- -
- 100%
- +
Мне мягко светила Луна
И ухали совы под вой
Волков. Но любя и маня
Звала ты меня за собой.
«По этим тропинкам в лесу»
Ярослав Мальцев.
***
Июльский зной вовсю разошёлся, над проселочной дорогой плавился воздух, искажая горизонт. Пашни по обе стороны заросли сорной травой, а луга за ними не ждали косарей. Берёзовая роща невдалеке манила усталых солдат прохладой и тенью.
– Сашко, – крикнул Старшина самому молодому красноармейцу, – Сгоняй до лесу, чего там?
Безусый солдатик в ещё не протертой гимнастерке, споро перебирая ногами, помчался к роще. Конечно, он устал, как и остальные бойцы разведотряда, но в его отважном сердце горел огонь гордости, ведь его первого приняли в ряды Красной армии из семьи Вороновых.
Легкие горели огнём, когда он с шумом ворвался под тень деревьев. Рассеянный солнечный свет не позволял разглядеть детали. Александр Сидорович обругал себя за поспешность и спрятался за ближайшим стволом березы. А вдруг враг рядом?
Но в тишине июльского полдня все было спокойно: еле слышно переговаривались деревья, шурша листьями, да невидимые обитатели чирикали и изредка порхали в кронах. Казалось, что природа задремала, нежась под лаской солнца. Разведчик осмелел и выглянул из-за укрытия. Его привлекла низкая тень в кустах неподалёку. Руки рефлекторно сжали винтовку. Саша пригнулся, до боли в глазах он всматривался в обманчиво пустые кусты, пока не наткнулся на звериный взгляд.
Круглые близко посаженые темные глаза смотрели на человека, не мигая. Небольшой волк серой масти был один, что уже настораживало. Его необычные толи синие, толи по-человечески серые глаза заставляли усомниться в реальности происходящего. Человек и зверь оценивали друг друга, пока из-за кустов малины не раздался довольный щенячий рык. Волчица бесшумно растворилась в тени, Александр расслабился, ни одна мать не будет выгуливать дитя рядом с людьми. Окинув рощу последним внимательным взглядом, солдат побежал обратно. Место для стоянки подходящее.
Разбив лагерь у прохладного ручья, отряд принялся обсуждать дальнейший план действий. Воронов внимательно следил за разговором, ведь это его первая операция. У передового отряда было привычное для них задание – разведать дислокацию противника в районе деревушки Соломки, чтобы полковое начальство разработало операцию. Главная сложность заключалась в болоте, которое окружало селение. Со стороны полей и дороги пробраться незамеченными невозможно. Зная обычаи местных, старшина Боровин решил наведаться к соседям – моровчанам. Это тоже деревня в десять домов, но с другой стороны болота. Было решено, что в Моровку вступят открыто и встанут на постой, а вот расспросы вести стоит осторожно.
Ночь прошла спокойно. Укусы насекомых для бывших колхозников были привычны и не мешали мирно спать. Саше выпало дежурить в полночь, как молодого его жалели. Луна светила ярко, её свет таинственно кружился в просветах веток. В кругу камней потрескивали догорающие угли.
– Хорошо в глуши, будто и нет немцев, – рядом с бойцом опустился старшина.
– Товарищ старшина, я не сплю, все спокойно, – отрапортовал Александр, он не ожидал визита командира.
– Молодец, сынку, – дружески усмехнулся Боровин, – Там Войло подойти должён с разведки.
Саша побоялся спрашивать, зачем посылали смуглого тихого бойца в ночь, если решили на рассвете открыто вступать в деревню. Старшина пояснил сам:
– Мало ли что партизаны докладают, тут за час все измениться может, а у нас данные месяц назад получены. А Вовка, мужик умный да изворотливый, справиться.
– Свои, – послышалось из темноты соседних кустов.
Саша и Кузьма Петрович вскочили, одновременно хватаясь за оружие. На лунный свет вышел высокий стройный Вовка Войло.
– Староста Порщенко и полицай Куман на своих должностях, ждут прихода Красной армии.
– Спокойно все значит, – улыбнулся Боровин.
– К себе нас приглашает баба Марфа, с неё – крыша над головой, с нас – хлев поправить, – Вова уже укладывался спать.
– Тож неплохо, – отозвался старший.
Ещё через час Сашу сменили, а дальше наступило утро.
Солдаты поднялись на самом рассвете. Споро свернули лагерь, скрыв следы своего пребывания. Моровка встретила бойцов тишиной и настороженностью. На единственной улице не было ни души. На хатках серела старая побелка, из окон боязливо выглядывали худенькие большеглазые дети.
