Энергия древней планеты

– Добрый день, Марк, – сухо сказал Ильин, заходя на капитанский помост и садясь в свое кресло.

– Рад приветствовать, шкипер, – отозвался Алай. – здравствуйте, Прия.

Прия чуть надменно улыбнулась ему и, почему-то, избегая смотреть в глаза Ильину, изящно устроилась в своем кресле – по левую руку от капитана.

Ильин положил руку на сенсорный джойстик на правом подлокотнике, и сразу же почувствовал, как искусственный интеллект корабля начал сонастройку с его нервной системой. Теперь стоило только отдать мысленный приказ, сопровождая его нажатием на рычаг джойстика – и любая команда будет мгновенно воспринята.

– Пилоты, доложите готовность, – неожиданно резким тоном сказал он, глядя на стоящую перед ним троицу в ментошлемах.

Старший пилот ступил на шаг вперед к капитану и еще раз слегка поклонился.

– Капитан, я Александр Хат, старший пилот. Штурманы-ассистенты Оно Нгуен (он кивнул на стройную, но мускулистую женщину-азиатку) и Сергей Толстых (кивок на третьего пилота – беловолосого, совсем юного на вид парня) синхронизацию прошли в полном объеме. Системы корабля в полном порядке. Энергия двигателей стопроцентная. К взлету готовы по вашей команде.

– Расчетное время в пути до Седны? – спросил Ильин, хотя и сам знал ответ.

– Должны прибыть туда через двое суток после взлета, – тотчас же ответил Хат. И добавил, слегка пожав плечами и едва заметно улыбнувшись – На планетарном режиме. Согласно уставу Системы, “Агамемнон” не может идти на полном тахионном потоке в обитаемой зоне. Слишком мощная отдача…

– Вы что, думали, что я не знаю этот устав? – отозвался Ильин, тоже слегка ухмыльнувшись.

– Нет, капитан, я знаю, что вы профи. Я сообщил для ведома гражданских Кураторов.

Ильин неопределенно хмыкнул и, отведя взгляд от пилотов, обвел палубу взглядом.

По периметру круглого помещения через равные промежутки друг от друга стояли навытяжку андроиды в серо-синих комбинезонах с эмблемами “Пламени” и порядковым номером на груди. Каждый имел уникальные черты лица (чтобы было проще их различать), но, тем не менее, все они казались копией одной и той же детской куклы. Ильин всегда недолюбливал разумных андроидов – за их чрезмерную предупредительность и своеобразный “искусственный” юмор – и теперь ему казалось, что здесь, на мостике, их слишком уж много.

“И двоих хватит”, – подумал он. – “Как выйдем из Системы, отправлю двух лишних куда-нибудь к реактору”.

– Мы взлетать-то будем? – неожиданно спросила Прия, повернув голову к капитану.

Он холодно посмотрел на нее, и она слегка смутилась, потупила взгляд. Ильину ничего даже не понадобилось говорить – годы капитанского опыта позволяли выражать некоторые понятия и без слов. “Престиж руководителя должен быть уважаем, даже если ты дочь владельца этого корабля. Когда я сижу в этом кресле, не должно быть никаких сомнений в авторитете капитана”.

“Как-то не очень доброжелательно все начинается”, – с неожиданной грустью подумал Ильин. – “Надеюсь, до Седны удастся немного развеять этот пафосно-отчужденный дух”.

Он сжал мнемоджойстик и заставил себя сосредоточиться на мыслях об управлении.

– Активировать обзорные камеры! Контроль безопасности на стартовой площадке! Проверка стартовых держателей!

На гигантском экране тут же показалось поле космодрома, на котором уже не было провожающих – только роботы-тягачи с огнеупорными корпусами. В отдалении были видны сигнальные маяки космопорта Весты – они мерцали оранжевым, что означало “ сверхкрупный транспорт стартует”.

“Сверхкрупный транспорт”… – подумал капитан. – “А ведь это самый большой корабль, что мне доводилось пилотировать”.

