же дождем. Федя сменится Васей, йога – боксом, а гениальная выставка – очередным модным флешмобом. И что останется? Папка с красивыми фотками?

Ольга резко встала, ее лицо горело. Она схватила свой плащ и сумочку.

– Знаешь, Аня, иногда твоя правда бывает очень утомительной. И очень… селянской. Позвони, когда перестанешь всех поучать.

Она развернулась и пошла к выходу, ее каблуки отчаянно стучали по каменному полу. Дверь снова звякнула.

Анна осталась сидеть одна. Она чувствовала себя виноватой. Может, и правда, слишком жестко? Но смотреть на эту вечную погоню за одобрением незнакомцев было невыносимо. Она вздохнула и посмотрела в окно. Там, на рынке, торговка с красными от ветра щеками заворачивала в газету пучок зелени для пожилой женщины. Было что-то невероятно настоящее, осязаемое в этой сцене. Просто жизнь, без фильтров и хэштегов.

Она допила остывший кофе и снова взялась за карандаш. Но линии на бумаге уже не хотели складываться в четкие формы. Ее собственная жизнь, такая прочная и выстроенная, вдруг показалась ей слишком хрупкой. Потому что ее держали на плаву реальные, а не показные вещи – любовь Максима, ее работа, вот это кафе. А что держало на плаву Ольгу? Один лишь ветер. И Анна вдруг почувствовала не злость, а щемящую жалость. Быть вечным актером в собственном спектакле – какая это изматывающая работа.

Глава 4. Коктейль с привкусом свободы

Вечер пятницы гудел в жилах города лихорадочным, пульсирующим током. Анна стояла перед зеркалом в своей спальне, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Вместо привычных удобных джинсов и рубашки на ней было короткое черное платье, которое она не надевала со времен корпоратива два года назад. Оно сидело чуть теснее, чем раньше.

– Ну что, готова окунуться в настоящую жизнь? – раздался голос Ольги из гостиной.

Она вошла в спальню, и Анна ахнула. Ольга была воплощением ночного гламура – платье с опасным декольте, переливающееся, как крыло жука, туфли на невероятной шпильке, делающие ее ноги бесконечными. Ее волосы были уложены в идеальные волны, а макияж подчеркивал скулы и губы. Рядом с ней Анна чувствовала себя серой мышкой, переодетой на карнавал.

– Я выгляжу нелепо, – констатировала Анна, пытаясь оттянуть подол платья.

– Ты выглядишь потрясающе! – возразила Ольга, подходя и поправляя на ней прядь волос. – Перестань быть архитектором. Сегодня вечером ты просто женщина. Без планов, без чертежей. Только музыка, коктейли и приключения.

Последнее слово она произнесла с таким сладостным заговорщическим видом, что у Анны екнуло внутри. «Приключения» в понимании Ольги редко заканчивались чем-то хорошим.

Мария, наблюдавшая за сборками с порога, фыркнула:

– Да, развейся, сестренка. А то вся в работе закисла. Только смотри, наш домовитый Максим не расстроился.

Анна проигнорировала колкость. Максим, узнав о ее планах, лишь улыбнулся своей спокойной улыбкой и сказал: «Тебе правда не помешает развеяться. Только чтоб к трем ночи Золушка была дома». Его доверие было как теплый плед – уютно и немного давило грузом ответственности.

Клуб «Афродита» оказался местом, где вкус был принесен в жертву роскоши. Все было из бархата, хрома и зеркал, отражавших бесконечные версии одних и тех же людей. Музыка била в уши тяжелым, монотонным битом, а воздух был густым от смеси дорогих духов, пота и алкоголя.

Ольга, как рыба в воде, повела ее к бару, где уже сидели двое мужчин. Один – высокий, с загорелым, но пустым лицом спортивного типа, в дорогой, но безвкусной рубашке с расстегнутыми пуговицами. Второй – постарше, с внимательными, бегающими глазами и слишком белыми зубами.

– Анна, это Артем и Виктор, – прокричала Ольга ей на ухо. – Парни, это Аня, моя лучшая подруга, гениальный архитектор!

– Архитектор? Серьезно? – Артем (спортивный) оценивающе посмотрел на нее. – Значит, любишь все твердое и устойчивое?

Анна насильственно улыбнулась. Виктор (со зубами) жестом подозвал бармена.

– Дамы, что будете пить? За мой счет, конечно. Не каждый день встречаешь таких одухотворенных.

Ольга тут же заказала какой-то сложный коктейль в бокале с сахарным ободком. Анна, чувствуя себя не в своей тарелке, попросила просто джин-тоник. Коктейли прибыли. И еще одни. И еще. Парни были щедры и настойчивы. Артем пытался рассказывать байки о своих бизнес-подвигах, а Виктор сыпал плоскими комплиментами, его взгляд постоянно скользил по ее декольте.