Войло уверенно указал на крупную избу почти в центре деревни. Когда-то это бы крепкое хозяйство с большим хлевом и птичником. Баба Марфа оказалась крепкой старушкой с властным зычным голосом. Бойцов она встретила радушно, Саше даже показалось по-матерински.
Солдаты расположились, осмотрели сарайку, которой оказался бывший хлев: "А что ж ему стоять-то бестолку?", и рассредоточились по округе.
Саше достался опрос некой вдовицы Лизаветы. Опрятная женщина лет сорока выделялась на общем фоне искусной вышивкой на всём чем только можно. Она охотно пустила солдата в дом, угостила травяным чаем с пресными лепешками. Александр рассеяно рассматривал вышивку на полотнах, укрывавших большую печь и сундук, лавки и стол, даже бывший красный угол, пустовавший сейчас, и слушал бесконечные рассказы о четырёх сыновьях с золотыми руками, ушедших на фронт.
– А однажды Ванютка чуть седого волка не поймал, – продолжала Лизавета.
– Много тут волков водится? – заитересовался солдат, вспомнив вчерашнюю встречу.
– Да откуда? –всплеснула руками женщина и улыбнулась, – Седой всех и пораспугал. Появился тут одной весной, худющий да злющий, ещё до немцев. Из местных-то, считай, никого не осталось, тело вожака мужики в лесу нашли, узнали по сломанному клыку, говорят, будто и не зверь его рвал, а бес какой. Осел седой в зарослях у болота.
– Неужели мужики не охотились? – удивился Саша, вспоминая о зарезаных волками овцах в родном колхозе.
– Дык, он к деревне не подходит, мужики только его волчицу с волчонком видали издали.
– И к болоту пускает?
– А зачем оно ему? Ходим, да и пропал седой как… – Лизавета не договорила. Тяжело ей говориться том, что перевернуло жизни и заперло таких вот старушек в прошлом, тяжёлом, но родном.
– В этом году много ягод насобирать думаете? – перевёл Саша разговор на другую тему, более насущную.
– Как Бог даст, – задумчиво произнесла Лизавета, – коли дожди зачастят, так ноги осенью протянем. Болото разойдётся и ягодники затопит. Много солнца тоже плохо – повянут.
– С Соломками давно поляны поделили?
– Дык, наш край болота – наши ягоды, ну а их край – нам дела нет.
– И не встречаетесь?
– В засуху тропки проступают, тогда ещё можем по-соседски встретиться, а так мало кто дорогу находит. Петрушка мой как-то повадился в Соломки к Настьке бегать, – ушла вдова опять в воспоминания. На её лице расцвела счастливая улыбка.
– Сватался? – Саше нравилось слушать Лизавету. Её трогательные истории напоминали о доме и мирном времени. Лишь незначительные детали быта и говора говорили о том, что в других обстоятельствах собеседники не встретились бы – так далеко они жили друг от друга.
– Скорее присматривался, на месяц его хватило. Говорил Верка его три раза в болото роняла. Не ходи, говорила, утопнешь.
– А Вере, значит, можно? – заинтересовался солдат.
– Это странная семейка. Поселились они с мужем – кузнецом у самого болота года четыре назад. Мальчишка у них лет пяти – Семён. Нелюдимые сразу были, а как эти пришли, так и вовсе пропали. Бирюка совсем не видать – перед войной пропал, а Верка с Семой по лесам прячутся, иногда заглядывают в свою хатку – новости узнать да отоспаться.
– Что же им дома не живётся, местные лютуют? Не по нраву они вам?
– Да ты чего, солдатик! – возмутилась Лизавета, – Просто, они – русские, как я – татарка! Имя-то у ней привычное, а как взглянешь, так и хочется Сарой или Софой назвать. Куманик на Верку глаз положил, сам о немцах предупреждает.
Они еще немного поговорили. Лизавета показала свое хозяйство, в основном состоявшее из добротных вещей и построек, сделанных сыновьями. Парней в колхозе ценили, да и на фронт они отправились добровольно один за другим. Младший так вообще тайком убежал. Добрался до города и прибавил себе пару лет.
Оставшийся день Саша посвятил осмотру окрестностей: дошел до болота, обширного и основательного, видел и хатку Веры, пустой дом скучал по жильцам, на подоконнике стоял высокий горшок с красным цветком на круглом боку.
Вечером у Марфа в доме состоялось обсуждение. Ничего нового бойцы не разузнали. Немцы в Моровку наведывались редко, через болото никто не ходит, только по краю собирают ягоды да травы. Лечением занимается знахарка, живущая на краю деревни.