– Разрешение на старт получено, – бесстрастно сообщил голос бортового компьютера. – Площадка готова. Стартовые держатели разомкнуты. Корабль к старту готов.

Ильин боковым зрением увидел, как Прия с силой сжала руками подлокотники своего кресла. Странно, что она так нервничает: ведь ее отец говорил, что она опытнейший атомный конструктор, а эти специалисты фактически живут на космобазах.

– Старт! – громко сказал он.

И тут же почувствовал, как пол под ногами плавно качнулся.

“Агамемнон” отделился от грунта и, укутавшись белым вихрем тахионного потока, стал набирать высоту. Как только корабль потерял контакт с твердой опорой, мгновенно включились генераторы искуственной гравитации и гасители инерции – таким образом, экипаж совершенно не чувствовал смены скорости и направления, перегрузок и торможений. Это было обычным делом на крупных крейсерах, запасы энергии в реакторах которых были бездонны, но Ильин к этому не привык: на скоростных и маневренных военных кораблях приходилось терпеть перегрузки и пристегиваться при маневрировании (либо ломать руки или ноги о стены и переборки).

Взлет огромных кораблей на нереактивных двигателях всегда был очень эффектным. стороннему наблюдателю показалось бы, что корабль задрожал, пространство вокруг корпуса неестественно исказилось, словно под увеличительным стеклом, а затем из широких кормовых эмиттеров начинают вырываться нитевидные сияющие сполохи энергии; они сплетаются в некое подобие призрачного вихря, окутывают весь корпус корабля, и он, утратив вес, плавно отталкивается от земли и, порой неестественно резко, взмывает к звездам. Когда оболочка из тахионного вихря экранирует корабль от внешнего мира, внутри нее перестает действовать гравитационное поле планеты, и теперь пилоты могут, изменяя энергетический заряд на полюсах этого “кокона”, придавать кораблю неимоверную скорость. Только с помощью силы тахионов, полностью экранирующих гравитационное поле планет, возможно было поднять, например, из атмосферы Юпитера, такую громадину, как “Агамемнон” – никакие реактивные виды топлива, даже ядерные взрывы, для этого бы не годились. Огромным преимуществом тахионных двигателей было и то, что наряду с гравитацией экранировалось и релятивистское изменение времени. Находящийся внутри “вихря” корабль как бы выпадал из связанной физическими законами Вселенной и мог пронзать ее ткань, не оглядываясь на эти законы. Тахионные космические двигатели использовались не так давно, не больше полувека – но с их появлением границы достижимой Вселенной для человечества расширились во много раз.

Ильин наблюдал за слаженной работой экипажа, чувствовал через нейроджойстик ровный ритм работы двигателей – как будто уверенный шаг спортсмена, способного к долгому и мощному бегу. Все проходило так отточено и правильно, что мысли капитана поневоле пустились в отвлеченные раздумья.

“Подумать только! Шаровое скопление на краю Галактики! Древний пульсар, который даже не виден с Земли без сложнейшего оборудования. Невообразимая даль, расстояние, для которого в обычной, повседневной математике даже нет привычных чисел – только десятки с огромными значками степени. Фантастика для человека из прошлого века… И вот, я лечу туда. Для меня это уже и не так удивительно – я был в центре Галактики, и в пустоте за ее пределами, я человек, “переступивший через пространство” – и все равно мне тревожно. Что там будет? В этом странном месте, в ветхой колыбели миров, где каждый камень намного старше, чем Земля и Солнце, чем атомы в моем теле…”

– Капитан, гравитационное поле Весты пройдено. Разгоняемся до внутрисистемной крейсерской, – сообщил пилот Хат.

– Дайте оптическое изображение фронтальных камер на экран, – отозвался Ильин.

На выгнутой прозрачной стене тотчас же отобразились мириады звезд Млечного Пути. Качество изображения было настолько естественным, что казалось, Ильин смотрит прямо в космос.

– Помечаю Седну, – звонко прозвучал голос второго пилота, юной Оно Нгуен – и на экране среди звезд подсветился ничем не примечательный сектор темноты. Там и находилась Седна.