Анна пила, чувствуя, как алкоголь разжигает внутри легкую, приятную теплоту, но не может заглушить растущее чувство фальши. Ее мозг, привыкший анализировать, выдавал неутешительные вердикты: «Натуральный лак. Дорогой, но безвкусный. Поза неестественна. Взгляд пустой». Она ловила на себе восхищенные взгляды других мужчин и понимала, что это восхищение не ей, а тому образу, в который ее загримировали платье и алкоголь.

– Ну как? – прошептала Ольга, подходя к ней в туалетной комнате, где они ненадолго укрылись от грохота. – Артем от тебя без ума! Говорит, ты не такая, как все.

– Я и правда не такая, как все, – с горьковатой усмешкой ответила Анна, глядя на свое отражение в зеркале. – У них у всех здесь одна цель. А у меня… А какая у меня цель, Оль? Напиться с незнакомцами? Почувствовать себя желанной? Я и так это чувствую с Максом. Только без этой дешевки.

– Боже, да расслабься ты! – Ольга зло поправила помаду. – Просто получи удовольствие! Ты же свободная женщина!

Свободная. Анна смотрела на блестящие глаза подруги, на ее возбужденное лицо. Это была не свобода. Это была иллюзия свободы, купленная за несколько коктейлей. Настоящая свобода была там, в их тихой квартире, где она могла быть собой – в растянутом свитере и с папкой эскизов.

Вернувшись к бару, она поняла, что не может больше. Воздух клуба стал давить на нее, музыка – бить по вискам. Артем попытался обнять ее за талию, и ее тело напряглось, как струна.

– Знаешь, я плохо себя чувствую, – сказала она Ольге, отстраняясь от мужчины. – Мне надо идти.

– Что? Ты серьезно? Все только начинается!

– Для меня уже закончилось, – Анна взяла свою сумочку. – Извини.

Она видела, как лицо Ольги исказилось разочарованием и злостью. «Опять все испортила», – прочитала она на нем. Не прощаясь с мужчинами, которые смотрели на нее с глупым недоумением, Анна пробилась сквозь толпу к выходу.

Дверь клуба захлопнулась за ней, отсекая какофонию. Она очутилась в прохладной, почти безлюдной ночи. Глубоко вздохнув, она почувствовала, как легкие наполняются свежим, холодным воздухом. Свобода. Вот она. Не в шуме и чужих взглядах, а в этой тишине, в возможности пойти домой, к своему мужу, к своей жизни. Она достала телефон, чтобы вызвать такси, и улыбнулась. Вечер не был провалом. Он был важным уроком. Она узнала, что ее «скучная» жизнь – это именно то, чего она хочет. И это знание стоило дюжины коктейлей.

Часть 2: Удар

Глава 5. Каменное заклятье

Ночь, только что бывшая душной и густой в подступах к клубу, на задних улочках резко похолодела и выцвела. Фонари стояли редкие, отбрасывая на брусчатку жидкие, дрожащие островки света, за которыми начинались провалы в абсолютную черноту. Воздух пах влажным камнем, пылью и едва уловимым, затхлым духом реки. Анна, выйдя из такси на полпути, чтобы пройтись и остыть, теперь жалела об этом. Эйфория от побега сменилась трезвой, неприятной зябкостью. Каблуки отчаянно стучали по булыжнику, и этот стук, гулко отдававшийся в глухих стенах складов, казался единственным звуком во всем мире.

Она достала телефон, чтобы написать Максиму, что скоро будет, но в кармане платья не нашла его. С ужасом вспомнила – она клала его на стойку бара, когда заказывала последний, недопитый коктейль. Оставить его там, рядом с этими мужчинами… Холодок под кожей стал ощутимее. Она ускорила шаг, нащупывая в сумочке ключи. Еще пара поворотов – и она выйдет на свою, хорошо освещенную улицу.

Шаги позади себя она услышала не сразу – ее собственные каблуки заглушали все. Но когда она на секунду замерла, чтобы перевести дух, они не смолкли. Тяжелые, мужские, ритмичные. Кто-то шел за ней. И догонял.

Анна инстинктивно прибавила шагу. Шаги сзади тоже участились. Сердце заколотилось где-то в горле, перекрывая дыхание. Она рискнула оглянуться. В полумраке, метрах в десяти, шел тот самый Артем, спортивного вида. Он не кричал, не звал ее. Он просто преследовал, и в его молчаливой целеустремленности было что-то животное, от чего кровь стыла в жилах.