– В общем, – затянулся самокруткой Старшина, – Надо искать эту Веру. Из местных она больше всех знает о болоте.
Сказать это было легче, чем сделать. Недалеко от хатки был устроено гнездо для постоянного наблюдения. Солдаты по очереди ждали хозяйку, но за трое суток никто не появился. Старшина начал планировать запасной план разведки.
***
Александра Воронова сменил товарищ в гнезде не более часа назад. Солнце уже скрылось за горизонтом и дневная жара начала спадать. Мирный стрекот кузнечиков и запах прелой травы навевали мысли о доме, а затекшие мышцы просились на прогулку.
Раз Старшина не отдал конкретных приказов на оставшееся до отбоя время, Саша решил осмотреть окрестный лесок, заодно и размяться не помешает.
Легким пружинистым шагом солдат пересек границу березовика и хвойного леса. Прохлада и свежесть сосняка заставляли забыть и о задании, и о чувстве голода, и даже о войне. Саша нашел несколько кустиков черники и на ходу закинул ягоды в рот, стараясь не замарать гимнастерку.
Впереди показался просвет, он привлек внимание юноши. Стройные сосны расступились и открыли сказочный вид на водоем, дальний конец которого тонул в зарослях камыша и рогозы. Из кустов слышалось кваканье лягушек, на поверхности плавали кувшинки. Пологий берег манил отдохнуть.
Поддавшись искушению, солдат прилег на берегу. Темнеющее вечернее небо завораживало мерцанием еле заметных звезд. Саша потерялся во времени, вспоминая, как в детстве с отцом и братьями они также лежали после тяжелого дня, и запах свежескошенной травы забивал ноздри, напоминая о хорошо проделанной работе.
Как-то незаметно к звукам сумерек добавился новый – плеск воды, порожденный живым существом. Любопытство взяло свое – Саша осторожно приподнялся и внимательно осмотрел гладь водоема.
Легкая рябь от вечернего ветерка ловила последние блики света, но у дальнего берега плескались двое: волчица и волчонок. Создавалось ощущение, что мать учит своего ребенка, так спокойны и выверены были ее движения. Хищница то отплывала к центру, то возвращалась обратно, предлагая щенку повторить.
Сумерки сгущались, пора было возвращаться в деревню. Боец Красной армии выпрямился, потянулся и хотел уже уходить, когда на воде серая голова волчицы стала больше напоминать женскую. Казалось, за светлым образом лица распустился невиданный цветок длинных темных волос. Саша моргнул, и ведение исчезло, в воде по-прежнему резвились животные.
Суеверно плюнув три раза через левое плечо, Александр Воронов быстрым шагом вернулся в деревню. Он не оглядывался, но видение девушки в воде его не оставляло. Стоило закрыть глаза, и шелк волос снова манил к себе, а лесной пруд и вовсе стал магнитом. Стоило высвободится паре часов, как юноша выходил на заветный берег.
***
Через пару дней Войло прилетел в деревню до окончания дежурства. Парень явно быстро бежал, его рубашка взмокла, по лицу катились капли пота.
Старшина с ребятами как раз закончил латать крышу сарая. Прошла неделя с начала наблюдения, пора было принимать решение.
– Мальчишка в доме, – прошептал разведчик старшему.
К избушке на окраине деревни отправился сам Боровин. С собой он взял только Войло. Саша с остальными последовали к дому после завершения починочных работ О чем беседовали умудренный боец и мальчишка семи лет никто не слышал, но из дома они вышли вместе. Парнишка оказался крепко сбитым, жилистым, смотрел исподлобья, цепким взрослым взглядом карих глаз. Саше показалось, что жизнь в лесу не пошла ему во вред, ведь он не выглядел истощенным, как остальные деревенские дети.
Мальчик посмотрел на небо, казалось, принюхался, и коротко бросил:
– Завтра на рассвете, – после чего развернулся и похромал в дом.
Старшина дал приказ рассеяться по округе и выйти на марш на рассвете. Бойцы прощались с новыми знакомыми, помогали старушкам по хозяйству, проверяли вещмешки и оружие.
А Саша Воронов бежал к лесному озеру. Сосновый подлесок цеплялся за одежду и царапал лицо, но парню было все равно. Остался последний шанс увидеть странную волчицу.
Он остановился только перед озером. Она сидела на берегу спиной к нему. Волна темных волос прятала стройную спину. Белое простое платье больше напоминала ночную сорочку.
– Зачем ты ходишь? – ее голос оказался мягкий, Саше показалось, что он его окутал, как мягкое покрывало.
– Тянет, – тихо проговорил он, восстанавливая сбившееся от бега дыхание.
– Вы скоро уйдете, забудь, – девушка не поворачивалась.