– Курс проложен и принят на выполнение, – сообщил корабельный компьютер. – Расчетное время выхода на орбиту Седны – 46 часов. Автопилот активирован.

Огоньки на их мнемошлемах пилотов померкли – это означало, что их разумы отключились от систем управления, и теперь “Агамемнон” целиком и полностью контролируется компьютером. Все три пилота расслабленно откинулись на спинки своих кресел.

– Как-то даже скучновато, если честно, – вдруг сказала Прия.

Ильин и Куратор Алай удивленно посмотрели на нее, и она впервые за сегодняшний день улыбнулась.

– Ну… Все так штатно. Никакого рева огня, горящей атмосферы за бортом, перегрева… Слишком уж все безопасно.

– Я бы, на вашем месте, не скучал по опасностям в космосе, – сдержанно отозвался Алай, – поверьте, это не особо приятно, когда корабль вдруг выходит из строя или перегревается.

– А кстати, почему на мостике нет старшего инженера? – спросил Ильин, поворачиваясь к Алаю. – Я, вот, действительно хочу вникнуть во все эти тахионные прелести. Вести такую громадину, как этот “Агамемнон” – это необычно даже для меня.

Алай вежливо наклонил голову и улыбнулся.

– Да, капитан. Старший инженер физического контроля – Марина Косова, она сейчас в реакторном отсеке. Там для нее больше всего заботы в первые сутки полета. Аннигиляционные реакторы ведут себя как люди. У них свои капризы. А у таких больших – и капризы большие. Поэтому на крупногабаритных…

– Спасибо, Марк, – прервал капитан. – Я пройдусь в реакторный отсек. А вы оставайтесь здесь и замещайте меня вместе с Прией…

Ильин встал и, еще раз поморщившись от вида по-военному вытянувшихся андроидов, прошел к мерцающему дверному проходу.

Главный аннигиляционный реактор “Агамемнона” был похож на гигантский колдовской артефакт из книжек в стиле “фентези”. Или на врата в другой мир. Ильин любил подбирать такие сравнения для космической техники или физических явлений. Мало кто знал, что волшебная фантастика с ее обилием драконов, магов и волшебных энергий, была его страстью – такой редкой страстью для члена суровой гильдии межзвездных шкиперов.

Реакторный отсек располагался в кормовой части корабля и по форме представлял собой идеальную сферу, диаметром примерно в пятьдесят метров. По внутренней поверхности этой сферы через равноудаленные промежутки были установлены ловушки взаимодействий – кристаллические призмы, укрепленные в металле стен на растопыренных, словно паучьи лапы, распорках. Эти кристаллы создавали экранный щит, который должен был сдерживать буйство энергии в центре сферы – в случае если она вдруг выйдет за пределы импактной камеры.

Центральная сфера казалась стеклянной, вернее хрустальной, но Ильин из курса базовой капитанской методички по астронавигации знал, что удержать аннигиляционную плазму не могло никакое вещество на свете. То, что казалось толстым слоем переливающегося хрусталя, было нематериальным гравитационно-временным полем, на создание и контроль которого уходила существенная часть производимой этим реактором энергии. Запуск таких реакторов был невозможен без сильной внешней подпитки, так что “заглохнуть” в космосе или на необитаемой планете было для кораблей этого класса огромной проблемой.

По внутреннему периметру оболочки реакторного отсека проходил сетчатый вольфрамовый мостик с перилами, на нем располагались несколько контрольных пунктов с компьютерами и дежурными андроидами. На одном из таких пунктов Ильин увидел две фигуры – рядом с коренастым атлетическим андроидом виднелся сутулый силуэт немолодой женщины.

Заслышав приближение капитана, Марина Косова отвернулась от дисплеев и выпрямилась, болезненно сморщив лицо. Видимо, у нее были проблемы с позвоночником. Это было странно, учитывая роскошной оборудование “Агамемнона”, в том числе и медицинское.

– Простите старуху, за то что не в должной форме, – проницательно сказала Косова, словно прочитав его мысли. – Даже с помощью чудес медицины трудно выглядеть бодрячком в сто тридцать.