– Отстань! – крикнула она, и ее голос, сорвавшийся на высокой ноте, пропал в гулком переулке.

Он не ответил. Только ускорился еще. Она побежала. Проклятые каблуки подворачивались, платье цеплялось за ноги. Она слышала его тяжелое дыхание все ближе. Вот он уже почти рядом, его тень настигла ее, легла на землю перед ней.

Сильная рука сдавила ее плечо, грубо развернула.

– Куда так быстро, архитектор? – его дыхание пахло дорогим виски и чем-то кислым. Лицо в полумраке казалось чужим, искаженным низменной страстью. – Мы же только начали знакомиться…

– Я сказала, отстань! – попыталась вырваться Анна, но его хватка была железной.

– Не будь зазнайкой. Такая одинокая… красивая… – его другая рука скользнула по ее бедру. – Давай продолжим в более уютной обстановке.

Ужас, острый и физический, ударил в голову. Она поняла, что это не флирт, не попытка познакомиться. Это было нечто гораздо более древнее и страшное. Ее тело среагировало раньше сознания. Резким, отточенным на тренировках движением она всадила колено ему в пах.

Артем с выдохом, похожим на стон, отпустил ее и согнулся. Анна, не думая, рванула прочь. Адреналин заливал ее тело свинцом, ноги стали ватными. Она бежала, не видя дороги, слыша за спиной его хриплое, полное ярости ругательство.

«Добегу… Сейчас выбегу на улицу… Люди… Машины…»

Но он настиг ее снова. На этот раз не сзади, а сбоку, вынырнув из темноты подворотни. Его лицо было багровым от злости и боли.

– Сучка! – прошипел он.

И в его руке что-то блеснуло. Что-то тяжелое и тупое. Не успев даже вскрикнуть, она увидела короткий замах. Мир взорвался ослепительной, алой вспышкой где-то в виске. Удар был оглушительным, не столько болезненным, сколько невероятно громким, как будто внутри ее черепа разорвалась бомба.

Она не почувствовала падения. Ощущение было таким, будто мир резко перевернулся, и небо с землей поменялись местами. Она лежала на холодной, шершавой брусчатке, щекой прижавшись к мокрому камню. В ушах стоял оглушительный звон, а перед глазами плясали черные и багровые пятна. Она видела его ноги – дорогие ботинки на полированной подошве. Они приблизились, постояли над ней. Пнули ее в бок, проверяя. Она не почувствовала боли, только глухой толчок.

Потом он наклонился. Его лицо, расплывчатое, как в дурном сне, появилось в ее поле зрения. Он что-то сказал, но она не разобрала слов – только шевелящиеся губы и ненависть в глазах. Потом он выпрямился, и его шаги затихли в ночи.

Она лежала. Не могла пошевелиться, не могла крикнуть. Мысли текли с чудовищной, ледяной ясностью. «Я жива. Я все вижу. Я все слышу. Я не могу двигаться. Почему я не могу двигаться?»

Она видела трещину в камне прямо перед своими глазами. Видела отражение далекого фонаря в лужице. Слышала, как где-то далеко завыла сирена. Ее сознание, ясное и острое, было заперто внутри неподвижного тела. Оно билось в этой темной, безмолвной темнице, как мотылек, попавший в банку.

«Максим…» – подумала она, и мысль о нем была такой же реальной и острой, как камень под щекой.

Потом из темноты вынырнули другие ноги – в стоптанных кроссовках. Женский испуганный голос: «Ой, Боже мой! Девушка! Вы живы? Кто-то, вызывайте скорую!»

Анна видела склонившееся над ней испуганное лицо незнакомки. Видела, как вокруг начали собираться другие тени. Но она не могла им ничего сказать. Не могла даже моргнуть. Она могла только смотреть. Смотреть и думать. Последней осознанной мыслью, прежде чем сознание начало уплывать в темноту, было: «Я здесь. Я все еще здесь. Не уходите…» Но мир уже расплывался, звуки становились далекими, как из-под толщи воды. И наступала тишина.

Глава 6. Предвестники тишины

Первым к Анне пришло обоняние. Резкий, тошнотворно-сладкий запах дезинфекции, въевшийся в пластик, бетон и человеческое горе. Он висел в воздухе, не смешиваясь ни с чем, отдельным, невыносимым слоем. Потом вернулся слух – приглушенные шаги за стеной, металлический лязг каталога, дальний, прерывистый плач. И наконец, осязание – тупая, разлитая по всему телу тяжесть, будто ее залили свинцом, и острая, сверлящая боль в виске, пульсирующая в такт замедленному, гулкому стуку в ушах.