– Война закончится, – Саша опустился на мягкую траву позади волшебной незнакомки.
– Верно, но у меня семья.
– Твой муж пропал, а сын достаточно взрослый. Они не нуждаются в тебе.
– А ты? – девушка обернулась.
Саша впервые видел ее так близко. Каждая черточка узкого лица казалась родной. Именно эта нимфа с тонким прямым носом, белоснежной гладкой кожей и бездонными глазами в пушистых ресницах являлась ему во сне и звала к этому лесному водоему.
– Я обещаю вернуться, заберу тебя и сына к себе, мы уедем далеко в Сибирь, хочешь, в деревне останемся, хочешь – в городе… – Саша долго и страстно расписывал, как они будут жить после войны, как он положит к ее ногам весь мир и достанет звезду с неба, лишь бы она была рядом.
Девушка слушала его, не перебивая, и на ее губах расцветала нежная улыбка, но в уголках затаилась грусть. Неожиданно она встала, не раздеваясь, побежала в воду.
Молодой красноармеец последовал за девушкой чуть позже – военная выучка не позволила мочить форму.
Они встретились почти в середине водоема. Прохладная вода остужала горячие тела, разум давно попрощался с обоими. Только упругое тело под ладонями, оплетающие тяжелые волосы и сбитое дыхание.
Больше они не разговаривали, но попрощались, когда небо приобрело серо-синий оттенок, и потускнели ночные звезды.
Сеня на рассвете уже ждал отряд на тропинке к болоту, в руках только длинная палка. Его правая лодыжка была плотно перетянута портянкой.
– Нормально дойдешь? – уточнил Старшина, указывая на босые ноги ребенка.
– Как обычно, – ответил Сеня, поворачиваясь к лесу.
Отряд выстроился в боевой порядок, операция началась.
Только Саша, углубляясь в чащу, еле слышно попрощался:
– Я вернусь, Вера…
Война шла еще два долгих года. Александр Воронов прошел ее всю. Много всего было: он горевал о людях и уничтожал нелюдей, прятался в окопах и бежал в лобовую, находил и терял друзей и врагов. Иногда, казалось, что только обещание, данное когда-то в безымянном лесу девушке-волчице, спасало и давало силы жить.
Все течет, все изменяется – так говорили древние. Капитан Воронов сошел на маленькой железнодорожной станции, которую совсем недавно построили для лесозаготовок.
Светлые волосы с проседью – подарок от прошлого – спрятал под фуражку. Офицерская форма советской армии вызывала гордость и улыбки случайных встречных. До Моровки подбросил солидный мужичек на телеге с сеном. Александр вспоминал деревенское прошлое, и время, когда звался просто Сашкой.
Знакомая улица преобразилась: Большинство домов белели свежими стенами, розовощекая малышня бегала по улицам под присмотром старших детей. Большинство взрослых были на колхозных полях. Изба доброй предприимчивой Марфы дополнилась пристройкой, а вот у рукодельницы Лизаветы покосился старый сарай.
Капитан легко по памяти дошел до леса. От избушки Веры и Сени остались одни стены, да крыльцо, заросшее травой, но теплые воспоминания влекли мужчину дальше, к тому самому водоему.
Лес, хоть и поредел, остался прежним – прохладным, тенистым. Шум листвы и хвои смешивался с жужжанием насекомых и переливами птиц. В лесу время замирает, создавая особое пространство.
Берег открылся раньше, чем помнил Саша. Та же, но другая вода насыщала воздух прохладой и влагой. Пахло грибами. Капитан, не жалея формы, сидел на берегу, долго или бесконечно неизвестно, тени на воде вели свой неспешный хоровод.
Тихий плеск отвлек Воронова от воспоминаний. На другом берегу кто-то плавал. Капитан замер, до боли в глазах высматривая нарушителя тишины. Волк! Один! Сердце учащено забилось.
Животное с призывным лаем выскочило на берег, а из-за деревьев выступили еще двое: крупный, черный с седой спиной волк и особь поменьше серой масти. Александр поднялся, он понял кто перед ним.
Волки тоже заметили чужака. Старший спокойно развернулся и скрылся в лесу, мокрый подросток, казалось, демонстративно встряхнулся в сторону чужака и последовал за отцом, стройная волчица замыкала тройку, лишь на чуть-чуть задержавшись.
Капитан Воронов успел запрыгнуть в последний вагон уходящего поезда. Он сдержал обещание вернуться, но уезжал один, долгий взгляд цвета грозового неба навсегда останется с ним. Он улыбался удаляющемуся безымянному лесу, понимая и прощая волчицу Веру.