18 августа 1855 года

Сегодня минуло 6 месяцев с того рокового дня, в который Россия лишилась Императора Николая.

Нельзя сказать, чтобы в сей день общая скорбь о незабвенной утрате возобновилась; нет, сия скорбь еще вполне жива в сердцах оплакивающего его семейства, в душе народа, его оплакивающего! Но церковь и обычаи установили урочные дни, в которые любовь и память по умерших особенно обращаются к ним и услаждают скорбь свою и духовно укрепляют ее заупокойными молитвами. И сегодня в соборной церкви Св. Апостолов Петра и Павла, пред гробницею Николая I, в виду родственных гробниц Петра, Елизаветы, Екатерины, Александра, совершена была панихида о нем, достойном вечной памяти и вечной славы. Царская семья, а позднее Двор, высшие сановники, чиновники военного и гражданского ведомств, народ спешили во храм, чтобы с любовью и верою творить по нем умилительные и торжественные поминки.

Мысль и душа каждого переносились обратно в минувшее время, протекшее с обычной своей скоротечностью.

Между тем, в течение этих шести месяцев, события шли своим чередом; и какие события! История едва ли представляет им подобные.

Но ни время, ни события не изменили России. Дух ее еще носит отпечаток того, который тридцать лет правил судьбами ее. От Царя до подданного Россия поныне остается верна Ему.

Вражда могла думать и надеяться, что переменою царствования будет перемена и в правилах, руководивших русскою политикою. Она думала, что имела упорным противником себе одну личность Самодержца; что с кончиною его, русское правительство будет сговорчивее; что новый Царь, начиная, так сказать, новый период в государственной жизни народа, не связанный событиями прошедшего, может снизойти на уступки и удовлетворения требованиям западных держав; что русский народ, утомленный долгою бранью, истощенный тяжкими пожертвованиями, будет ждать мира от нового Царя. Но вражда ошиблась. Она имела дело не с «волею», но с «убеждением» самодержца, – с убеждением, которое с высоты Престола и из глубины царской души излилось, проникло и воодушевило весь народ. Сие убеждение перешло к Царскому Преемнику, с державным наследством. Он принял его вместе с правами и обязанностями своими, вместе с добровольною, но священною ответственностью пред Богом и Отечеством, над которым Бог его поставил; пред памятью великих предков, коих он внук и наследник, пред памятью великого отца, коего он сын, питомец и преемник; пред грядущим России, пред сыном своим, которому также он должен некогда сдать чистым и честным свое великое и священное достояние.

Так, вражда ошиблась. Россия поныне осталась верна Императору Николаю; в день 18 августа она все еще та же, какою была по день 18 февраля.

Державный сын верен памяти державного отца. Как родитель его, он готов на честный мир; но как родитель, готов и на упорную, кровопролитную борьбу, если вражда, безумная в началах своих и вероломная и ожесточенная в действиях, не отречется от своих дерзких и несбыточных требований.

Верен ему и народ, который, в виду гробницы и престола, воодушевляется двойным усердием, возгорается двойным пламенем и готов принести все жертвы и всего себя на жертву, чтобы оправдать прошедшее и отстоять настоящее; полный любви и благодарности к минувшему царствованию и безусловно и неограниченно преданный воцарившемуся Государю.

Верно ему и войско его, которое он любил, усыновил любовью своею и которое беспримерным мужеством и самоотвержением оправдывало пред живым, и ныне оправдывает пред Царскою тенью, доверенность и любовь, которую он к нему питал и, в изъявлении последней своей воли и последних желаний, передал своему сыну и преемнику.

Верность свою памяти его запечатлел и ты, святодоблестный и многострадальный Севастополь, постоянный предмет его живых попечений, забота и скорбь его предсмертных дум.

Кровью залитая почва твоя, твои окровавленные и сокрушенные стены, освященные падением стольких славных жертв, стольких жертв неизвестных и безгласных, свидетельствуют о неустрашимости, о доблести твоих мужественных защитников.

За камни не отвечаем, но ручаемся за людей. Грозные и многочисленные неприятели, ражженные беспримерною злобою и вооруженные всеми пособиями и орудиями науки убийства и разрушения, могут сокрушить каменные твердыни, но дух твой несокрушим, христолюбивое, мужественное, мученическое воинство! Венцы земной славы и нетленные венцы, обетованные воинам, павшим за Веру, за Отечество и братьев, равно принадлежат тебе.

Чтобы с тобою ни было, возлюбленный и геройский Севастополь, ты отныне народная святыня Русской земли; ты гордость, слава и любовь России!

В сей день, ознаменованный нашими заупокойными молитвами, Севастопольское войско, без сомнения, вспомнило слова, переданные ему по воле Царя и ныне ему повторяемые из глубины его гробницы:

«Благодарю всех за усердие. Скажи нашим молодцам, что я на них надеюсь. Никому не унывать; надеяться на милосердие Божие; помнить, что мы, Русские, защищаем родимый край и Веру нашу и предаться с покорною воле Божией. Да хранит тебя и вас всех господь! Молитвы мои за вас и за наше правое дело, а душа моя и все мысли мои с вами».

Многих уже нет из тех, к которым были обращены сии священные, задушевные слова, полные великодушия и покорности и высшего красноречия, то есть красноречия души. Некоторые из храбрых опередили Царя своего, другие вскоре за ним последовали. И те, и другие соединились ныне с великим царским сподвижником, и вместе с Ним, как на земле бодрствовали и трудились они за Россию, так ныне молятся за нее пред престолом Того, Коего пути неисповедимы, но Который сказал ближним и верным своим: «Да не смущается сердце ваше: веруйте в Бога и в Меня веруйте». «Претерпевый до конца, тот спасен будет».

Но пережившие ратных братьев своих, но новые сподвижники, поспешившие со всех концов Русской земли стать в ряды воинственной дружины, повторили эти священные слова с благоговейным умилением. Они почерпнут в них новое мужество, новую силу на отражение неприятеля, или на достохвальную смерть, которую в роды родов ублажат церковь и благодарное Отечество.