– Вам сто тридцать лет? – опешил Ильин, забыв даже поздороваться.

– А на сколько я выгляжу?

– Не знаю… но не на столько.

Косова, несмотря на собственные слова, не выглядела дряхлой – скорее она походила на отставного профессора или бывшую актрису – явно не юная и видавшая всякие виды, но все еще полная энтузиазма. У нее были длинные серебристые волосы, туго стянутые в пучок, смуглая морщинистая кожа и быстрые серо-стальные глаза, затеняемые кибернетическими очками. Увидев такую женщину на улице на Земле, Ильин дал бы ей максимум шестьдесят пять.

– Перестаньте глазеть, капитан, я не музейный экспонат, – беззлобно улыбнулась Косова. – Разве вы не знали, что во флоте “Пламени” нет возрастных ограничений?

– Не знал, – признался Ильин.

– Важно регулярно сдавать тест профпригодности – физический, интеллектуальный и адаптационный. Я его сдаю намного лучше, чем многие молодые.

– Но вам, наверняка, трудно выполнять такую ответственную работу, – возразил Ильин. – Я с огромным уважением отношусь к старшему поколению, но…

– Но – что?

– Аннигиляционный реактор – очень опасная штука… А что если…

– Если меня хватит удар или я впаду в старческий маразм и взорву весь корабль, да? – снова засмеялась Косова.

Ильин смущенно пожал плечами.

– Простите, если обидел. Видимо, я еще не до конца понимаю кадровую политику “Пламени”.

Пожилая женщина посмотрела на него проницательным взглядом и распрямила спину.

– Наша корпорация строит не только космические, но и биологические двигатели, – произнесла она. – Внутри меня много адаптивных механизмов. Они ручаются за мое физическое состояние. Поверьте, мой племянник ни за что бы не поручил главный реактор “Агамемнона” слабому человеку. Как и не поручил бы миссию в целом такому идеалисту, как вы…без присмотра старших.

Ильин понял смысл ее слов только через несколько секунд, в продолжении которых, глупо нахмурившись, смотрел на сухую кожу на шее Косовой.

– Так… Нектон Хуррикан, гендиректор “Пламени”, – ваш племянник?!

– Точно так, – усмехаясь, подтвердила она.

– Да он что же, все семейство здесь расселил? Может, тут еще дедушка его поваром, или еще кто-нибудь…

– А что вам не нравится? “Пламя” – частная компания. Делаем что хотим – в рамках закона, конечно.

Ильин нахмурился и медленно перевел дыхание. Косова наблюдала за ним своими не по-старчески живыми глазами.

– Не знаю, какие у вас там отношения со своим племянником, – наконец, проговорил он. – Но в моем контракте ничего не сказано о том, что я должен как-то по особенному относиться к родственникам директора. Здесь – космос, и по корабельному уставу капитан – я. Поэтому я буду обращаться к вам только как к старшему инженеру физического контроля. А вы должны выполнять мои команды. Со всеми вытекающими правилами субординации. Ясно?

Косова молча кивнула.

– Прошу вас больше мне не давать никаких едких намеков, на то что вы тут за мной “присматриваете” и тому подобное, – резким тоном продолжал Ильин. – Если вы будете позволять себе подобное, я вас отстраню от должности и помещу в пассажирскую каюту до конца путешествия.

Старая женщина медленно протянула руку и коснулась его плеча.

– Ну что вы так, Эон, – мягко сказала она. – Я не хотела вас рассердить. Просто мне стало немного обидно, что вы так вот сразу посчитали меня старой никчемной развалиной. Согласитесь, что и вы судили поспешно.

Ильин перевел взгляд на мерцающую энергосферу в центре зала.

“Пора думать о деле. Не стоит выходить за рамки”

– Реактор работает штатно? – спросил он.

– Да, все в полном порядке.

– Какой процент мощности подавался на двигатели при старте с Весты?

– Семь процентов, – тотчас же ответила Косова.

Ильин удивленно присвистнул.

– Мощный… – невольно пробормотал он.

– Самый мощный, – сказала инженер. – До сих пор в Системе не строились корабли с таким потенциалом хода. Даже военные Носители уступают Агамемнону.

– А зачем все это? – пожал плечами Ильин. – Мы же не собираемся буксировать на Землю этот ваш Мафусаил целиком.

Косова снова загадочно усмехнулась.

– Сила всегда дает больше возможностей, капитан. Я бы на вашем месте очень гордилась, что управляю таким огромным зверем.

Она так именно и выразилась “огромным зверем”, причем Ильин с тревогой заметил, что когда Косова произносила эти слова, в ее глазах мелькнуло выражение хищного азарта.

“Ох, что-то неладное затевается в этом семпействе” – подумал он.

– Покажите мне график энергораспределения на экране, – велел он. И, встретив удивленный и слегка недовольный взгляд Косовой, добавил:

– Хочу воочию увидеть как этот “зверь” тратит свою силу.

Повинуясь жесту Косовой, подскочил андроид и с нечеловеческой быстротой забегал пальцами по клавиатуре устройства. На дисплее проступили цветовые дрожащие столбцы с техническими кодами и скупыми подписями. Ильин наклонился, щурясь и пытаясь вникнуть.

– Видите? – она показала на верхний желто-оранжевый столбец, над которым виднелась цифра 6,4. – Сейчас на производство и ускорение тахионов мы тратим даже меньше, чем семь процентов. Взлет всегда тяжелее, чем набор скорости.

– А когда будем набирать сверхсветовую? – спросил капитан.

– Тогда расход будет больше. Но все равно не превысит двадцати. Ну… если не произойдет чего-нибудь неожиданного. Ну а ниже – ее палец указал на маленькие шкалы, в которых показатели постоянно меняли значения – сами видите: расходы на гравитацию, свет, компьютеры и прочее – совсем мало. Так что, “бензина” хватит, капитан.

– А что это за “омега-резерв”? – Ильин указал на отдельный сегмент экрана, подписанный этим странным названием. Там тоже был столбик энергии, который сейчас дрожал около нуля, – но судя по размерам секции, мог значительно вырасти.

Косова немного помолчала, затем сухо проговорила.

– Это питание защитного ядра.

– Какого защитного ядра?

– На “Агамемноне” есть энергетический отсек с устройством для накопления тяжелых частиц.

– Зачем он нужен?

Косова слегка сдвинула брови.

– Это мощности, зарезервированные для инженерных экстренных случаев. Грубо говоря – это запас, на случай если что-нибудь пойдет не так. Придется перезапускать реактор… ну, или экранировать взрыв сверхновой.

Ильин нахмурился и непонимающе помотал головой.

– А почему я ничего об этом резервном запасе не знал?

Косова пожала плечами.

– Вас наняли так быстро… Изначально предполагалось, что корабль поведет мой внук. Должно быть, просто не успели познакомиться.

“Внук! Еще чего не хватало! Так я здесь как кость в горле для этой старухи!”… – с внезапным ощущением внутренней тревоги подумал Ильин.

– И где сейчас ваш внук? – спросил он. – Может и он где-то здесь, “приглядывает” за моей работой?

Косова несколько секунд помолчала, затем усмехнулась, на этот раз уже с неприкрытой насмешкой.

– Где он и кто он – не ваше дело, капитан. Субординация субординацией, а семья – дело личное.

Ильин кивнул.

– Ну что же, Марина, я рад знакомству. И рад тому, что мы поговорили, мне немного стала яснее ситуация с отношениями членов экипажа.

– И я рада, капитан, – отозвалась она, явно понимая его иронию.

– Вот и отлично. прошу вас каждые восемь часов рапортовать мне о состоянии реактора и основных энергосистем. Даже если все в полном порядке.

– Мне лично рапортовать? – удивилась Косова. – Андроида будет недостаточно?

– Я не люблю говорить с андроидами, – ответил он и, не прощаясь, пошел к выходу из отсека.